В Германии, в стране философов и философии par excellence, имя Германа Когена совсем не пользуется популярностью. Вне тесного кружка последователей и учеников его книги мало изучаются и обсуждаются, его философская система замалчивается.1 Это тем более странно, что система Когена 1 Много замечаний о Когене и его толковании Канта можно найти у Vaihinger’a в его «Commentar zu Kants Kritik der reinen Vemunft.
I—II» (1881—1892). Подробно на нем останавливается и Laas в своем «Idealismus und Positivismus» (1884. S. 417 ff.) Далее критику Когена можно встретить у Nelson’a в его книге «Ueber das sogenannte Erkenntnisproblem» (1908) и в его статьях, помещенных в «Abhandlungen der Fries’schen Schule. Neue Folge». (I. 1906), у Ierusalem’a в «Der kritische Idealismus und die reine Logik» (1905. S. 80 ff), у Elsenhans’a в его «Fries und Kant» (II. 1905. S. 122 f., 139 f.) у Kuntze в «Die kritische Lehre von der Objectivitat» (1960. S. 250 ff). Специально Когену посвящены следующие работы: Lindheimer. «Beitrage zur Geschichte und Kritik der neukantischen Philosophie»; Reihe E. «Hermann Cohen» (1900); Staudinger. «Cohen Logik der reinen Erkenntnis und die Logik der Wahmehmung» // Kantstudien (VIII. 1903); Tocco. «L’idealismo critico der Cohen» (1887); Cesca. «L’idealismo critico del Cohen» (1886); Nelson. Рецензия на когеновскую логику в «Getting. Anzeig» (1905); Vorliinder. «Geschichte. der Philosophie» (II. 1903. S. 461 f.). Надо только удивляться, что о Когене даже нет упомнаний в таких трудах, как: Riehl. «Der philosophische Kritizismus» (2 Aufl. I. 1908); Erdmann B. «Logik» (2 Aufl. I. 1907); Wundt. «System der Philosophie» (3 Aufl. I—II. 1907). Объемистая работа Савальского о Когене «Основы философии права в научном идеализме» (I. 1908) проникнута каким-то наивным духом поклонения и в этом отношении вполне заслуженно вызвала о себе такой отзыв, какой ей дан проф. Новгородцевым (см. Вопросы философии и психологии. Кн. 99). Статья проф. кн. Е. Трубецкого (Там же. Кн. 97), написанная с явно политической целью, интересна постольку, поскольку затрагивает вопросы, которые, как мы увидим ниже, касаются действительных пробелов когеновской системы. К сожалению, однако, критика проф. Трубецкого не настолько обоснована, чтобы у Когена не нашлось в запасе достаточных оправдательных аргументов. Чтобы не быть голословными, укажем на следующие два упрека, делаемые кн. Трубецким Когену: 1) Коген не выполнил основной и элементарной обязанности: не дал в своей этике определения права. Но разве можно определить право как предмет философии? Разве можно определить науку как предмет логики? Разве можно определить предмет математики, механики и т. д.? Полагаем, что за последние 50 лет этот вопрос достаточно выяснен в философской литературе, чтобы ответить на него определенным «нельзя». Их можно только найти, указать, описать. И это делается Когеном по отношению к праву исчерпывающим образом. Что при этом Коген не обращает никакого внимания на существование различных попыток определить МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 425 является, несомненно, философским событием первостепенной важности: этого не станет отрицать ни один человек, ознакомившийся с нею, как бы враждебно он ни относился к тому течению, представителем которого является Коген. Однако такому невнимательному отношению к наиболее выдающимся трудам современности есть свое объяснение. Дело в том, что после возвращения к Канту немецкая философия расщепилась на множество отдельных тенденций, из которых каждая полна самонадеянности и философского самодовольства. Если философия в целом стала чрезвычайно разнообразна, то это, с другой стороны, компенсируется узостью и замкнутостью в себе каждой отдельной тенденции. Каждая из них хочет жить per suo conto,1 пользуясь разве еще трудами классиков, из современников же интересуясь только мыслителями той же школы. И в этом отношении сам Коген представляет едва ли не лучший пример. Так что нет ничего удивительного, в конце концов, если и им не интересуются. Такое положение философии справедливо назвать печальным. Разобщенность философских умов грозит прекращением традиции: вместо того чтобы общими силами работать над общими проблемами, философы уединяются каждый в своем духовном замке. Если такое положение дел не прекратится, философия потеряет все то, что было ею приобретено со времен Канта: и свой метод, и свой предмет, и снова начнет служить посторонним интересам, симптомы чего уже не заставляют себя ждать. И, слава Богу, у нас в России дело философии обстоит лучше, чем в Германии в этом отношении. Не имея настоящих философских традиций, мы в значительной степени являемся только учениками немцев. И ученическое положение побуждает нас знакомиться с различными мыслителями современности, не замыкаясь с самого начала в мысленном кругу какого-либо одного учения. Потому и учение Германа Когена быстро проникло в наши философские круги и нашло там как своих горячих поклонников, так и своих не менее горячих и односторонних противников. Впрочем, достаточно серьезно философствующая Россия еще не отнеслась к системе Когена: право, в этом сказывается только последовательность его мышления: ему не интересны старания понять право с «посторонних» ему точек зрения, которыми только и могут быть вызваны такие попытки определения. Он находит право как «трансцендентальную первичность*. Этого с него довольно. Это все, что может желать независимая философия. 2) Так как «этике чистой воли» нет дела до человека, то человеку нет дела до нее. Этот аргумент сейчас же обнаруживает свою несостоятельность при следующей параллели: так как математике, механике, физике, химии, кристаллографии, ботанике и т. д. нет дела до человека, то и человеку нет дела до них. Чтобы опровергнуть убедительность этой параллели, необходимо доказать, что этика должна быть для человека чем-то бйльшим, нежели любая другая наука (механика, физика и т. д.). 1 [для себя (итал.)\ 426 Б. В. ЯКОВЕНКО и поборники и противники пока еще не дали достаточно объективного и глубокого суждения о ней.1 Все эти обстоятельства позволяют думать, что будет небесполезно бросить взгляд на философию Когена, не руководствуясь ни мотивами поборничества, ни мотивами оппозиции, ни запираясь, наконец, в узкие рамки одной какой-либо философии Германии, а привлекши все главные течения современной философской мысли к уяснению роли, значения и ценности философской системы Когена. Этим, с одной стороны, будет пробита брешь в горделивой замкнутости каждого из современных немецких течений, умерен пыл как русских противников Когена, так и русских его последователей — с другой. Чтобы дать возможно более объективную оценку системы Когена, мы рассмотрим сначала ее достоинства, а потом ее недостатки.2 I Всякий, кто сталкивается с современной философией, выносит неблагоприятное впечатление. Разнообразие систем и учений заслоняет совершенно единство проблем, задач и метода философии. Кажется, что философия навек осуждена таить в груди своей непримиримые противоречия. Кажется, что самую сущность философского мышления составляет постоянное несогласие, разнообразность течений, возможность диаметрально противоположных решений и конструкций. Чтобы освободиться от этого впечатления, чтобы и в хаосе современной множественности философских построений разглядеть общую сущность и даже значительный прогресс в уяснении задачи и разрешении проблем единой и нераздельной научной философии, необходимо встать на твердую философскую почву, на ту философскую почву, которая впервые позволила и позволяет ныне всякому желающему уразуметь общую сущность и общий смысл всего двухтысячелетнего развития философии, т. е. на почву кантовской трансцен 1 При этом мы имеем в виду следующие произведения Когена: «Die platonische Ideenlehre, psychologisch entwickelt» (Zeitschrift ftlr Volkerpsychologie und Sprachwissenschaft. IV. 1866); «Mythologische Vorstellungen von Gott und Seele» (Там же. V. 1868; VI. 1869); «Die dichterische Phantasie und der Mechanismus des Bewusstseins» (1869); «Platos Ideenlehre und Matematik»; «Die systematischen Begriffe in Kants vorkritischen Schriften nach ihrem Verlaltniss zum kritischen Idealismus»; «Kants Theorie der Erfahrung» (1 Aufl. 1871; 2 Aufl. 1885); «Kants Begrtlndung der Ethik» (1877); «Kants Begrtlndung der Aesthetik» (1889); «Von Kants Einfluss auf die deutsche Kultur» (1883); «Immanuel Kant» (1904); «Einleitung mit kritischem Nachtrag» (Lande’s Geschichte des Materialismus f. aufl. Bd II. 1902); «Religion und Sittlichkeit» (1907); «Kommentar zu Immanuel Kants Kritik der reinen Vemunfb (1907); «System der Philosophie: I. Logik der reinen Erkenntnis» (1902); «Ethik des reinen Willens» (2 Aufl. 1907); «Das Princip der Infinitesimal Methode» (1883). 2 Croce. Filosofia dello sprito: II. Logica come scienza del concetto puro. 1909. P. 338, 323-343. МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 427 дентальной философии, являющейся самосознанием философского мышления вообще. В бесконечной цепи мыслителей, стремившихся дать философии самостоятельность и независимость как от порабощавшей ее несколько раз в течение истории религиозной веры, гак и от притязавшей на руководство ею во всякий удобный момент науки, Кант представляет собою, несомненно, заключительное звено. Впервые выдвинутая Сократом и развитая (но одновременно затушеванная) Платоном проблема независимой философии, самостоятельного философского метода через Декарта, Лейбница и Юма была передана Канту в еще не разрешенном виде. И только в уме этого последнего она получила ту формулировку, которая позволила философии окончательно определить и свой предмет, и свои задачи. Философия определилась как учение трансцендентализма, разрабатывающее трансцендентальным методом свои трансцендентальные предметы.1 Если до появления в свет «Критики чистого разума» у философа не было под ногами твердой и надежной почвы, для того чтобы определить сущность философского метода, то после ее появления эта почва была завоевана раз и навсегда. И то, что составляло до этого сущность независимой философии бессознательно, теперь было сознано и открыто сказано. В доразвитии кантовского выявления и упрочения независимой философии наибольшее значение в XIX столетии имеет, несомненно, Гегель, сосредоточивший свое внимание на методе (тогда как Кант, скорее, был занят предметом) и давший в общих чертах логику философии как трансцендентальной системы. Потому для ориентировки в послекантовской философии система Гегеля должна быть поставлена рядом с кантовской. Будучи сопоставлена с этой последней, она ясно показывает все тот же старый путь философии по направлению к независимости. И, продолжая этот путь развития философского самосознания до начала XX столетия, мы находим новый подъем его и новое его просветление в трансцендентализме Германа Когена. Здесь Кант освобожден от остатков своего догматического времени, здесь Гегель укрощен в своем стремлении дать «законченную» систему и совершенно оторвать философию от науки, сделав ее одну только настоящей и единственной наукой. Вместе с тем система Когена впитывает в себя все двухтысячелетнее развитие философии, отражает в себе всю историю борьбы философии за независимость. Если Кант указал философии предмет, если Гегель уточнил его указанием границ и смысла философского метода, то Коген воссоединил в себе оба эти деяния и выдвинул их не 1 Kant. Kritik der reinen Vemunft. В. 25, 73, 80, 90, 92, 107, 113, 174, 505; Prolegomena. § 5; Vaihinger. Commentar zu Kants Kritik der reinen Vemunft. I. 188 1. S. 450—484. 428 Б. В. ЯКОВЕНКО только как основы нынешней философии, но и как основы философии вообще. Мы сказали выше, что ориентироваться в современной философии можно единственно лишь с помощью Канта. Действительно, факт обоснования самостоятельной философской науки Кантом бросает свет не только на докантовское развитие философии, но сообщает смысл также и современному положению дел. Все объясняется стремлением пополнить Канта, освободить его решения от присущих им противоречий и неясностей, стремлением утвердить уже завоеванную самостоятельность философии. Так объясняются все отклонения от Канта, даже все враждебные ему течения, поскольку они не внушены посторонними философии мотивами, а растут из чисто философского стремления дать философии независимые основы.1 Только таким путем можно определить и значение системы Когена для современности. Она является продолжением заветов Канта в сторону обоснования самостоятельной философии. И в этом смысле она представляет собою самую сущность современного развития. Будучи продолжением Канта, система Когена есть лучший продукт чисто философского духа современности. Потому, чтобы уяснить себе все значение и всю ценность философии Когена, необходимо сопоставить ее сначала с системами Канта и Гегеля и только затем с системами его современников. Этим будет указано ее историческое место и подчеркнуты ее достоинства как носительницы мирового философского самосознания. § 1. Герман Коген заимствует у Канта идею и схему трансцендентальной философии. Его старания направляются на то, чтобы фиксировать ее основные положения, освободить их от посторонних одежд, в которых они зачастую еще скрыты у Канта, и систематизировать их в одно целое независимой философской науки. Трансцендентальная философия Канта есть наука о познании; но при этом о познании не в его случайной субъективной данности, а в его объективной схеме; не в его случайном эмпирическом содержании, а в его априорном необходимом скелете форм. Трансцендентальная философия Канта занимается исследованием и систематизацией трансцендентальных познаний, т. е. объективных оснований знания. В этом заключается гарантия независимой философии. Она независима от эмпирии, так как ее предмет не эмпирический; она независима от свободного творчества разума, так как ее предмет есть определенный предмет и тесно связан с эмпирией, так как ее предмет есть объективное знание, наука.2 1 Kant. Samtl. Werke. S. 94. 2 Kant. Kritik der reinen Vemunft: A. X; Vaihinger. Commentar... I. S. 322 ff., 408; Cantoni. Em. Kant, filosofia teoretica. 1907. P. 102 ss. МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 429 Трансцендентальная философия Канта оперирует определенным методом. Этот метод сначала занят исследованием субъективных корней объективного познания, причем он выступает то как phaenomenologia generalis,1 то как «субъективная дедукция», имея значение предварительного психологического анализа, то как «метафизическое исследование», занятое раскрытием смысла основных понятий человеческого познания. Этот метод затем направляется на установление объективного значения найденных и проанализированных основ познания и на систематизацию их в одно целое в целях построения единого здания объективных знаний; в этой своей роли метод философии становится трансцендентальным.2 Таким образом, философия отграничивается у Канта и по своему предмету и по своему методу ото всех других сфер познания и получает значение отдельной и самостоятельной науки. А) Вполне естественно, что внимание Когена в его апологетической деятельности прежде всего сосредоточивается на предмете и методе трансцендентальной философии. Он с особой силой выдвигает в качестве ее предмета науку. Трансцендентальная философия ориентируется на факте науки.3 Этим ей дан и задан предмет ее исследования. Проникнуть в сущность науки, понять ее концы и начала, дать ее законченную систему — вот ее задача. Двусмысленное совпадение объективного знания с субъективным познанием, наблюдавшееся у Канта, должно быть раз и навсегда оставлено. Философии совсем неинтересно субъективное познавание; она имеет дело только с этим ото всякого субъективного процесса познавания независимым, трансцендентальным предметом.4 Она есть наука о методически-обязательной структуре науки; она должна воссоздать науку как методическую самостную систему.5 Вместе с этим уточняется и метод философии. Предварительная его стадия явственно отграничивается от главной и существенной, феноменологический анализ является только расчисткой пути к трансцендентальной систематизации. Он фиксирует основные черты познающего сознания, устанавливает конечные не- сводимости его.6 Более того он не в силах ничего сделать. 