Комментарии и примечания

ПАМЯТНИКИ ПИСЬМЕННОСТИ ВОСТОЧНЫХ СЛАВЯН Школа как социально-педагогический институт воспитания подрастающего поколения появилась вместе с изобретением буквенно-звуковой письменности. Иного пути возникновения школы история не знает.
Поскольку письменность и школа — важнейшие факторы культурного развития восточных славян, то первоначальная история их стала предметом грубых фальсификаций со стороны реакционных историков на Западе, идеологических диверсий советологов. Одни из них изображают Древнюю Русь как страну извечно отсталую, забитую, другие доказывают, что школа в России появилась лишь в XIV в., благодаря польским иезуитам, третьи утверждают, что Россия до Петра I находилась в состоянии тысячелетнего сна, пребывала в полном отчуждении от Европы и поэтому не могла создать своей культуры, просвещения; культурное наследие России, считают они, является результатом иноземных влияний. Явную тенденциозность, ведущую к искажению исторической правды, демонстрируют современные поборники православия. Они утверждают, что дохристианская Русь не знала письменности, а получила ее благодаря церкви, что только после принятия христианства на Руси появилась письменность. Убедительнейшее доказательство существования письменности на Руси в дохристианское время — тексты договоров, заключенных русскими князьями с Византией в первой половине X в. В статье договора 944 г. говорится о том, чтобы русские послы и купцы приезжали в Греческую землю не с печатями, а имели при себе грамоты. Это значит, что князь Игорь должен был содержать в Киеве писцов для составления официальных документов своим дипломатам и торговым людям. Договоры на Руси с греками 911, 944 гг., дошли до нас в летописях, поэтому долгое время особенности русской письменности до XI в. оставались неизвестными. В 1949 г. археолог Д. А. Авдусин обнаружил в Гнездове, возле Смоленска, корчагу (хозяйственный сосуд), на которой сохранилась надпись середины X в. «гороухша» или «гороушна» (т. е. горчица, горчичное семя или какое-то горючее вещество) [1, с. 71 — 72J. Следовать .но, на Руси уже в то время пользовались письменностью, близкой по гра- тммлгъ • -mAKon9на другом: «Мешок мечника Плотвицы под этой метой». По заключению В. Л. Янина и Е. А. Рыбиной, цилиндры оказались бирками к мешкам с ценностями, которые предназначались для сборщиков судебных штрафов в пользу князей. И тот и другой цилиндры — памятники юридической практики 70-х гг. X в. На них сохранились знаки князей Ярополка Святославича (977—980) и Владимира Святославича (970—977). Иными словами, они показывают существование деловой письменности на Руси еще в языческий период [6, с. 141]. В 1951 г. в Новгороде в слоях 28-го яруса найдено писало 953—972 гг., второе писало обнаружено в 1955 г. и датируется 972—989 гг. [7, с. 167]. Кроме археологических источников сохранились свидетельства мусульманских писателей и путешественников Эль-Массуди (ум. в 956 г.), Ибн-ель-Недима (от 978 г.), Ибн-Фадлана (от 921 г.), Фархад Дина и других о русских письменах. Большое внимание славянских лингвистов привлекло «Паннонское житие» Константина-философа. Во время поездки в 860 г. в Хазарию Константин остановился в Херсонесе (Крым), где «Нашел же здесь евангелие и псалтырь написаны русскими письменами, и Человека нашел, говорящего на том языке, и беседовал с ним, и понял смысл этой речи, и, сравнив ее со своим языком, различил буквы гласные и согласные, и, творя молитву богу, вскоре начал читать и излагать (их), и многие удивлялись ему, хваля бога» [5, с. 77—78]. Таким образом, накопился ряд археологических и других материалов, которые вскрывают научную несостоятельность различных концепций о том, что письменность на Руси появилась лишь после 988 г., т. е. после введения христианства. Берестяная грамота (№ 271), найденная в Новгороде. В. JI. Янин так объясняет текст грамоты. «Самое интересное в грамоте,— пишет ученый,— слова Якова Максиму: «...пришли ми цтения доброго». Здесь не может подразумеваться книга богослужебная. Если бы Якову нужна была книга для церковной службы, то он точно назвал бы ее, потому что выбор таких книг был строго регламентирован. Якову нужно какое-то занимательное чтение. Может быть, летопись. Или военная повесть. Или переводная повесть. Или житие какого-нибудь... святого, которое для средневекового читателя было тем, чем для современного приключенческие романы. Максим знает вкусы своего кума и друга Якова и сам решит, какую книгу выбрать, чтобы она понравилась Якову... Письмо Якова написано свободно, живым и связным языком, принадлежащим человеку интеллигентному. Но это письмо важно и для характеристики нашего Максима. Человек, который мог выбрать для своего друга интересную книгу, несомненно, должен был располагать библиотекой таких книг. А это незаурядная деталь» [7, с. 126—127]. А. В. Арциховский датировал грамоту (№271) XIV в., но она свидетельствует о том уровне распространения грамотности в XII—XIII вв. в Новгороде, который создал базис для расцвета в XIII—XIV вв. в Новгороде рукописной книжности. Об этом же свидетельствует и другой факт: когда во второй половине XVI в. понадобилось собрать в Москву книги старого письма, то из монастырских книгохранилищ Новгородской и Псковской земель было доставлено свыше 2000 старорусских рукописных свитков. * * * Существование письменности на Руси в языческий период, вероятно, поддерживалось способами обучения. Ими могли быть индивидуальное и групповое обучение грамоте язычников, которая удовлетворяла потребности языческих верхов и религиознокультовые потребности появлявшихся христианских общин. Групповое обучение чтению и письму было первоначальной формой школы. Параллельное существование языческих и христианских школ известно в период перехода от язычества к христианской религии в Византии и других странах Европы. По-видимому, и Русь на определенном этапе не составляла в этом отношении исключения. Однако в летописи ясно сказано, что Владимир создал школу для детей — «нарочитой чади» — придворной знати, бояр, дружинников, городской аристократии. Именно этой знати нужно было «книжное учение» для осуществления внутренней и внешней политики развивавшегося феодального государства. Дворцовая школа «книжного учения» была государственным учебным заведением господствующего класса феодалов. -В Киевской дворцовой школе получали образование администраторы периферийных земель — посадники, подбиравшиеся из числа приближенных князя; среди них новгородский посадник боярин Остромир, по заказу которого изготовлено знаменитое Остромирово евангелие (1056—1057). Исследователи высказывают предположение о киевском происхождении и образовании заведующего канцелярией Остромира Петра, каллиграфиста Григория, кодификаторов «Русской Правды» Коснячка, Перенега, Никифора Киянина, боярина Ратибора, образованность которого подтверждается многочисленными документами, от которых сохранились лишь печати, киевского митрополита Илариона, новгородского епископа Луки Жидятича, редактора «Изборника 1076 года» Иоанна, вышгородского властелина, «градника» Миронега, активно поддерживавшего князя Ярослава, Константина Добрынина, впоследствии убитого в Муроме, и других. Уже в XI в. Киев отличался значительным культурным потенциалом. ИСТОЧНИКИ О ШКОЛАХ XI—XIII вв. Киевская школа «учения книжного» 1 И поставил церковь во имя святого Василия на холме, где стоял идол Перуна... Перун — языческий бог восточных славян, бог грозы, молнии и грома.. В 980 г. князь Владимир приказал изваяния главных восточнославянских божеств поставить на киевском холме. На первое место он выдвинул Перуна, которого в то время почитали как бога войны и княжеской дружины. По мнению Б. А. Рыбакова, персонифицированный образ Перуна изображен в верхнем ярусе на Збручском идоле (IX —X вв.) [42, с. 402—417]. 2 988. В лето 6496... Владимир... посылал... собирать у лучших людей детей и отдавать их в обучение книжное. Б. Д. Греков писал: «Совершенно ясно, что «учение книжное» — это не обучение грамоте, а школа, где преподавались науки, давалось серьезное по тому времени образование. Грамоте обучали не в этой школе. Простая грамота была известна на Руси задолго до Владимира» [13, с. 15]. Это «систематическое образование, обучение тогдашним наукам» [14, с. 405]. Созданная князем школа «книжного учения» являлась дворцовым учебным заведением. Обращает на себя, внимание тот факт, что принятие новой веры и организация школы протекали одновременно. И крещение Руси, и распространение грамотности князь считал звеньями единой политики — укрепления государства при помощи грамотного административного аппарата. С другой стороны, и князь и церковь в равной степени были заинтересованы в подготовке грамотных людей, готовых к внушению народным массам представлений о божественном происхождении государственной власти. Таким образом, в школьном «строении» выражалось стремление феодальных верхов из идеологических соображений усилить влияние власти и новой религии на массы не только принуждением, но и педагогическими средствами, в силу чего школа со стороны князя Владимира получила активную поддержку. Со временем в древнерусском языке рядом с понятием «книжное учение» от глагола «учить» стал складываться более удобный термин «училище». Давность его подтверждается бытованием с оттенками в диалектах. Так, в карпатских говорах до середины XIX в. употреблялось для названия школ слово «учило». В 1836 г. М. Шаш- кевич назвал свой учебник грамоты «Читанка для деток в народных училах руських». В. И. Даль записал тверское диалектное — учельня — «всякое заведение для обучения чему-либо, школа» [16, с. 528]. В древнерусской письменности термин «школа» впервые встречается в 1382 г. Б. Д. Греков, М. Н. Тихомиров, Л. В. Черепнин, А. В. Арциховский, В. Л. Янин и другие историки, следуя общеевропейской традиции, ретроспективно распространили термин «школа» на учебные заведения Киевской Руси. 3 Когда отданы были в учение книжное... Историк русской церкви Е. Е. Голубин- ский, отрицавший школьное обучение на Руси, истолковал этот текст как распределение детей для домашнего обучения в частные пансионы прибывшим из Греции ученым монахам [12, с. 711]. Если учесть тот факт, что учитель X—XIII вв. в силу несовершенства методой обучения и индивидуальной работы в процессе занятий с каждым учеником в отдельности не мог заниматься более чем с 6—8 учениками, а князь набрал в школу большое количество детей, то он вынужден был на первых порах распределить их между педагогами. Такое деление учащихся на группы было обычным в школах Западной Европы того времени. Из дошедших до нас актов кантора школ средневекового Парижа известно, что количество учащихся у одного учителя оыло от 6 до 12 человек, в школах Клюнийского монастыря — 6 человек, в женских начальных школах Тиля — 4—5 учениц [45, с. 181]. Восемь учеников изображены на миниатюре лицевого «Жития Сергия Радонежского», 5 учеников восседают перед \мителем на гравюре лицевой «Азбуки» 1637 г. В. Бурцова. О таком же количестве учащихся свидетельствуют берестяные грамоты новгородского школьника XIII в. Онфима. Среди них одна с почерком, отличным от почерка Онфима (№ 201) [3, с. 221]. В. Л. Янин предполагает, что эта грамота принадлежит товарищу Онфима по школе [53, с. 52]. Соучеником Онфима был Данила, которому Онфим приготовил приветствие: «Поклон от Онфима к Даниле». Нельзя не отметить сходства почерка Онфима с почерком грамоты № 65, по-видимому, принадлежавшей третьему соученику [43, с. 165]. Возможно, с Онфимом учился и четвертый новгородец— Матвей (грамота № 108), почерки которых очень схожи [43, с. 168]. Как видим, и письменные и археологические источники свидетельствуют о школе как основной форме обучения детей в Древней Руси. 4 Заложил Ярослав город большой, у которого сейчас ЗЬлотые ворота. «Город Ярослава» — первоклассная фортификационная система, построенная в верхней части Киева после утверждения в 1019 г. Ярослава Мудрого на великокняжеском престоле. Сооружалась она как продолжение «града Владимира». К созданию города-крепости побуждала князя сложная международная обстановка — нападения печенегов с юга и угроза Польши с запада. Окруживший новую постройку вал представлял собой гигантские земляные стены. Перед валом, там, где он проходил по относительно ровной поверхности, находился глубокий ров; вал дополняла стена из дубовых городен. Такой мощи не было ни у одного из фортификационных сооружений городов Древней Руси. Парадную сторону «города Ярослава» украшали Золотые ворота, через которые проходил главный въезд до Софийского храма. Ворота с ярусами, бойницами, боевыми площадками и надвратной церковью Благовещения («чтобы благие вести шли в град») подымались в высоту на 30 м. Верх церкви был позолочен, поэтому, как считают исследователи, ворота были названы Золотыми. Подступы к ним пересекал ров с перекидным подъемным мостом. Через ворота выезжали иностранные послы, выступали в боевые походы княжеские дружины, возвращались с поля боя храбрые воины. Ворота являлись символом непобедимости и политической независимости Киева. Достичь победы в районе Золотых ворот было почти невозможно. Летопись ни разу не говорит о захвате Киева с их стороны. Не удалось это и монголо-татарам, обладавшим мощной осадной техникой — стенобитными машинами. Лишь овладев в 1240 г. городом, они разрушили это первоклассное оборонительное сооружение. В 1750 г. руины ворот с целью сохранения их остатков были засыпаны землей, в 1832 г. раскопаны. В 1982 г. в связи с 1500-летием Киева ворота были восстановлены. 5 ...заложил... затем монастырь святого Георгия и святой Ирины. Георгий — христианское имя Ярослава, Ирина — христианское имя жены Ярослава Ингигерды, дочери шведского короля Олафа Скотконунга. В «Киевском синопсисе» сказано: «Ярослав построил церковь Великомученника Георгия от камене, во имя себе от святого хрещения данное, и церковь и монастырь святыя Ирины недалече от святые София». 6 И написали они много книг, по которым верующие люди учатся... Д. С. Лихачев, комментируя это известие летописи, пишет: «Здесь отмечается учреждение Ярославом Мудрым при храме Софии особой переводческой школы, где переводчиками, по-видимо- му, были те самые русские из детей «нарочитой чади», которых Владимир приказал набирать для обучения. Научное исследование памятников древнерусской литературы открывает все большее количество переводов, которые были сделаны в XI в. с греческого языка на русский язык, и при этом русскими переводчиками. К числу таких переводов принадлежат переводы Хроники Георгия Амартолы, Хроники Синкелла, замечательный перевод «Истории Иудейской войны» Иосифа Флавия, блещущий богатством и гибкостью языка, переводы «Христианской топографии» Козьмы Индикоплова, «Александрии», «Повести об Акире Премудром», «Жития Василия Нового» и др. Эта интенсивная переводческая деятельность была только одним из проявлений того большого литературного подъема, которым характеризуется княжение Ярослава Мудрого» [37, с. 376]. 7 Отец ведь его Владимир землю вспахал и размягчил, то есть крещением просветил, а мы пожинаем, учение получая книжное. Слова летописца о том, что Владимир «вспахал» почву для развития просвещения, а Ярослав посеял книжное учение, раскрывают определенную преемственность в развитии древнерусского образования, дают возможность представить устройство школ не как нагромождение кратковременных случайностей, а как длительный процесс в определенной последовательности. 8 Ярослав же этот, как мы сказали, любил книги и, много их переписав, положил в церкви святой Софии, которую создал сам. Киевский храм Софии — главное сооружение Ярослава Мудрого — резиденция русских митрополитов, центр русского просвещения, сосредоточения политической и культурной жизни Руси. Согласно Лаврентьевской летописи строительство каменного храма было завершено в 1037 г. По величине и красоте оформления храм не имел себе равных в Европе, кроме собора Софии в Византии. Храм являлся главным общественным сооружением города. Здесь принимали иностранных послов, в прихрамовых помещениях работала дворцовая школа. Не в Киево-Печерском монастыре, а в Софии, при митрополии, как убедительно доказал Д. С. Лихачев, возникло древнерусское летописание в виде «Сказания о распространении христианства на Руси» [22, с. 44—76]. Здесь произнес свое знаменитое «Слово о законе и благодати» Иларион. В 1934 г. комплекс Софии объявлен государственным архитектурно-историческим заповедником, открыт музей, ведутся реставрационные работы, исследования граффити, нацарапанных в X 1-ХVII вв. на штукатурке, покрытой позднейшими наслоениями извести. Созданная на основе этой книжности библиотека сыграла выдающуюся культурно- просветительную роль. Она являлась учебной базой дворцовой школы. Обращение переводчиков к светским средневековым повестям и романам, книгам исторического содержания обогатило русскую культуру и просвещение новыми религиозно-философскими, социально-политическими, педагогическими идеями, морально-философскими суждениями античных авторов, приемами, восходящими к античному ораторскому искусству. Переработка отдельных произведений, насыщение их картинами русского быта, ряд дополнений содействовали развитию древнерусской оригинальной литературы, укреплению ее связей с мировым литературным процессом. Летописи, западноевропейские хроники, скандинавские саги сохранили известия о воспитании и службе при дворе Ярослава многих иностранцев. Среди них — сыновья погибшего в 1016 г. английского короля Эдуарда Железнобокого Эдуард и Эдвин, викинги из Норвегии, в том числе Магнус Добрый, Гаральд, сын ярла Брусы Ригвольд, Улаф, сын шведского короля Стенкиля Инге [10, с. 8; 44, с. 215—216; 4, с. 15]. При дворе Ярослава находились венгерский королевич Андрей и его брат Левенте [27, с. 52]. Хроники сообщают об изгнании польским королем Мешко II [1125—1134] единокровного Быстрима, бежавшего на Русь, и др. Безусловно, юные претенденты в европейские монархи стекались в Киев вследствие различных политических ситуаций, здесь они знакомились с русской культурой, обычаями, дети же и подростки из числа эмигрантов получали образование. Все это способствовало признанию за рубежом Киева как одного из крупных центров средневековой культуры и просвещения международного значения. Киев стоял на перекрестке мировых торговых путей. Сюда «...от всех далних многих царств стицахуся всякие человеци и купцы, и всяких благ от всех стран бываше в нем» [34, с. 202]. О большой колонии армянских эмигрантов XII—XIII вв., их врачах несколько раз упоминает Киево-Печерский патерик. Исследователь Е. А. Яцке- вич обнаружил в архиве армянских актов XIII — XIV вв. сведения о существовавшем среди армян-переселенцев обычае собирать средства для устройства школ [55, с. 121 — 131]. Мусульманский путешественник XII в. ал-Гарнати в своих записях сообщает о созданной им в Киеве школе, где он обучал единоверцев чтению Корана. Граффити из Киевской Софии об учителе и учениках школы «книжного учения» при храме 1 Месяца июня в 10-й (день) выгреб грамматика, а в 15-й отдали Лазорю. С. А. Высоцкий, комментируя граффито, пишет: «Относительно слова «грамматик», которое имеется в надписи, Е. Ф. Карский замечает, что так называли себя профессиональные писцы южнославянских рукописей» [11, с. 24]. Однако известно, что слово «грамматик» широко употреблялось в Греции. Греки так называли учителей, преподававших в школах повышенного* типа курс грамматики. Император Юстиниан в 534 г. установил видным грамматикам вознаграждение в сумме 70 солидов и определил этой категории педагогов ряд других привилегий [19, с. 483]. Не исключено, что слово «грамматик» через переводную литературу было распространено на учителей грамматики Киевской дворцовой школы. С. А. Высоцкий далее пишет: «Событие, о котором говорится в надписи, несомненно, как-то связано с Софийским собором. Можно предположить, что «грамматика» «выгребли» — выкопали в соборе во время какого-то ремонта. Речь, вероятно, идет о мощах, которые потом «вьедаша к Лазорю», т. е. были перенесены в монастырь, где игуменом был Лазарь. Имя Лазаря упоминается под 1088 годом» 111, с. 24—25]. Этим грамматиком мог быть один из педагогов дворцовой школы, прах которого князь велел похоронить в пределах территории Софийского собора. Пищан писал, к дьякам ходил выучеником. Открыватель граффити С. А. Высоцкий пишет: «Автор надписи Пищан (несомненно, это его мирское, а не крестильное имя) сообщает, что он написал граффито, когда ходил учеником к дьяку в Софии» [11, с. 42]. Однако Пищан употребил слово «дьяк» во множественном числе — «к дьякам», т.