1 Kant. Kritik der reinen Vemunft. В. 38, 159; Vaihinger. Commentar... II. 1892. S. 151—156 [общая феноменология {лат.)) 2 Kant. Kritik der reinen Vemunft. B. 40 f., 116—129. 3 Cohen. Logik. S. 57 f., 507 f.; Ethik des reinen Willens. S. 65; Commentar. S. 53; Von Kants Einfluss auf die deutsche Kultur. S. 7; Das Princip der Infinitesimal Methode. S. 5, 119, 127; Kants Theorie der Erfahrung. S. 67 ff., 373 f., 577 f., 580; Kants BegrUndung der Aesthetik. S. 104 f., 190; Im. Kant. Rede. S. 12; Einleitung mit kritischen Nachtrag. CM.: Lange. Geschichte des Materialismus. I. S. 442 ff., 474 ff. 4 Cohen. Kants Theorie der Erfahrung. S. 150, 577—584; Kants Begrtindung der Aesthetik. S. 101 ff.; Logik. S. 19-21, 508 f. 5 Cohen. Kants Theorie der Erfahrung. S. 134, 142, 177, 584 f., Logik. S. 17, 317 f. 6 Cohen. Kants Theorie der Erfahrung. S. 74 f., 134 f., 200—209, 250 f., Kants BegrUndung der Aesthetik. S. 147 ff. 430 Б. В. ЯКОВЕНКО «Метафизическое исследование» Канта принимает характер второй стадии приведения добытых феноменологическим путем первичностей к знаменателю трансцендентального предмета, а именно: оно показывает их формальность, их априорную независимость от содержания сознания.1 Наконец, третья стадия знаменует собою объективацию добытых форм — априорных первичностей сознания, т. е. отнесение их к научной структуре.2 В этой последней стадии и лежит центр философской работы. Ориентируясь на факте науки, философия устанавливает основы познания как необходимые трансцендентальные познания и приводит их в систему научности. Здесь метод феноменологический или аналитический уступает место методу систематическому или методу «порождения», «непрерывности», «чистого движения», «чистой деятельности».3 Все содержание философии должно быть построено едино и целостно как саморазвивающаяся система научного духа, пользуясь результатами феноменологического исследования только как удобным указателем. Эта полная независимость трансцендентального метода от феноменологического особенно выдвинута Когеном в его самостоятельной «Logik der reinen Erkenntnis», где о предварительной, «субъективной» расчистке путей даже не упоминается и в качестве очевидного предмета исследования берется объективированная наука.4 Но такая очевидность науки куплена ценою длительных феноменологических исследований, коими полны его «Kantschriften».* Только на почве этих последних вырастает возможность чистой системы философии и потому для ее уразумения необходимо тщательное изучение и их. «Система философии» Когена есть окончательное выполнение задач третьей из вышеупомянутых стадий, т. е. окончательное выполнение задач трансцендентального метода по отношению к трансцендентальному предмету. Потому система эта может быть названа трансцендентальной философией кат’ e^o^v 5 и является прямым ответом на завещание Канта: отстроить на основах его критики чистого разума здание законченной трансцендентальной философии. Б) При такой фиксации предмета и метода трансцендентальной философии Канта и при таком тщательном разграничении задач и значения обоих методов — предварительного (феноменологического) и систематического (трансцендентального) — Когену, естественно, пришлось столкнуться с целым 1 Cohen. Kants Theorie der Erfahrung. S. 76 f., 209 ff., 250 f., 259, 580 ff. 2 Cohen. Kants Theorie der Erfahrung. S. 66 ff., 150, 214 ff., 251 f., 580 ff., Kants Begrtlndung der Aesthetik. S. 103 ff., 344 f.; Logik. S. 508. 3 Cohen. Logik. S. 20, 25 ff., 28 ff., 43, 48 ff, 58 f., 75 ff, 102, 210, 421; Ethik der reinen Willens. S. 39, 105 ff, 129 ff, 191, 345. 4 Cohen. Logik. S. 57 f., 510; Einleitung mit kritischem Nachtrag. S. 474—507. 5 [по преимуществу (грен.)] МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 431 рядом догматических остатков в кантовской системе, питающихся недостаточной ясностью новообоснованного философского предмета и недостаточной разграниченностью указанных методов у Канта. Самым главным из таких остатков является, несомненно, постулат непознаваемой и вместе с тем все же существующей вещи в себе. Якоби когда-то выразился о вещи в себе Канта, как известно, следующим образом: без нее нельзя проникнуть в систему Канта, но с ней нельзя и остаться там.1 Когену принадлежит громадная заслуга доказательства того, что первая часть этого положения так же ложна, как и вторая. По его мнению, в систему Канта можно проникнуть без вещи в себе и в системе Канта вместе с тем можно остаться с вещью в себе. Нужно только дать вещи в себе адекватное трансцендентализму истолкование. Вещь в себе получает со стороны Канта признание потому, что феноменологический анализ никогда не мог избавиться у него от предпосылок эмпирической психологии: Кант представлял себе индивидуума противопоставленным внешним ему вещам и ими аффициру- емым; отсюда связь ощущения с вещью в себе. Феноменологический метод, ориентированный на такой предпосылке, естественно никогда не мог отделаться от такой мысли о вещи в себе, и только трансцендентальный метод иногда бывал в силах сбросить с себя у Канта это бремя догматической предпосылки.2 Коген первым делом исключает эту предпосылку из сферы феноменологического метода. Феноменологический метод имеет дело с познавательными переживаниями, и только. С этой точки зрения ощущение есть особое переживание, которое по своему содержанию характеризуется неопределенностью и задачею определения. В ощущении нет никакого указания на нечто, существующее от меня независимо и вне меня;3 в ощущении мне дан предмет смутно и неопределенно; 1 Jacobi. Samtl. Werke. II. S. 445. 2 Это наблюдается особенно в «Трансцендентальной аналитике» второго издания (ср.: В. 302 Anm., 305 Anm., 346, а также: 126, 522—523, 604, 698, 705, 710). Если сравнить эти места с известным утверждением Канта: «Der unbestimmte Gegenstand einer empirischen Anschanung heisst Erecheinung», то «систематическая» правота когеновского истолкования кантовской вещи в себе будет выступать особенно резко с систематической точки зрения, потому Коген вполне прав, говоря: «Es ist sonach ganz verkehrt und verirrt, wenn man fabelt, Kant habe Ding an sich angenommen oder nich angenommen» (Kants Begrtindung der Aesthetik. S. 104). Но с «систематической» точки зрения прав и Фихте, называя «исторического» Канта «Dreiviertelkopf», так как исторически Кант, несомненно, был гности- цистом, несмотря на свои чисто трансцендентальные идеи, и признавал существование вещи в себе как потустороннего бытия (ср.: Vaihinger. Commentar. II. S. 35—57). В поклонении этому моменту кантовского учения о познании заключается основной недостаток труда о Канте Риля (см.: Der Philosophische Kritizismus. 1 Aufl. I. 1874. S. 423—439; 2 Aufl. 1908. S. 561—576), делающий его, с одной стороны,«исторически» неверным, а с другой — «систематически» непригодным для изучения идей Канта. 3 Cohen. Kants Theorie der Erfahrung, S. 107 ff., 150 ff., 165, 173, 483-493; 1 Aufl. 1871. S. 56; Die dichterische Phantasie. S. 30 f., 49 ff.; Mythologische Vorstellungen. S. 419 ff.; Das Princip der Infinitesimal Methode. S. 152 ff.; Logik. S. 319—426. 432 Б. В. ЯКОВЕНКО в ощущении моему познаванию задана задача познания неопределенного, задача определения неясного, задача уяснения. В ощущении феноменологический анализ находит примитивную черту сознания. Аффицированность есть неудачное выражение этой черты. В ощущении предмет дается, вернее, задается, чтобы потом мыслиться или определяться.1 Фихте совершенно прав, утверждая, что здесь нет и тени упоминания о вещи в себе.2 Здесь имеется только субъективная и неопределенная данность явления; здесь только задана задача его объективировать, превратить в момент предмета. В этом смысле вещь в себе должна быть изгнана из трансцендентальной философии; в этом смысле не только можно без нее проникнуть в сферу этой философии, но действительная возможность этой философии требует ее беспощадного остракизма. Отсюда, однако, еще не следует совершенное изгнание из этой сферы вещи в себе. Вещь в себе удерживается еще в совершенно ином смысле. Как мы сказали, ощущение дает предмет неопределенным. В этой неопределенности и лежит чисто трансцендентальное значение вещи в себе по Канту. Она есть общий всему познанию трансцендентальный объект, общая задача определения неопределенного.3 Коген интерпретирует вещь в себе именно так. Если предмет познавательно определен, это еще не значит, что познание удовлетворено: между определенными предметами остается неопределенным их целое, их система, их единство. Бесконечною вереницею тянутся познавательные акты и никак не могут исчерпать неопределенного, которое изначала им задано в ощущении. Вещь в себе есть это неопределенное как принцип единства, как принцип системы, как принцип целого, как принцип ограничения бесконечной неопределенности познавательного процесса. Неопределенность ограничивается неопределенностью, познавательный категориальный опыт —? идеей, готовое познание предмета — задачею познать еще неопределенное, случайное в своем отношении к общей массе опыта, подведением случайности под закон единства случайного. Вещь в себе не лежит в сфере самого познания; она находится на его границе, чтобы руководить его единством, указывая конечную цель: познавать, познавать и познавать. В этом смысле она есть принцип цели.4 Однако такое руководящее и ограничивающее задачею значение она имеет не только по отношению к ка 1 «Das Denken ist die Handlung, gegebene Anschanung auf einen Gegenstand zu bezichen* Kritik der reinen Vemunft. B. 304; ср.: Natorp. Quantitat und Qualitat in Begriff, Urtheil und gegenstandlicher Erkenntnis Philosophische Monatshefte. XVII. 1891. S. 2 f., 14 f., 131 ff, 150 f., 142-146, 149, 151 ff. 2 Fichte. Samtl. Werke. I. S. 19, 482, f., 486 f. 3 Kant. Kritik der reinen Vemunft. B. 304, 346, 522, f., 709—710. 4 Cohen. Kants Theorie der Erfahrung. S. 500, 501—526; Kants Begrtlndung der Aesthetik. S. 104 f., 118-127. МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 433 тегориям; она проявляет свою ограничительную деятельность в том, что ставит перед ними всегда задачу неопределенного предмета; по отношению к содержанию познания она ограничительна в том смысле, что целью определения всегда полагает категорию. Таким образом,в ограничительной роли вещи в себе категория совпадает с содержанием, форма — с материей, определенность — с неопределенным.1 В своих «Kant- schriften» Коген постепенно соединяет роль вещи в себе с ролью биологических (или, как он выражается, описательных) наук в познании. В конструкции научного предмета как такового они не участвуют; он создается только математически- научно. Но они помогают этой конструкции косвенно, служа, с одной стороны, первым этапом в постановке научных проблем и завершая, с другой стороны, незаконченное научное построение предмета «субъективно-объективной» теорией целесообразности. Вещь в себе, как принцип систематического единства или цели, является аналогом категории в сфере этих псевдонаук: она есть субъективная категория, идея. Однако существование чего-то ограничивающего познание независимо от него слишком явно заметно в этой надстройке наук биологических над науками истинно предметными; старый предрассудок вещи в себе, лежащей вне познания, отчасти сказывается и здесь. Познание-наука должно быть выковано из одного куска стали. Все его принципы лежат в нем самом: оно себя рождает,3 оно только и может себя ограничивать и систематизировать. Окончательный шаг в этом направлении Коген делает в своей «Logik der reinen Erkenntnis». Здесь все науки собраны в одну семью, сгруппированы около одной задачи: построить объективно предмет, конструировать единую схему научности. Таким образом, вещь в себе попадает в контекст категории.4 Если можно так выразиться, она есть категория категорий, т. е. есть категория, руководящая и направляющая познавательную деятельность всех категорий к одной цели, именно к себе самой, к окончательному определению неопределенного. Она есть категория постоянной проблемы познания, проблемы индивидуальной предметности.5 Так окончательно разрешается в чисто кантовском духе созданная самим же Кантом загадка, над которой все философы после него ломали головы, но которую окончательно смог 1 Cohen. Kants Begrtlndung der Ethik. S. 60 ff. 2 Cohen. Kants Theorie der Erfahrung. S. 501—574; Kants Begrtlndung der Aesthetik. S. 112-127. 3 Cohen. Logik. S. 25 f., 48 f. 4 Cohen. Kants Begrtlndung der Ethik. S. 60 ff.; ср.: Leclair. Der Realismus der modemen Naturwissenschaft. 1879. S. 9, 109, 187, 205 f., 215; Hegel. Encyklopadie der philos. Wissenschaften. § 44 ff., 124 ff.; Wissenschaft der Logik; cm.: Samtl. Werke. IV. S. 125 ff. 5 Cohen. Logik. S. 268—348. 434 Б. В. ЯКОВЕНКО решить только Коген, пользуясь помощью Гегеля, как мы увидим ниже.1 В) В связи с вещью в себе, но независимо от нее, внимание Когена в его апологетической и систематической деятельности должно было быть привлечено другой проблемой, а именно проблемой данности. Разумеется, с удалением наивного взгляда на вещь в себе из сферы трансцендентальной философии путем установления истинной сущности феноменологического метода, ничего общего не имеющего с первобытным реалистическим противопоставлением познающего сознания и познаваемого предмета, проблема данности освобождается от своей примитивной формы: она вносится всецело в сферу познающего сознания. Здесь данность знаменует собою пассивный момент познания. В сфере познавания, таким образом, царит дуализм. Уже у Канта, однако, сильна тенденция разрушить такой дуализм. Во всяком случае, в «Трансцендентальной аналитике» принципы «Трансцендентальной эстетики» получают вторичное обоснование и при этом подводятся под общее понятие синтетических функций.2 В своих «Kantschrif- ten» Коген стоит еще на той же почве, что и Кант: с одной стороны, единство и полное главенство трансцендентальной апперцепции побуждает его сосредоточить всю сущность трансцендентализма на учении о трансцендентальных основоположениях и тем самым подчинить принципы «чувственности» основной синтетической деятельности познания, с другой — еще не умерший дуализм кантовских «познавательных способностей» побуждает его к утверждению двойного познавательного синтеза: примитивного — для момента данности, более сложного — для момента обработки. В этом сказывается как недостаточная зрелость феноменологического и трансцендентального методов, так и недостаточное расчленение сфер их деятельности.3 «Logik der reinen Erkenntnis» приносит с собою окончательное разрешение проблемы данности. Данность превращается в самостоятельный момент синтеза,4 ее «кантовские» формы, пространство и время, получают значение дальнейшего развития той же самой синтетической деятельности познания.5 В данности познание зарождается. В данности лежит происхождение чистого мышления, или чистого (трансцендентального) предмета, происхождение научности. 1 До Гегеля на правильном пути стоял уже Маймон (ср.: Transcendentalphilosophie. S. 141 ff.); Фихте, хоть и отрицал всякую возможность «данности» и «аффицирующего» предмета, не справился, однако, окончательно с этой проблемой благодаря своему «метафизическому субъективизму». 2 Kant. Kritik der reinen Vemunft. В. 120 Г., 198, 198 f., 202 ff 3 Cohen. Kants Theorie der Erfahrung. S. 80—238, 406—422, 256; Kants Begrtindung der Aesthetik. S. 106 ff, 111 f. 4 Cohen. Logik. S. 10 ff, 23 ff, 67, 128 f., 276, 501. 5 Cohen. Logik. S. 125-133 ff, 161-172. МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 435 Чистое познание начинается суждением (синтезом) данности или «происхождения»; в нем оно впервые полагает самого себя; в нем оно полагает неопределенность как едва только определенное, как «что-то».1 Суждение происхождения чистого мышления аналогично \ivov Платона.2 Через неопределенное ничто оно впервые пробуждается к «чему-то». «По окольному пути ничто создает суждение начало чего-то».3 Так данность исецело синтезируется и категориализируется. Подобно тому как разрешение проблемы вещи в себе показывает, что трансцендентальное кончается только и только трансцендентальным, гак разрешение проблемы данности показывает, что трансцендентальное начинается только и только трансцендентальным. В его сфере царит систематический метод и безусловная гомогенность. Г) Ощущение указывает, с одной стороны, на вечную проблему вещи в себе, с другой — на вечное начало познания. Но само по себе оно этим не исчерпывается. Оно имеет больше значения, чем вечная проблема предмета, так как оно, как акт познания, знаменует собою действительность, сознавание действительности; оно имеет больше значения, чем неопределенное зачатие определенного, ибо оно, как содержание и материя, знаменует реальность предмета, т. е. первый признак, первое наполнение неопределенного «что-то». В этом последнем смысле ощущение было уже понято (хотя и смутно) Лейбницем, который чувствовал, что пространственному, т. е. экстенсивному, образованию предмета предшествует интенсивное, внутреннее. In rebus corporeis esse aliquid praeter extensionem imo extensione prius.4 Кант обозначил эту своеобразность ощущения термином антиципации.5 И только Маймону пришла в голову гениальная мысль о тождестве этой антиципации реального с дифференциалом, мысль, тайно руководившая Лейбницем, мысль, давно уже пробивавшая себе дорогу в сфере механики в связи с учением о «материальном» математическом пункте.6 Коген дал этой мысли сначала выражение в своих трудах о Канте, поместив интенсивное нарастание реальности как дифференциал в числе основоположений познания.7 1 Cohen. Logik. S. 28 fT., 65-77, 499-520; Kants BegrUndung der Ethik. S. 101 f.,208 ff. 2 Cohen. Logik. S. 70 f.; ср. особенно: Hartmann. Platos Logik des Seins // Philosophische Arbeiten (Herausg. von Cohen und Natorp. В. III). 1909. S. 146 ff, 372 ff. 3 Cohen. Logik. S. 69. 4 [В вещах материальных, кроме протяженного, есть прежде всего протяженность {лат.^\ Kant. Kritik der reinen Vemunft. B. 207 ff. 6 Уже о Джордано Бруно ср.: Cassirer. Das Erkenntnisproblem. I. 1907. S. 361 ff; ср.: Russell. Essai sur les fondements de la gёomёtrie. 1901. P. 242. 7 Cohen. Das Princip der Infinitesimal Methode. S. 13 ff, 124—162; Kants Theorie der Erfahrung. S. 422-438. 436 Б. В. ЯКОВЕНКО В «System der Philosophie» дифференциал-реальность занял место первого категориального шага в отстройке предмета, который затем приобретает законченную математическую физиономию через дальнейшие категориализации во времени — антиципации, числе — множественности и пространстве — интегральном всеединстве. Подобно тому как в данности познание зачинает «что-то», в ощущении оно это «что-то» превращает в реальное «что-то»; это реальное «что-то» в линии времени приобретает объединенное разнообразие, которое фиксируется в интеграции и установлении пространственного предмета.1 Таким образом, ощущение по своему содержанию знаменует продолжение того же самого метода непрерывности чистого познания. Д) Зато как акт, как сознавание действительности, ощущение должно быть исключено из сферы чистого предмета, ибо оно означает здесь только отношение предмета к познающему сознанию. Кант внес в таблицу категорий и основоположений постулаты модальности, постулаты эмпирического мышления. И то же самое повторил Коген в своих «Kantschrif- ten».2 Но с того момента как разрешение проблемы вещи в себе показало, что вечно продолжающееся завершение чистого познания лежит в нем самом в качестве особого рода суждения, в качестве особого рода научной конструкции, с тех пор как субъективный момент проблематичности был явлен в его объективнейшей категориальное™, будучи сделан основою целой области чистого познания, всякая надобность в иных субъективных моментах отпала. Удерживать ее значило бы впадать в психологизм, смешивать области чистой науки и ее реализации в индивидуальном сознании человека. «System der Philosophie» разделяет сферы чистого познания-науки (Wissenschaft) и исследования (Forschung) как сферы научного сознания и сознательности. Познание (научность) исчерпывается круговоротом чисто предметной деятельности от суждения происхождения к суждению понятия (т. е. проблемы) и обратно. Модальные основоположения служат не существу познанного предмета научности, а человеческому сознаванию его, исследовательской работе над усвоением его. Субъективное, таким образом, изгоняется навеки из сферы познания.3 Е) В связи с этими преобразованиями в сфере кантовского трансцендентализма стоит и вышеотмеченное включение биологических наук в лоно объективной конструкции предмета, т. е. научности. Кант, как известно, дал этим наукам обоснование в «Критике силы суждения», отделив их таким образом 1 Cohen. Logik. S. 102 ff. 2 Kant. Kritik der reinen Vemunft. B. 265—287; Cohen. Kants Theorie der Erfahrung. S. 473-499. 3 Cohen. Logik. S. 348—498. МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 437 принципиально от науки в собственном смысле слова и сосредоточив в понятии целесообразности.1 При этом, несмотря па основную верную мысль, им руководило чуждое структуре чистого познания желание соединить в понятии цели мир чувственного (теоретический) с миром сверхчувственного (практическим), открыть в нем последнее единство всех мотивов объективированного сознания.2 Коген первым делом освобождает обоснование биологических наук от этого постороннего желания. При этом он пользуется, разумеется, тем материалом, который был оставлен Кантом. А у Канта верная мысль такого обоснования сказывалась в той связи, в которую им были поставлены, с одной стороны, идеи, с другой — принципы рефлектирующей силы суждения. Биологические науки должны быть, следовательно, обоснованы на идее цели как на своей категории. Это придает им самостоятельность, но лишает всякой объективности: они суть субъективная систематизация, так сказать, установление миросозерцания, а не научность предмета.3 В этом их положении предначертан, естественно, дальнейший шаг, который и выполнен Когеном в его «Logik der reinen Erkenntnis»: биологические науки с их основным принципом цели принимаются в сферу «предметности». Сам предмет есть в конце концов цель, есть основная проблема чистого мышления. Как таковой он заканчивает собою линию конститутивных категорий, а вместе с тем приводит к началу этой линии, к рождению чистого познания в первоначальной неопределенности.4 Научность, трансцендентальное познание, замыкается в идеальном кругу, получает «постоянную» идеальную историю.5 Этим побеждается последнее влияние учения о вещи в себе, скрыто жившее в мышлении Канта и угнетавшее еще и мышление Когена в первых стадиях его развития. Ж) Наконец, подобно тому как данность в системе Канта непосредственно означает влияние вещи в себе, категория, противополагаясь данности как принцип мышления, косвенно обнаруживает то же самое влияние. Дуализм поддерживается обеими сторонами. Потому задачею Когена в его апологетической интерпретации было столько же привести данность к знаменателю категории чистого познания (как мы это уже 1 Kant. Kritik der Urtheilskraft. § 62 (Г., 75 ff.; см. также: Ueber die Philosophie Uberhaupt // Kirchmanns Ausgabe. V. S. 150 ff. 2 Wlndelband. Gcschichte der neueren Philosophie. 1904. S. 147 ff.; Im. Kant und seine Weltanchanung. Rede. 1904. S. 22 ff. 3 Cohen. Kants Theorie der Erfahrung. S. 508 ff., 551 ff.; см. вообще: S. 500—574; Kants Begrtindung der Aesthetik. S. 113—127; CM.: Stadler. Kants Teleologie. 1874. S. 82 ff, 111 — 151. 4 Cohen. Logik. S. 267-348. 5 Hegel. Encyklopadie der philos. Wissenschaften. § 15, 181, 189; Croce. Filosofia dello spirito: II. Logica. 1909. P. 55, 59, 3335, 370; III. Filosofia della pratica. 1900. P. 209; Cib che fe vivo cit> che b morto della filosofia di Hegel. 1907. P. 108. 438 Б. В. ЯКОВЕНКО видели), сколько и обратно — привести категорию к данности. Эта последняя задача выполняется сосредоточием учения о познании на чистых основоположениях рассудка. Только в них категория получает свое истинное трансцендентальное значение, только они суть действительные трансцендентальные познания. Таким образом, разрешается «сверху» проблема отношения между формой и содержанием.1 Трансцендентальны они только в слиянии; трансцендентальны только форма содержания и содержание формы. Раз данность была сделана категорией, началом чистого познания, содержание тем самым было введено в сферу трансцендентального. Приведением категории к основоположению было показано, что и категория может быть содержанием. Т. е. чистое познание питает себя само: оно дает и форму и содержание, причем это различие в его сфере становится совершенно относительным. «Деятельность порождает содержание».2 «Деятельность сама есть содержание».3 Такое приведение категории к основоположению, к чистому познанию, совершается в два приема. Сначала в «Kantschriften» категория и суждение как функции одного и того же единства отходят к числу психических первичностей, попадают в сферу феноменологического метода; только в основоположениях категория становится категориями, общее единство развивается в трансцендентальные познания.4 В этом еще сказывается влияние не приведенной к категориям данности. Зато в «System der Philosophie» суждение отождествляется с основоположением, а категории признаются за развитие тенденции суждения. Этим уничтожается формалистический предрассудок кантовской таблицы категорий: суждение берется здесь как основное трансцендентальное образование, как самостоятельное направление научности, как «класс» трансцендентальных познаний или категорий.5 3) Все эти апологетические поправки Канта сходятся, как в фокусе, в обосновании всей сферы трансцендентальной философии на момент «порождения», говоря языком Канта — «спонтанности».6 Чистое познание или мышление от начала до конца есть самодеятельность и самопорождение. В этом заключается его непрерывность, его систематичность и его независимость. В этом же кульминирует и его трансценден- тальность.7 Идея такой трансцендентальной силы познаватель 1 Cohen. Kants Theorie der Erfahrung. S. 153—157, 172—186; Kants BegrUndung der Aesthetik. S. 360 fT. 2 Cohen. Logik. S. 49. 3 Ibid. S. 48. 4 Cohen. Kants Theorie der Erfahrung. S. 239—256; Kants BegrUndung der Ethik. 1877. S. 57 f. 5 Cohen. Logik. S. 41-64. 6 Cohen. Ibid. S. 25 f., 48 f., 56; ср.: Kant. Kritik der reinen Vemunft. B. 130 ff. 7 Cohen. Logik. S. 41-64, 499-520. МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 439 ного порождения владела Когеном всегда, ибо она владела его учителем Кантом, положившим в основание схематизма «трансцендентальную силу воображения»,1 и его противником Фихте, построившим свою «Identitatsphilosophie» как раз на этой трансцендентальной силе,2 и его тайным руководителем Гегелем, логизировавшим эту силу в диалектику чистого познания. Свое полное выражение она нашла, однако, лишь и «Системе» Когена. § 2. Мы только что упомянули о Гегеле как тайном руководителе Когена. И действительно, хотя Коген и открещивается от него, его влияние сыграло в умственной жизни Когена чрезвычайно важную роль. Коген поправил Канта именно в том направлении, в каком этого требует гегелевская философия. От Канта он взял идею и метод трансцендентальной философии, как то показывают его «Kantschriften»; от Гегеля он взял логическое обоснование независимости этого метода и установление его внутренней логической самосогласованное™, как это ясно видно из его «Logik der reinen Erkenntnis». Саморазвитие трансцендентальных познаний, связный трансцендентальный процесс выявления категорий, круговая идеальная замкнутость познания, отождествление формы и содержания в их взаимных отношениях, воссоединение универсальности и конкретности, чистого мышления и чистого бытия в едином акте трансцендентальной научности 3 — все это мысли, взятые от Гегеля,4 у Канта находившиеся еще в смутном и неразработанном, состоянии, у Фихте и Шеллинга получившие уродливые формы уклонения в сторону метафизического субъективизма и метафизического объективизма и тем самым погубленные. Только Гегель, встав твердо на почву логики самой трансцендентальной философии, смог выдвинуть эти мысли с должным освещением. И в этом Коген является прямым его учеником. Но сходство Когена с Гегелем не ограничивается этими общими методическими мыслями. Коген берет от Гегеля и общую схему саморазвития трансцендентальное™. Его истолкование данности как рождения «чего-то» в неопределенном «ничто» взято прямо от Гегеля,5 дальнейший порядок трансцендентальных познаний тоже во многом напоминает Гегеля. Наконец, суждение понятия, завершающее собою «море» трансцендентального, выявленные в нем категории, 1 Kant. Kritik der reinen Venunft. B. 103 ff., 179 f., 151 ff; A. 119 ff 2 Fichte. Grundlage der gesammten Wissenschaftslehre. 2 Aufl. 1802. S. 182 ff. 3 Cohen. Logik. S. 16-34, 41-74, 499 ff 4 Hegel. Encyklopadie der philos. Wissenschaften. § 1 — 18 (Einleitung), § 19—25, 163 ff; Wissenschaft der Logik CM.: Samtl. Werke. III. S. 26—48; V. S. 5—65. 5 Hegel. Encyklopadie der philos. Wissenschaften. § 86—88; Wissenschaft der Logik. III. S. 71 — 111; ср.: Hartmann. Platos Logik des Seins. 1909. S. 161 ff. приведение к нему вещи в себе, интерпретация в нем идеи, помещение в нем индивидуальности — все это находится в общем в том же виде у Гегеля.1 Можно сказать, не колеблясь, что материал трансцендентальной философии, взятый Когеном у Канта, получил в его уме форму, взятую им у Гегеля. И если в таком соединении Канта с Гегелем сказывается эпигонство Когена, то в этом же сказывается и его самостоятельность. Ибо для слияния Канта с Гегелем нужна была громадная умственная работа. Подобно тому как Коген поправил Канта под руководством Гегеля, он поправил и Гегеля под руководством Канта. В результате получилась самостоятельная система, знаменующая собою философскую эпоху. В чем же Коген поправил Гегеля? А) Как известно, диалектический метод принимает у Гегеля характер разрешения противоположностей в их синтезе, поглощающем их в себе; так что в этом искомом состоянии диалектического метода противоположности исчезают, логически не существуют. Так, например, бытие и небытие знаменуют собою предварительные ступени познания; истинное познание* как и истинно сущее, достигается только в бывании (Werden).2 По этой схеме построена вся философия Гегеля. Коген не следует Гегелю в этой части его доктрины. Удерживая творческую, производительную сторону диалектического метода, он отказывается от его «диалектической» стороны, т. е. от учения о противоположностях. Трансцендентальное познание, развиваясь, сохраняет за собою все свои шаги как абсолютно-значимые; среди его «актов» — категорий — нет таких, которые бы должны были быть разрешены в истинном синтезе. Предмет построяется постепенно, и отказаться от первых шагов такого построения значило бы отказаться от его оснований. Каждая категория есть категория; все они равны в своей творческой работе, все служат одной цели, все выкованы из одного куска стали; все они выявляют в себе истинное познание, чистое бытие, трансцендентальность. В чистом познании нет и не может быть заблуждений; в чистом бытии нет и не может быть недостатков и уклонений; в чистой логике нет и не может быть речи об игре противоположностей и о диалектическом развитии от противоположных недостаточностей к совершенному их синтезу. Ибо здесь каждый момент одинаково дорог; ибо здесь каждый момент стоит в полном согласии со всеми другими. Диалектический метод в своей истинной части, усвоенной Когеном, означает развитие категориальных различий предмета. В этой сфере 1 Hegel. Encyklopadie der philos. Wissenschaften. § 160—244, Wissenschaft der Logik. V. S. 5-65, 236-353. 