е. его учил не один, а несколько учителей. Словом «дьяк» в то время называли и церковнослужителя, и учителя, который обучал детей. Характерно, что в ряде славянских стран дьяком называли школьника: словенское dijak — «школьник», «студент»; болгарское дякь — «школьник»; сербохорватское giak — «школьник», «писец»; польское diak, zak — «школьник» [36, с. 224—245] • На Украине дьячком называли учителя до середины XIX в., а школы грамоты — дьяковками. Вологодско-Пермская летопись о школе Владимира Святославича 1 Князь великий Володимер, собрав детей 300, едал учити грамоте. Некоторые исследователи считали названное количество учащихся в школе поздней вставкой или вымыслом. Однако М. Н. Тихомиров пишет, что Вологодско-Пермская летопись содержит оригинальный текст, отсутствующий в других летописных сводах [49, с. 325]. Я. С. Лурье доказал, что текст летописи восходит к своду 70-х гг. XV в. и к еще более ранним источникам. В правдивости сообщений летописи не сомневался А.А. Шахматов [52, с. 141 —145]. Сообщение летописи о контингенте учащихся школы совпадает со следующими словами из Хроники М. Стрыйковского: Владимир отдал на учение «всех названных сынов своих и возле них несколько сот боярских сынов». Прав П. П. То- лочко, указавший, что мы лишь не знаем, какие древние источники находились в руках составителей поздних летописей [51, с. 22]. По приблизительным подсчетам, дворцовая школа Владимира с контингентом в 300 учащихся за 49 лет (988—1037) могла подготовить свыше тысячи образованных воспитанников. Опираясь на эту силу, Ярослав Мудрый сделал новый шаг в развитии просвещения на Руси. Польский историк Ян Длугош о Киевской школе «книжного учения» 1 Владимир... русских юношей привлекает к изучению искусств... Известие взято из «Истории Польши» Яна Длугоша (1415—1480) — польского историка, дипломата, церковного деятеля. Последние 13 лет жизни (1467—1480) он работал учителем при дворе короля Казимира Ягелончика. Для создания трехтомной истории Польши использовал польские, чешские, венгерские, немецкие источники, древнерусские летописи. Видимо, из не дошедшей к нам летописи он почерпнул известие об изучении в Киевской школе Владимира искусств (наук). То, что мы теперь называем отраслью знаний или учебной дисциплиной, в средневековье называли искусствами, художеством, хитростью, не отделяя их от ремесла и опыта. И искусство (художество), и ремесло имели дело со знаниями, хотя постепенно первым стали обозначать теоретические знания, вторым — практические. Но уже в XVII в. на Западе логику, геометрию, алгебру и другие отрасли знаний начали называть науками [7, с. 74]. Хотя слово «наука» в русской письменности известно с XI в., впервые пояснение его как совокупности знаний зафиксировано в Академическом словаре 1809 г. [44, с. 1164]. К сожалению, вопрос о структуре предметов, изучавшихся в школе Владимира, остается малоисследованным. Русским книжникам, несомненно, был известен комплекс семи свободных искусств (наук), изучавшихся в университетах Византии и Западной Европы. Первые известия об этом встречаются в «Речи философа» («о числе» — арифметике, «движении звезд» — астрономии, «мере земли» — геометрии... [28, с. 60—74]; грамматику, диалектику, риторику, музыку упоминает Паннонское житие Кирилла [25, с.1—78]. Значительно позже было переведено сочинение Иоанна Дамаскина «О девяти музах и семи свободных искусствах», которое давало наиболее полное представление о комплексе наук, изучавшихся в школах высшего типа Византии и Западной Европы. И все же вопрос об изучении в древнерусских училищах семи свободных наук из-за отсутствия источников отечественного происхождения остается открытым. Анализ памятников письменности XI—XIII вв. позволяет лишь предполагать, 112 Антология педагогической мысли народов СССР что русские книжники, работавшие в школах повышенного типа, пользовались своим вариантом структуры предметов, который в определенной мере учитывал опыт византийских и болгарских школ, дававших высшее образование. Софийская первая летопись о школе в Новгороде 1 И прииде (Ярослав) к Новгороду, и събрал от старост и от попов детей 300 учити книгам. Созданная в 1030 г. Ярославом Мудрым школа в Новгороде была вторым учебным заведением повышенного типа на Руси, в котором обучались лишь дети старост и священнослужителей. Некоторые историки считали, что в летописи речь идет о детях церковных старост, избиравшихся из низших сословий, но до конца XVI в. известны лишь старосты административные и военные [26, с. 279, 486, 508 и т. п.]. Термин «церковный староста» берет начало в XVII в. Все это позволяет сказать, что контингент учащихся новгородской школы состоял из детей духовенства и городской администрации. Социальный состав обучающихся отражал классовый характер древнерусского образования, обусловленный социальной природой феодального общества. Главная задача школы состояла в подготовке грамотного городского управленческого аппарата и священников, деятельность которых проходила в сложной борьбе с сильными традициями языческой религии среди новгородцев и угро-финских племен, которыми был окружен Новгород. Новгородская школа Ярослава являлась тем центром, вокруг которого объединялись в будущем культурные силы города. Ее деятельность опиралась на разветвленную сеть школ элементарной грамоты, о чем свидетельствует большое количество обнаруженных археологами берестяных грамот, писал, вощеных дощечек. На базе широкого распространения грамотности расцвела новгородская книжность. В Новгороде написано знаменитое Остромирово Евангелие, описание Добрыней Ядрейковичем Царьграда, математический трактат Кирика. Сохранились для потомков «Изборник 1073 года», начальный летописный свод, краткая редакция «Русской Правды». Новгородские книгохранилища послужили одним из основных источников «Великих четьих миней» — собрания «всех книг, чтомых на Руси», состоящего из 12 огромных томов общим объемом свыше 27 тыс. страниц. «Житие Феодосия Печерского» о школе в Курске 1 ...попросил он (Феодосий.— С. Б.) отдать его учителю... Здесь речь идет об определении в школу малолетнего Феодосия, будущего игумена Киево-Печерского монастыря, в школу Курска, куда князем были переведены его родители. О первом женском училище на Руси 1 Анка... Собравши же младых девиц неколико, обучала писанию, також ремеслам... Анка (Янка) — дочькиевского князя Всеволода Ярославича, сестра Владимира Мономаха. Княжна отличалась начитанностью. В 1086 г. при Андреевском монастыре открыла первое в Европе женское училище, которым она руководила 26 лет. Анка обладала незаурядными дипломатическими способностями: в 1089 г. возглавляла русское посольство в Византию. Оценивая просветительскую деятельность княжны, В. Н. Татищев писал: «Сия Анна, дочь Всеволода... по ея благочестному житию, прилежности и научению юношества и проч. достойна Анна великая или достохвальная именована быть» [47, с. 259]. О даяниях князя Всеволода Ярославича на содержание училищ в Переяславле, Суздале, Чернигове и Киеве 1 ,Сей благоверный Всеволод... на училисча подаяния давал. Всеволод Ярославич (1030—1093) —сын Ярослава Мудрого. С 1054 по 1076 г. князь в Переяславль- ской и Суздальской землях, после смерти брата Святослава Ярославича стал великим князем киевским, но скоро отдал престол брату Изяславу и начал княжить в Чернигове. После смерти Изяслава в 1078 г. стал снова великим князем киевским. Всеволод был образованным человеком, знал пять иностранных языков, вместе с братьями утвердил так называемую «Правду Ярославичей». Симоновское Евангелие (1270 г.). Из новгородского книгохранилища. Известие «Истории Российской» В. Н. Татищева о материальной помощи училищам косвенно подтверждается письменными и археологическими материалами, свидетельствующими о распространении грамотности в тех городах, где княжил Всеволод. Так, при ремонтно-восстановительных работах в 1966—1969 гг. в Спасо-Пре- ображенском соборе в Чернигове были обнаружены остатки основания престола XI в. и ларец-мощаница (коробочка из серебра) с именами тех, чьи частицы мощей вложены в нее: «Пантелеймон», «Акакий», «Маккавей». Если учесть тот факт, что мощевики клались в основание престола по обряду, предусмотренному «Требником», а службы в соборе обычно выполнялись при помощи религиозных книг, то факт грамотности отдельных горожан не вызывает сомнения. Основы «школьного устройства», которые заложил Всеволод Ярославич, создали условия для развития просвещения в Чернигове. В этом убеждают многочисленные граффити XII — XIII вв. на стенах Борисоглебского и Спасского соборов, находки писал, ремесленных изделий с надписями, летописные заметки, вошедшие в Киевский свод, «Слово о князьях» (1175). В Чернигове получили прекрасное домашнее образование сын князя Давида Святославича Николай Святоша, подаривший большую библиотеку Киево-Печерскому монастырю, дочь князя Михаила Черниговского Феодулия (Евфросиния Суздальская). Археологические раскопки в Суздале показывают, что город в конце XI—XII вв. был крупным ремесленным центром. Городские мастера оставили свои надписи на металлических изделиях, печатях, тканях, каменных крестах, иконах, стенах соборов. При археологических раскопках найден медальон-оберег с началом школьного акростиха, который носил ученик. Памятники суздальского летописания сохранились в Лаврентьевской летописи. С 1227 г. здесь начала работать женская монастырская школа, которой 24 года руководила Евфросинья Суздальская. Остатки фресок с письменами, икона покровителей детского учения Козьмы и Демьяна с писалами в руках обнаружены в Переяславле. В связи с тем что сведения о школах в Древней Руси собраны В. Н. Татищевым из недошедших до нас манускриптов, исследователи XIX — начала XX в. с большим 114 Антология педагогической мысли народов СССР сомнением отнеслись к ним, иногда обвиняли его в прямых подлогах. По-иному подошли к этому вопросу советские историки. М. Н. Тихомиров, подводя итоги поискам источников, писал: «...мы можем с уверенностью сказать, что в руках Татищева находились некоторые источники, не дошедшие до нашего времени или, по крайней мере, еще не открытые нашими учеными в архивах и библиотеках. К их числу принадлежали в первую очередь летописи, написанные в южной Руси, в особенности ценные для истории Руси в XI—XII вв. ...По счастливой случайности Татищев пользовался как раз теми материалами, которые не сохранились до нашего времени, и в этом отношении его труд имеет несравнимо большие преимущества как первоисточник...» [50, с. 52—53]. Такую же высокую оценку собранным Татищевым историческим материалам дали академик Б. А. Рыбаков и другие видные советские историки. Начало обучения детей грамоте в Муроме Известие об открытии первой школы в Муроме сохранилось в «Повести о водворении христианства в Муроме» и «Житии Константина Всеволодовича Муромского» [30, с. 20]. В «Повести» имеется упоминание о том, что жители Мурома продолжительное время сопротивлялись принятию христианства. В 1112 г. Константин подошел к Мурому с войском и через посланного к ним сына Михаила предложил покориться и принять новую веру. Муромцы убили Михаила и выбросили тело за город. Тогда Константин решил взять Муром силой. Узнав о готовящемся наступлении, горожане решили принять князя, но заявили, что не примут крещения. Константин мирно вошел в город, установил свое правление, затем утвердил христианство и открыл для муромцев школу. «Житие» Константина Муромского написано в XVII в. по преданиям, сохранившимся, видимо, в монастырских записях, в которых допущен ряд хронологических и фактических неточностей. Автор «Жития» считал, что Константин был сыном киевского князя Святослава Всеволодовича, умерший в 1195 г. Но у этого Святослава не было сына Константина. В 1192 г. в Муроме княжил Владимир Юрьевич. Большинство исследователей считают, что Константин Муромский был сыном Святослава Ярославича (1027—1076), известного по «Изборнику 1076 года». Во время княжения в Чернигове (1054—1073) ему принадлежала Муромская земля, куда он послал своего сына Константина. В 1096 г. Константин был уже в Муроме, а в 1103 г. занял княжеский престол. Если признать эту версию, то школа в Муроме была открыта не в 1192 г., а почти на сто лет раньше, в конце XI или в начале XII в. Училища во Владимире-Волынском по рассказу книжника Василия 1 ...Случилося мне быть тогда во Владимире смотрения ради училисч... Этим сообщением В. Н. Татищев начинает публикацию известий о древнерусских школах периода феодальной раздробленности Руси [47, 59]. Возникновение в XII в. крупных княжеств вызвало новое движение в области образования, обусловленное дальнейшим развитием феодального способа производства и усилившейся в этой связи потребностью в местных образованных людях для государственного управления, культуры, церковной организации. Развивавшаяся школьная сеть требовала государственного «смотрения» за их работой, «наставления учителей». К выполнению таких функций был привлечен книжник Василий, обладавший большим писательским талантом. Находясь на службе у владимиро-волынского князя Давида Игоревича, Василий одновременно поддерживал связь с Владимиром Мономахом. Им написана повесть об ослеплении прислужниками Святополка Изяславича и Давида Игоревича, теребовльского князя Василька. Произведение не без ведома Мономаха включено в «Повесть временных лет». Сочинение Василия — выдающееся произведение древнерусской литературы. М. Д. Приселков, характеризуя повесть, писал: «Все, кто читал его описание ослепления Василька, должны согласиться, что по реализму, идейной стороне изложения, по захватывающему драматизму всего рассказа в целом... автор не имеет соперников среди современных ему писателей, не только русских, но и европейских. Описание ослепления Василька можно смело назвать памятником мировой литературы XII в.» [38, с. 9]. Евфросиния Полоцкая (ок. 1101 — 1173), мирское имя Предслава, дочь полоцкого князя Святослава Всеславича. В 12 лет отправилась в монастырь. Здесь она занималась самообразованием. Под влиянием родственных связей с византийским царским домом изучила греческий язык. Учитывая ее образованность и способности, полоцкий епископ поручил Евфросинии открыть в пригороде Полоцка под названием Сельцо монастырь. Здесь она создала мастерскую по переписке книг, а в 1143 г. открыла женское монастырское училище. К педагогической деятельности она привлекла свою сестру Градиславу, родственниц Коринию и Ольгу. Сооружение при монастыре церкви Спаса было поручено талантливому полоцкому зодчему Иоанну. В 1161 г. по ее заказу мастер Лазарь Богша изготовил крест Евфросинии Полоцкой, который, по словам современников, был «выше всех сокровищ» [1, с. 17]. По заключению исследователей древнерусской культуры, крест являлся вершиной эмалевого искусства Древней Руси. Характерно, что ювелир Богша на кресте Евфросинии изобразил человеческие фигурки с книгами в руках. Это не только дань традиции изображения проповедников христианства, в этом выражалось уважение по- ловчан к «книжному почитанию». Археологами обнаружено несколько свинцовых печатей, принадлежавших Евфросинии и ее матери. По мнению В. Л. Янина, печати свидетельствуют о занятии игуменьи делами княжеской власти [54, с. 231], выполняла она и дипломатические поручения [31, с. 224, 340]. Школа в Турове (XII в.) 1 Сей бе блаженый Кирил рожден и воспитан во граде Турове... добре извыче божественныя писания. В «Житии» Кирилла сообщается, что родился и воспитывался он в Турове и здесь изучил божественное писание. Учебное заведение, где обучался Кирилл,— это не школа элементарной грамоты. Божественные писания изучались в школах повышенного типа. «Житие» косвенно указывает на работу такого училища в XII в. в Турове. 2 ...Канун великий... створи... по главам азбуки. Канун — название различных церковных молебствий, а также отдельных песнопений. Училища в Смоленске 1 Смоленский князь Роман Ростиславич (1152—1180) «...к учению младых людей понуждал...». В XII в. в число крупных центров древнерусской культуры выдвинулся Смоленск. Город лежал на перекрестке удобных торговых путей, и широкие внешние экономические связи способствовали развитию духовной культуры и просвещения смолян. Упоминание в «Истории Российской» изучения в Смоленской школе латинского языка говорит о внешней ориентации смоленских князей на развитие торговли с соседями на Западе. Сложившаяся практика равноправного употребления русского и немецкого языков в деловых сношениях была официально закреплена договором 1229 г. Смоленска с Ригой и городами Готского берега. Вероятно, в Смоленской школе изучалось право. Источники неоднократно упоминают смоленских правоведов. В 1159 г. князь смоленский посылал знатоков права Ивана Ручечника и Якуна к племяннику Мстиславу для согласования условий управления Русской землей. Договор Смоленска с Ригой и Готландом называет имена правоведов Еремию, Пантелея, Томаша Михалевича. В Смоленске составлены «Повесть о перенесении ветхих гробниц Бориса и Глеба», «Похвала великому князю Ростиславу Мстиславичу», «Житие Авраамия Смоленского», «Слово о Меркурии Смоленском». В. О. Ключевский, изучавший древние смоленские жития, пришел к выводу, что в XII — первой половине XIII в. «по развитию книжного образования Смоленск шел в ряде первых русских городов» [20, с. 54]. Учеба Авраамия Смоленского в школе 1 ...Родился же блаженный Авраамий от правоверных родителей... когда... мальчик достиг разумного возраста, родители отдали его учиться по книгам. Авраамий Смоленский — монашеский подвижник конца XII — начала XIII в.— окончил жизнь игуменом монастыря Богородицы в Селище, возле Смоленска. Авраамий был одним из образованнейших людей в Смоленском княжестве. После завершения обучения в школе продолжал самообразование. Автор «Жития» сообщает о смоленских книгохранилищах, откуда молодой монах брал книги византийских авторов Ефрема Сирина, Иоанна Златоуста, русские «Житии» Антония Печерского и Феодосия Печерского. В «Житии» описаны ораторские способности Авраамия, его увлечение иконописью, работа в монастырской мастерской по переписке книг. Он, как «трудолюбивая пчела, облетающая все цветы», выбирал необходимое, переписывал сам и «кое-что поручал многочисленным писцам». Большая часть «Жития» посвящена описанию противоборства смоленских церковно-монастырских верхов с Авраамием. При подготовке своих выступлений Авраамий, возможно, пользовался кроме религиозных книг апокрифический литературой, что вменялось ему в вину. В 1962 г. при раскопках храма на Большой Речевке в Смоленске обнаружено граффито, которое оказалось связанным с событиями конфликта. Надпись гласит: «Г(осподи) и помози дому великому нъ даж(дъ) врагам игуменьем истратити (и его до) коньца ни Климяте». Надпись говорит о призвании сторонниками Авраамия на помощь бога в борьбе против врагов-игуменов 18J. Отличался образованностью и автор «Жития» — книжник Ефрем. В жизнеописании своего наставника он приводит выписки из произведений Нестора, Саввы Освященного, Иоанна Златоуста, древнерусского сборника «Златая цепь». Отдельные реалии «Жития Авраамия Смоленского» дополняют собранные В. Н. Татищевым материалы о состоянии школ и просвещения в Смоленске в конце XII — первой половине XIII в. Школы в Галиче и в Галицкой земле 1 ...