2 Hegel. Wissenschaft der Logik. III. S. 77—111. МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 441 чистое познание представляет собою действительно круговорот, или, как мы уже выразились, вечную «идеальную историю».1 Диалектический метод в своей ошибочной части, устраненной Когеном, означает введение в сферу развития трансцендентальных различий «трансцендентальных противоположений», различий истинного и ложного, т. е. различий не чистых и не трансцендентальных, а эмпирических и психологических, только гипостазированных в чистые и трансцендентальные путем диалектической игры понятий. И ничто, и бытие, и бывание суть равноправные участники в конструкции предметности, беспротиворечивые моменты одной и той же тенденции чистого познания и бытия. Только произвольным отвлеченным противопоставлением их друг другу могут они быть превращены в гегелевский «диалектический» процесс. И от такого противопоставления Коген отказался раз и навсегда, познав истинную, непрерывно-тождественную природу трансцендентального познания. Б) К ложному истолкованию диалектического метода в смысле развития из противоположений их синтеза Гегеля привела главным образом оторванность от науки и проистекающая отсюда формализация логики. Философия есть для него познание кат’ e^oxriv, наука дает только приблизительное, по существу своему неадекватное познание. Философия не должна ориентироваться на науке. Она ориентируется на процессе чистого познания, реализующемся в чистом бытии; ее предмет лежит до всякой иной научной обработки в самой сердцевине истины-бытия, в сфере абсолютного. Философия есть абсолютное, истинно научное познание (по Гегелю значит диалектическое), тогда как науки ведают лишь относительное, преходящее, приблизительное.3 При таком положении дел логика, предоставленная себе самой, естественным путем, хоть и незаметно, вернулась к старой формалистике. И если тем не менее Гегель отвергает и даже беспощадно осмеивает эту формалистику, то только в силу самообмана диалектическим методом. Между тем на деле именно теория противоречий и есть бессознательное повторение формалистической логики, только в несколько видоизмененном виде. Формалистическая схема в ней нова, схоластический же дух стар как мир. Отрешение познания от науки и сосредоточение его на абсолютном может питаться или элементами интуитивно-мисти 1 Cohen. Logik. S. 16-19, 28-34, 41-84, 499 ff. 2 Таким образом, Гегель оказывается очищенным от того основного недостатка, от которого его хочет очистить и Кроче. Если Кроче полагает, что он первый высказал это мнение, то это обнаруживает лишь его незнакомство с «Логикой» Когена (см.: Croce. Cib che Ь vivo Ь cib che b morto della filosofia di Hegel. 1907. P. 195). 3 Hegel. Wissenschaft der Logik. III. S. 26—48; Encyklopadie der philos. Wissenschaften. § 1-18, 245-251. 442 Б. В. ЯКОВЕНКО ческими или чисто формалистической деятельностью. Питая отвращение к мистике, Гегель, естественно, должен был остановиться на формализме. Коген исправляет Гегеля и в этом отношении. Отказавшись от «диалектической стороны диалектического метода, он вполне последовательно отказывается и от его диалектического формализма. «Мысли без содержания пусты». А содержательны мысли только в науке. Потому философия снова должна вернуться к ориентировке на науке. Философия есть наука о трансцендентальных познаниях, а эти последние суть научные базы, моменты трансцендентальной предметности. Абсолютное познание, чистое бытие, трансцендентальное мышление могут быть исследованы только на примере науки. Только наука действительная, наличная наука, есть трансцендентальность, есть содержательная формальность, есть чистое бытие.1 Вне науки имеется либо эмпирический мир субъективного, либо «пустая формалистика голой, лишенной всякого содержания мысли, так сказать, математика мышления». Между тем философия, хоть и далека от эмпирических содержаний, хоть и не интересуется субъективным миром индивидуальной сознательности, тем не менее, в виде своего предмета, требует содержания, требует вещественности; это содержание есть «чистое содержание» или чистое бытие; это содержание есть само чистое мышление, саморазвивающееся в самопроизводстве своего собственного содержания, сама чистая научность.2 Ибо в трансцендентальном смысле «только формальное вещественно»,3 только чистое содержательно, только трансцендентальное материально. Философия должна быть ориентирована на науке; в противном случае под покровом диалектического формализма она снова впадет в субъективизм, сосредоточиваясь на мышлении, просто лишенном содержания и по недоразумению выдаваемом за абсолютное, снова потеряет всякую узду и заживет произвольно. И вот, во избежание всего этого, Коген снова приводит философию к науке. Но при этом он не забывает того, чему научил его Гегель: не забывает ни сущности трансцендентального, ни его методической «спонтанности». Наука являет для него саморазвитие чистого бытия в его различные моменты. Таким образом, на место гегелевской диалектической формалистики становится непрерывно-трансцендентальная вещность чистого познания. В этом шаге Когена с наибольшей ясностью сказывается сочетание Канта с Гегелем. Кант очищается от субъективных предпосылок и от посторонних моментов; Гегель очищается от крайнего формализма и диалектики противоположений. 1 Cohen. Logik. S. 1—64, 499—520; Kants Theorie der Erfahrung. S. 66 ff., 57 ff. 2 Cohen. Kants Begrtlndung der Ethik. S. 28 f., 94 ff., 130, 142, 154; Logik. S. 5 f., 16 ff., 28 ff., 48 ff., 87, 128, 201 f., 245, 275, 340 f., 366, 368, 499-520. 3 Cohen. Logik. S. 501; ср.: Hegel. Wissenschaft der Logik. III. S. 35 ff. МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 443 Трансцендентальность Канта получает внутреннюю жизнь благодаря саморазвиваемости и непрерывной замкнутости Гегеля; чистое диалектическое развитие Гегеля воплощается в структуру чистой научности Канта. И в результате получается формально-вещественная, трансцендентально-научная система познаний Когена. Повторяем, в этом видны одинаково и эпигонство, и самостоятельное мышление Когена. В) В связи с этим находится и еще одна поправка Гегеля. Этот последний, руководствуясь мыслью об относительности научных знаний, очевидно, должен был попытаться втиснуть в рамки философии все содержание научных знаний. Отсюда нескончаемый ряд комических формализмов. Отсюда непонятный переход от чисто формальной диалектики понятий к более материальной диалектике предметов. И отсюда же, наконец, непреоборимый дуализм систем природы и духа, противоречащий основным принципам диалектического метода. Желая быть квинтэссенцией познания, желая сосредоточить в себе все существенное содержание его, философия Гегеля попадает в истинно комическое положение, ибо то, чего она домогается, уже сделано наукою; но это положение становится глубоко трагическим, когда таким образом извращается самая сущность философского метода, когда философия наводняется чуждыми ей эмпирическими познаниями и старается преодолеть их пустым диалектическим формализмом.1 Ориентируя философию на науке, Коген тем самым освобождает ее и от постороннего содержания, и от потребности в диалектике. Философия не должна быть диалектической разработкой эмпирических данных. Философия исследует и реконструирует науку, саму научность в ее систематической данности. Исследуя естествознание, философия тем самым является философией (логикой) природы; исследуя науки о духе, философия тем самым становится философией духа (этикой). Нет никакого «перехода» от чистой философии к специальной, как это имеет место у Гегеля: философия вся есть чистая философия именно потому, что она исследует научность, трансцендентальное познание.2 Нет никакого дуализма между философией природы и философией духа, потому что философия знает только различия научности и не знакома ни с какими диалектическими противоречиями. Между естествознанием и науками о духе нет противоречия; между ними есть только различие. Это значит, что трансцендентальное заключает в себе две основные категории, два основных класса суждений, сходящихся, несомненно, в более общих категориях в одно целое, но расходящихся с появлением нового трансцендентального момента. 1 Hegel. Encyklopadie der philos. Wissenschaft. § 253—376, 388—412, 440—482. 2 Cohen. Kants Theorie der Erfahrung. S. 575—616; Kants Begrtindung der Aesthetik. S. 92—143, 342 f.; Einleitung mit kritischem Nachtrag. S. 474—507. 444 Б. В. ЯКОВЕНКО Наука едина в себе, но может вводить в сферу трансцендентального внутренние подразделения: биологические науки требуют новых категорий по сравнению с естествознанием (механикой, физикой, химией); юриспруденция, учение о государстве, история и пр. требуют новых категорий по сравнению с биологией и т. д. Г) Среди недостатков гегелевской философии, исправленных Когеном, бросается в глаза также и то, что модальные категории оставлены у Гегеля в числе принципов познания и бытия. Субъективистический формализм ультрадиалектичес- кого метода не мог, естественно, воспрепятствовать этому проявлению кантовского субъективизма: он включил в структуру истинно сущего моменты отнесения предмета к индивидуальному познающему сознанию, т. е. моменты эмпирические; он утвердил их как этапы единого диалектического становления трансцендентальной объективности. И понятно: лишенный руководства истинно объективным критерием научности, он не мог с достаточной ясностью оценить значение этих моментов и, признавая их за объективные категории, тем самым встал в самое горькое противоречие с самим собою, со своим величавым презрением к науке как к чему-то субъективному. Ослепленный формализированной субъективностью, он проглядел истинно объективное. И потому поправка Когена и здесь идет на пользу истинному духу гегелевской философии. Вынося модальные различия за сферу трансцендентального,2 Коген этим укрепляет единство и внутреннюю непрерывность последней. Этим шагом перед психологизмом ставится еще более высокая преграда; этим шагом в сферу философии воспрещается доступ психологизму всех родов, в данном случае гегелевскому диалектически-формалистиче- скому психологизму. Этот шаг знаменует собою самостоятельную поправку Когеном Гегеля, являющуюся одновременно и поправкой Канта. Д) В связи с этим всем стоит и падение гегелевского панлогизма в лице Германа Когена. В диалектическом царстве отвлеченных форм Гегеля все превращено в работу мысли, в чистое бытие. Этика не существует как самостоятельная дисциплина. Долженствование изгоняется здесь из сферы чистого познания; активность духа всецело вбирается в диалектическую игру понятий. Фихтевский практицизм умирает в железных руках логического онтологизма. Воля удалена в качестве эмпирического момента. Точно такому же остракизму подвергнуто созерцание прекрасного, будучи при- 1 Hegel. Encyklopadie der philos. Wissenschaft. § 142—159; Wissenschafl der Logik. IV. S. 184-243. 2 Cohen. Logik. S. 349-499. МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 445 IIюно низшей ступенью познания. И наконец, религия унижена перед гордым выступлением чисто философской науки как примитивная потуга к философской рефлексии.1 Между тем все эти моменты, по крайней мере принципиально, находят свое признание у Когена. И действительно, будучи свободно от диалектики противоречий, мышление Когена не знает препятствий в рядоположении основных различных проявлений трансцендентальности. Феноменологический метод показывает с ясностью различность основных и первичных направлений сознания.2 Трансцендентальный метод должен оправдать объективно эти направления и систематизировать их. Вот что говорит Когену интерпретированная им философия Канта. Но, с другой стороны, сильна власть ориентировки на науке и сильно влияние гегелевского ло- гизма. И потому Коген, хоть и выдвигает различные и самостоятельные философские дисциплины, тем не менее бессознательно ставит их в зависимость от логики.3 В этом пункте философия Когена представляет собою переходную стадию: в ней царит, с одной стороны, прямое влияние Канта, а с другой — косвенное влияние Гегеля, побуждающее ее из ориентировки на науке сделать культ науки, из философии трансцендентального — философию науки. Впрочем, как во всякой переходной стадии, в ней много уже и здоровых элементов. Поскольку «Этика чистой воли» есть этика действия, а не логика права, постольку в ней сказывается истинный этический мотив, истинная база трансцендентальной этики. Именно этот мотив побуждает Когена выделить этику в самостоятельную философскую дисциплину, и именно этот мотив является шагом вперед по сравнению с Гегелем. Говорить об абсолютном «панметодизме» Когена — значит просмотреть в его системе борьбу различных тенденций, особенно существенную именно в этом пункте и потому более всего способную освободить Когена от гегелевского панлогизма.4 Итак, Коген помножил Канта на Гегеля, а Гегеля на Канта. Отсюда получился своеобразный продукт, оригинальная философия. Взяв от Канта основную идею и основной метод новой философии, он освободил ее, при помощи Гегеля, от посторонних элементов, которых так было много у Канта; но в то же время, пользуясь тем развитием, которое новой философии дал Гегель, Коген ос 1 Hegel. Encyklopadie der philos. Wissenschaft. VoiTede zur 2 Aufl. § 61—78, 503—577. 2 Cohen. Kants Begrtlndung der Aesthetik. S. 147 ff., 173 ff., 190 f., 222 ff., 240 ff., 342 ff.; Logik. S. 34—41, 366 ff., 512—520; Kants Begrtlndung der Ethik. S. 1—200. 5 Cohen. Logik. S. 218, 257, 426, 517 f.; Kants Begrtlndung der Ethik. S. 1—82, 223 ff. 4 Обвинение в панметодизме, выдвинутое против Когена проф. кн. Е. Трубецким, могло бы иметь цену только в том случае, если бы вместе с ним дана была надлежащая оценка моментов обратного свойства, которые тоже имеются в «Этике*. вободился от крайностей гегелевского диалектизма, призвав к Канту. Гегель достиг той предельной высоты развития и преобразования кантовской философии, дальше которой идти уже было нельзя, после которой можно было только отказаться от Канта. Великим и своевременным поступком благоразумия является поэтому обратное приведение Гегеля к Канту. И в этом смысле «Система» Когена классична: она знаменует собою эпоху в развитии независимой философской науки. Можно, пожалуй, сказать, что Кант дал философии предмет, содержание, материал; Гегель же дал ей форму, основной принцип ее существования. Но в своей разрозненности каждая из этих частей страдала односторонностью и даже ошибочностью: в то время как материал- содержание не был еще у Канта достаточно просветлен единым началом трансцендентального и потому носил характер и субъективный и мало систематический, философская форма Гегеля была удалена совсем от материала и забылась в своей диалектической пустоте до самообожествления. Коген дал материалу форму, а форме — материал, просветлил серию кантовских трансцендентальных познаний единством творческого самоначала, овеществил форму и, дав ей тем самым философскую плоть и кровь, вернул ее к истинно трансцендентальной жизни. § 3. Таково значение Когена по отношению к его главным предшественникам. Этим одновременно определяется и его отношение к современникам. В бесконечном разнообразии современных форм философской мысли он несет светсм философской традиции, он знаменует центральный пункт философского развития последних 50 лет, т. е. так называемого нашего времени. С каждой из этих форм философия Когена имеет нечто общее, за исключением тех течений, которые живут, так сказать, до Канта, т. е. до первого сознательного обоснования независимой философии. Эти течения в лице Когена еще раз убиты духом единой трансцендентальной философии. Еще раз показано, стало быть, что они не вливаются в общее русло философской мысли, что они не идут большою дорогою философской традиции. В них сказывается философское извращение, отсутствие философского глубокомыслия, неспособность содействовать единой философской работе. Минуя эти нефилософские продукты послекантовской мысли, мы рассмотрим в связи с системой Когена учения реализма, позитивизма, формализма, нормативизма, каждое из которых имеет с ней точки соприкосновения, но вместе с тем и превзойдено ею в самых основных и интимнейших своих положениях. А) Трансцендентальный реализм Риля одинаково с философией Когена провозглашает необходимость ориентирования МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 447 мл науке. Философия должна быть прежде всего философией мознания.1 Философия должна установить его априорные основы независимо от всякого эмпирического материала, должна дать конструкцию трансцендентального познания. В этой своей работе философия не отрывается от реальности или Ьытия. Нет, все ее силы направлены именно на установку баз (>ытия, так как эти базы тождественны с базами научного сознания. В этом смысле философия всегда имеет в виду ощущение как начало бытия, как его материальный критерий.2 Но всем этом мышление Риля сходится со взглядами Когена. По сейчас же начинается разногласие. В противоречии с собственною задачею философии Риль берет науку не в ее трансцендентальное™, выявленной путем феноменологического метода, а в ее грубой психологической данности. В таком случае вполне естественно, что ощущение само по себе не получает у него трансцендентального смысла и истолкования. По своей натуре оно безусловно субъективно у Риля, а свою объективность получает от вещи в себе как независимого бытия, на которое оно указывает.3 Психологизм основной схемы Познани я приводит с собою метафизический дуализм. Абсолютная субъективность ощущения восстанавливает, с одной стороны, призрак трансцендентального бытия, с другой же стороны — призрак стремящегося к нему и формалистичного по своей природе мышления.4 Философия превращается в схоластическую игру гносеологическими понятиями, в тяжелую потугу разрешить сделанную с самого начала неразрешимой проблему познания. Реализм, сделавшись трансцендентным, теряет весь свой смысл и остается простым словом.5 В противовес этому философия Когена, все время имея в виду трансцендентальную сущность науки, добивается чисто монистического истолкования и вещи в себе и ощущения, сохраняя их взаимную связь, но истолковывая ее как конец и начало, как разрешение и задачу одного и того же чисто трансцендентального знания. Риль же неизбежно впадает в агностицизм,, против которого он совершенно бессилен и который ему удается побороть только на словах. Агностицизм этот убивает всякую возможность истинного реализма. Реализм дается только в единой 1 Riehl. Der philosophische Kritizismus. II. Th. 1. 1879. S. 220; Th. 1. 1879. S. 220; Th. 2. 1887. S. 1-21. 2 Ibid. Th. 1. S. 26-78, 187-218; Th. 2 S. 22-70, 123-176. 3 Ibid. Th. 1. S. 26—78; Th. 2. S. 128—176; cp. Rehmke. Die Welt als Wahmehmung und Begriff. 1880. S. 34 f.; Michaltschew. Philosophische Studien. 1909. S. 210; Goring. System der kritischen Philosophie. I. 1874. S. 251; II. 1875. S. 5; Cesca. Filosofia del’azione. 1907. P. 174. 4 Riehl. Der philosophische Kritizismus. II. Th. 1. S. 16 f., 224 ff. 5 Как то имеет место равным образом и у Erdmann’a (Axiome der Geometrie. 1877. S. 12—89), Helmholtz’a (CM.: Thatsachen der Wahmehmung 1879), Kirchmann’a (CM.: Ueber das Princip des Realismus. 1875). системе научного бытия. Реализм дается только тем, что в основу всего здания бытия-науки кладется трансцендентальный принцип реальности. Это значит, что истинный реализм есть трансцендентализм. «Истинный идеализм есть реализм».1 «Идеализм есть истинный реализм».2 Б) Вместе с Германом Когеном философски образованный позитивизм признает полную коррелятивность субъекта и объекта, и даже более того — их полное совпадение в одно целое.
Это общий исходный пункт учений Когена, JIaaca, Шуппе.3 В этом пункте сказывается позитивистическая черта современности, удаляющая из Канта моменты агностицизма, а Гегелю сообщающая более конкретную физиономию. Но этим пунктом и исчерпывается совпадение учения Когена с учением позитивизма. JIaac, отрицая всякую трансцендентность, основывает философию на психологическом анализе сознания; он начинает конструкцию познания с данности ощущений, с непосредственно очевидных фактов; конечным критерием истинности и объективности он признает действительность, непосредственно переживаемую действительность ощущения-восприятия; таким образом, он совершенно не думает о необходимости ориентировать философию на трансцендентальной конструкции научных знаний.4 Коген, напротив, показывает данность как первичный шаг в системе познания, как рождение бытия и науки, как трансцендентальное познание происхождения. Критерием объективности Коген считает каждую категорию и все их вместе, а действительность ощущения выносит за пределы трансцендентального в сферу «сознательности» индивидуума.5 В противоположность этому Шуппе ориентирует философию на факте сознания, полагая таким образом в ее основание метафизичес 1 Cohen. Kants Begrtindung der Aesthetik. S. 381. 2 Cohen. Logik. S. 511. 3 Cohen. Kants Theorie der Erfahrung. S. 134 f.; Kants Begrtindung der Aesthetik. S. 103 f., 106, 165, 356; Logik. S. 216; ср.: Laas. Kants Analogien der Erfahrung. 1876. S. 76, 164, 230 f., 302; Idealismus und Positivismus. I. 1879. S. 183; II. 1882. S. 78; III. 1884. S. 48, 135, 415, 423, 452, 473, 549, 560, 598, 632, 642, 665, 684, 687; Schuppe. Erkenntnistheoretische Logik. 1878. S. 26—102, 241 ff.; Grundriss der Erkenntnistheorie und Logik. 1894. S. 1—34; Begriff und Grenzen der Psychologie//Zeitschrift flir immanente Philosophie. I. 1895. S. 37—76; Das System der Wissenschaften und das des Seienden//Ibid. III. 1898. S. 71 ff. 4 Laas. Kants Analogien der Erfahrung. S. 89 f., 112, 121 f.; Idealismus und Positivismus. I. S. 154 ff., 183, 228 f.; II. 85, 168; III. S. 5, 15, 54, 88, 243, 438 ff., 516 ff., 674 ff., 451 ff.; Rehmke. Die Welt als Wahmehmung und Begriff. S. 235—275; Michaltschew. Philosophische Studien. S. 535—554; Riehl. Der philosophische Kritizismus. II. Th. 1. S. 26—78; Th. 2. S. 128—176; Goring. System der kritischem Philosopie. I. S. 266—277, 314; II. S. 5, 35, 251—283; Rey. La philosophie modeme. 1908. P. 325—369; Enriquez. Problemi della scienza. 1906. P. 81-151; Ardigo. Opera Filosofiche. V. 1900. P. 47-55, 423 ff., 474, 535-553; VI. 1907. P. 233, 242 sg.; VII. P. 36. 5 Cohen. Kants Theorie der Erfahrung. S. 134 f.; ср.: Natorp.Ueber die objective und subjective Begrtindung der Erkenntnis//Philos. Monatshefte. XXIII. 1887. S. 277—278, 280 f.; Zur Streitfrage zwischen Empirismus und Kritizismus//Archiv flir syst. Philosophie. V. 1899. S. 185 ff. МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 449 кое «чудо»; он заполняет ее конструкцией этого сознания как родового, сверхиндивидуального образования, тем самым обосновывая ее психологически; при этом он ограничивает ее пределами «первичной необходимости», столь же субъективной, сколь и чудесной; связывает систему категорий с материалом восприятий, внося таким образом и этот материал в сферу философии. Наконец, требуя полного совпадения между субъектом и объектом, сознанием и бытием, Шуппе тем не менее их всегда имманентно противопоставляет, чем и возобновляет проблему трансцендентности, но на этот раз «чудесным» образом в рамках имманентного.1 Наоборот, Коген раз и навсегда порывает с метафизическим фактом сознания, выдвигая трансцендентальный факт науки; отказывается совершенно от введения в сферу конструкции предмета каких-либо феноменологических различий как таковых; берет границы философии как границы самого бытия, т. е. как полную безграничность ее; очищает сферу философии от всякого эмпирического материала и воссоединяет объект и субъект в единстве трансцендентального познания без всякого их коррелятивизма и различия, хотя бы и имманентного.2 Таким образом, позитивизм освобождается у Когена ото всех своих наивных психологистических и метафизических предпосылок и получает в виде предмета твердый и независимый «круг научности». В своем ориентировании только на науке, в своем беспредельном критицизме и в своем недоверии ко всем субъективным предпосылкам трансцендентальный идеализм Когена может быть назван позитивизмом par excellence. В) Наше время среди других течений обогатилось возрождением формализма. Это течение связывается с мышлением Когена, стремлением оградить философию познания от эмпирии.3 Однако новорожденный формализм так называемой математической логики, или логистики, совершенно не достигает цели, будучи родствен старому формализму Аристотеля и схоластики. Как и этот последний, логистика молчаливо предполагает дуализм восприятия и мышления и догматическое истолкование первого как синтетического, а второго как аналитического начала.4 Это значит, что в основание логистики положена психологическая схема, в философии необходимо 1 Schuppe. Erkenntnistheoretische Logik. S. 60 ff., 69 ff, 63—183, 221, 459, 590, 554—608, 634, 660; Grundriss der Erkenntnistheorie und Logik. S. 1—34, 37 f., 66 f., 146 ff, 164—181; Begriff und Grenzen der Psychologie // Zeitschrift ftlr im. Philosophie. I. 44 ff; das System der Wissenschaften und das des Seienden//Ibid. III. 71 ff; Zum Psychologismus und zum Normcharakter der Logik//Archiv ftlr systh. Philosophie. VII. 1901. S. 1—22; ср.: Schubert— Soldem. Grundlagen einer Erkenntnistheorie. 1884. S. 1—29, 65 ff, 160 ff, 337 ff. 2 Cohen. Logik. S. 1—64. 3 Couturat. La logique et la philosophie contemporaine 11 Revue de Metaphysique et de Morale. XIV. 1906. P. 318—341; De rinfini math6matique. 1896. P. V ss., 505 ss. 4 Couturat. Les principes des math?matiques. 1905. P. 1—43, 214 ss., 303 ss.; Russell. The Principles of Mathematics. I. 1903. P. 3—32, 101 ss., 501 ss.; Джевонс. Основы науки. 1881. 15 Б. В. Яковенко 450 Б. В. ЯКОВЕНКО получающая смысл психологического предрассудка. Это значит, что сущность познания извращена уже первым шагом. Философия познания сосредоточивается на формах мышления, с одной стороны, на учении об объективности и синтетичности восприятий — с другой. В первом случае логика вырождается в сведение мыслительных схем к словесным или общематематическим отношениям; она становится или общей грамматикой, или общей математикой.1 Во втором случае теория познания (или, как выражаются приверженцы этой теории, «эпистемология» 2) вырождается в психологическое учение об основных моментах процесса познавания, с одной стороны, и в метафизическое учение о трансцендентном бытии — с другой. Формализм, таким образом, превращает философию отчасти в грамматическое, отчасти психологическое, и догматическое учение. Худшего падения философской мысли придумать трудно, после того как на свет появилась «Критика чистого разума». Потому вполне понятно негодование Когена по отношению к этому течению. Философия не имеет ничего общего с логистикой; философия не знает никаких грамматических схем. Философия есть философия науки, трансцендентальных познаний. Философия есть наука о категориях, о системе научного бытия. Она работает не над формами, а над научными формами, над содержательными формами бытия; самое бытие есть система форм, и потому сама форма есть момент бытия.3 Всякий дуализм субъекта и объекта должен быть оставлен, даже в том случае, если она обнаруживается в виде противоположения формы и содержания. «Только формальное вещно».4 Только трансцендентальный идеализм есть истинный формализм бытия.5 Таким образом, и в этом отношении философия Когена является идеальной для других течений. Г) Особенно близко сходится философия Когена с другим идеалистическим течением современности — с телеологическим критицизмом или трансцендентальным нормативизмом Риккерта и Мюнстерберга. Как и Коген, они хотят независимой философии; как и он, они отрывают философский предмет С. 1—149, 554—713; Riehl. Der philosophische Kritizismus. II. Th. 1. S. 219 ff.; Enriquez. Problemi della scienza. P. 153—203. 1 Russell. Principles of Mathematics. I. P. 9, 106, 429; Riehl. Der philosophische Kritizismus. II. Th. 1. S. 226. 2 Russell. Essai sur les fondements de la geometrie. 1901. P. 257 s.; Meinong’s Theory of complexes and assumptions//Mind. XIII. 1904. P. 354; Cesca. La filosofia dell’azione. 1907. P. 177 f. 3 Никто не дал лучшей отповеди формализму, как Шуппе в своей замечательной «Erkenntnistheoretische Logik* (см.: S. 102—141, 254—352; ср. также: Croce. Logica. P. 75— 102). 4 Cohen. Logik. S. 501. 5 Cohen. Kants Theorie der Erfahrung. S. 605 ff. МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 451 от индивидуальной психики субъекта; как и он, они требуют для философии своего самостоятельного метода и своего независимого предмета; как и он, признают полную имманентность бытия знанию.1-Но только все эти требования получают у них иное истолкование. Прежде всего философия есть наука о ценностях, об абсолютных ценностях, данных человеку в переживании. Философия ориентируется, таким образом, на факте абсолютной ценности.2 Во-вторых, наука, будучи дана как ценность, в то же время является средством по отношению к другой ценности, к ценности объективной действительности, что создает снова дуализм данного и мышления о нем.3 Наконец, ценность признается трансцендентной в противоположность бытию; и таким образом снова возобновляется дуализм имманентного и трансцендентного, но теперь уже только в фарватере воли.4 Ориентируя философию на науке, Коген ограждает философию, с одной стороны, от психологического волюнтаризма ценности, с другой стороны — от телеологического превращения науки в средство, от прагматизма. Объявляя идею трансцендентности категорией научного бытия, он, с одной стороны, освобождает нормативизм от повторения старых неосновательных проекций из субъекта в мир абсолютных предметов, совершаемых теперь на почве чувства и воли, с другой же стороны — уничтожает всякую надобность дуализма между наукой и действительностью. Признавая бытие только в научности и научность только в бытии, Коген удаляет скрытый психологизм нормативистов, который обнаруживается в усвоении их теорией чисто психологического взаимоотношения между восприятием и мышлением, а в связи с этим он разрешает и проблему данности, на психологистически-дуалисти- ческое разрешение которой опирается все здание риккертов- ской философии познания.5 Наконец, в сфере предварительной феноменологической работы он не поддается влиянию специальных научных приемов психологического исследования и не пододвигает под фактический состав психического переживания познавательного процесса иного состава, соответствующего обычному волевому жизненному переживанию и ру 1 Windelband. Praludien. 1903. S. 249—321; Rickert. Gegenstand der Erkenntnis. 1904. S. 159 ff., 228 ff; Cohen. Voraussetzungen und Ziele des Erkennens. 1908. S. 423—505; Miinsterberg. Philosophie der Werthe. 1908. S. 1—79, 437—481. Varisco. I massimi problemi. 1910. P. 1-26, 105-147. 2 Miinsterberg. Philosophie der Werthe. S. VI, 60 ff, 437 ff; Cohn. Voraussetzungen und Ziele der Erkennens. S. 425 ff; Rickert. Grenzen der naturwissenschaftlichen Begriffsbildung. 1902. S. 674—743; Zwei Wege der Erkenntnistheorie//Kantstudien. XIV. 1909. Heft. 2. 3 Miinsterberg. Philosophie der Werthe. S. 83—185; Rickert. Gegenstand der Erkenntnis. S. 166—228; Grenzen der naturwissenschaftlichen Begriffsbildung. S. 600—743. 4 Miinsterberg. Philosophie der Werthe. S. 60—79; Rickert. Grenzen der naturwisscn- schaftlichen Begriffsbildung. S. 674; ff; Gegenstand der Erkenntnis. S. 74—158. 