Ярослав, князь Галицкий... изучен был языком, многие книги читал... Монахов же и их доходы к научению детей определил. Ярослав Осмомысл князь Галицкий (1153—1187) —один из образованнейших русских князей, прозванный за свой ум Осмомыслом, т. е. смышленым, мудрым. Развитие ремесла, природные богатства, общеевропейские торговые пути, пролегавшие через княжество, способствовали экономическому подъему городов, многие из которых были важными очагами распространения школьной грамоты. Политика Ярослава в области просвещения имела свои особенности. Князь привлек к устройству школ доходы монастырей и этим уменьшил расходы своей казны и населения на школу, что нашло, видимо, одобрение со стороны жителей городов. Такое решение вопроса было продиктовано большими издержками князя на полки и дружину, которые вели борьбу с внешними вторжениями на Галицко-Волы некие земли и за укрепление влияния Галича на Поддунавье [27, с. 179]. Ярослав этой мерой пытался сберечь престиж княжества в области культуры перед другими русскими городами и соседними государствами. Согласно подсчетам по летописям и археологическим материалам, в Галицко- Волынском княжестве работали монастыри в 15 городах. При них и были открыты так называемые внешние школы для населения в отличие от существовавших на остальной Руси внутренних школ, которые по Студийскому уставу были предназначены для обучения грамоте лишь одних черноризцев. Осмомысл заставил монастыри использовать часть своих прибылей для школьного обучения детей, живущих за пределами монастырских стен [6, с. 144—150]. О распространении в княжестве грамотности и школьного обучения свидетельствуют археологические источники, в частности находки писал в Галиче, Звенигороде, Теребовле, Плеснеске, Изяславле, Пересопнице, Коломые, Городнице, Берестье, Му- равице, на Ленковецком городище (Черновцы), а также граффити XII—XIII вв. на стенах каменных зданий в Галиче, Бакоте, Владимире-Волынском, Рогатине, Васильеве [6, с. 147—148]. Важное также свидетельство очевидца разгрома поляками в 1349 г. галицко- волынских городов и разграбления ими книжных богатств, накопившихся в течение XI — первой половины XIV в.: «...в самом Кракове корунном и в костелах римских (католических) полно того книг словенских великими склепами знайдешь замкнутых, которые (иезуиты) на свет не выпустят; так же есть и во Львове у мнихов доминиканов склеп великий книг наших словенских учительских докупы знесенных по збурению (разорению) и осяганию панства русского» [2, № 149]. Такое количество книг могло накопиться в течение длительного времени, т. е. в XI — XIII вв. Училище во Владимире на Клязьме 1 ...дом же свой и книги все в училисче по себе определил. В этом отрывке речь идет об устройстве сыном Всеволода Большое Гнездо Константином Всеволодовичем (1189—1219) школы во Владимире. При Константине во Владимирской школе работали русские и византийские педагоги. По объему знаний школа была на уровне высшего учебного заведения. В ее библиотеке были собраны древние русские манускрипты, переводные хронографы, различные документы прошлого, над которыми вместе с Константином «тако же другие трудилися». Вдохновляемый князем, кружок ученых работал над созданием книги по истории Руси («о делах древних князей»). Имеются основания предполагать существование школы во Владимире и при Рождественском монастыре. На это указывает тот факт, что начиная с конца XII в. монастырь превратился в центр подготовки духовенства для Владимиро-Суздальского княжества. Летописи неоднократно упоминают о грамотности владимирцев (48, с. 410; 32, с. 379, 3921. “ Многие дела древних князей собрал и сам писал. Б. А. Рыбаков предполагает, что, возможно, результатом трудов владимирских книжников и князя Константина Всеволодовича над древними документами является Летописный свод 1205—1206 гг., в котором изложены события от Кия до Всеволода Большое Гнездо, т. е. отца Константина. Подлинник свода не сохранился, но сохранилась его копия, выполненная в XV в. и впервые введенная в научный оборот Петром I под названием Радзивил- ловской или Кенигсбергской летописи [41, с. 562]. Константин Всеволодович завершил благоустройство училища в Ростове, который стал крупным культурным центром Северо-Восточной Руси. В Ростове велось летописание. На «старого ростовского летописца» ссылается епископ Симон в письме от 1226 г. к киевлянину Поликарпу. Ростовские книжники были авторами шести «Житий». Ростово-суздальский владыка Кирилл (1231 —1261) имел много книг, как «ни один епископ в Суждальской области». С этой библиотекой исследователи связывают несколько книг, сохранившихся до наших дней. Просветитель народа коми Миниатюра Радзивилловской летописи. Победа войск Мстислава Изяславича над половцами. (зырян) Стефан Пермский постригся в XIV в. в ростовский монастырь Григория Богослова потому, что издавна «многы книги бяху ту» [18, с. 107]. Важными центрами просвещения были Суздаль и Ярославль. Остатки суздальского летописания сохранились в Лаврентьевской летописи. Активная переводческая деятельность продолжалась при Ярославском Спасо-Преображенском монастыре. Здесь обнаружены древнерусские молитвы XIII в., в которых встречаются имена западных святых, хранились переводы греческого «Номоканона», «Пандекты» Никона Черноризца [44, с. 37, 207], Федорово Евангелие начала XIV в. с миниатюрами XII — XIII вв. Во Владимиро-Суздальском княжестве появилась книга для чтения «Успенский сборник XIII века», состоящая из «Житий» и «Поучений». Через Владимиро-Суздальскую Русь Москва восприняла литературные и педагогические традиции Киевской Руси. Послание царьградского патриарха Германа к митрополиту Киевскому Кириллу I (1228) Константинопольский патриарх Герман в письме киевскому митрополиту Кириллу решительно выступил против назначения русским епископом пленников и рабов на должность священников и учителей. Возникает вопрос: кто были пленники XIII в.? Откуда они знали русскую грамоту и могли быть учителями, священниками? Понятно, что это были русские воины, взятые в плен во время междоусобных войн. Теперь известно, что в каждом русском княжестве XII—XIII вв. было немало грамотных горожан, пополнявших княжеские дружины [5, с. 196—199]. Победители могли использовать их в качестве учителей, а епископы назначать священниками. Что касается вопроса о рабах, то М. Б. Свердлов путем анализа источников обосновал предположение, что относящиеся к низшему социальному сословию холопы в системе феодальных производственных отношений рабами не были, а представляли сословие феодально-зависимого населения. Использование в церковных и других произведениях понятия «раб» по отношению к холопам допустимо лишь как описательное [43, с. 155—170]. Некоторая часть холопов, связанная с обслуживанием семей князей, бояр, могла быть грамотна. Послание патриарха Германа к митрополиту Кириллу I — еще один источник, который подтверждает распространение грамотности на Руси. Училище на Волыни 1 Сей св. Петр митрополит... Петр — первый московский митрополит — родился в последней четверти XIII в. на Волыни, по-видимому, недалеко от г. Ратно» Со временем здесь им был основан монастырь. Об обучении Петра более подробно рассказано во втором «Житии», которое сохранилось в «Степенной книге». В ней сообщается, что Петр в детстве сначала учился очень медленно и без усердия, а потом с таким успехом, что превзошел всех сверстников в учебе. Данное сообщение указывает, что Петра обучал не домашний учитель, а учился он в школе. Обучался пять лет и, когда достиг 12-летнего возраста, постригся в монахи. Его начитанность, ораторские способности помогли быстрому продвижению по церковной иерархической лестнице. В 1308 г. он был поставлен царьградским патриархом Афанасием митрополитом Киевской и всея Руси. Умер Петр в 1326 г. Школа в Нижнем Новгороде 1 Блаженный Евфимий... здесь учился грамоте. Евфимий родился в начале XIV в. в Нижнем Новгороде. Здесь он окончил школу, которая, видимо, существовала в городе уже в XIII в. Пострижен в монахи, а впоследствии назначен архимандритом монастыря в Суздале. В «Житии» Евфимия сохранилось наиболее раннее упоминание о школе в Нижнем Новгороде [37, с. 11 —14; с. 218]. Стоглав об училищах в домонгольское время •••А прежде сего... в Российском царствии на Москве и в Великом Новуграде, 11 по иным градом многие училища бывали... Царь Иван Грозный, преследуя цели укрепления централизованной власти, в 1551 г. собрал представителей церковной иерархии с участием боярской думы для составления специального уложения. Сборник решений, принятых собором, состоял из 100 глав. Отсюда названия «Стоглавый собор», а сборника «Стоглав». В ст. 25 «Стоглава» изложено постановление собора о школах грамоты. Авторы документа аргументировали свое предположение ссылкой на училища в прошлом. Исследователи считают, что составители упомянутой исторической справки имели в виду Русь до монголо-татарского нашествия [9, с. 117—125]. Представляет интерес находка в Москве свинцовой печати XI в. киевского митрополита, которая, несомненно, была прикреплена к какой-то грамоте церковного иерарха. В. JI. Янин датирует печать 1091 —1096 гг. О распространении в Москве грамотности свидетельствуют обнаруженные археологами писала: первое костяное писало найдено во время раскопок в 50-х гг. нашего столетия [15, с. 355], два бронзовых писала (похожих на булавки) выявлены в пластах XII — XIII вв. [40, с. 79, 85]. В XIII — XIV вв. Москва становится новым центром книгописания на Руси. Летопись, описывая под 1382 г. приближение к городу Тохтамыша, сообщает, что в Мо- Оклад книги XII—хш вв. скве было «...книг же многое множество снесено с всего города, в соборных церквах до стропа неметаю, съхранения ради спроважено» [33, с. 334]. Огромное количество книг могло накопиться лишь в течение продолжительного времени. Видимо, это было хорошо известно составителям «Стоглава», когда они упомянули об училищах «прежде» не только в Новгороде, но и в Москве. О КОРМИЛЬЦАХ — ВОСПИТАТЕЛЯХ КНЯЖИХ ДЕТЕЙ 1 Ольга же была в Киеве... Ольга — великая киевская княгиня (945—957), жена князя Игоря, убитого древлянами во время собирания дани. Воспитателем ее сына Святослава был кормилец Асмуд. Формирование личности Святослава проходило в окружении воинственного воеводы Свенельда, занимавшего видное место при киевском княжеском дворе. При малолетнем Святославе кормилец Асмуд выступает вместе со Свенельдом. Летопись сообщает, что во время начала сражения с древлянами, после бросания Святославом копья в противника, «...рече Свенелд и Асмуд: «Князь уже начал, потягнете, дружина, по князе» [10, с. 42]. Влияние Свенельда и Асмуда на воспитание Святослава сказалось на верности князя языческим традициям боевой дружины, строгом соблюдении воинского долга, на формировании храбрости и полководческого таланта. Свенельд оставался верным советником молодого Святослава и во время военных походов [1, с. 34—35]. 2 ...кормилец его Асмуд... Термин «кормилец» расшифрован А. А. Шахматовым [17, с. 33—34] и И. И. Срезневским [15, с. 1405—1406]. Восходит он к слову «кормить», что означает «питать», «растить», отсюда образовались слова «воспитатель», «воспитание». Однако кормильца нельзя смешивать с кормилицей, о которой упоминает «Русская Правда» [13, с. 72, 80]. Кормилицы — женщины из числа низшего сословия. В Древней Руси женщины, принадлежавшие к феодальным верхам, как правило, не кормили детей грудью, эту функцию выполняли за них кормилицы. Они кормили малюток и ухаживали за ними [6, с. 44—45]. Другое понятие вкладывалось в содержание терминов «кормилец», «кормильство». Сущность кормильства состояла в том, что родители отдавали княжичей на воспитание в другую семью. В условиях развивающегося феодализма первобытное кормильство лишалось присущих ему архаических черт, став своеобразной формой домашнего воспитания детей феодальной знати. Киевские князья подбирали кормильцев из числа воевод, знатных бояр, живших в отдельных волостях. Малолетний княжич отправлялся в другой город не только на кормление, но и на княжение в область, входившую в состав владений отца. Поэтому кормильцы выступали и как наставники и как регенты, управлявшие за своих малолетних воспитанников теми городами и землями, которые княжичи получали от отца. Рассылались княжичи по волостям очень рано: иногда в возрасте пяти-семи лет. В этих условиях кормилец выполнял две функции — наставника и распорядителя делами в порученной ему области от имени своего воспитанника. В обязанности кормильца входило умственное, нравственное и военнофизическое воспитание, раннее привлечение княжича к государственным делам. Так, совсем маленьким Святослав Игоревич принимал участие в карательном походе на древлян, которые убили его отца во время сбора дани. Летопись сообщает, что кормилец Асмуд и воевода Свенельд поручили Святославу начать сражение: «И когда сошлись оба войска для схватки, Святослав бросил копьем в древлян, и копье пролетело между ушей коня и ударило ему ногу, ибо был Святослав еще ребенок» [10, с. 42]. Княжичи очень рано привлекались к военной и политической жизни. Так, Игорь Святославич, герой «Слова о полку Игореве», в восемь лет принимал участие в княжеском съезде; пятилетний княжич Всеволод Константинович в 1215 г. был послан во главе вооруженного отряда из Ростова в Торжок на помощь дяде Ярославу Всеволодовичу. Сопровождать его могли только кормильцы. Такая традиционная практика преследовала определенную цель — с малых лет приобщать княжичей к условиям походной жизни. Кормильство как институт воспитания и обучения впервые всесторонне изучен В. К. Гардановым. Им выяснена социальная сущность кормильства и установлено, что рассаживание киевскими князьями детей по волостям и городам в семьи вассалов в начальный период истории Древнерусского государства способствовало упрочению сюзеренно-вассальных отношений, усиливавшихся связями искусственного родства. Отправка детей на кормильство являлась фактором не разделения, а, наоборот, объединения восточнославянских земель в руках киевского князя [4, с. 57, 59]. Однако такая система воспитания стала чревата отрицательными последствиями. Искусственное родство часто вытесняло на второй план родство кровное, отцы плохо знали своих сыновей, воспитывавшихся в разных городах, братья почти не знали друг друга, что усугубляло междоусобную борьбу за отцовский княжеский стол. Атмосфера родовых раздоров и жестокости в феодальных верхах характеризует не только мораль эксплуататорского класса, но и классовую сущность феодального воспитания. Сложившийся образ жизни служил основой формирования у детей знати стремления к защите и охране своего господствующего положения любыми средствами. Высокое положение кормильцев давало им возможность вмешиваться в родовые споры, в политические интриги и дворцовые заговоры. Кормильцы и их сыновья — кормильчичи в условиях растущей феодальной раздробленности стали основным орудием политической борьбы боярства с великокняжеской властью. Начиная с XIII в. князья заменяют кормильцев дядьками. Эта замена выражала тенденцию княжеской власти сначала ограничить, а затем окончательно уничтожить опасную политическую силу кормильцев [4, с. 44—60]. Термин «дядька» впервые встречается в Ипатьевской летописи под 1202 г., где речь идет о боярине Мирославе, который взял на себя опеку детей Романа Мстисла- вича Галицкого. Если раньше такие князья, как, например, Ярослав Мудрый, вначале давали своим детям в дворцовой школе образование и лишь после посылали их на княжение в другие города, то начиная с конца XII в. многие князья ищут грамотных настав- ников-дядек. Так, Владимир Мономах воспитывал своего сына Юрия (Долгорукого) в образованной семье суздальского тысяцкого Георгия Шимоновича. Образованным был дядька Никанор, воспитатель детей Константина Всеволодовича [17, с. 205]. Черниговский боярин Федор обучил княжну Феодулию Михайловну «афинейским премудростям», включая календарную астрономию, медицину и философию [7, с. 115]. Часто дядьки становились домашними учителями в семьях князей. Известия, собранные В. Н. Татищевым, и археологические материалы дают основание считать что домашнее образование во многих княжеских домах находилось на высоком уров не. Образованным был воспитатель Святополка Изяславича, имя которого осталось неизвестным. Обученный грамоте маленький Святополк оставил в женском приделе Киевского Софийского собора надпись: «Господи помози рабе своей Олисаве Свято- полчьей матери и княгини. А азь то псал сынь и сущи» [3, с. 73—74]. В. Н. Татищев так характеризует Святополка в зрелые годы: «Сей князь... читатель был книг и вельми памятен, за многие бо лета бывшее мог сказать, яко написано» [17, с. 128]. Внук Владимира Мономаха Михаил Юрьевич «вельми изучен был писанию, с грек и латыни говорил их языком, яко русским» [17. с. 115]. Свободно вступал в религиозно-философские споры с византийскими книжниками владимирский князь Святослав Юрьевич [17, с. 220]; украшен многими добродетелями, в воинстве был храбр, учен греческому языку и охотно читал книги князь Святослав Ростиславич [17, с. 95]. Домашнее обучение не было универсальной формой древнерусского образования. В «Житиях» Феодосия Печерского, Авраамия Смоленского, Сергия Радонежского и многих других идет речь об обучении их в школьных коллективах под руководством учителя. Понятно, что было бы неправильно полностью отрицать домашнюю форму обучения в среде купцов, ремесленников и других сословий; во многих случаях детей обучали грамоте родители, старшие члены семьи, но историческая наука не располагает источниками о найме, например, гончарами домашних учителей. Для горожан были более доступными школы элементарной грамоты, которые содержались за счет родителей. 3 ...кормилец и воевода по имени Буды... В летописных сводах XV в. кормилец великого киевского князя Ярослава Владимировича Буды именуется Блудъ [12, с. 375]. Каких-либо других сведений о нем не сохранилось. Из летописи видно, что Буды соединял две должности — воспитателя и воеводы — княжеского военачальника. 4 Георгий Симонович (Шимонович) происходит от варяжских князей, перешедших на службу к Ярославу Владимировичу. Георгий был кормильцем сына Владимира Мономаха Юрия Долгорукого и занимал должность тысяцкого в Суздальской земле. Основной функцией тысяцких было военное руководство на территории определенной области, входившей в состав княжеств. Должность тысяцкого связывалась с «держанием тысячи» воинов [24, с. 220]. 5 Зев — кормилец и храбрый воевода переяславского князя Андрея Владимировича. Осуществленная кормильцем разведка и предложенный им план операции обеспечили победу объединенных сил русских князей над войском польского короля Болеслава III Кривоустого. Возглавлял дружину воинов киевский князь Ярополк Владимирович (1082—1139), пришедший Андрею на помощь. Пука (в другой летописи — Паук) — дядька — воспитатель дорогобужского князя Владимира Андреевича, внука Владимира Мономаха. Пука занимал должность тысяцкого и являлся ближайшим советником Владимира. Во время междоусобной войны великого князя киевского Мстислава Изяславича с Андреем Владимировичем Пука был пленен Мстиславом и сослан во Владимир-Волынский. 7 В летописи рассказано о бегстве княгини Анны — жены убитого галицко-волын- ского князя Романа Мстиславича с малолетними сыновьями Даниилом и Васильком из Влади мира-Волы некого. Бегство княгини с детьми из города организовал дядька Мирослав. Анна посоветовалась с Мирославом («свет створи»), при его помощи вывезла Даниила из Владимира-Волы некого: «Даниила же возмя дядько перед ся изииде из града». Исследователями рассказ датируется 1211 —1219 гг. В. К. Гарданов пришел к заключению, что в нем впервые в летописях кормилец назван дядькой [5, с. 238— 240]. Мирослав был образованным человеком, ряд его донесений включен в так называемую Галицко-Волынскую летопись. 8 ...