5 Rickert. Gegenstand der Erkenntnis. S. 166 ff. ководимого эмоционально-волевыми мотивами, а не действительным анализом психики.1 Телеологизация философии означает ее волюнтаризацию: ценность без воли, ее вызывающей, есть отвлечение.2 Волюнтаризация философии означает ее психологизацию: трансцендентальность, таким образом, гибнет. Установление трансцендентности убивает истинную сущность философского идеализма познания. В сфере философии трансцендентный идеализм так же ошибочен, как и имманентный эмпиризм. Истина лежит в идеализме вещном, содержательном, конкретном, в философии трансцендентального. Поэтому философия Когена может быть названа истинным и последовательнейшим идеализмом, идеализмом самой науки, идеализмом самого бытия, т. е. идеализмом в самом прямом смысле слова трансцендентальным. § 4. Таким образом, философия Когена является не только завершением всей вековой традиции философии, но и представляет фокус, в котором сходятся в основных своих мотивах главнейшие течения современности. Философия Когена по- истине реалистична, так как она есть философия реальнейшего, бытия-предмета. Философия Когена позитивистична, так как она отправляется от науки и направляется на науку и так как она говорит о том, что поистине есть, о сущем. Философия Когена формалистична, ибо она есть система категориальных познаний, система идей бытия, рычагов научности, форм сущего. Философия Когена до мозга костей идеалистична, так как сущее есть познанное, так как бытие есть мышление, так как предмет есть трансцендентальное познание. Но философия Когена не эмпиристична, не психологична, не интуитивис- тична. В этих отношениях она не резюмирует нынешних течений; в этих отношениях она беспощадна: она объявляет и эмпиризм, и психологизм, и интуитивизм вырождением философии, «философствованием», возвратом к мифу.3 Помещая философию Когена в среду нынешних борющихся между собою течений, можно сказать, что те поиски истинной «чистой философии», которые под явным и скрытым влиянием Канта и Гегеля господствуют в течение последних 50 лет в сфере философской работы и которые свое лучшее выражение до сих пор нашли в «Kantschriften» Когена, в «Erkenntnistheoretische Logik» Шуппе и в «Logische Untersuchungen» Гуссерля,— что эти поиски увенчались, наконец, громадным успехом в лице «System der Philosophie» Когена. Эта система философии, 1 Munsterberg. Philosophie der Werthe. S. 11 f. 2 Maier. Psychologie des emotionalen Denkens. 1908. S. 46, 666, 801; ср.: Laas. Idealismus und Positivismus. II. S. 122, 172, 258. 3 Cohen. Logik. S. 499—520; Kants Theorie Erfahrung. S. 578—616; Einleitung mit kritischem Nachtrag. S. 439—454, 483 ff. МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 453 хоть и появилась в XX столетии, принадлежит целиком второй половине XIX века и обозначает собою для этого пятидесятилетия весь «смысл» его течений. В системе философии Когена мы — люди XX века — получаем обновленную согласно духу времени и доведенную до высокой степени развития традицию независимой философской науки. Эта система есть, так сказать, самосознание философии последних пятидесяти пег, как философия Канта была самосознанием философии нообще, а философия Гегеля — ее самосознанием в первую половину XIX столетия. Философия Когена есть то, с чего мы должны начинать философствовать, если не хотим идти назад, снова запутывая проблемы, ею уже просветленные, если не хотим с широкого пути мировой философии свернуть на окольные тропы философских недоразумений. С философии Когена должны начинать мы. А начинать философствовать, — шачит идти дальше, значит критиковать. Начинать философствовать — значит нести далее традицию по начертанному ее собственной сущностью вечному философскому пути. Этот путь лежит впереди философской системы Когена и «от» нее. Мы должны посмотреть, стало быть, в чем нас не удовлетворяет она и что дает нам право искать новых «просветлений». II Философская система Германа Когена не удовлетворяет нас потому, что в своем основании она глубоко психологис- тична. Если, со одной стороны, она довела сознание транс- цендентальности до высокой степени развития, то, с другой стороны, она достаточно явственно расчленила внутренние моменты трансцендентальной философии, чтобы понять, насколько важную роль до сих пор играли в жизни этой философии психологические тенденции, и тем самым побудить себя от них освободиться. Под психологизмом обычно понимают учение, объявляющее философию или самой психологией, или частью психологии, или, наконец, обосновывающее философские дисциплины на данных психологии.1 Такое понимание психологизма слишком узко: психологические мотивы могут играть не только 1 См.: Husserl. Logische Untersuchungen. I. 1900. S. 50—227; Schuppe. Zum Psychologis- mus //Archiv ftlr systh. Philosophie. VII. S. 1—22; Hofler. Sind wir Psychologisten?//Atti del V Congresso inter, n. di Psychologia. 1906. S. 322 ff.; Schmidt. Grundzllge der Konstitutiven l-rfahrungsphilosophie. 1901. S. 7—97; Michaltschew. Philosopische Studien. S. 23 ff., 99; Levi. lx> psicologismo logico // Cultura filosofica. III. P. 3—4; на русском языке см.: Ланц. Гуссерль и психологисты наших дней// Вопросы философии и психологии. Кн. 98, и нашу статью: К критике теории познания Риккерта // Ibid. Кн. 93. 454 Б. В. ЯКОВЕНКО сознательную, но и бессознательную роль в философском творчестве. Они могут сказываться в том, что философия усваивает психологическую схему своего предмета, хотя и трактует его совершенно независимо от психологического эмпиризма. Они могут обнаруживаться и в том, что философия требует психологического исследования, предваряющего ее не только в отрицательном, но и в положительном смысле, психологических поисков философского предмета, хотя, будучи найден, этот предмет трактуется уже философски. Поэтому понятие психологизма должно быть расширено: психологизмом должно быть названо всякое философское учение, придающее сознательно или бессознательно хоть какое-нибудь философское значение психическим моментам, допускающее их играть хоть какую-либо непосредственную или косвенную роль в своей сфере, пользующееся хоть в каких-либо целях хоть каким-либо психологическим исследованием, интересующееся положительно хоть в каком-либо отношении психическими переживаниями более, чем всем другим. Интерес философии к-психологии, к психологическим исследованиям и психическим переживаниям должен быть или только чисто логический, так как психология есть одна из наук, а психические явления составляют часть бытия, или только чисто отрицательный, так как до сих пор философия находилась еще в тесном сплетении с психологией и так как ad hominem1 философские предметы всегда даны в атмосфере психических переживаний и их нужно оттуда достать, освободить, выявить. В этом последнем случае отношение философии к «психическому» исчерпывается стремлением удалить всякий антропоморфизм, отрешить философские предметы от человека, взять их не ad hominem, а ad scientiam,2 как то имеет место во всякой науке. Иначе говоря, философия требует для своего независимого осуществления отрицательного феноменологического исследования: освобождения от человеческих иллюзий, человеческих привычек, человеческих предрассудков, освобождения от «человеческого» вообще. Несвобода же от «человеческого» в каком бы то ни было отношении знаменует собою психологизм. Можно смело сказать, что вся философия — от Сократа и до самого последнего времени — в той или иной мере, в том или ином смысле психологистична и что вместе с тем с установлением своей самостоятельности она все больше и больше освобождается от психологизма. Признавая систему Когена последним шагом в развитии философской науки, мы можем надеяться найти в ней и наибольшую свободу от пси 1 [от условия (лат.) 1 2 [от науки (лат.)] МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 455 хологизма. С другой стороны, открывая и в ней глубоко заложенный психологизм, мы показываем тот философский порок, которым страдают все современные мыслители еще в большей степени, чем сам Коген. Таким образом, обнаружением когеновского психологизма будет задана задача для дальнейшего развития философии. § 1. Психологистична философская система Когена прежде всего уже потому, что она выросла на почве философии Канта и Гегеля. До сих пор мы касались только трансцендентальной стороны философских конструкций этих мысли- гелей; но у них есть и другая, нелицевая, психологистическая сторона. А) Основной схемой кантовской теории познания является взаимодействие между материалом-ощущением-аффекцией через вещь в себе, с одной стороны, и мышлением-формой- спонтанностью-категориализацией — с другой. Психологический анализ показывает, что познание начинается с аппреген- зии, что оно пополняет аппрегензию воспроизведением (репродукцией) и что воспроизведенная аппрегензия закрепляется в воспризнании (рекогниции).1 Говоря другими словами, определенное пространственно ощущение сопровождается слепой силой синтеза, который,для того чтобы получить качество достоверности, требует преломления в самосознании.2 Говоря еще немножко более философским языком, материал ощущения должен быть обработан, но для того чтобы обработка не была слепой и случайной, необходимы руководящие начала, необходимо сознательное отношение к ней; это дает рефлексия, т. е. понятие.3 Таким образом, схема познания характеризуется тремя моментами: моментом пассивного восприятия (в пространстве), моментом слепой синтезации (во времени) и моментом самосознания (в категориях).4 Эта психологическая, чисто психологическая, схема имеет свою трансцендентальную сторону: Кант говорит о пространственном порядке созерцания, о трансцендентальном схематизме во времени, или трансцендентальной силе воображения, и о категориальном синтезе, или подведении познаний под трансцендентальную апперцепцию.5 Такая формулировка не мешает видеть достаточно ясно психологическое происхождение кантовской теории познания. Б) Гегель радикально изменяет схему Канта только в одном отношении: неведомый виновник аффекции наших чувств 1 Kant. Kritik der reinen Vemunft. A. 98—110. 2 Ibid. B. 103-104; A. 120-123. 3 Ibid. A. 103 ff.; B. 104, 129 ff. 4 Ibid. B. 33 fT., 74 ff., 128 Anm., 120 f., 131-139. 5 Ibid. B. 137 Anm., 151-154, 176-187, 202 Anm., 161 Anm., 118 f., 130. 456 Б. В. ЯКОВЕНКО исчезает; этим изгоняется и дуалистически-психологическая точка зрения, столь естественная для наивного отношения к действительности и столь вредная научно, а, стало быть, и в психологии. Психологически существуют различные состояния сознания и больше ничего. На такой именно почве стоит Гегель. Вместе с тем у него особенно большое значение получает момент синтеза и момент самосознания. Познание есть процесс гомогенный, процесс одинаково творческий и в конце, и в начале. В своем психологическом значении эта идея спонтанности психического процесса гораздо явственнее выступает у Фихте в его учении о силе воображения, чем у Гегеля, у которого она логизирована и тем достаточно-таки затушевана. Однако, отправляясь от построений Фихте, ее можно без труда открыть и у Гегеля. Действительно, первый шаг познания, устанавливающий по Гегелю бытие, есть не что иное, как ощущение, как кантовская аппрегензия; второй шаг, образующий существо, есть кантовская репродукция; а третий шаг, созидающий понятие, есть кантовская рекогниция. Но только у Гегеля все три шага приведены к одному знаменателю спонтанности, развивающей их из себя самой. Таким образом, гегелевская психология кульминирует в понятии самодействен- ной и саморефлективной деятельности. В этом ее поправка дуалистической психологии Канта. Насколько психология Канта была психологией «способностей», настолько психология Гегеля (и Фихте) является психологией «деятельностей», так сказать, функциональной психологией познающего сознания. И подобно тому как у Канта в первом издании «Критики» психология играет более существенную роль, чем во втором, а здесь — более существенную роль, чем в «Пролегоменах», так и у Гегеля психологический элемент постепенно все более и более затушевывается от «Феноменологии» через «Логику» к «Энциклопедии». Но не только в этом смысле психология играет у Гегеля роль основания системы. Та же самая психологическая схема, выраженная логическим языком диалектики, т. е. использованная в целях интерпретации не психологического, а философского предмета, с одной стороны, распространяется Гегелем на детали, с другой — переносится на целое. Каждая из трех основных стадий философской диалектики в свою очередь имеет непосредственно неопределенный, недифференцированный исход, затем полуоп- ределение в саморасщеплении и самообъективации и, наконец, полное определение в саморазвитии, саморефлексии, самопо- ставлении. Так, например, относятся между собою стадии бытия: качество, количество, мера, или стадии качества: Sein,1 Dasein,2 1 [бытие (нем.)] 2 [наличное бытие (нем.)] МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 457 Fursichsein 1 и т. п.2 Но и взятая в целом философия стоит в процессе той же диалектики: как целое, она представляет собою саморазвитие идеи,3 т. е. третью ступень диалектического процесса. В этом смысле она выше религии и искусства.4 Она являет собою зрелость и завершение понятия. Она есть великий разум. Она отличает человека от животного. Философия, как история философии, есть выявление разума в его борьбе с чувством и представлением. Но в конце концов эта борьба есть борьба с самим собою, со своими низшими стадиями. Психологическая схема повсюду одна и та же. § 2. На таких отчасти явно-, отчасти скрыто-психологических основах покоится исторически философия Когена. Однако было бы несправедливостью по отношению к ней не отметить, что эти исторически ей данные основы она первым делом систематически фиксировала. Действительно, в своих первых «Jugendschriften» Коген развивает канто-гегелевскую психологию и подготовляет себе почву для перехода к построению трансцендентальной философии. Правда, эта подготовка совершается им бессознательно. В первый период своей философской жизни он не стоит непосредственно в русле канто- гегелевской философской системы. Только косвенно через Платона и Гербарта двигает он исследование в том же направлении, почти инстинктивно выбирая у этих мыслителей именно то, что больше всего соответствует намерениям Канта и Гегеля. Но уже и здесь с полной ясностью выступает та психологическая схема, без которой нельзя хорошенько понять и основного мотива, руководящего его системою. «Все представления, — говорит Коген, — суть объективации первичных состояний ощущения, первичных чувствований (Gefiihle), кои суть элементарнейшие формы сознания. Представление теплоты есть объективация изменившейся температуры кожи, т. е. измененного чувствования температуры».5 Молекулярные раздражения нервов порождают в сфере каждого чувства некоторое постоянство нервных движений, которое я хочу называть термином «чувствование», подобно тому как в сфере чувства температуры ими порождается ее чувствование. Это чувствование есть самая общая форма сознания без субъекта и без объекта; оно есть пустое себя-давание. Как только этот двигавшийся при небольших колебаниях про 1 [для себя бытие (нем.)] 2 Hegel. Encyklopadie der philos. Wissenschaften. § 86—111; Wissenschaft der Logik. III. S. 59-468. 3 Hegel. Encyklopadie der philos. Wissenschaften. § 1—18, 213—244; Wissenschaft der Logik. III. S. 26-48; V. S. 236-353. 4 Hegel. Encyklopadie der philos. Wissenschaften. § 553—577. 5 Cohen. Mythologische Vorstellungen. S. 420 ff. 458 Б. В. ЯКОВЕНКО цесс наталкивается на препятствие в лице от него отличного, превышающего нормальный уровень впечатления, мы имеем ощущение, которое, как таковое, означает лишь изменение в так называемом состоянии сознания. Если же эти изменяющиеся таким образом нервные движения становятся сами непрерывными, они образуют, в свою очередь, некоторое постоянство в состоянии сознания и становятся таким путем сами чувствованием, пока не появится снова дифференцирующее движение. Есть в наличности это последнее, тогда несколько ощущений могут вступить во взаимную связь; в таком случае первичновнутреннее состояние ощущения объективируется, и возникает созерцание и представление.1 Та же самая схема имеется и в «Kantschriften» Когена: «В чувствовании, стало быть, в основание полагается первичный факт сознания... После этого начала становления сознания возникает в лице ощущения первая ступень сознания, подготовляющего действительное, отдельное содержание...».2 И тем не менее жизнь сознания в себе едина: «Чувствование есть само представление, только на более ранней ступени сознания».3 В «Kantschriften» эта схема только получает дальнейшее развитие, здесь в ее пределах появляется понятие. «Понятие дает представлению предмет, делает его предметом познания, опыта».4 Понятие «объективирует».5 Оно есть чисто объективирующая сторона представления. «В понятии самость самосознает себя самое».6 Если мы теперь возьмем схему коге- новской «Логики чистого познания», то мы увидим, что чистое познание растет здесь из абсолютно недифференцированного начинания, затем постепенно дифференцируется; потом получает упорядоченность своих моментов и, наконец, систематизируется, приводится к одному центру. При этом, разумеется, уже нет речи об «объективации», так как на этой стадии развития когеновской системы субъективное навсегда выдворено из сферы философии и так как самый первый шаг чистого мышления есть уже объективация. При этом во всех актах чистого познания выдерживается один и тот же дух, т. е. все стадии уже присутствуют при первой, а последняя стадия неизбежно ведет к стадии зачинания. Но схема при этом остается та же самая — психоло 1 Cohen. Die dichterische Phantasie. S. 50—51 ff. 2 Cohen. Kants Begrtlndung der Aesthetik. 155 ff, 392; ср.: Kants Begrtlndung der Ethik. S. 156 f., 195 f. 3 Cohen. Die dichterische Phantasie. S. 51. 4 Cohen. Kants Theorie der Erfahrung. S. 305. 5 Cohen. Ibid. S. 307; ср.: Natorp. Ueber objective und subjective Begrtlndung der Erkenntnis //Philosophische Monatshefte. XXIII. 1887. S. 257—268; Stadler. Die Grundsatze der reinen Erkenntnistheorie. 1876. S. 49 ff, 96 ff; Kants Teleologie. 1847. S. 1—20; Lasswitz. Die Lehre Kants von der Idealitat des Raumes und der Zelt. 1883. S. 87—102, 168—190; Kinkei Beitrage zur Erkenntniskritik. 1900. S. 1—58; ср.: Schuppe. Begriff und Grenzen der Psychologie Zeitschrift Philosophie. I. S. 37—76. 6 Cohen. Kants Theorie der Erfahrung. S. 308. МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 459 гическая. Эта схема по существу своему до того сохраняется, что в трансцендентальной одежде выступают все мелочи психологических различий: сознание имеет свое происхождение в недифференцированном чувствовании, — чистое познание имеет свое начало в суждении происхождения;1 субъективизм, «внутренность» ощущений превращается в пространственном созерцании в первичную объективность, «внешность»;2 «чистое познание в суждении всеединности (Urtheit der Allheit)» и в лице категории пространства создает предмету «внешность»;3 через понятие и закон причинности представления (или суждения восприятия) получают значение объективных каузальных связей;4 чистое познание создает предмету каузальную физиономию аналогичным же образом;5 наконец, объективация происходит путем категориали- зации дат внутреннего чувства (чувствований и ощущений) путем обработки через самосознание и рефлексию внутренних переживаний; 6 чистое познание строит предмет путем неустанной само- рефлексии и самотворческого самосознания чистой деятельности познания. Как в чувствовании сознание по психологической схеме дает себе первое содержание, так в суждении происхождения деятельность чистого мышления ставит себе самой свой первый материал; как по психологической схеме познание есть постепенное выявление предмета, так по логической схеме чистая деятельность познания есть постепенное его построение и т. д. Таким образом, в основании «логического механизма» чистого познания лежит не что иное, как «психологический механизм сознания».7 Вот какова подоплека когеновского трансценентализма. § 3. Однако такая, как мы полагаем, бессознательная «па- раллелизация» психологического и логического укрепляется другим сознательным психологизмом. В своих первых работах Коген держится того взгляда, что философии (в частности, логике) должна предшествовать психологическая разработка проблем.8 Истинная философия для него есть «психологическая 1 Cohen. Logik. S. 28 ff., 65 ff «Indessen ist dies die allgemeine Losung unserer Logik, Uberall das erste Etwas aus seinem Ursprung herzuleiten. Due Psychologie fligt sich so nur der fundamentalen Methode der Logik». (Kants Begrtindung der Ethik. S. 156). И в этом хочет нас уверить Коген при наличности тех психологических теорий, которые «исторически» легли в основу его логики! Поистине полезно для понимания системы данного мыслителя познакомиться с его умственной психической историей, как то рекомендует и сам Коген (ср.: Die platonische Ideenlehre psychologisch entwickelt. S. 403 ff). Почему же только он сам забывает об этом тогда, когда начинает говорить о себе (ср. также: Logik. S. 20). 2 Cohen. Kants Theorie der Erfahrung. S. 80—238. 3 Cohen. Logik. S. 149—178, особенно 116 ff, 168 ff 4 Cohen. Kants Theorie der Erfahrung. S. 259—314, 328—348, 368—405, 448—466. 5 Cohen. Logik. S. 218—257; особенно 246 ff, 274. 6 Cohen. Kants Theorie der Erfahrung. S. 328—348. 7 Cohen. Logik. 25 ff, 48 ff, 56, 75 ff, 87, 231, 273 ff, 278 ff, 499 ff 8 Cohen. Die dichterische Phantasie. S. 11, 43, 47, 63, 68, 78, 81; Kants Theorie der Erfahrung. 1 Aufl. S. 164—165. 460 Б. В. ЯКОВЕНКО философия».1 Логический, философский синтез требует психологического анализа. «Психологический анализ есть необходимое дополнение к дедуктивной критике каждого понятия по отношению к его логической внутренней сущности, его метафизической, творческой способности синтеза представлений».2 В «Kantschriften» этот взгляд получает свое полное развитие и свои настоящие границы. Психологическое исследование может иметь только подготовительное значение; оно должно занять место кантовского «метафизического исследования».3 Но в качестве такой подготовительной, феноменологической разработки сознания психология безусловно нужна для философии. Она находит в сфере сознания его первичности (Ursprunglichkeiten), его основные направления (Richtungen des Bewusstseins) и, таким образом, подготовляет почву и материал для трансцендентальной или критически-априорной его обработки.4 Эта феноменологическая психология не имеет, конечно, ничего общего с психологией генетической.5 «Уже для номенклатуры поэтому психология необходима, когда хотят заниматься критикой познания и этикой. Но существует методическое различие между той психологией, которую применяют эти критические дисциплины, и проблемой самой психологии».6 Она не занимается генезисом сознания, она исследует только его первичный состав. Она есть «описание сознания из его элементов».7 Эта психология позволяет найти apiori и открыть тем двери к его трансцендентализации.8 Как таковая эта психология лежит всецело в границах самой философии, ибо предполагает телеологически будущее трансцендентальное исследование, т. е. она работает в интересах этого последнего, руководствуется его целями.9 Эту психологию, поскольку ее 1 Cohen. Die platonische Ideenlehre. S. 412. 2 Cohen. Mythologische Vorstellungen. S. 398 ff.; Die dichterische Phantasie. S. 78 ff. 3 Cohen. Kants Theorie der Erfahrung. S. 345 (1 Aufl. S. 161), 134 (1 Aufl. S. 36), 293 f. (1 Aufl. S. 124), 296 (1 Aufl. S. 125), 300, 315, 328, 583; Kants BegrUndung der Ethik. S. 265; Das Princip der Infinitesimal Methode. S. 149. 4 Cohen. Kants Theorie der Erfahrung. S. 198 f., 203 ff., 250 ff.; Kants BegrUndung der Aesthetik. S. 150, 154, f., 162 f., 219, 233, 244 ff. 5 Cohen. Kants Begrtlndung der Aesthetik. S. 147; ср.: Miinsterberg. Philosophie der Werthe. S. 11; Dieltey. Ideen liber eine beschreibende und zergliedemde Psychologie// Sitzungsberichten der Berl. Akad. 1894; Husserl. Logische Untersuchungen. II. S. 3—22, 324 ff., 536 ff.; Lipps. Die Wede der Psychologie // Atti del V Congresso intern, di Psychologia. P. 57—70. 6 Cohen. Das Princip der Infinitesimal Methode. S. 5, 156; Logik. S. 404. 7 Cohen. Kants BegrUndung der Aesthetik. S. 103 ff., 249 f., 183, 334; Kants BegrUndung der Ethik. S. 256; Kants Theorie der Erfahrung. S. 315 ff. 8 Cohen. Ibid. S. 71 ff., 200 ff.; Kants BegrUndung der Aesthetik. S. 148 f., 182; Logik. S. 15 f., 20 f., 369, 403, 509 f., 519 f; Kants BegrUndung der Ethik. S. 10 f., 28 f., 99 f., 103, 110, 156, 327, 340, 637; ср.: Natorp. Einleitung in die Psychologie. 1888. P. 88—129; Ueber objective und subjective BegrUndung der Erkenntnis// Philos. Monatsh. XXII. S. 257 ff.; Zu den Vorfragen der Psychologie//Ibid. XXIX. S. 581—611; Allgemeine Psychologie. 1904. S. 3 ff. 9 Cohen. Kants Theorie der Erfahrung. S. 328, 345. МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 461 возможно открыть у Канта, Коген называет «здравой психологией».1 В лице феноменологической психологии Коген впадает в самый глубокий психологизм. И его «Kantschriften» чрезвычайно ярко показывают постоянное смешение психологических и логических мотивов. Только там, где все внимание сосредоточивается на трансцендентальном исследовании сущности науки, только там психологический мотив отступает на задний план: но сейчас же он прорывается с новой силой, подводя под трансцендентальную конструкцию психологические базы;2 от этого не спасает и ориентирование на факте науки, как то показывает, например, глава, названная «Систематическое значение внутреннего чувства».3 Понятие «объективации» субъективного, превращение его из субъективного представления в предмет, преобразование его из материала внутреннего чувства в объективность науки бросает психологическую тень на всю конструкцию: трансцендентальное рождается здесь каким- то чудом на почве психического и из него;4 одним актом отнесения к науке сущность сознания превращается в сущность предмета и т. д. И основной вопрос: как может субъективное когда-либо, почему-либо, каким-либо способом, в каком-либо отношении стать объективным, как может психическое быть преобразовано в трансцендентальное, — этот вопрос не ставится, не решается, а просто отвергается как невозможный или как удовлетворяемый вполне ссылкой на факт науки. «Логика чистого познания» обходится совершенно без феноменологического исследования. Она довольствуется одним только ориентированием на науке. Можно было бы думать, что таким образом фактически доказана независимость трансцендентального метода от феноменологического. Но если заглянуть в «Логику», то сейчас же можно убедиться, что она основывается не только на непосредственном (т. е. трансцендентальном) анализе науки, а и на совершенном в «Kantschriften» феноменологическом анализе познающего сознания. Более того, она глубоко им проникнута. Она знает логическое построение предмета как особое направление культурного сознания, она знает «деятельность» чистого мышления, она знает те же самые различия в сфере этой деятельности, которые были раньше установлены феноменологическим методом: наука не «задает» здесь тона, она только несет с собою желанный 1 Ibid. S. 315-327, 575-616. 2 Ibid. S. 328-348. 3 Ibid. S. 307, 313, 317, 415, 432; Kants Begrtlndung der Aesthetik. S. 106, 344; Die dichterische Phantasie. S. 51 ff.; Mythologische Vorstellungen. S. 420 f., 429; Logik. S. 421. 4 Cohen. Logik. S. 58, 510; Kants Begrtlndung der Aesthetik. 190; Kants Begrtlndung der Erfahrung. S. 373 f., 577. 462 Б. В. ЯКОВЕНКО момент объективного, трансцендентального, независимого; основной тон и здесь задается сферою молча предполагаемого анализа познающего сознания. Одним словом, феноменологический анализ играет в системе Когена не только важную сознательно-подготовленную роль, но и бессознательно направляющую. Трансцендентальное, справедливо фиксируемое в лице науки, справедливо воссоединяющее в себе познание и бытие, науку и реальность, плавает еще в безбрежном море психического.1 Это последнее еще определяет его сущность, еще «задает» ему тон. Наука еще не освобождена от своих корней в сознании. В противном случае феноменологический метод получил бы у Когена чисто отрицательное значение. Его целью было бы (а для истинно трансцендентальной философии и должно быть) выявить трансцендентальное из сферы субъективно-облегающего его психического, освободить науку от мнимых ее «корней» в сознании, проложить между познанием и сознанием непроходимую пропасть, которую преодолеть можно лишь определением самого сознания как одного из моментов познания.2 Что у Когена феноменологический метод имеет основное, положительное значение — это доказывать незачем. Но в таком случае «логика чистого познания» не есть в действительности логика чистого познания. § 4. Такое суждение наше подтверждается еще с одной стороны. Если в «Логике чистого познания» феноменологический метод отсутствует как предварительное исследование, то это совсем еще не значит, что в ней не находит себе места его идея вообще. Напротив того, мы находим в «Логике» только некоторое ее перемещение: сознание оказывается не «впереди» трансцендентального предмета, а «позади» его; научность, хоть и довлеет себе сама, тем не менее имеет постоянное отношение к познающему сознанию. Это познающее сознание не может быть включено в категориальную схему предмета, оно означает не объективно-научную конструкцию его, а субъективный процесс его конструирования. И так как субъективный процесс построения предмета находится в тесном отношении с самой конструкцией, с самой трансцендентальностью, то и он включается в рамки трансцендентальной философии познания, разлагается на стадии и категории, а в конце концов даже знаменует собою одно из направлений чистого познания: направ 1 Cohen. Logik. S. 509 f. 2 Ho, конечно, не так, как то сделано у Гегеля и у Когена, у которых сознание, кроме того, играет и основную руководящую философскую роль. См.: Hegel. Encyklopadie. § 413—439; Phanomenologie des geistes (Lassons Ausgabe. 1907). S. 3—24, 507, 521; Cohen. Logik. S. 363 ff. МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 463 ление модальности} Все психологические особенности процесса познавания получают здесь свое существование. Что они названы критическими категориями в противоположность наивным категориям самого предмета2 — это только подчеркивает психологичность всей конструкции. Действительно, трансцендентальное оказывается со всех сторон окруженным морем психологического, морем сознательного процесса его познания. Близость его с этим психическим настолько велика, что оно бросает на него свои лучи, сообщает ему частицу своей трансцендентальности.3 Психическое принимается в контекст трансцендентального: то, что раньше послужило только исходным пунктом для достижения трансцендентального, например сознательность вообще, акт ощущения, акт рекогниции, теперь именно в силу этой своей функции получает возможность снова приблизиться к трансцендентальному, снова становится к нему в отношение, даже дополняет его до полного единства. Это лучше всего видно на модальной проблеме ощущения. После того как ощущение было взято как первый трансцендентальный камень, заложенный в фундамент здания познания, как реальное-дифференциал, оказывается необходимым что-либо сделать и с актом ощущения, из которого было феноменологически выявлено «реальное». С самого начала постулированная феноменологическая связь, выражаемая феноменологическим различием в сфере ощущения содержания и акта, дает себя знать и требует от трансцендентальной конструкции удовлетворения обоих моментов.4 Основной трансцендентальный закон познания, закон непрерывности, таким образом распространяется и на сферу модальности. Проводимое различие между категориями наивными и критическими, между научным предметом и деятельностью «исследования», или познавания, теряет всякое принципиальное значение и чуть ли не превращается в различие ступеней в сфере одного и того же трансцендентального.6 Это лучше всего видно хотя бы уже из того, что ощущение-акг истолковывается совершенно в духе зачинающего собою трансцендентальную конструкцию суждения происхождения, а равным образом и в духе заканчивающего собою суждения понятия, т. е. как вечный вопрос, как вечное начало, как постоянный толчок к познанию и т. п. 1 См.: Суждения модальности / Logik. S. 349 ff. 2 Cohen. Logik. S. 370 ff, 347. 