кормильчич Володислав — сын княжеского кормильца, галицкий боярин, воспользовавшись смертью князя Романа Мстиславича, «седе на стол», попытался овладеть всей полнотой государственной власти в княжестве. Сын Романа Даниил с матерью вынужден был бежать к польскому королю Лестко и искать у него помощи. Случай захвата Володиславом княжеского стола — пример использования кормильцами своего высокого положения для осуществления политических целей боярской оппозицией. 9 Дядька Никанор — наставник Василька, сына владимиро-суздальского князя Константина Всеволодовича. Из материалов, которыми пользовался В. Н. Татищев, видно, что Никанор был образованным человеком и, по-видимому, принадлежал к 122 Антология педагогической мысли народов СССР кружку ученых — книжников и педагогов, группировавшихся вокруг училища во Владимире. 10 ...кормильчья Нездилова — жена Нездила, воспитателя галицкого боярина Судислава Бернатовича (ум. 1234). Судислав возглавлял провенгерскую группировку галицкого боярства, опираясь на поддержку венгерского короля, вел вооруженную борьбу против Даниила Галицкого [9, с. 74—215]. Упоминаемый летописцем факт свидетельствует о распространении института кормильства на боярство. МОНАСТЫРСКОЕ ВОСПИТАНИЕ И ОБРАЗОВАНИЕ Киево-Печерский патерик — свод рассказов и историй о подвигах печерских монахов XI — XII вв. Первоначальную основу сборника составляют послания воспитанника Киево-Печерской обители владимиро-суздальского епископа Симона к монаху Поликарпу и Поликарпа к игумену монастыря Акиндину (20-е гг XIII в.). «Все рассказы Патерика,— пишет Д. С. Лихачев,— остросюжетны, элемент чудесного в них носит сказочный характер. Различные сюжеты преследуют своей целью проиллюстрировать ту или иную христианскую добродетель, показать подвиг монаха во славу христианской морали» {5, с. 693]. Объективное содержание этих сюжетов тесно связано с историей культуры, искусства, медицины, в них раскрыта сущность монастырского образования, идеалы монастырского воспитания. С этой точки зрения Патерик является ценным источником для познания особенностей развития просвещения XI—XIII вв. Киево-Печерский монастырь был центром подготовки миссионеров, осуществляющих процесс христианизации на огромной территории Древнерусского государства. Противники новой веры — волхвы, защищавшие языческое мировоззрение, вступали в религиозные споры с представителями церкви и власти, которые нередко заканчивались восстаниями [13, с. 15—18; 9, с. 49]. Церковный раскол 1054 г. вызвал полемику с католическим духовенством. Для участия в этих спорах и защиты своих позиций требовалось основательное знание патристической литературы византийских «отцов церкви», богословия, логики, риторики, истории. В таких условиях Печерский монастырь взял на себя ответственность за подготовку высшего русского духовенства. Образовательная функция стала важнейшей составной частью его деятельности. Игумен монастыря Феодосий тщательно подбирал из числа молодежи наиболее способных к «книжному учению» монахов. После обучения грамоте монастырская братия переходила к самостоятельной работе с книгой, завершавшейся коллективным обсуждением богословских тем — диспутами, которые авторы Патерика называют прениями. В то время в них выражалась высшая форма учения; дискутировали не только о символах веры, но и ради искусства полемики. Руководил «прениями» сам Феодосий, для упражнений в спорах посылал он своих учеников к иноверцам, жившим в Киеве, иногда показывал в этом личный пример [8, с. 48]. Популярность «прений» была столь велика, что их посещали даже князья, чтобы «насыщащеся медоточивых тех словес Феодосия» [8, с. 44]. Книги читал Никон. Феодосий «повелеваше паки великому Никону, яко се от книг почитающе поучение творити...» [8, с. 33]. Большое внимание уделялось изучению «преданий отеческих», ведению погодных записей, что способствовало выработке навыков летописания. На высоком уровне было обучение хоровому пению. Исследователь древнерусского певческого искусства Н. Д. Успенский пришел к выводу, что в этом вопросе Феодосий следовал примеру Константинопольской патриаршей академии [12, с. 25]. При монастыре работала больница, являвшаяся базой для овладения отдельными иноками «врачевской хитростью», иконописная школа, в которой работали выдающиеся художники. Монастырь располагал крупной библиотекой. Ссылки Нестора на переводные источники свидетельствуют о наличии их в обители. В стенах монастыря были воспитаны историк Нестор, богословы-писатели Никон, Иаков, Поликарп, Симон, библиофил Григорий, художник Алимпий, врачи Агапит, Демьян, Лаврентий, алхимик Прохор, умевший по известному только ему одному рецепту изготовлять из пепла соль, работали иноки, способные делать правильные прогнозы погоды, разрешать довольно сложные гидротехнические задачи. Неправильно считать, будто верхушка монастыря стремилась лишь к религиозному воспитанию монахов. Расчет здесь был значительно шире. Монастырь объединял крупную корпорацию выдающихся деятелей древнерусской культуры, видных представителей религиозной и общественно-политической мысли. Умственная жизнь монастыря тесно переплеталась с политической и интеллектуальной жизнью всей Руси. Церковная организация использовала не только Киево-Печерский, но и другие крупные монастыри для подготовки образованного пополнения церковной иерархии, пытаясь установить свой надзор над духовной жизнью общества, не ограничиваясь чисто религиозной сферой, а стремясь охватить и политические отношения. Об этой тенденции в «Похвале Феодосию Печерскому» сказано: «Лавра твоя славится тобою, и во всех концах Вселенной почитается имя ее. Народы дивятся отцам, бывшим в ней, которые воссияли, как звезды на тверди церковной... Приходили в нее цари и поклонялись князья, покорялись вельможи...» [5, с. 463]. Быстро росло значение воспитанников Печерской обители в религиозно-идеологической жизни древнерусского общества: с середины XI в. до монголо-татарского нашествия около 80 монахов получили епископские кафедры [8, с. 13, 14, 26, 76, 92], но и при этих условиях Киево-Печерский монастырь не был единственной движущей силой развития культуры и просвещения в Древней Руси. Хотя христианское вероучение составляло основу обучения в монастырских и княжеских школах повышенного типа, политическая направленность их деятельности имела существенные различия. Не в монастырских школах получили образование кодификаторы «Русской Правды» Коснячко, Перенег и Никифор, соучастники составления устава Владимира Мономаха тысяцкие — киевский Ратибор, белгородский Прокопий, переяславский Станислав, воевода Всеволода Ярославича Стовко Гордятич, дружинник и дипломат Гюрята Семкович, автор «Слова о полку Игореве» и другие политические и государственные деятели, в деятельности которых отсутствует какое-либо 'влияние монастырского воспитания. Не следует забывать о том, что представление о культурно-просветительной работе Киево-Печерского монастыря создали его питомцы, явно идеализировавшие различные стороны деятельности монастыря, и к их записям следует относиться осторожно. Советские историки Б. А. Романов [11, с. 150—152] и И. У. Будовниц [1, с. 182—183] раскрыли стяжательство, корыстолюбие, алчность и другие пороки «христового воинства» печерской братии. Но тем не менее ряд рассказов сборника тесно связан с исторической действительностью XI—XIII вв., с бытом монахов, сквозь которые просвечивается немало педагогических реалий, раскрывающих цели, средства и особенности монастырского обучения и воспитания. Приводимые отрывки из Киево-Печерского патерика печатаются по изданию: Памятники литературы Древней Руси: XII век/Подгот. текста, пер. и коммент. Л. А. Дмитриева. М., 1980. 1 И начал он разыскивать устав монастырский. В 1068 г. игумен Киево—Печерского монастыря Феодосий установил в обители Студийский устав, заимствованный у Константинопольского монастыря, который был основан в 798 г. идеологом монашества Федором Студитом. Разработанный Студитом Устав предусматривал жизнь монахов в общежитии, обязательный физический труд, отречение от всякой собственности, строжайшую дисциплину, обучение иноков грамоте для углубленного познания богословского учения. В связи с переходом Печерского, а вслед за ним других русских монастырей на Студийский устав при обителях началось создание школ для обучения грамоте монахов. Процесс обучения завершался самостоятельным чтением черноризцами религиозных книг. С этой целью в обязанность игуменов входило создание библиотек для чтения. «Должно знать,— записано в 26-м пункте Устава,— что в дни, в которые мы свободны от телесных дел, ударяет книгохранитель однажды в дерево и собирается братия в книгохранительную комнату и берет каждый книгу и читает по вечерам. Перед клепанием же (созывом) к светильничному ударяет опять однажды книжный приставник, и все приходят и возвращают книги по записи, кто же умедлит возвратить книгу, да подвергнетя епитимии» [3, с. 787]. В дореволюционной историографии усиленно пропагандировалась версия о ведущей роли монастырей в создании первых школ и в распространении грамотности на Руси. Так, С. Миропольский писал: «Каждый монастырь сам по себе был училищем, приютом грамотности; каждый создавал учителей и вызывал устройство школ» [7, с. 21]. Однако в силу материального положения не при всех монасты- 124 Антожл ия педагогической мысли народов СССР рях существовали школы. В новгородской Софийской первой летописи читаем: были «велицые монастыри», но и были монастыри «иже окрест града, особь жевущи, и кайждо себя в келиях ядяху и всякоми житейскими печальми одержими бяху; а в лутших монастырях шесть черньцов, или седьм, а в прочих два или три» [10, с. 284]. Монастыри с 2—7 насельниками не могли иметь школу. Обучение грамоте монахов здесь имело индивидуальный характер. По-другому было поставлено образование монахов в крупных монастырях, находившихся под покровительством князей, местной феодальной знати. Сосредоточив в своих руках экономические средства, прежде всего обширные земельные владения, развивая ремесло, крупные монастыри сравнительно рано выдвинулись в число богатых феодалов, что создало им условия для концентрации в своих руках мощных средств идеологического воздействия на массы, включая книжность. Восприняв интерес городских сословий к «книжному почитанию» и опираясь на выработанные технические традиции, они сделались основными поставщиками книжной продукции. В монастырских скрипториях осуществлялась литературно-редакторская работа, листовая орнаментация книг, чеканка серебряных окладов, переплетное дело, создавались мастерские книжной миниатюры. Судя по житиям святых XI — XIII вв., сущность воспитания в монастырских школах состояла в наставлении монахов, в воздержании, терпении, смирении, бесстрастии телесном, покорности и безропотности, созерцании собственной души. Достигались эти цели путем усердного молитословия, постов, самоограничением и проповедью фантастических чудес и подвигов местных угодников. Вступавший в монастырь инок вверялся старцу, который старался приучить его побеждать свои желания. Для этого преднамеренно старец приказывал ему делать то, к чему у него не было расположения, ибо умертвление своей воли считалось источником всех добродетелей. Система воспитания строилась так, чтобы у монахов-учеников не было ни минуты без дела или молитвы. Предписывалось правилами 12 раз молиться днем, столько же вечером и ночью. За непослушание полагалось духовное наказание, а за более важные проступки — и телесное. Источники показывают дифференциацию в обучении насельников по их социальному происхождению. Во многих крупных монастырях обучались монахи из зажиточного сословия, которых готовили к высоким церковным должностям. Основателями нескольких новгородских монастырей были сын боярина Михаля — Варлаам и другие городские аристократы. Эти земные небожители прикреплялись к духовным иереям в качестве стажеров и под их руководством совершенствовали свои знания в области богословия, канонического права и литургии. Основная масса монахов пополнялась за счет городских и сельских низов.. Обучение их соединялось с ремесленным ученичеством, трудом на монастырских землях. У В. Н. Татищева находим, что в Киевском училище при Андреевском монастыре младых девиц обучали «писанию, также ремеслам, пению, шитью и иным полезным им знаниям». Опираясь на их труд и труд зависимых крестьян, начиная с XII в. многие монастыри становятся крупными очагами ремесленного производства, прибыль от которого являлась важным источником их дохода. 2 ...великий Никон...— сподвижник Феодосия, принявшего участие в составлении летописи. Игумен Киево-Печерского монастыря с 1077 по 1087/88 г. 3 ...благоверный князь Святоша...— Святослав Давидович (ум. в 1142 г.), сын князя Давида Святославича, при пострижении в Киево-Печерский монастырь получил имя Николай. Князь преподнес в дар обители крупную библиотеку, о которой упоминается в рассказе. 4 ...брат один Никита именем... Никита Затворник — высокообразованный монах, читал книги на древнееврейском, латинском и греческом языках. После монашества был поставлен в 1096 г. на должность епископа Новгорода. ' 5 ...Этот блаженный Григорий пришел в Печерский монастырь... «Слово» о Григории свидетельствует о наличии у печерских монахов личных библиотек. У Григория ее пытались даже украсть воры для продажи на рынке. Книгами из его библиотеки зачитывались представители городской власти. Патерик свидетельствует, что книжность являлась важным фактором культурного развития и жизни киевлян XI—XIII вв. ...Этот преподобный Спиридон был простец словом. Данное показание Патерика свидетельствует, что распространение грамотности в Древней Руси ограничивалось городами, где были сконцентрированы ремесло, торговля, церковная и административная власть, политическая жизнь определенной территории. Малочисленность дворов в сельских поселениях, натуральный характер ведения хозяйства, замкнутость деревень — все это препятствовало развитию школ элементарной грамоты в сельской местности. 7 ....Преподобный же Алимпий... Хорошо выучился иконописному искусству... Алимпий — выдающийся древнерусский живописец, окруженный современниками ореолом славы и большого нравственного авторитета. Историки искусства И. Э. Грабарь, В. И. Антонова и другие считают его родоначальником русской иконописи. В 1084 г. родители отдали мальчика на обучение греческим мастерам, украшавшим Успенскую церковь Печерского монастыря. В 1087 г. игумен Никон посвятил его в иноческий чин и нарек Алимпием. Талантливый и трудоспособный живописец посвятил всю жизнь созданию произведений изобразительного искусства. Алимпий принадлежал к тем древнерусским художникам, творчество которых, по заключению В. Н. Лазарева, «следует рассматривать как одно из самых совершенных произведений русского гения» [6, с. 7]. Слова Симона о том, что Алимпий «добре... извык хитрости иконной», свидетельствуют о мастерстве его. В Древней Руси термин «хытрец», «хытрьц» употреблялся в смысле «искусник», «хитрость иконная» — «искусство живописи». Совершенство работ Алимпия изумляло людей. Напряженный труд, тяжелые условия монастырской жизни подорвали здоровье живописца. Умер Алимпий в 1114 г. Исследователи предполагают, что. печерскому художнику принадлежат иконы Свенской богоматери в Свенском монастыре, близ Брянска, «Царь царей», хранящаяся в Московском Успенском соборе. Алимпий, научившись живописи у византийских мастеров, создал свою манеру письма и стал достойным соперником греческих мастеров. «В недавнем прошлом,— пишет В. Н. Лазарев,— большинство открытых на русской почве икон и фресок XI—XII веков совершенно механически приписывали греческим мастерам. При этом исходили из той ложной предпосылки, что русская живопись этого времени якобы целиком находилась под влиянием византийской художественной культуры. Открытия последних десятилетий наглядно показали несостоятельность этой точки зрения. Каждая расчистка новой фрески либо иконы убедительно демонстрировала не только высокое своеобразие древнерусской живописи, но и наличие в ней уже в столь раннее время различных школ и направлений, обладавших своими национальными кадрами мастеров» [6, с. 59]. ОБУЧЕНИЕ РУССКИХ ЗА ГРАНИЦЕЙ И ИНОСТРАНЦЕВ НА РУСИ 1 ...Жил в городе Любече некий благочестивый муж... С развитием экономических, культурных и церковных связей Руси с Византией среди определенных феодальных кругов возникло стремление получить в Царьграде или в русском монастыре на Афоне византийское образование. Авторы Киево-Печерского патерика, ссылаясь на несохранившееся «Житие» одного из первооснователей Печерского монастыря — Антония, сообщают, что он изучал богословие вначале в столице Византии Царьграде, а после в русском монастыре на Святой Горе. 2 Ефрем — митрополит переяславский до пострижения в монахи Киево- Печерского монастыря работал управляющим двора киевского князя Изяслава. Яро- славича. В одном из монастырей Константинополя перенимал опыт монашеского «подвижничества», изучал богословие, занимался переписыванием книг. 3 ...несоша книгы Царьграду... Анализ «Слова об идолах» (XII в.) дан Б. А. Рыбаковым при исследовании эволюции язычества славян. Древнерусский автор за основу «Слова» взял поучение константинопольского патриарха Григория Богослова (329—390). Путешествуя на корабле, он перевел поучение с греческого языка на русский и составил конспективный пересказ его с собственными комментариями и этнографическим обзором русских языческих богов. Автор, вероятно, жил на Афоне и сообщает, что он должен сойти на берег Святой Горы, а произведение Григория Богослова осталось на корабле, держащем курс на Константинополь [16, с. 25]. Из этого следует, что «Слово об идолах» — источник, подтверждающий знание русским книжником греческого языка, византийской литературы, античной мифологии. 4 ...в Русь посылали много книг. Отрывок из «хождения» — путешествия новгородца Стефана в столицу Византии Царьград. Путешественник отметил тради- Миниатюра Радзивилловской летописи. Взятие Киева войсками союзников Андрея Боголюбского в 1169 г. ционную работу русских писцов в византийских монастырях по переводу и списы ванию книг для нужд Руси. 5 6670 (1162). ...Того же лета идоста Гюргевича Царьграду... В 1162 г. Андрей Боголюбский, утверждая во Владимиро-Суздальской Руси свою власть, изгнал в Византию мачеху и братьев по отцу Мстислава, Василька, своего малолетнего брата Всеволода, племянников — Ростиславичей. «Все эти люди,— пишет В. Т. Па- шуто,— видимо, сносились с противной партией и мешали единодержавию и политике Андрея» [14, с. 192]. В Византии император Мануил дал Васильку четыре города, Мстиславу — «волость Отскалана» [7, с. 72]. 6 поточи ... полотским князем с женами и с детьми в Греки. Великий князь Мстислав Владимирович в 1129 г., лишив столов и имущества пятерых полоцких князей, не подчинившихся его требованию выступить вместе против половцев, «поточи» (выслал) их с женами и детьми в Византию. Из них два князя в 1131 г. возвратились [15, ст. 303—304], а остальные с семьями жили в Царьграде до 1140 г. Следует полагать, что за одиннадцатилетнее пребывание детей этих князей «за морем» они получили там византийское образование. / ...Я, княже, ни за море не ездил... Автор «Моления Даниила Заточника» говорит о существовавшей на Руси практике получения образования «за морем», т. е. в Византии. Тудор ...молится святой Софии... Часть иностранцев, изучавших русскую грамоту, указали при помощи граффити и в приписках на книгах, которые они переписывали, свое прозвище, происходившее от названия народности,— гречин, латыш, уринец (венгр), косожич. Надпись XII в. в соборе святого Пантелеймона в Галиче оставлена писцом армянского происхождения, о чем свидетельствует граффити. То обстоятельство, что переписка отдельных книг поручалась некоторым писцам иностранного происхождения, указывает на их грамотность, которой они овладели в русских школах. В общей совокупности граффити и приписки на Евангелиях и Минее являются свидетельством тесных культурно-педагогических связей Руси с соседними народами. Юрьевское евангелие переписано писцом Федором по заказу игумена Новгородского Юрьевского монастыря Кирьяка.
Высказано предположение, что Юрьевское евангелие хотя и было создано для Новгорода, но не в Новгороде, а в юго-западной Руси Галиче или Владимире-Волынском, Холме) — землях, близких к Венгрии 15, с. 14—15]. I octhxhi. т>\иии /ч/гм чи>см\ каноническим форччла. широко распространенная на Руси с XI—XIV вв., встречающаяся в памятниках древнерусской книжное ги, на берестяных грамотах, предметах ремесленников, стенах храмов, граффити. А. В. Арциховский и В. И. Борковский полагали, что эта формула вместе с именем автора письма имела в древности значение личной подписи. 11 Дедилъце — косожич. С. А. Высоцкий, комментируя граффити, пишет: «Автор обращается к богу и дает обещание прийти к нему на воскрешение, т. е., вероятно, на судный день. Тут же, воспоминая о своих грехах, он восклицает: «Ох, душа моя!» По своему содержанию надпись редка и весьма необычна, за исключением конечного «воздыхания», встречающегося и в других граффити (№ 68, 146). В начале надписи читается имя «Дедильие» или «Дедильиес». Среди христианских календарных имен такого нет, по-видимому, это мирское имя автора... В надписи впервые среди софийских граффити встречается указание на этническую принадлежность автора. Он косог — представитель северокавказских племен черкесов. Косоги и ясы неоднократно упоминаются летописью» [2, с. 59—60]. 12 Помоги, господи, помоги писцу. Весь текст надписи в Галиче свидетельствует о том, что писец по происхождению армянин. Русско-армянские связи просматриваются по источникам с XI в. Начало их исследователи связывают с женитьбой киевского князя Владимира Святославича на Анне — дочери византийского императора армянина Василия II Болгаробойца (979—1025). В Киев Анна привезла священников, зодчих, врачей, среди которых были армяне. Не без участия Анны армяне были приглашены киевским князем в 1009 г. для участия в борьбе с Болеславом Храбрым, а позднее, в 1062 г., с половцами, за что они получили большие привилегии [9]. Армянские колонии XII—XVI вв. существовали в Киеве, Владимиро-Волынском, Каменец-Подольском, Галиче, Львове, здесь же они имели свои школы. 13 ...Спустя долгое время половчанин, державший в плену этого блаженного (Никона.— С. Б.), пришел в Киев... В «Словах» о черноризцах Никоне и Агапите повествуется о посвящении в монахи Киево-Печерского монастыря половчанина и армянина. Согласно монастырскому уставу, иноверцы, принявшие монашеский сан, должны были изучать русскую грамоту и славянский язык для чтения религиозных книг, выполнения христианского молитвословия, хорового пения и т. п. 14 Договор Смоленска с Ригой и Готским берегом 1229 г. регулировал торговые сношения с прибалтийскими землями и странами Западной Европы, предусматривал обоюдное знание иностранными и русскими купцами языков, на которых осуществлялись торговые сделки («держати правду»). Немецкий историк Г. Рааб опубликовал материалы XIII—XIV вв., в которых сообщается о посылке ганзейскими купцами на определенный срок в семьи новгородцев своих детей для изучения русского языка. Не исключено, что они в целях быстрейшего изучения языка посещали русские школы элементарной грамоты. Когда позже торговлю с русскими в Риге захватила в свои руки организация немецких купцов — Большая гильдия, которая стремилась сделать торговлю своей монополией, то в числе средств для достижения этой цели было запрещено изучать приезжим нидерландцам русский язык, чтобы они не могли торговать с русскими без посредничества немецко-рижских купцов. Посредниками должны были обязательно быть рижские купцы — члены Большой гильдии. Изучение и знание ими русского языка диктовалось торговыми интересами [6, с. 770]. * * * Древнерусские и иностранные источники сообщают, что в XI — первой половине XIII в. на Руси воспитывались королевичи из Англии, Болгарии, Венгрии, Дании, Польши, Чехии, юные претенденты на княжеские столы Норвегии, Швеции. В XI в. в Киеве получил богословское образование основатель Сазавского монастыря в Чехии Прокопий, в XII в.— филологическое образование реформатор сербского языка на основе русской графики Прокопий. На Афоне русские книжники обучали юного сербского княжича Савву средневековым наукам. Крепнувшие международные отношения и культурно-педагогические связи показывают, что древнерусская педагогическая мысль являлась составной частью общеевропейской педагогической культуры. НИЗАМИ О РУССКОЙ КНЯЖНЕ И ЕЕ ОБРАЗОВАННОСТИ Низами Гянджеви Абу Махаммед Ильяс ибн Юсуф (ок. 1141—ок. 1209) — выдающийся азербайджанский поэт и мыслитель. Среди произведений Низами особое место занимает романтическая поэма «Семь красавиц», которую он закончил в 1197 г. В этой поэме Низами создал образ смелой, образованной и мужественной русской княжны, показав таким образом свое глубокое уважение и симпатию к Руси. Низами был осведомлен о русах, их быте, широком распространении грамотности среди женщин из феодальных верхов. Известия о культурно-просветительской, дипломатической деятельности некоторых русских княгинь, слава об их начитанности доходили до народов Кавказа. Такова русская красавица в изображении Низами. Кого из русских княгинь имел в виду поэт, остается неизвестным. Некоторые азербайджанские исследователи считают, что это могла быть остававшаяся незамужем Евфросиния Полоцкая (1100—1173), современница Низами. Для своего времени Евфросиния Полоцкая была широко образованным человеком. «Житие» Евфросинии рассказывает, что «весть о ее мудрости и благом учении разошлась по всем градам». Как бы то ни было, но свидетельство Низами об образованности русских женщин из среды княжеских верхов является дополнительным подтверждением высокого уровня просвещения на Руси до монголо-татарского нашествия. Хаварнак — город, резиденция отца Бахрама. В одеянии румейском...— в византийской одежде. НАРОДНАЯ ПЕДАГОГИКА О СРЕДСТВАХ, СПОСОБАХ ОБУЧЕНИЯ ДЕТЕЙ ГРАМОТЕ И ШКОЛЬНЫЙ БЫТ НА РУСИ ПОСЛОВИЦЫ И ПОГОВОРКИ Большинство пословиц и афористических речений — результат развития народной педагогической мысли. В системе воспитания XI—XIII вв. пословицы формировали ценностную ориентацию детского сознания, выполняли функцию стимулов к учению, наставлений о пользе книжных знаний, активизировали познавательные способности детей. ОБ УМСТВЕННОМ ВОСПИТАНИИ Важнейшим событием в жизни наших предков явилось возникновение школы. Сочетание в процессе обучения устной речи с письменной ускоряло развитие абстрактного мышления детей.. «Всякое слово (речь),— подчеркивал В. И. Ленин,— уже обобщает» [2, с. 246]. Развитие абстракции было связано с усвоением детьми в школе понятий, правил, а для этого требовалось их себе представить, осмыслить. Процесс обучения способствовал развитию индуктивного и дедуктивного мыш- . ления, начиная с запоминания азбуки, составления слогов, слов и кончая арифметическими операциями при изучении счисления, приемами иллюстрирования отдельных абстрактных понятий примерами из окружающей действительности. Все это развивало умственные способности детей. Перечисленные выше пословицы и книжные афоризмы взяты из источников XI— XIII вв. Приведенные же пословицы из источников XVII—XVIII вв. с некоторыми лексическими изменениями имеют аналоги, зафиксированные в памятниках письменности Киевской Руси. Смысл их подтверждает, что идея развития ума определяла главную тенденцию развития древнерусской педагоогической мысли. Широкое бытование пословиц и литературных афоризмов на тему учения свидетельствует о высоком уровне педагогической культуры Древней Руси. Крупнейший знаток древнерусского фольклора В. П. Адрианова-Перетц установила, что многие речения, вошедшие в «Моление Даниила Заточника», сборники В. И. Даля, П. К. Симони и т. п., являются переложением философских и педагогических афоризмов Варнавы, Геродота, Демокрита, Менандра, Пифагора, Тимонакса, Фукидида и других античных авторов. Например, пословица «Корень учения горек, да плод его сладок» берет начало от Демокрита, она широко использовалась греческими и римскими писателями [3, с. 20]. Пословица «Учение — свет, неучение — тьма» имеет аналогию в сочинениях греческих авторов, известных на Руси с XI в. [3, с. 31—64]. Античная педагогика являлась одним из источников древнерусской педагогической мысли. Пословицы и другие речения XI—XIII вв. характеризуют педагогические воззрения, этические, психологические представления наших предков. Некоторые из них, в силу жизненного значения, сохранили свое значение до наших дней [3, с. 44—45]. ПОСЛОВИЦЫ ОБ АЗБУКЕ Путь к книжному познанию начинался с усвоения азбуки. Пословицы, в которых описан процесс запоминания букв, касаются прежде всего трудностей, с которыми встречались дети на первом этапе усвоения сложного церковнославянского алфавита [52, с. 148]. Перечисленные пословицы — результат детского устного творчества. Они отражают психологические переживания детей при встрече со столь сложной для них умственной задачей. Трудность изучения азбуки заключалась в том, что для каждой буквы подбиралось начинающееся с нее слово. «Аз» — это не только наименование буквы «а», но и личное местоимение «я», «буки» — «буква», «веди», «глаголь» — повелительные наклонения древнерусских глаголов «ведати» (знать), «глаголати» (говорить) и др. При такой методике ребенку очень трудно было понять, что «аз» означает звук «а», «буки» — «б», «глаголь» — «г» и т. д. И только заучивая слоговые сочетания «буки-аз» — «ба», «веди-аз» — «ва», ребенок начинал читать. Процесс заучивания букв протекал в следующем порядке: буквы произносил учитель, а ученики вслед за ним хором повторяли каждую букву, пока не запоминали. С тех пор сохранилась пословица: «Азбуку учат, во всю избу кричат». Но это был не беспорядочный крик, а повторение нараспев с соблюдением тонических ударений. Можно предположить, что пропевание азбуки в древнерусских школах облегчало ход занятий. Пословица «Юс да ижица — делу конец ближитца» свидетельствует о недалеком 130 Антология педагогической мысли народов СССР окончании работы по изучению азбуки. «Фита не славна, но вещь она славна» выражает удовлетворение запоминанием последних букв алфавита. Начало' изучения детьми азбуки на Руси связано с процессом «постепенного ославянивания греческого алфавита и добавлением к нему первых славянских букв» [18, с. 240]. Памятником, подтверждающим эволюционное развитие кириллического письма в ранний период его становления, является азбука конца IX в. из 27 букв: 23 — соответствующих греческому алфавиту и 4 — славянских Б, Ж, Ш, Щ, выявленная на стене Киевского Софийского собора в записи начала XI в. Пытливость и желание детей скорее запомнить азбуку способствовали поиску способов самостоятельного заучивания букв. В 1957 г. Б. А. Рыбаков при раскопках в Любече обнаружил пряслице с нацарапанными буквами А Б В Г Д Ж 3 [55, с. 39]. Девочка-школьница, занимаясь по вечерам прядением, проверяла, запомнила ли она ту или иную букву. В этих же целях употреблялись даже детские гребенки с вырезанными на них буквами. Такой гребешок конца XII в. обнаружен при раскопках древнего Берестья [39, с. 317]. Нацарапывали ученики буквы на необработанной кости, упражнялись в написании азбуки на стенах храмов во время посещения церкви. Так, часть букв алфавита обнаружена на стенах Новгородского Софийского собора. Расстояние граффити от пола дает основание предполагать, что надпись сделана подростком. 1 Кси, пси с фитою пахнули сытою. Первым правильное толкование пословице дал Л. Н. Пушкарев, отметив, что она подтверждает существование на Руси обычая отмечать окончание изучения грамоты коллективным обедом [52, с. 161]. Этнографические материалы позволяют на этом обычае остановиться более подробно, ибо его происхождение связано с древнейшим языческим обрядом. В словаре В. И. Даля «сыть — пища, харч, корм, еда, все то, что насыщает голодного». «Едишь в дорогу на день, а сыти бери на неделю» [27, с. 377]. Постепенное заучивание букв азбуки приближало школьников к коллективной трапезе. После окончания определенного этапа обучения каждый ученик по обычаю приносил в школу для учителя горшок каши. Историк И. Забелин обнаружил интересную запись, которая хранилась в личном архиве известного русского актера М. С. Щепкина (1788—1863), обучавшегося в школе по древнейшей методике. «Помню, что при перемене книг, то есть когда я окончил азбуку и принес в школу первый раз Часослов, то тут же принес горшок молочной каши, обвернутый в бумажный платок, и полтину денег, которая как дань, следуемая за учение, вместе с платком вручалась учителю. Кашу же обыкновенно ставили на стол и после повторения задов (т. е. пройденного на прошлом занятии.— С. Б.)... раздавали учащимся ложки, которые и хватали кашу из горшка... Кончив кашу, выносили горшок на чистый двор, ставили его посредине, и каждый бросал в него палкой... После окончания Часослова, когда я принес новый Псалтырь, опять повторилась та же процессия» (34а, с. 45). Поскольку ученики переходили к новым этапам обучения в разное время, то таких трапез в течение учебного года было несколько. Обычай приношения каши менял положение ученика в школьном коллективе. Им отмечалось успешное его продвижение в учебе. Сам акт приношения учителю каши по правилам тогдашнего этикета следовал лучшим моральным нормам школьного быта и являлся традиционной формой проявления почитания педагога. Историк Н. Ф. Сумцов писал, что обычай приношения каши являлся отголоском тех далеких времен, когда восточные славяне приносили ее богам земледелия, скотоводства. В прямой зависимости от этой традиции существовал обычай разбивать п°суду из-под каши. Горшком после жертвоприношения славяне не пользовались, так как считали смертных людей недостойными пользоваться священной посудой [71, с. 42], Таким образом, пословица отразила оригинальную традицию, в которой сочетался обычай с нравственной культурой школьного быта XI — середины XIX в. 2 Знать на ять. «Ять» — буква общеславянского происхождения, цифрового значения не имела. Форма начартания «Ъ». По своей фонетической функции приближалась к так называемым буквам-дублетам. Изучение дублетов (букв с одинаковыми значениями) и «ять» составляло наиболее сложный раздел древнерусской грамматики. Еще более сложными были правила упо требления Ъ. В древнерусском языке «ять» соответствовала долгому Е или дифтонгу ИЕ в зависимости от твердости и мягкости последующего согласного. С XII в. в разговорной речи наблюдалось совпадение Ъ с И и Е, вследствие чего часто случалось их совпадение в памяти. Кроме этого, написание Ъ было обусловлено многочисленными правилами и исключениями в зависимости от переднего мягкого согласного, ударения и др. Изучение памятников литературы Древней Руси показывает, что правила написания изучались в школах повышенного типа, где преподавалась грамматика. Поэтому возникновение поговорки «Знать на ять» можно отнести к XII — XIII вв. В школах ошибка на «ять» считалась первым признаком плохого учения. «Знать на ять» в переносном значении было равнозначным современному «Знать на пять». В связи с тем, что Ъ полностью совпадала с произношением Е, орфографической реформой 1917—1918 гг. она была устранена. 3 Азбука латине — не пиво в братине. Пословица возникла не раньше XIII—XIV вв., в период активной торговли Новгорода, Смоленска, Полоцка, Пскова и других городов с купеческими гильдиями стран Западной Европы. Оживленные торговые связи, в частности с немецкими городами, обусловили острую необходимость в изучении русскими купцами латинского языка. Археологические находки свидетельствуют, что латинский язык знали и некоторые ремесленники. В 1872 г. в Смоленске был обнаружен надгробный памятник черноризцу Зиновию с высеченной мастером кириллической надписью и датой 1219 или 1271 г., обозначенной латинскими буквами [13]. В 1951 г. в Новгороде выявлена медная пластинка с начерченными русским ремесленником Борисом латинскими словами [6, с. 243]. В том же Новгороде найден перстень XII—XIII вв., на котором русским умельцем выгравированы латинские буквы [22, с. 53]. В Смоленске археологами обнаружены даже кирпичи с клеймами в форме латинских буквенных знаков [77, с. 184]. Безусловно, многие древнерусские мастера копировали латинские буквы, однако отдельным надписям можно дать иную интерпретацию. Пословица отображает практику изучения русскими латинской грамоты. В ней же отмечено, что это было нелегкое дело, каким было веселье на пирах новгородских ремесленников. Б. А. Рыбаков рассматривает коллективные «братские пиры как обычай, который наравне с другими признаками характеризует особенности ремесленных объединений новгородцев» [57, с. 737—738]. 4 Продай кафтан, купи буквицу. Лингвисты считают, что термин «буквица» появился раньше слова «азбука», и подчеркивают его связь с названием дерева «бук». А. Г. Преображенский, например, считал, что в древности буквы начерчивались на буковых дощечках [51, с. 51—52]. Такую деревянную буквицу-азбуку обнаружили в 1954 г. археологи в Новгороде. Азбука попала в землю на рубеже XIII—XIV вв. А. В. Арциховский писал, что такие пособия на Руси были в употреблении и раньше. Деревянная азбука представляет собой можжевеловую дощечку с вырезанными на лицевой стороне 36 буквами древнерусского алфавита. Чтобы было удобно держать дощечку в руке, нижний ее конец освобожден от букв. На оборотной стороне видна выемка, предназначенная для письма по воску. Ученик мог держать в руке дощечку и, глядя на лицевую часть, списывать буквы на навощенную сторону (или проверять написанное на лицевой части). Сходство с такими буквицами мы находим в английских учебных пособиях X—XIV вв., где их называли горнбуками (горн — «рог»; бук — книга»). Если на Руси на дощечке азбуку вырезали, то в Англии к ней приклеивали пергаменный лист с алфавитом. Для сохранности лист прикрывали тонкой роговой пленкой, отчего и произошло название «горнбук» [11, с. 121]. Деревянные азбуки способствовали последовательному восстановлению в памяти букв, приучали детей запоминать их в определенном порядке. А. В. Арциховский предполагал, что форма и отделка новгородской азбуки «заставляют предполагать, что такие пособия изготовлялись на продажу и были доступны даже самым бедным горожанам» [7, с. 81]. По сравнению с пергаменными буквицами деревянные были значительно дешевле. Историк западноевропейской школы К. Шмидт пишет, что в XI—XIII вв. на За паде пергамен был настолько дорог, что его принимали в уплату взамен серебра и за один Служебник платили виноградниками, лугами и рощами [80, с. 152]. На Руси даже после появления бумаги Минея общая стоила 4 коровы, а Каноник— 5 коров [61, с. 70—96]. В условиях дороговизны пословица «Продай кафтан, купи буквицу» отражала действительную стоимость книг. Цена на них начала снижаться лишь в XVIII в. в связи с развитием бумажной промышленности. В то время и появилась поговорка «Азбука в шесть грошей, а Псалтырь по рублю». ОБУЧЕНИЕ ДЕТЕЙ ГРАМОТЕ И ЧТЕНИЮ 1 Мнится, писание легкое дело, пишут два перста, а болит все тело. В. П. Аникин утверждает, что это пословица «о битии, без которого не мыслили обучения грамоте и письму» [45, с. 30]. Однако археологические исследования позволяют предполагать о возможности возникновения пословицы в связи с переходом детей в процессе обучения от письма на церах (навощенная дощечка) к начертанию букв на бересте. Сначала детей учили писать на дощечке, покрытой мягким воском. Переход к письму на твердой березовой коре был связан с большими трудностями для ребенка. Начинались новые упражнения по написанию букв. JI. В. Черепнин условно назвал их пробой пера [79, с. 397]. Найденные берестяные грамоты с такими упражнениями исчисляются десятками. Дальнейший этап формирования у детей графических навыков был связан с упражнениями в написании отдельных букв (ряд грамот Онфима, грамоты № 485, 505, 537) [8, с. 79, 101, 139]. А. В. Арциховский и В. JI. Янин отметили, что для толкования начерченных букв как связного текста данных нет [8, с. 101]. Следующий этап обучения начинался с фиксации на бересте частей, а затем и полной азбуки, далее следовало написание слогов. На грамоте № 199 ученик Онфим нацарапал в строгом алфавитном порядке 52 двоеписьменных слога. Подводя итоги рассмотрению грамот Онфима, А. В. Арциховский писал: «Здесь четко представлен способ изучения грамоты по складам, господствовавший у нас до XIX в. и державшийся до XX в. Заучивая «буки-аз-ба», «буки-есть-бе» и т. д., ученик доходил до понимания, что «буки» означают «б», и так постигал постепенно все буквы. Этот способ был до сих пор представлен в источниках XVI— XVII вв., теперь он засвидетельствован для XII—XIII вв. Каждая из гласных здесь закономерно сочетается со всеми 20 согласными русского языка» [5> с. 218]. Трудности процедуры обучения детей пио^му объяснялись не только переходом к начертанию слов на бересте, но и методикой. Детей учили писать буквы, слова в линию и в столбец (грамота № 455) [8, с. 54]. Дети, согнувшись, писали на колене. Такой способ засвидетельствован на миниатюрах евангелий XI — XIII вв. На колене писали дети в старообрядческих школах еще в XIX в. При таких условиях письмо действительно было трудным делом. 2 Написано пером, не вырубить топором. История письма как средства общения людей теряется в далеком прошлом. Древние японцы писали на костях животных, которых приносили в жертву богам, китайцы — на бамбуковых дощечках. Некоторые африканские племена изображали письмена-рисунки на горшках из тыквы. В древних Ассирии, Вавилонии, Шумери, Урарту материалом для письма служили глиняные дощечки. В некоторых тропических странах писали на пальмовых листах. Еще до нашей эры широкое распространение получил папирус. Из стеблей папируса нарезали длинные стежки, сушили, а затем на них писали. Во II тысячелетии до н. э. папирус стали заменять кожей молодых домашних животных. Впервые новый материал для письма был изготовлен в г. Пергаме, поэтому был назван пергаменом. Текст на нем можно было писать с обеих сторон листа, для удобства сшивать в тетради. Восточным славянам пергамен стал известен в X в., когда на Руси появились первые церковные книги. На пергамене по указанию киевского князя Ярослава Владимировича было написано много книг для библиотеки при Софийском соборе. Исписанную бересту выбрасывали, писать на ней второй раз было невозможно. Пергамен, несмотря на дороговизну, пользовался популярностью, так как его можно 0ыло использовать многократно. Исписанный лист соскабливали и писали на очищенной стороне снова. Пергамен настолько хорошо впитывал чернила, что четкие очертания букв были видны после нескольких смываний прежних текстов. Фотографи рование в*инфракрасных лучах дало возможность исследователям на одном и том же листе пергамена прочесть два разных текста, писанных 600—800 лет назад. Пословица «Написано пером, не вырубить топором» хорошо передает эту его особенность. Хронологически дату появления этой пословицы можно определить в пределах XII—XIV вв. Позднее пословицу применяли к исписанной бумаге, но уже в метафорическом смысле. 3 Пишет грамотки, да просит памятки. Грамота, грамотка — «всякое письмо или записка» [24, с. 390]. Исходя из этого первоначального значения слова, А. В. Арци- ховский назвал грамотами обнаруженные в Новгороде исписанные куски бересты. Памятка — «урок», «наука» [25, с. 14]. В связи с дороговизной пергаменных Часослова и Псалтыря, которые являлись в Древней Руси единственными учебными книгами, педагоги находили простой выход из трудного положения. За небольшую плату родителей они переписывали на бересту фрагменты из этих книг, необходимые для определенного периода обучения. До нас дошло два таких новгородских фрагмента (деревянные книжицы) XII—XIII вв. со списанными молитвами: берестяные грамоты № 128 и 419. А. В. Арциховский и В. JI. Янин о грамоте № 419 пишут: «Найденная при раскопках книжечка была изготовлена, возможно, для священника, но вернее — для певчего, каким мог быть любой обитатель усадьбы» [8, с. 27]. Однако не исключено, что это могли быть и учебные фрагменты. На Западе учителя, нередко называли писцом за списывание «малых книжек» для детей по заказу родителей [70, с. 231—234]. Видимо, такие факты были распространены и на Руси. В «Житии» казанского архиепископа Гурия (XVI в.) сказано, что в молодости будущий церковный владыка «писаше книжицы малыя, иже в научении бывают младым детям» [38]. Обычно это были молитвы, изучавшиеся в школе. Пословица может быть расшифрована так: «Пишет книжицы, да просит детей в науку», т. е. приглашает в школу. Вероятно, к этой группе принадлежит более поздняя пословица: «Богатые — те деньги учат, а бедные — те кнцги мучат» [23, с. 429], указывающая на тяжелое материальное положение учителей школ элементарной грамоты. 4 Прочитать от доски до доски. В Древней Руси для сохранности книг от износа их брали в переплет из деревянных досок. Доски стягивались металлическими застежками поверх переплета. Украшали доски накладками, жуковинами, изготовленными из меди, бронзы и кости. Но и при этом условии жизнь многих книг была коротка, они погибали во время пожаров, наводнений и других происшествий. Сохранились лишь металлические и костяные детали: накладки, переплеты и т. д. Их находят исследователи в земле во время археологических раскопок древнерусских городов и городищ. В настоящее время книжные накладки и застежки XI—XIII вв. найдены при раскопках Белоозера, Берестья, Боголюбова, Брянска, Волковыска, Воиня, Галича, Городца на Волге, Гродно, Домагощи, Друцка, Киева, Ленковецкого городища (Черновцы), Минска, Новгорода, Новогрудка, Олешкова (Ивано-Франковская обл.), Пскова, Старой Руссы, Старой Рязани, Теребовли, Трубежа, Турова, Устюжной, Юрьева-Польского. Данный перечень — неопровержимое свидетельство распространения грамотности и книжности в этих городах Древней Руси. Бросается в глаза большое количество застежек и накладок в полуземляных помещениях, где жило большинство горожан. Обнаруженные накладки в таких жилищах в Старой Рязани позволяют предполагать, что часть книг принадлежала ремесленникам, книгами могли пользоваться и дети, обучавшиеся грамоте. По-видимому, в Рязани в XII — первой половине XIII в. работала мастерская по изготовлению книжных застежек. Остатки такой мастерской обнаружены археологами в Воине. Все шесть найденных здесь бронзовых застежек оказались отлитыми ремесленником по одной и той же модели. В 1973 г. аналогичная мастерская раскопана в Новогрудке [21, с. 34]. 5 Песочница — подружка чернильницы. Писать на пергамене обучали детей богатых родителей, которые имели возможность приобретать этот дорогостоящий писчий материал. Чернила учащиеся изготовляли сами из смеси сажи и клея или из дубовых орешков и вишневого клея, причем вес орешков соответствовал весу клея, и в соответствии с весом этих двух компонентов добавляли кислый мед. Тщательно обрабаты вали гусиные перья: вначале соскабливали жир, затем втыкали их в нагретый песок или золу, потом удаляли ненужные перепонки и соответственно заостряли перо, затем раздваивали конец. Чернила хранили в глиняной или в изготовленной из рога животного чернильнице. Известны две берестяные грамоты XII—XIII вв. из Новгорода, писанные чернилами. Изображение чернильниц сохранилось на так называемых царских вратах XIII—XIV вв. Гусиное перо часто оставляло кляксы. На Западе кляксы на пергамене дети слизывали или стирали пемзой. Видимо, такой обычай существовал и в русских школах. В сборнике Д. Садовникова находим детскую загадку: «Семья серо, руками сеют, языком слизывают» [60, № 2149]. Существовала и другая сложность — письмо на пергамене долго не высыхало. Был найден простой способ — посыпать написанный текст песком, который тут же впитывал верхний слой чернил. Каждый ученик нес в школу чернильницу и мешочек с песком. Их соединяли тесемкой, которую набрасывали на шею. В это время и возникла пословица «Песочница — подружка чернильницы». ОБУЧЕНИЕ ДЕТЕЙ СЧЕТУ До сих пор историки педагогики дискутируют о том, как в древнерусской школе грамоты обучали счислению. Объясняется это тем, что в источниках XII— XIII вв. отсутствуют описания вычислительных операций. Сохранились лишь записи результатов счета. Все попытки реконструкции арифметических подсчетов оказались неудовлетворительными. Благодаря работам Р. А. Симонова стало известно, что счислению в школах повышенного типа обучали при помощи абака. (Абак — доска, разделенная на полосы, где передвигались камешки, кости для арифметических вычислений.) Остается неясным, как обучали числительным операциям в школах грамоты. Первые навыки счета дети приобретали в процессе игры. Археологами в районе Поднепровья выявлены стеклянные и глиняные игрально-счетные жетоны VI—VII вв. Такие жетоны употребляли дети древних римлян для счета и игр на игральных досках. Находки схожих жетонов в районе Днепра подтверждают такое же их назначение и у восточных славян [67, с. 307—312]. К более позднему времени (X в.) принадлежат игральные кости, обнаруженные при раскопках в Новгороде, Киеве, Гнездовских курганах, Шестовицком поселении [37, с. 85—88]. Представляют они собой кубики с нанесенными циркулем очками. Очки составлены так же, как и на современных игральных костях. С приобретением навыков счета была связана аналогичная детская игра в бабки. В числе вещей, найденных при раскопках Черной Могилы в Чернигове, обнаружен целый комплекс этих игровых предметов [54, с. 27]. Они же найдены в детском погребении X в. при раскопках Десятинной церкви в Киеве. В памятниках письменности XIII—XIV вв. упоминается игра под названием «леки», которая также была связана со счетом. В польском языке lik — число, «количество», в украинском л1чба — «счет», в белорусском счет — «лик». Некоторое представление о порядке арифметических операций дают берестяные грамоты новгородского школьника начала XIII в. Онфима. На его грамотах (№200, 203, 206) нарисованы ряды человечков с поднятыми руками, на которых изображено от 4 до 9 пальцев-палочек [5, с. 2221]. Аналогичное изображение всадника с такими же пальцами-палочками выявлено на куске штукатурки из древнего храма в Старой Ладоге. В 1972 г. археологами обнаружено в псковском Велико-Пустынном монастыре граффито с двумя рядами кривых палочек, над которыми нанесены буквы, имеющие значения цифр. Авторы находки предполагают, что в монастыре при помощи палочек обучали монахов счету. Палочками записывали копейки до десяти при сборе податей в XVII—XVIII вв. Например, в «Своде законов Российской империи» (т. V) рекомендовалось 57 коп. записывать так: 00000IIIIIII. Знак 0 означал «десять», палочка — «единица». Эти записи являлись символической передачей пальцевого счета. Этнографические материалы позволяют высказать предположение, что нарисованные Онфимом человечки с пальцами-палочками являются отражением ручного счета. Сущность его состояла в том, что рука обозначала «пять», а количество пальцев-палочек — число слагаемых предметов больше пяти. Например, на грамоте Онфима № 202 на °беих руках человечка насчитывается 14 пальцев-палочек, т. е. в общей сумме 24 подсчитанных предмета. На остальных рисунках количество пальцев-палочек также отражало не количество пальцев на руке, а общую численность считаемого [9, с. 130— 131]. Следующий этап обучения был связан с овладением техникой счета при помощи пальцев и суставов. В процессе счета концом двусуставного большого кольца нужно было прикоснуться к каждому из 12 суставов остальных четырех пальцев. При этом суставу придавалось значение «12» (дюжина). Если, например, 3-й сустав другого пальца означал «три дюжины» (или 36), то одиннадцать суставов равнялись цифре 132. Эта система ускоряла счетные операции потому, что 12 делится на 2, 3, 4, 6, а 10 — только на 2 и 5. Прием вычислений с помощью пальцев применялся еще в школах античного Рима, затем в школах стран Западной Европы в период средневековья, и видимо, Русь в этом отношении не составляла исключения. Отголоски употреблявшегося в старорусской школе ручного счета находим в «Арифметике» JI. Ф. Магницкого. Здесь имеется несколько задач, которые учащийся должен решить при помощи пальцев и суставов. Способ решения задач иллюстри руется примером умножения 7 на 7. Чтобы умножить 7 на 7, нужно прибавить к пальцам левой руки 2 пальца правой руки, в результате получается 7. Таким же способом к пальцам правой руки прибавить 2 пальца левой руки, получается также 7. Соединив 2 пальца правой руки и 2 пальца левой руки, получили 4. Их следует принять за 40. Пальцы рук, что остались (3 на правой и 3 на левой), нужно умножить, получается 9. Сложение 40 и 9 дает результат 49. JI. Ф. Магницкий целые числа делил на «персты», «составы» (20, 3000, 4000 и т. п.) и «сочинения» из единиц разных разрядов. Решение задач при помощи ручного счета (пальцев и суставов) изображено в рукописном учебнике по математике XVII в., на так называемой «Дамаскиной руке». На ней записывались результаты ручных вычислений. Пальцевое счисление как вспомогательное средство практиковалось еще в конце XVIII в. в Кременецком лицее. Ручной счет — давно пройденный этап в развитии математической культуры народов, но изучение его истории раскрывает генезис методики обучения счислению. Во вспомогательных школах для слепых детей он применяется и в наше время. При пальцевом (ручном) счете исключалась потребность в записи числительных операций. В пергаменных свитках, на берестяных грамотах фиксировались лишь результаты счета при помощи букв-цифр. Буквы-цифры отличались от остальных знаков алфавита тем, что над ними ставили титло (черточку) или с обеих сторон точки. Всех цифровых букв было 27. Буквы Б, Ж, Ш, Щ, Ь, Ъ в качестве цифр не применялись; соответственно и порядок цифр несколько отличался от порядка букв Единицы 1 2 3 4 5 6 7 8 9 А Е г А е S н е Лесятки I К д м н ? 0 П Y Сотни I* С т Ф X чг U5 А Древнерусская цифровая система, сложившаяся в XII—XIII вв. в азбуке. Учащиеся догадывались, что если встречается запись А В Г Д Е 3 с пропущенными Б и Ж, то это цифры, а не азбука. Первые 9 букв в цифровом алфавите использовались для обозначения единиц (от 1 до 9), следующие 9 букв имели значение десятков (от 10 до 90), а еще 9 букв обозначали сотни (от 100 до 900). Например, число 121 записывалось как РКА. Если учитывать, что цифровых знаков было меньше, чем букв в азбуке и их порядок не совпадал с последовательностью в алфавите, то станут понятными те трудности, с которыми встречались дети при обучении счислению. В целях облегчения усвоения учащимися букв — числовых знаков древнерусские учителя использовали «цифровые алфавиты», которые в наше время реконструировал Р. А. Симонов [66, с. 135—136]. Исследователь доказал, что дети вслед за кириллической азбукой и зучали «цифровой алфавит». Система такого обучения отразилась в древних поговорках: «Без грамоты и цифирь не удается», «Грамоты не знает, а цифирь твердит» — неодобрительный отзыв о тех, кто на пути учения счислению перескакивал через этап изучения азбуки. «Цифровые алфавиты» являлись большим достижением древнерусской методической мысли. С их помощью устанавливалась определенная система в обучении счислению, облегчавшая работу учителя и процесс выполнения арифметических действий учащимися. Буквенно-числовая нумерация заменена Петром I арабскими цифрами в 1705 г., которыми мы пользуемся и поныне. ОБУЧЕНИЕ ДЕТЕЙ ПЕНИЮ 1 У Николы две школы: азбуку учат да канун твердят. Понять содержание пословицы помогает церковный термин «канун». В этимологическом словаре А. Г. Преображенского «канун — правило церковное, церковная песнь к празднику или святому» [51, с. 292]. У В. И. Даля: «Канун — моление, молебствие, празднование какому-нибудь угоднику накануне дня его памяти» [25, с. 85]. Пословица говорит об исполнении школьниками песен накануне календарного праздника святого. Связь ха ну на со школой подтверждает обучение учащихся церковному хоровому пению. Почти во всех древнерусских сочинениях, затрагивающих проблему музыкальной эстетики, проходит мысль о том, что пение, музыка невозможны без книжного знания. И на Западе и в Древней Руси музыка почиталась как одно из семи свободных искусств. Назначение песнопения понималось в духе богословия, а само «петье» рас сматривалось как средство религиозного воспитания детей. Обучение школьников пению канунов, псалмов считалось наиболее удобным и кратким путем подготовки грамотного пополнения для церковного хора. Если учесть, что дети занимались тогда в школе с утра до вечера с перерывом на домашний °бед, а после занятий отправлялись еще в церковь на вечернюю службу для исполнения канунов, то такая практика представлялась в сознании народа как обучение в Двух школах: в одной — изучали грамоту, во второй — овладевали искусством церковного хорового пения канунов. Стиль древнерусского песнопения был не сложный, имел характер хоровой речитации в повествовательной форме и основывался на текстах, которые произносил учитель. М. В. Бражников утверждает: чем старше древнерусский певческий памятник, тем меньше степень его распевности [ 14, с. 58]. Дети музыкальной нотации не изучали, а все распевы разучивали вслед за учителем на слух. Иногда использовались берестяные листы с фрагментами канунов, песен- молитв. Таким пособием могла быть одна из берестяных грамот мальчика Онфима (№ 27), на которой читается часть молитвословия [5, с. 221]. ПОСЛОВИЦЫ О ПОКРОВИТЕЛЯХ ОБУЧЕНИЯ ДЕТЕЙ ГРАМОТЕ Пословицы отразили заинтересованность родителей в обучении детей грамоте. То, что они заключены в религиозную оболочку, обусловлено временем. О влиянии религии на мировоззрение средневекового человека Ф. Энгельс писал: «Верховное господство богословия во всех областях умственной деятельности было в то же время необходимым следствием того положения, которое занимала церковь в качестве наиболее общего синтеза и наиболее общей санкции существующего феодального строя» [1, с. 360—361]. Поэтому и педагогические воззрения в то время были тесно связаны с религиозными представлениями. Перечисленные пословицы вместе с археологическими и письменными источниками позволяют обнаружить тот социальный базис, который являлся основой содержания и развития школ элементарной грамоты. В литературе уже высказывалась мысль о том, что распространение грамотности в XII — XIII вв. поддерживалось купеческими и ремесленными объединениями [10, с. 196—199]. Их существование в Новгороде доказано исследованиями Б. А. Рыбакова [57, с. 713—728] и М. Н. Тихомирова [72, с. 114—137]. Л. В. Черепнин подтвердил их выводы косвенными показаниями новгородских берестяных грамот [79, с. 313—316]. Б. А. Рыбаков в числе признаков корпоративных объединений ремесленников называет постройку ими патрональных храмов в честь святых Кузьмы и Демьяна. В кузнечных слободах средневековых городов, пишет ученый, «вокруг патрональных храмов Кузьмы и Демьяна группировались цеховые братства кузнецов» [58, с. 540]. Образ этих угодников в сознании народа был связан с кузнечным мастерством и врачеванием. И кузнечное дело и врачевание имели одну коренную схожесть: первое и второе совершалось при помощи огня [19, с. 35—38]. Но кузнечной и лекарской хитрости нужно было научить. С распространением грамотности покровительство высших сил над трудным учением было приписано тем же всемогущим бессребреникам. Кузьме и Демьяну приписывали также успехи школьников в обучении пению. Отголоски представления об этом сохранились в былине «Вавило и скоморохи»: «...Ты пойдем, Вавило, с нами скоморошить». Говорило то чадо Вавило: «Я ведь песен петь да не умею, Я в гудок играть да не горазён». Говорил Кузьма да со Демьяном: «Заиграй, Вавило, во гудочек, И во звончатый во переладець. А Кузьма с Демьяном припособит», Заиграл Вавило во гудочек А во звончатый во переладець... [46, № 167] В Древней Руси существовал обычай, согласно которому ребенку перед первой исповедью вручали икону святого покровителя. Время первой исповеди — седьмой год, с которого начиналось посещение школы. Поэтому родители, заинтересованные в учебе своих детей, подбирали им иконки с изображением святых покровителей учения. В 1979 г. в Переяславле-Хмельницком археологи выявили круглую каменную иконку XI—XII вв. с двусторонними рельефными изображениями анфас Кузьмы и Демьяна с колончатой надписью их имен. В правой несколько приподнятой руке и тот и другой угодник держит писало — символ грамотности. В верхней части каменного диска просверлены два отверстия для шнурка [63, с. 337]. Все это позволяет предполагать, что иконку надевал на шею школьник. Коллекция таких иконок сохра- 138 Антология педагогической мысли народов СССР няется в Новгородском музее, Русском музее в Ленинграде. Интересно граффито XII в. на стене Киевского Софийского собора под иконой Кузьмы и Демьяна: «Это я, грешный отрок, святый Козьма и Демьян Иоанн из Чернигова пишет. Аминь» [18, с. 74]. Обычно с помощью таких надписей под изображениями святых прихожане обращались к ним с просьбой о заступничестве. Здесь же информация лишь об одной грамотности черниговского отрока. Схожая надпись обнаружена в Новгородском Софийском соборе: «Святая София, помилуй раба своего, пришельца из Киева града от своего князя Ярослава и церковь святых безмездников и чудотворцев Козьмы и Демьяна» [41, с. 115]. В этом плане представляет интерес икона XV в. с изображением церкви Кузьмы и Демьяна: на фоне храма стоят перед учителем два мальчика и держат в руках по навощенной дощечке с нацарапанными первыми буквами алфавита. Сохранилось несколько средневековых икон, на которых изображены Кузьма и Демьян с гусиными перьями в руках. Находки скопле- ~ ч - D r v ту Орудия письма (писала) на бересте. В центре — нии писал возле храмов Кузьма и Демьяна наиболее распространенный тип металлического свидетельствуют об открытии братствами писала; слева — костяное писало с рельефным ремесленников ШКОЛ В прицерковных зда- изобРажением головы зверя; справа кожаный чехол r r г ^ для древнерусского писала. НИЯХ. » Приписки в конце рукописных свитков показывают, что Кузьму и Демьяна считали покровителями писцов. Покровительство Кузьмы и Демьяна над грамотниками подтверждают надписи писцов в конце рукописных свитков. На Прологе XIV в. имеется пометка: «О святыя безмездники Козьма и Демьяне, поспешите бързо к кончью» [69, с. 22]; на Ирмологии [344 г.: «Козьма и Демьян и архангел, поспешите грешьнаму Филипу гТисьцю» [35. с. 7]. Традиция поклонения этим угодникам продолжалась до XVIII в. Молитвы, обращенные к ним о помощи в учении, помещались в школьных азбуковниках [44]. В одном из древних произведений находим следующую справку: «Козьме и Демьяну молятся 1-го ноября, чтобы лучше учились дети» [68, с. 10] И. Франко возле собранных им пословиц, посвященных Науму, оставил примечание: «В день Наума детей посылают в школу» [76, с. 437]. Таким образом, с праздниками в честь Кузьмы и Демьяна, Наума было связано начало учебных занятий детей. Из нескольких праздников Кузьмы и Демьяна в году наиболее популярным был последний, который, отмечали 1 ноября; днем Наума считалось 1 декабря. В зависимости от климатической зоны начало учебы в школе приурочивалось к празднику Наума или Кузьмы и Демьяна. В обоих случаях начало занятий в школе зависело от того, где раньше, а где позже землю покрывал снег и заканчивался выпас домашнего скота. Из вышеизложенного следует вывод, что к числу таких источников, как берестяные грамоты, писала, граффити, следует причислить и древние пословицы о покровителях обучения детей. В совокупности они расширяют наши представления о широком распространении грамотности в Древней Руси. ЗАГАДКИ 1 Пять волов одним ралом пашут. Пять волов одной сохой пашут. Загадки касаются инструмента письма — писала. Перьям посвящены загадки другого содержания, например: «Голову срезали, сердце вынули, дают пить, велят говорить» (гусиное перо), «Малый конь с черного озерца воду берет, белое поле поливает» и др. Некоторую ясность в загадки о писале вносит обнаруженное Н. В. Холостенко На стене Успенской церкви Киево-Печерской лавры граффити XI в.: «Я жело...завс... рыто се было ваяше човек». Археолог считает, что «жело» означает острый металли ческий инструмент (от корня же л — «железо») для письма, т. е. писало. «Рыто се было...» означает действие (нацарапывание текста). Последний ряд «ваяше човек» указывает, что автором надписи был, вероятно, ваятель-скульптор [78, с. 148]. То, что загадка о писале вошла в фонд детского фольклора, свидетельствует о важном месте, которое занимали эти стержни среди ученических принадлежностей. Впервые термин «писало» встречается в рукописи Упыри Лихого. Интересно, что косточку, которой расписывают гончары в Карпатах различные узоры на изготовляемой посуде, по сей день называют писалом. Русские писала являются потомками древнеримских стилей. Еще в середине XIX в. И. Григорьев высказал предположение, что на Руси аналогичными стержнями обучали детей письму. К сожалению, продолжительное время исследователи рассматривали их как булавки, обломки браслетов, инструменты для обработки кожи, даже считали ложечками для причастия, и лишь в 60-х гг. XX в. археологи пришли к выводу о том, что эти предметы являются инструментом для письма на вощеных дощечках, бересте, штукатурке храмов. Всестороннее исследование писал было осуществлено А. Ф. Медведевым. По форме лопаток новгородских писал и залеганию их в ярусах почвы он определил их хронологию и соответственно классифицировал. Новгородская стратиграфия позволила ему датировать ярусы с точностью до четверти века [40, с. 63—88]. Классификация А. Ф. Медведева оказалась довольно устойчивой и позволила археологам датировать писала, обнаруженные на других территориях Руси. Почти все известные на сегодняшний день писала обнуражены при раскопках древнерусских городов, крепостей и городских поселений. Изготовлены они из железа, бронзы и кости. Абсолютное большинство писал имеет в верхней части лопаточку, которой разглаживали воск или заглаживали написанное на вощеной дощечке. Носили ученики свое орудие письма в специальном чехле, подвешенном к ремешку. По сравнению с писалами, которыми пользовались взрослые, ученические были несколько короче, имели крученый стержень, чтобы детям удобней было их держать. Писала являются еще одним источником, подтверждающим широкое распространение грамотности на Руси — от Карпат до Приуралья, от Онеги Черного моря. Грамотность составляла неотъемлемую часть духовной жизни народа. Даже в период монголо-татарского нашествия, когда завоеватели угоняли русских людей в Золотую Орду, они несли с собой книги и писала. На Бодянском и Березовском городищах (район южного Поволжья), где были поселены пленники, археологи обнаружили писала XIII в. русской выделки. Загадки о писалах касаются атрибутов обучения детей грамоте. Появление их неотступно следовало за историей школы и отразило такие грани своих информационных возможностей, которые помогают ученым проникнуть в процесс обучения в далеком прошлом. 2 Книга — в ней два листа, а середка пуста. В. И. Даль поместил ее в числе пословиц. В действительности, как стало ясно теперь, это древнейшая детская загадка о навощенной дощечке (цере), на которой обучали, детей письму. Церы в абсолютном большинстве представляли собой блок, объединявший две дощечки. Одна с выемкой, покрытой воском, предназначалась для письма писалом, вторая служила крышкой, которой прикрывали написанное. По бокам дощечки делали отверстия для тесемок, служивших своеобразной застежкой. Получалась двустворчатая книжечка — тетрадка с пустой середкой. Известны церы из нескольких блоков. В. Л. Янин, изучая ученический архив новгородского школьника Онфима, обратил внимание на следующую существенную деталь: в Древней Руси вначале обучали детей письму на навощенных дощечках и лишь затем переходили к письменным упражнениям на бересте. Почему Онфим и другие, уже умея писать, фиксировать результаты счета, снова выписывали на бересте азбуку и слова? Отвечая на вопрос, ученый пишет: «Письмо на бересте было не первым, а вторым этапом обучения. Переход от воска к бересте требовал более сильного нажима, уверенной руки. И, научившись выводить буквы на мягком воске, нужно было снова учиться технике письма на менее податливой березовой коре» [81, с. 57]. Выводы В. Л. Янина подтверждают письменные источники. На связь писал с дощечками указывает «XIII слов Григория Богослова» [15, с. 64]. В русской «Пчеле» (XIV — XV вв.) имеется интересное сравнение, характеризующее письмо по воску: «Ни на воск можеши написати, не погладивше образы пре(д)лежащих, ни в душу вложити божественных догмать, древяного обычая не отгнавше» [29, с. 365]. Иначе говоря: невозможно писать по воску, не разгладивши его надлежащим образом. В учебных целях использовал дощечки учитель первого московского митрополита Петра, детские годы которого относятся к концу XIII в. Вначале учитель писал на дощечке буквы, ученик копировал их. «И от того часа елико учител написаваше, отрок же вскоре изучаше» [31, с. 69]. В «Житии Евфросинии Суздальской» имеется миниатюра, на которой маленькая черниговская княжна держит перед своим учителем Федором писало и дощечку с началом азбуки [30, с. 23]. К сожалению, цер пока выявлено мало. В Новгороде их обнаружено около 10 [36, с. 95], в Торжке и Берестье найдены лишь фрагменты [39, с. 106]. Древнерусские дощечки напоминают античные церы, на которых дети обучались чертить буквы и слова до перехода к письму на папирусе. Такой же порядок детского письма сохранялся в школах Западной Европы в период средневековья. Здесь обучение письму на церах предшествовало письму на пергамене. 3 Взойду я на гой, гой... Речь идет о школе («Милые детки, собирайтесь в одну клетку»). Известно, что в Древней Руси церковные общины городских кварталов и улиц, купеческие и ремесленные корпорации открывали школы грамоты не только в частных домах, но и в прицерковных зданиях, которые считались общественными постройками и использовались ими для своих потребностей. Значительно труднее разгадать смысл слов: «Взойду я на гой, гой». Расшифровать их помогает загадка, обнаруженная археологом А. А. Медынцевой на центральном столбе лестничной башни Новгородского Софийского собора. Текст загадки: «Гололе же- •езничь, камяныи перси, медяная голова, липова челюсть, в золоте...» [41, с. 143]. Со держание загадки относится к церкви, колоколу, колокольному звону. В этой связи А. А. Медынцева приводит загадку о церкви из сборника JI. Садовникова: В поле стожок, Золотой вершок. Около фигурки серебряные, Маковка позолоченная. Параллельно она упоминает и другую загадку: Взойду я на гой, гой, гой. Вдарю я в бери-берду ногой и рукой. Эта загадка поясняет содержание слова «гололе». Очевидно, это имитация колокольного звона (го-ло-ле). Таким образом, в надписи-загадке под словами «гололе железничь» подразумевается колокольня [41, с. 143]. Движущийся от ударов колокол обозначен словом «движарь». А. А. Медынцева считает, что загадка написана в XII в. или в начале XIII в. Из содержания загадки следует, что для созыва учащихся в школу использовали не только деревянные доски — била, упоминаемые в письменных источниках XI — XIII вв., но и церковный колокол. Старинные загадки, отразившие различные элементы школьного быта, являются дополнительным источником наших знаний о школах Древней Руси. ШКОЛЬНЫЕ ДРАЗНИЛКИ Дразнили — один из давних видов детского фольклора. В большинстве в них высмеивались лень, нерасторопность, безделье, болтливость, жадность, ябедничество. Начало дразнилки часто начиналось с имени, а далее следовало прозвище («Роман — кожаный карман»), которое иногда дополнялось несколькими рифмованными рядами: Иван — болтун, Молоко болтал — Не выболтал, Все выхлебал. Дразнилки выдумывали дети во все времена. Известна детская дразнилка XII в., обнаруженная исследователем В. Н. Щепкиным на стене Софийского собора в Новгороде: «Кузьма пороса» [73, с. 32]. В том же соборе была выявлена нацарапанная дразнилка XIII — XIV вв. следующего содержания: «Якиме стоя усне, а рта и о камень не ростепе» [41, с. 199]. Кто сочинил и написал эту шутку, неизвестно. Адресована она уснувшему в церкви прихожанину. Это мог быть взрослый человек, но мог уснуть во время церковной службы и подросток. Б. А. Рыбаков при расчистке штукатурки древнего храма в Звенигороде (Московская обл.) обнаружил дразнилку: «Яко кошкина образина» [56, с. 127]. Это уже не детская дразнилка, она отражает грубость взрослого человека и заметно отличается от наивности, присущей детям. В 1952 г. при раскопках в Новгороде выявлена берестяная грамота (№ 46), которая поставила всех участников археологической экспедиции в тупик. На ней оказались две строки с оборванными концами. Текст расшифровал А. В. Арциховский, прочитав буквы первой и второй строк по вертикали: нвжпсндмкзатсц т... еея иаеуааахоеи а... Пословица читалась так: первая буква верхней строки, затем первая буква нижней строки и далее в таком же порядке. Получается: «Невежя писа, недума каза, а хто се цита...» Далее, в оторванной части, по предположению ученого, стояло ругательство. Берестяная грамота оказалась типичной школьной дразнилкой, которая свидетельствует о бытовании рифмованных шуток среди учащихся новгородских школ XII — XIV вв. Написана дразнилка нехитрой детской тайнописью, видимо, для того, чтобы, если попадет в руки учителю, тот не мог ее прочитать. Рассматривая содержание грамоты № 46, В. Л. Янин пишет: «Не правда ли, это напоминает известную школярскую шутку: «Кто писал, не знаю, а я, дурак, читаю?» Представляете себе этого недоросля, который придумывал, как бы ему позамысловатее разыграть приятеля, сидящего рядом с ним на школьной скамье» [81, с. 56]. В сущности, дразнилки являются формой детской сатиры. Иногда их еще называют поддевками или обзывалками. Наблюдения показывают, что этот древний жанр детского фольклора сохранился среди детей 6—10 лет до наших дней. Большинство дразнилок носит юмористический характер («Ленка-пенка», «Машка-букашка», «Сашка-комашка», «Федька-редька» и др.). В большинстве случаев дразнилка указывает на какие-либо физические особенности ребят. Подобно упомянутой новгородской дразнилке, встречаются и сатирические стишки: «Федя-бредя съел медведя»; «Алеша-Алексей — полна пазуха мышей» и т. д. Некоторым дразнилкам присуще гиперболическое преувеличение тех или иных недостатков подростков, что иногда придает им грубость. Во многих случаях это объясняется случайным подбором слов для рифмовки и не вызывает у окружающих ребят конфликтных ситуаций. БЫЛИНЫ Историзм былин не вызывает сомнений. Известный советский историк Б. Д. Греков писал: «Былина — это история, рассказанная самим народом. Тут могут быть неточности в хронологии, в терминах, тут могут быть фактические ошибки, объясняемые тем, что опоэтизированные предания не записывались, хранились в памяти отдельных людей и передавались из уст в уста, иногда заменялись аналогичными более поздними фактами, но оценка события здесь всегда верна и не может быть иной, поскольку народ был не простым свидетелем событий, а субъектом истории, непосредственно творившим эти события, самым непосредственным образом в них участвовавшим» [20, с. 5]. Эпос являлся отражением жизни народа, и сохранившиеся в нем педагогические реалии являются отражением истории народа и его культуры. Факты грамотности богатырей фиксировались составителями былин и посредством устной традиции передавались из поколения в поколение. В одних былинах матери отдают своих сыновей учиться грамоте и пению, в других — молодцы, став богатырями, шлют друг другу письма, в письменном виде закрепляют «заклады» и «поруки», составляют «ярлыки скорописчия», «грамоты посыльные», «кладут записи поручные», «заповеди подписанные», отзываются на письменные вызовы князя Владимира. В былинах упоминаются и грамотные жены некоторых богатырей. 1 Уж вы все у меня переженены... В былине излагается просьба великого киевского князя Владимира Красное Солнышко к богатырям найти ему невесту умную, красивую и «штобы умела русскую грамоту. И четью-петью церковному». И князю нашли такую невесту, что «и русскую умеет больно грамоту и четью-петью горазда церковному». Исторические корни былины уходят в конец X в., когда князь Владимир Святославович приступил к созданию школ «книжного учения». Факт, о котором идет речь в былине, изложен в трансформированном виде, с художественным домыслом. Это объясняется тем, что устный эпос очень редко сохраняет точность фактических деталей, но у него есть другое важное преимущество: эпос может хранить веками без радикальных изменений ту обобщающую оценку события, которая отложилась в сознании широкой общественной среды. Одним из таких событий является проникновение грамотности в женскую среду. Фрагменты из былины имеют и другое существенное значение. В нем женская грамотность — составной элемент культуры Древней Руси. Данное положение подтверждают письменные источники. Известно, например, что некоторые княжны активно участвовали в литературной жизни XII—XIII вв. Так, популярностью пользовались «писания», которые Евфросиния Суздальская посылала своему отцу князю Михаилу Черниговскому во время его пребывания в ставке хана Золотой Орды [30, с. 97]. Покровительницей писателей и летописцев была дочь Всеволода Большое Гнездо Верхуслава. Сохранилась работа внучк'и Владимира Мономаха Добродеи-Зои «Алимма» («Мази»), написанная на греческом языке. В книге использованы фармакологические материалы, почерпнутые из трудов Теофраста и древнерусской народной медицины. Труд Добродеи-Зои является первым в Европе медицинским руководством, написанным женщиной. По заказу тверской княгини Оксении книжник Прокопий переписал «Хронику» Георгия Амартолы [50, с. 31—36]. К числу источников, свидетельствующих о распространении грамотности среди правящих кругов русских княжеств XII — XIII вв., относятся женские печати XII — XIII вв., которые являлись атрибутами власти княгинь. Их обладательницами были: Ирина, жена князя Святополка Изяславича; Олисава, вдова Изяслава Ярославича; София, мать Евфросинии Суздальской. Административная деятельность княгинь особенно характерна для Полоцка. В настоящее время княжеская фрагистика Полоцка представлена пятью печатями, принадлежавшими княгиням. Предметом внимания ученых является обнаруженная С. А. Высоцким на штукатурке Киевского Софийского собора запись о покупке на околице Киева Бояновой земли. Текст граффити насчитывает 14 строк и является юридическим документом, содержащим одно из наиболее ранних известий об участии княжны Всеволожей (то есть жены князя Всеволода) в торговле земельными наделами. Образованность русских княгинь позволяла им принимать активное участие в политической жизни других стран. Среди них следует назвать прежде всего дочь Ярослава Мудрого Анну. Выйдя в 1049 г. замуж за короля Франции, она вела энергичную культурно-церковную деятельность. Имеются предположения о том, что Анна привезла с собой во Францию славянское Евангелие. Оказавшись за рубежом, книга неожиданно приобрела политическое значение. На ней короли Франции, начиная с Франциска I и кончая Людовиком XVI (XVIII в.), присягали при короновании. Евангелие сохраняется в Национальной библиотеке Парижа. Польский историк XIII в. Вицент Кадлубек писал о вдове князя Казимира Справедливого русской княгине Елене, дочери смоленского князя Ростислава, что она оказалась в Польше единственной женщиной, способной управлять гоударством [42, с. 165]. Дочь галицкого князя Ростислава Михайловича Конгута Ростиславна — жена чешского короля Пре- жемысла II стала первой чешской поэтессой [43, с. 61—62]. Источники свидетельствуют, что грамотность была доступна женщинам из боярских кругов. Каллиграфист Григорий, переписавший в 1056—1057 гг. текст Остромирова Евангелия, в послесловии говорит, что он преподносит свой труд не только одному новгородскому посаднику Остромиру, в крещении Иосифу, но и «подружим его Феофане и чадам им», и «подружии чад их», т. е. сыновьям посадника, его невесткам, подчеркивая этим грамотность женщин из семейства новгородского администратора [47, с. 293]. В XII в. жена новгородского аристократа из числа торговых людей Екатерина сделала специальный заказ писцам на изготовление книг для церкви Иоанна Предтечи на Опоках [48]. Подобные примеры можно было бы продолжить. Все они свидетельствуют, что былина о невесте Владимира Святославовича отразила важный исторический момент — грамотность как привилегию женщин господствующего класса. Проникновение грамоты в женскую среду ниже княжеских и боярских верхов совершалось медленно. Так, до XII в. берестяные грамоты, написанные новгородскими горожанками, не встречаются. Лишь XII — XIII вв. датируются несколько десятков берестяных грамот, авторами или адресатами которых были женщины. Еще меньше обнаружено граффити, сделанных женщинами. На стенах Киевского Софийского собора их выявлено 5, в Новгородской Софии из 254 лишь одна надпись оказалась нацарапана женщиной. Более обширную информацию дают надписи на пряслицах: «Невесточь», «Настасино пряслице», «Иулиана», «Степанида», «Немале», «Янка дала пряслнь Жирьць» (сокращенное имя Жирославы). Известен ряд женских письмен XII — XIII вв., вышитых иглой на различных изделиях. Археологами обнаружены пряслица, принадлежавшие школьницам. Вероятно, рукой витебской ученицы XII в. написано на пряслице бабушки «Бабино прясльне». Б. А. Рыбаков при раскопках древнего Любеча в 1956 г. обнаружил пряслице некоего горожанина Ивана, который на одной стороне нацарапал начало азбуки, а на другой: «Иванко створил тебе это, единой дочери» [55, с. 34]. И та и другая надписи свидетельствуют о том, что девочка обучалась грамоте. Изложенные выше факты опровергают распространенное в старой историографии мнение о том, что письменность в Древней Руси XII — XIII вв. якобы была лишь уделом небольшого круга людей, связанных с церковью и феодальными верхами. Археологические находки свидетельствуют, что часть женщин из торгово-ремесленных посадов городов была грамотной. Распространение в XII — XIII вв. среди женщин разных сословий грамотности — важный критерий уровня культурного развития древнерусского общества. Литература ПАМЯТНИКИ ПИСЬМЕННОСТИ ВОСТОЧНЫХ СЛАВЯН 1. Лвдусин Д. А., Тихомиров М. Н. Древнейшая русская надпись.— Вестник АН СССР, 1950, № 4. 2. Арциховский А. В., Борковский В. Н. Новгородские грамоты на бересте: Из раскопок 1956—1957 годов. М., 1959. 3. Высоцкий С. А. Средневековые надписи Софии Киевской: По материалам граффити XI — XVII вв. Киев, 1976. 4. Повесть временных лет, ч. 1/Под ред. В. П. Адриановой-Перетц; Подготовка текста Д. С. Лихачева; Пер. Д. С. Лихачева, Б. А. Романова. М.; Л., 1950. 4а. Сахаров А. Н. Дипломатия Древней Руси. IX-первая половина X в. М., 1980. 5. Сказания о начале славянской письменности. М., 1981 6. Янин В. Л., Рыбина Е. А. Открытие древнего Новгорода.— В кн.: Путешествие в древность. М., 1983. 7. Янин В. Л. Я послал тебе бересту... М., 1975. ИСТОЧНИКИ О ШКОЛАХ XI—XIII вв. 1. Алексеев Л. В. Лазарь Богша — мастер-ювелир XII в.— Советская археология, 1974, № 3. 2. Акты, относящиеся к истории Западной России, собранные и изданные Археографическою комиссиею, т. IV. СПб., 1851. 3. Арциховский А. В. Берестяные грамоты мальчика Онфима.— Советская археология, 1957, № 3. 4. Бабишин С. Д. Данные археологии и эпиграфики о распространении грамотности среди ремесленников Древней Руси.— Вопросы истории, 1973, № 4. 5. Бабишин С. Д. Школа та осв1та Давнын Pyci. Кшв, 1973. 6. Бабишин С. Д. Школа в ГалицькоТ Pyci.— Жотвень, 1971, № 6. 7. Будагов Р. А. История слов в истории общества. М., 1971. 8. Воронин Н. Н. Смоленские граффити.— Советская археология, 1963, № 2. 9. Воронин Н. Н., Кузьмин А. Г. Духовная культура Древней Руси.— Вопросы истории, 1972, № 8. 10. Высоцкий С. А. Золотые ворота в Киеве. Киев, 1982. 11. Высоцкий С. А. Средневековые илдписи Софии Киевской: По материалам граффити XI—XVII вв. Киев, 1976. 12. Голубинский Е. Е. История русской церкви, т. 1. М., 1900. 13. Греков Б. Д• Политическая и культурно-историческая роль Киева. М., 1944. 14. Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1953. 15. Григоръев М. Г. Древняя Москва.— В кн.: По следам древних культур: Древняя Русь. М., 1953. 16. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка, т. IV. М., 1955. 17. Житие Авраамия Смоленского.— В кн.: Памятники литературы Древней Руси: XIII век. М., 1981. 18. Житие Стефана Пермского.— В кн.: Хрестоматия по древнерусской литературе. М., 1969. 19. Жураковский Г. Е. Очерки по истории античной педагогики. М., 1963. 20. Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1871. 21. Летопись занятий археологической комиссии 1865—1866 гг. Вып. VI. Приложе- ние: Русские известия Длугоша до 1386 г. По изданию 1711 г. СПб., 1868. 22. Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.; л-, 1947. 23. Макарий. История русской церкви, т. III. СПб., 1863. 24. Макарий. История русской церкви, т. IV. СПб., 1866. 25. Мораво-Паннонские жития Константина и Мефодия.— В кн.: Лавров П. А. Материалы по истории возникновения древнейшей славянской письменности: Труды славянской комиссии, т. 1. Л., 1930. 26. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; JI., 1950. 26а. Памятники литературы Древней Руси XI — начало XII в. М., 1978. 27. Пашуто В. Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968. 28. Повесть временных лет, ч. I/Под ред. В. П. Адриановой-Перетц. М.; Л. 1950. 29. Повесть временных лет, ч. II. Приложения. Комментарии Д. С. Лихачева. М.; Л., 1950. 30. Повесть о водворении христианства в Муроме.— В кн.: Памятники старинной русской литературы, издаваемые графом Григорием Кушелевым-Безбородко. Вып. 1/ Под ред. Н. Костомарова. СПб., 1860. 31. Повесть о Евфросинии Полоцкой.— В кн.: Памятники старинной русской литературы, издаваемые графом Григорием Кушелевым-Безбородко. Вып. 4. СПб., 1862. 32. Полное собрание русских летописей, т. I. М., 1962. 33. Полное собрание русских летописей, т. IV. СПб., 1848. 34. Полное собрание русских летописей, т. IX. СПб., 1862. 35. Полное собрание русских летописей, т. XXVI: Вологодско-Пермская летопись. М.; Л., 1959. 36. Преображенский А. Г. Энциклопедический словарь русского языка. М., 1959. 37. Преставление преподобного Евфимия Суздальского.— В кн.: Жития святых, чтимых православною церковью, составленные Филаретом (Гумилевским) с дополнениями из других книг. СПб., 1885, апр. 38. Приселков М. Д. Летописание Западной Украины и Западной Белоруссии.— Ученые записки ЛГУ. Серия историческая, 1941, вып. 7. 39. Проложное сказание: В день памяти святого отца нашего Кирилла, Епископа Туровского.— В кн.: Рукописи графа А. С. Уварова, т. II. СПб., 1858. 40. Рабинович М. Культурный слой центральных районов Москвы.— В кн.: Древности Московского Кремля. М., 1971. 41. Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII — XIII вв. М., 1982. 42. Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М., 1981. 43. Рыбаков Б. А. Просвещение.— В кн.: Очерки русской культуры XIII — XV веков, ч. II. М., 1970. 44. Соловьев С. М. История России с древнейших времен, т. I. М., 1959. 45. Сперанский М. Н. Очерки по истории народной школы в Западной Европе. М., 1896. 46. Стоглав. Изд. Д. Е. Кожанчикова. СПб., 1863, гл. 25. 47. Татищев В. Н. История Российская, т. II. М.; Л., 1963. 48. Татищев В. Н. История Российская, т. III. М.; Л., 1964. 49. Тихомиров М. Н. О Вологодско-Пермской летописи.— В кн.: Проблемы источниковедения, т. I. М.; Л., 1940. 50. Тихомиров М. Н. О русских источниках «Истории Российской».— В кн.: Татишев В. Н. История Российская, т. I. М.; Л., 1962. 51. Толочко П. П. Киев и Киевская земля XII — XIII вв. Киев, 1980. 52. Шахматов А. А. Общерусские летописные своды XV и XVI вв.— Журн. Министерства народного просвещения, 1900, № 9. 53. Янин В. Л. Я послал тебе бересту... М., 1975. 54. Янин В. J1. Актовые печати Древней Руси X — XV вв., т. I. М., 1970. 55. Яцкевич Е. А. Памятники армянской культуры во Львове.— В кн.: Истори^ ческие связи и дружба украинского и армянского народов. Ереван, 1961. О КОРМИЛЬЦАХ — ВОСПИТАТЕЛЯХ КНЯЖИХ ДЕТЕЙ 1. Артамонов М. И. Воевода Свенельд.— В кн.: Культура Древней Руси. М., 1966. 2. Бабишин С. Д. Данные эпиграфики о грамотности древнерусских ремесленников.— Вопросы истории, 1979, № 4. 3. Высоцкий С. А. Древнерусские надписи Софии Киевской: XI — XIV вв. Киев, 1966. 4. Гарданов В. К. «Кормильство» в Древней Руси.— Советская этнография, 1959, № 6. 5. Гарданов В. К. Дядьки в Древней Руси.— В кн.: Исторические записки. М., 1962, вып. 71. 6. Гарданов В. К. О «кормильце» и «кормильчиче» в краткой редакции «Русской Правды». Краткое сообщение Ин-та этнографии имени Н. Н. Миклухо-Маклая, т. XXV. М-, 1960* 7. Житие и жизнь великия княжны Евфросинии Суздальской /Списано иноком Григорием. СПб., 1888. 8. Киево-Печерский патерик.— В кн.: Памятники литературы Древней Руси: XII век. М., 1980. 9. Пашуто В. Т. Очерки по истории Галицко-Волынского княжества. М., 1950. 10. Повесть временных лет., т. I. М.; JI., 1950. И. Полное собрание русских летописей, т. И. М., 1962. 12. Полное собрание русских летописей, т. XXV: Московский летописный свод конца XV века. М.; JI., 1949. 13. Правда Русская, т. I/Под ред. Б. Д. Грекова. М.; Л., 1940. 14. Свердлов М. Б. Генезис и структура феодального общества Древней Руси. Л., 1983. 15. Срезневский И. И. Материалы для Словаря древнерусского языка по письменным источникам, т. I. СПб., 1893. 16. Татищев В. Н. История Российская, т. II. М.; Л., 1963. 17. Татищев В. Н. История Российская, т. III. М.; Л., 1964. 18. Шахматов А. А. Разыскания в древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908. МОНАСТЫРСКОЕ ВОСПИТАНИЕ И ОБРАЗОВАНИЕ 1. Будовниц И. У. Общественно-политическая мысль Древней Руси: XI — XIV вв. М., 1960. 2. Будовниц И. У. Монастыри на Руси и борьба с ними крестьян в XIV — XVI вв. М., 1966. 3. Голубинский Е. Е. История русской церкви, т. I, М., 1900. 4. Житие Феодосия Печерского.— В кн.: Памятники литературы Древней Руси:: XI — начало XII века. М., 1978. 5. Киево-Печерский патерик.— В кн.: Памятники литературы Древней Руси: XII век. М., 1980. 6. Лазарев В. Н. Русская средневековая живопись. М., 1970. 7. Мирополъский С. И. Очерки истории церковноприходской школы от первого ее возникновения на Руси до настоящего времени. Вып. I. СПб., 1893. 8. Абрамович Д. И. Киево-Печерский патерик. Киев, 1930. 9. Повесть временных лет, ч. I /Под ред. В. П. Адриановой-Перетц. М., Л., 1950. 10. Полное собрание русских летописей, т. VI. СПб., 1853. 11. Романов Б. А. Люди и нравы Древней Руси. М.; Л., 1966. 12. Успенский Н. Д. Древнерусское певческое искусство. М., 1971. 13. Циглер Т. История педагогики / Пер. с нем. СПб., 1911. ОБУЧЕНИЕ РУССКИХ ЗА ГРАНИЦЕЙ И ИНОСТРАНЦЕВ НА РУСИ 1. Антонова В. ИМнева Н. Е. Каталог древнерусской живописи, т. I. Мм 1963. 2. Высоцкий С. А. Средневековые надписи Софии Киевской: По материалам граффити XI — XVII вв. Киев, 1976. 3. Договор (Правда) Смоленска с Ригой и Готландским берегом.— В кн.: Памятники русского права. М., 1959, вып. 2. 4. Евангелие 1270 г.— ГБЛ, ф. 256, рум. 105, стб. 2, л. 167. 5. Ильина Т. В. Декоративное оформление древнерусских книг Новгорода и Пскова XII — XV вв. Л., 1978. 6. История СССР: Период феодализма. Конец XV — начало XVII в. /Под ред. А- Н. Насонова, Л. В. Черепнина, А. А. Зимина. М., 1955. 7. Каждан А. П. Славяне в составе господствующего класса Византийской империи в XI — XII вв.— В кн.: Славяне и Россия: К 70-летию со дня рождения С- А. Никитина. М., 1972. 8. Марр Н. Я. Армянская культура, ее корни и доисторические связи по данным ЯзЫкознания.— Язык и история. Л., 1936, вып. 1. 9. Минея служебная на сентябрь и октябрь.— Соф. библиотека, № 183, л. 250 06. 10. Медынцева А. А. Древнерусские надписи Новгородского Софийского собора М., 1978. И. Низами. Пять поэм /Пер. с фарси. М., 1968. 12. Памятники литературы Древней Руси: XI — начало XII в. М., 1978. 13. Памятники литературы Древней Руси: XII век. М., 1980. 14. Пашуто В. Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968. 15. Полное собрание русских летописей, т. II. М., 1962. 16. Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М., 1981. 17. СлОво об идолах.— В кн.: Гальковский Н. М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси, т. 2. М., 1913. 18. Странник Стефана Новгородца.— В кн.: Сахаров И. Сказания русского народа, т. 2, кн. 9. СПб., 1849. 19. Татишев В. Н. История Российская, т. II. М.; JI., 1963. 20. Татишев В. Н. История Российская, т. III. М.; JI., 1964. 21. Халпахчьян О. X. Культурные связи Влади миро-Суздальской Руси и Армении. М., 1977. 22. Юрьевское Евангелие.— ГИМ, Син, 1003, л. 231 об. НАРОДНАЯ ПЕДАГОГИКА О СРЕДСТВАХ, СПОСОБАХ ОБУЧЕНИЯ ДЕТЕЙ ГРАМОТЕ И ШКОЛЬНЫЙ БЫТ НА РУСИ 1. Маркс К., Энгельс Ф., Соч., т. 7. 2. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 29. 3. Адрианова-Перетц В. П. Человек в учительской литературе Древней Руси.— Труды отдела древнерусской литературы, XXVII. М., Л., 1972. 4. Аникин В. П. Русские народные пословицы, поговорки, загадки и детский фольклор. М., 1957. 5. Арциховский А. В. Берестяные грамоты мальчика Онфима.— Советская археология, 1957, № 3. 6. Арциховский А. В. Раскопки 1962 года в Новгороде.— Вестник АН СССР, 1962, № 12. 7. Арциховский А. В., Борковский В. И. Новгородские грамоты на бересте: Из раскопок 1953—1954 гг. М., 1958. 8. Арциховский А. В., Янин В. Л. Новгородские грамоты на бересте: Из раскопок 1972—1976 гг. М., 1978. 9. Бабишин С. Д. Археологические источники о распространении грамотности в Древней Руси. М., 1977. 10. Бабишин С. Д. Данные эпиграфики о грамотности древнерусских ремесленников.— Вопросы истории, 1973, № 4. 11. Бабишин С. Д. Как учили писать на Руси.— Русская речь, 1979, № 9. 12. Беломорские былины, записанные А. Марковым. М., 1901. 13. Бодянский О. О надписи на камне надгробном, найденном в Смоленске в 1872 г.— Чтения в обществе истории и древностей Российских, кн. 4, М., 1872. 14. Бражников М. В. Пути развития и задачи расшифровки знаменитого распева XII — XVIII веков. М., 1949. 15. Будилович А. «XIII слов Григория Богослова» в древнерусском переводе по рукописи Имп. публичной библиотеки XI в.: Критико-палеографический труд А. Будило- вича. СПб., 1875. 16. Былины. Л., 1950. 17. Верховская О. Сборник русских пословиц с картинками. СПб., 1883. 18. Высоцкий С. А. Средневековые надписи Софии Киевской: По материалам граффити XI — XVII вв. Киев, 1976. 19. Г'тпхус Василь. Коваль Кузьма-Демьян у фольклор.— В ки.: Етнограф1ч- ний в1сник, кн. VIII, Кшв, 1929. 20. Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1949. 21. Гуревич Ф. Д. Грамотность горожан древнерусского Поняманья: Краткие сообщения Ин-та археологии. Вып. 135. М., 1973. 22. Гуревич Ф. Д. Раскопки в Новгороде: Краткие сообщения Ин-та археологии. Вып. 96. М., 1963. 23. Даль В. И. Пословицы русского народа. М., 1957. 24. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка, т. I. М., 1955. 25. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка, т. II. М.., 1955. 26. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка, т. III. М., 1955. 27. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка, т. IV. М., 1955. 28. Древнейшие русские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. М., 1977. 29. Древняя русская «Пчела» по пергаменному списку: Труд .В. Семенова.— Сборник отделения русского языка и словесности Академии наук, т. 54, № 4. СПб., 1893. 30. Житие и жизнь великыя княжны Евфросинии Суздальской /Списано иноком Григорием. СПб., 1888. 31. Житие св. митрополита Петра: Житейное чтение Пролога. Декабрь.— В кн.: Памятники древнерусской церковно-учительной литературы, вып. 1, ч. 1, СПб., 1896. 32. Живая вода: Сборник русских народных песен, сказок, пословиц, загадок /Сост. В. П. Аникин. М., 1977. 33. Загадки: Памятники русского фольклора. JI-, 1968. 34. Иллюстров И. И. Жизнь русского народа в его пословицах и поговорках. СПб., 1915. 34а. Каптерев П. Ф. История русской педагопи. М., 1915. 35. Карский Е. Отчет ординарного профессора Ефимия Карского о научных занятиях в библиотеках Москвы, Троице-Сергиевой лавры и Слуцка в течение летних месяцев 1898 г.— Варшавские университетские известия, № IX, 1898. 36. Колчин Б. А., Хорошев А. С., Янин В. Л. Усадьба новгородского художника XII века. М., 1981. 37. Корзухина Г. Ф. Из истории игр на Руси.— Советская археология, 1963, № 4. 38. Корсаков Е. Меря и Ростовское княжество. Казань, 1872. 39. Лысенко П. Ф. Раскопки древнего Берестья.— Археологические открытия 1970 года. М., 1971. 40. Медведев А. Ф. Древнерусские писала X — XV вв.— Советская археология, I960, № 2. 41. Медынцева А. А. Древнерусские надписи Новгородского Софийского собора. М., 1978. 42. Методика изучения древнейших источников по истории народов СССР. М., 1978. 43. Микитась Н. Л. Довня л1тература Закарпаття ЛЬЕНВ, 1968. 44. Мордовцев Д. Л. О русских школьных книгах XVII в. — Чтения в обществе истории древностей Российских, кн. 4. М., 1861. 45. О книге и знаниях: Пословицы и поговорки русского народа /Сост. В. П. Аникин. М., 1970. 46. Онежские былины, записанные А. Ф. Гильфердингом летом 1871 г., т. III, 4-е изд. М.; Л., 1951. 47. Остромирово Евангелие. 1056—1057 гг. СПб., 1889. 48. Пантелеймоново Евангелие. ГПБ. Рукопись. Собрание Софийской библиотеки № 1. 49. Песни, собранные П. В. Киреевским. Вып. 3. М., 1878. 50. Подобедова О. И. Миниатюры русских исторических летописей. М., 1965. 51. Преображенский А. Г. Этимологический словарь русского языка; т. I. М., 1959. 52. Пушкарев Л. Н. Русские народные пословицы в записях XVII века.— Вопросы истории, 1974, № 1. 53. Русские былины старой и новой записи /Под ред. Н. С. Тихонра- в°ва, проф. В. Ф. Миллера, ч. II. М., 1894. 54. Рыбаков Б. А. Древности Чернигова.— МИ А СССР, т. I. М.; Л., 1949. 55. Рыбаков Б. А. Любеч — феодальный двор Мономаха и Ольговичей.— Краткие сообщения Ин-та археологии. Вып. 99. М., 1964. 56. Рыбаков Б. А. Раскопки в Звенигороде в 1943—1945 гг.— МИА СССР, М., 1949, № 12. 57. Рыбаков Б. А. Ремесло Древней Руси. М.; Л., 1948. 58. Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М., 1981. 59. Рыбникова М. А. Русские пословицы и поговорки. М., 1961. 60. Садовников Д. Загадки русского народа. СПб., 1876. 61. Сапунов Б. Книга в России в XI — XIII вв. Л., 1978. Просвещение в Древней Руси X — XIII вв. 149 62. Словарь русского языка XI — XVII вв. М., 1980. 63. Сикорский М. М. Исследования в Переяславле-Хмельницком.— Археологические открытия 1979 года. М., 1980. 64. Симони П. К. Старинные сборники русских пословиц, поговорок, загадок и проч. XVII — XIX столетий, сб. 1. СПб., 1899. 65. Симони П. К. Старинные сборники русских пословиц, поговорок, загадок и проч. XVII — XIX столетий, сб. 2. СПб., 1899. 66. Симонов Р. С. Цифровой алфавит в Древней Руси.— Русская речь, 1973, № 1. 67. Симонович Э. А. Игрально-счетные жетоны на памятниках Черняховской культуры.— Советская археология, 1964, № 3. 68. Сказание, каким святым каковые благодати исцеления от Бога даны.— В кн.: Этнографическое обозрение, № 1, 1892. 69. Соболевский А. И. Материалы и исследования в области славянской филологии и археологии. СПб., 1910. 70. Сперанский М. Н. Очерки по истории народной школы в Западной Европе. М., 1896. 71. Сумцов Н. Ф. Хлеб в обрядах и песнях. Харьков, 1885. 72. Тихомиров М. Н. Древнерусские города. М., 1956. 73. Труды Московского археологического общества, т. XIX, вып. 3. М., 1902. 74. Украшсыа народш казки. Кшв, 1963. 75. Успенский Л. С. По закону буквы. М., 1973. 76. Франко I. Галицько-русыа народш приповщки.— Етнограф1чний зб1рник, т. XXIV. JlbBie, 1908. 77. Хозеров И. М. Знаки и клейма кирпичей смоленских памятников.— Науч. известия Смоленского гос. ун-та, т. V, вып. 3. Смоленск, 1929. 78. Холостенко Н. В. Успеньськш собор Печерського монастыря.— В кн.: Старо- давнш Кшв, 1975. 79. Черепнин Л. В. Новгородские берестяные грамоты как исторический источник. М., 1969. 80. Шмидт К. История педагогики /Пер. с нем., т. II. М., 1879. 81. Янин В. Л. Я послал тебе бересту... М., 1975.
<< | >>
Источник: С.Д. Бабишин, Б. Н. Митюров. Антология педагогической мысли Древней Руси и Русского государства XIV — XVII вв. 1985

Еще по теме Комментарии и примечания:

  1. Комментарии и примечания
  2. Комментарии и примечания
  3. Комментарии и примечания
  4. Комментарии и примечания
  5. Комментарии и примечания
  6. КОММЕНТАРИИ
  7. ПРИМЕЧАНИЯ УКАЗАТЕЛИ ПРИМЕЧАНИЯ
  8. КОММЕНТАРИИ
  9. КОММЕНТАРИИ
  10. КОММЕНТАРИИ
  11. Комментарии
  12. КОММЕНТАРИИ
  13. КОММЕНТАРИИ
  14. КОММЕНТАРИИ
  15. КОММЕНТАРИЙ
  16. КОММЕНТАРИИ
  17. КОММЕНТАРИИ
  18. Комментарии