3 Ibid. S. 201, 231, 368 ff., 410. * Cohen. Kants Theorie der Erfahrung. S. 422—438, особенно 432 f., 486 f., 549; Das Princip der Infinitesimal Methode. S. 26, 152—162; Kants Begrtlndung der Aesthetik. S. 109; Logik. S. 116, 375 ff., 401, 404 ff. 5 Cohen. Logik. S. 421 f. 6 Ibid. S. 310, 317, 342 fT., 370 ff., 400 f. 7 Ibid. S. 14, 27, 69, 404 f., 406 f.; ср.: Kants Theorie der Erfahrung. S. 483—493; Das Princip der Infinitesimal Methode. S. 152 ff. 464 Б. В. ЯКОВЕНКО Присоединение модальных категорий сразу же бросает свет на роль субъективных моментов во всей конструкции Когена. Мысль о том, что психологизм может быть лучше всего уничтожен принятием в сферу философии самой психологии, кажется нам глубочайшим софизмом.1 Ибо психология абсолютно не может быть терпима в рамках философии, раз философия хочет быть чистой философией. При этом безразлично, будет ли психология помещена «спереди», как основание или предварительное исследование, или «сзади», как объединение и завершение, — и в том и в другом случае она распространит свою власть на всю область философии: будучи «сзади», она уже непременно есть и «спереди»; будучи «спереди», она несомненно окажется и «сзади»; она проникнет во все поры, насытит собою все пространства. Раз допустив ее, ей надо будет подчиниться. Вводя ее в сферу трансцендентального, из этого последнего делают тем самым психо-трансцендентальное, а из трансцендентальной философии — трансцендентальную психологию; это заметил по поводу Когена еще JIaac.2 В лице модальных категорий Коген трансцендентализирует «сознательность» (Bewusstheit), уничтожает раз и навсегда установленное им самим различие между нею и «сознанием» (Bewusstsein).3 В лице модальных категорий Коген подводит снова свою трансцендентальнологию к феноменологии. § 5. Все вышеуказанные проявления психологизма, то скрытые, то более явные, имеют целый ряд последствий и приводят к целому ряду заблуждений, которые искажают трансцендентализм Когена, наделяют его односторонностью, сближая его с другими течениями, в принципе им уничтоженными. Мы остановимся только на главном. А) Во-первых, трансцендентализм Когена носит на себе панлогистический оттенок. Философия исчерпывается для него почти исключительно логикой, трансцендентально-логическим. Этика оказывается для него логикой права, религия — логикой цели. В этом сказывается психологический интеллектуализм его мышления. Положенная им в основание всех его философских построений психологическая схема интеллекту- алистична до мозга костей: чувство и воля находят в ней мало места, они являются придатком к переживаниям познавательного характера, опираются на них, предполагают их, от них зависят.4 Феноменологический метод, примененный Когеном 1 Cohen. Logik. S. 510. 2 Laos. Idealismus und Positivismus. III. S. 436, 481, 516, 640; Einige Bemerkungen zur Transccndentalphilosophie // Strasburger Abhandlungen. S. 80 f. 3 Cohen. Logik. S. 392, 364 ff., 402, 406 f.; Kants Theorie der Erfahrung. S. 207 f.; Das Princip der Infinitesimal Methode. S. 20 f., 152 ff. 4 Cohen. Logik. S. 36 f., 39, 218, 257, 368, 426 f„ 517 f.; Kants BegrUndung der Ethik. S. 65 f., 239. МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 465 в этой сфере, значительно слабее, чем в области познания, следует этой интеллектуалистической схеме, укрепляет ее и подготовляет, таким образом, почву для трансцендентальной систематизации. Последняя следует ему во всем, как мы это уже знаем; следует она ему, стало быть, и в его пренебрежении моментами чувства и воли. Таким образом, этика превращается в продолжение, вернее, в часть логики. Психологизм убивает этику в руках Когена. Почему же Коген, в таком случае, отводит этике особое место в системе? На это мы можем ответить только следующим образом: Коген повинен в глубоком психологизме, но в то же время он чувствует истинную сущность трансцендентализма. В этом смысле его «Этика чистой воли» представляет собою поле битвы двух тенденций: с одной стороны, мотив интеллектуалистической психологии требует превращения ее в часть логики, в логику одной из дисциплин познания, в логику права и государствоведения, толкает Когена на путь философского рационализма, с другой — мотив истинного трансцендентализма побуждает его к установлению особой сферы трансцендентально-этического. Всякий, штудировавший Когена, знает эти чисто трансцендентальные черты его учения о воле, о свободе, о личности, об автономии, самосознании, поступке и пр. Силою самой этической трансцендентальности ориентировка на науке о праве и государстве становится ориентировкою на самом праве и на самом государстве, этика-логика становится этикой- этикой. И в этом смысле можно сказать, что в «Этике чистой воли» даны основы истинной трансцендентальной этики. Что рядом с этим в ней еще больше психологистических, т. е. эмпирических, моментов, что кроме общей психологической схемы в нее принят ряд непосредственно психологических элементов, все это верно; но это нисколько не умаляет ее трансцендентального значения.' Чтобы сделать его прочным, нужна трудная работа «очищения». И в этом отношении первым делом нужно отказаться от обоснования философии на психологических схемах вообще и на психологической схеме Когена в частности.2 Б) Во-вторых, трансцендентализм Когена носит на себе математический оттенок. Познание концентрируется у него 1 Cohen. Kants Begrtindung der Aesthetik. S. 154 ff., 240 f.; Kants Begrtindung der Ethik. S. 83—200; Die dichterische Phantasie. S. 49 ff; Natorp. Einleitung in die Psychologie. S. 126 f.; Zu den Vorfragen der Psychologie// Philos. Monatsh. XXIX. S. 585 ff; Allgemeine Psychologie. 1904; ср.: Riehl. Der philosophische Kritizismus. II. Th. 2. S. 216—280; Schuppe. Erkenntnistheoretische Logik. S. 33, 94 f., 247, 508, 524 ff. 2 Статья кн. Евг. Трубецкого (Панметодизм в этике // Вопросы философии и психологии. Кн. 97), написанная с явно полемической целью, естественно, не в состоянии дать правильную оценку основных его трансцендентальных мотивов, а потому и не может послужить к уяснению как сущности когеновской философии, так и ее исторического значения. 466 Б. В. ЯКОВЕНКО на математическом познании. К нему, как к центру, сходятся все лучи чистой деятельности мышления; в нем, как в основном критерии, находят они свою логическую оценку, от него, как от основного распределителя, получают свое трансцендентальное место. Предмет, научность, имеет математическое основание: дифференциал, дискретное число и интеграл создают его фундамент.1 Все остальное вырастает на этой базе, служит ей дополнением, в ней находит свой смысл. Это особенно характерно по отношению к наукам биологическим, т. е. по отношению к суждению понятия. Это суждение знаменует собою завершение здания предметности в том смысле, что законченный предмет является всегда неразрешенной проблемой, всегда требует новой деятельности познания.2 А эта деятельность всегда сводится к деятельности математического естествознания.3 Этим, с одной стороны, утверждается математическая сущность трансцендентального познания, а с другой — вводится в него момент постоянного процесса. В обоих случаях виноваты психологические мотивы мышления Когена. Различая чистое познание, научность, с одной стороны, а исследование, деятельность познавания — с другой, Коген тем не менее берет науку (предполагаемую им в виде факта) как процесс познания, процесс исторически данный, процесс незаконченный и незавершимый по своей сущности.4 Это значит, что наука понята как исследование, как познавание, не как система трансцендентального. И понятно, что математика оказывается основою всего познания, так как исторически она действительно представляет основное орудие конструкции научных теорий. Исторический мотив, когда он кладется в основание философии, всегда был и всегда будет последним пристанищем психологизма. В историческом развитии «психологическое» обволакивается «трансцендентальным». Но от этого оно не перестает быть в своем основании психологическим и только психологическим. Если исторически математика служит всегда методической базой в процессе становления науки, то гипостазировать ее как логическую базу науки вообще значит не только впадать в историзм, а значит гораздо более того: впадать в психологизм, выдавать процесс познавания за существо науки, научности, трансцендентальной системы предметности. Далее, это значит логически извращать сущность 1 Обосновать это будет задачею особого труда, выпустить который мы надеемся в скором времени. 2 Cohen. Logik. S. 102—178; Einleitung mit kritischem Nachtrag. S. 474—507. 3 Cohen. Kants Theorie der Erfahrung. S. 500—526, 551—574; Kants Begrtlndung der Aesthetik. S. 113—127; Logik. S. 267—348, особенно 275 ff. 4 Cohen. Logik. S. 277, 292; Einleitung mit kritischem Nachtrag. S. 474—507; Kants Theorie der Erfahrung. S. 413—438. МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 467 науки, так как все же не всякая наука может пользоваться орудием математики (социология или физиология, например, почти не могут, юриспруденция или этнология совсем не могут), а те науки, которые ею пользуются на всем своем протяжении (например, механика, физика, астрономия), на всем своем протяжении имеют математические операции и математические взаимоотношения не своим предметом, а удобным, полезным, даже необходимым орудием работы,1 т. е. средством, а не целью. В стремлении истолковывать познание как конструкцию единого трансцендентального предмета сказывается психологическое учение о единстве сознания и о единстве деятельности рекогниции или самосознания. Логическая классификация наук Когена и их вза- имосопряжение растет из психологических источников, имеет в своем основании психологическую теорию простого и научного познавания. Философия, говорит Коген, должна ориентироваться на науке. И это высший завет независимой философии! Но это не значит, что философия есть главным образом философия математики, так как такой взгляд на науку и познание определен исторически и психологически, не трансцендентально. Этот взгляд есть отзвук кантовского позитивизма, есть отзвук математизма Ренессанса, матема- тизма Платона. Он питается теми же самыми психологическими теориями. Сказывающаяся в математизации познания психологизация науки и построение ее по схеме познавательного процесса находят свое выражение не только в том, что трансцендентальное познание оказывается представленным в виде постоянного приближения к математическому трактованию всех проблем, или, говоря языком «кантовского» периода Когенова мышления, в виде постоянной математической «объективации» субъективных представлений,2 но также и в объединении его с модальной конструкцией познающего сознания. Это объединение дано в категории проблемы, которая, будучи тем рычагом, который постоянно приводит в движение деятельность познания, самым тесным образом связана с «критическими» категориями сознания и ощущения.3 Через нее модальность широкой волною разливается по всему царству трансцендентальной предметности, проникает даже в «математический фундамент» ее4 и в конце концов успокаивается на истолковании трансцендентального в виде нескончаемого в своем движении, но замкнутого в своих собственных берегах познавательного процесса. Та психологическая схема познания, 1 Cohen. Logik. S. 36, 104 f., 269, 342 ff., 370 f., 46 ff 2 Коген говорит «Mitteb, «Operationsmittel* и т. д. 3 Cohen. Kants Theorie der Erfahrung. S. 307, 415, 432. 4 Cohen. Logik. S. 382. 468 Б. В. ЯКОВЕНКО которую современный позитивист принимает в ее эмпирической форме,1 переведена Когеном на трансцендентально-априорный язык. Но в этом отнюдь нельзя видеть истинной сущности трансцендентального. Таким образом, и «Логика чистого познания» представляет в наших глазах поле борьбы мотивов психологизма и трансцендентализма. Выявление последнего в ней велико, особенно по сравнению с тем, что сделано было Кантом и Гегелем, не говоря уже о Фихте, Фрисе и Гербарте. Велико оно, однако, не только со стороны непосредственной фиксации трансцендентальной предметности, но и со стороны косвенного уяснения психологических теорий, питающих собою до сих пор трансцендентализм. В обоих отношениях «Логика чистого познания» может быть названа лучшим пока самосознанием трансцендентализма. В) В-третьих, психология теряет объективное значение, перестает быть наукой у Когена. Бытие, предмет, познание исчерпывается научной конструкцией объективного; субъективное и индивидуальное не может притязать на самостоятельное значение. Оно лежит вне деятельности чистого познания, не имеет отношения к трансцендентальной предметности. Психологии нет как науки.2 Это не значит, разумеется (и мы в этом имели даже случай убедиться), что психология исчезает бесследно с горизонта когеновской философии. Совсем напротив, она принимается в лоно самой философии как ее субъективная подготовка в феноменологическом исследовании и как ее субъективное завершение в учении об единстве культурного сознания. При этом, хоть Коген и вся его школа и утверждают, что принятая в сферу философии психология руководствуется чисто философскими целями и даже чисто философской схемой, дело обстоит как раз наоборот: психология руководит философией, дает ей схему.3 Правда, такое значение психология получает в когеновской системе не явно: Коген, по-видимому, не сознает этого, не видит в этом проблемы. Но от этого она, конечно, не перестает давать направление его философии. Во всем этом главным образом виновата одна психологическая теория, живущая в умах всех трансцендента- листов, но по своему происхождению чисто эмпирическая. Эта теория заимствована из непосредственной жизни; человеку в момент непосредственного переживания дано какое- 1 Cohen. Logik. S. 310, 318, 342 ff., 370 ff. 2 См.: Laas. Idealismus und Positivismus. II. S. 1, 234, 239, 293, 355, 381; III. S. 49; ср. также: Natorp. Socialpadagogik. 1904. § 5, 6; Rickert. Gegenstand der Erkenntnis. S. 202. 3 Cohen. Einleitung mit kritischem Nachtrag. S. 455—473; Kants Theorie der Erfahrung. S. 66—79; Kants Begrtindung der Aesthetik. S. 148, 182; CM.: Natorp. Einleitung in die Psychologie. § 8—14; Miinsterberg. Grandzllge der Psychologie. I. 1900. S. 44—103. МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 469 то содержание, что-то объективное как предмет; сам предмет при этом хоть и «присутствует», но не находится в поле сознания. Другими словами, эта теория утверждает, что в непосредственном переживании имеется объективная сторона, содержание, предмет и субъективная сторона, сознание, познавательный акт.1 Каким образом могла возникнуть такая теория, это уже рассказывалось много раз психологами.2 Большинство же философов, вместо того чтобы отнестись к этой «наивной» теории критически (что, безусловно, приводит к ее отрицанию), просто принимают ее в виде «философского» факта: так есть, говорят они.3 Так думает и Коген с его школой.4 И так создается основной предрассудок его гносеологии, предрассудок, с одной стороны, интенци- онированности сознания на предмет, с другой же — препо- стулировки сознания к предмету.5 Первый получает у Когена свое завершение в постоянной игре деятельности чистого познания со своими «содержаниями», второй — в изгнании психологии из сферы наук и в отведении ей «субъективной» области. Как будто бы «субъективное», которое доступно исследованию, не есть уже по тому самому объективное, предмет! И как будто бы есть возможность как-либо познать это «субъективное», не сделав его уже тем самым объектом! Основной психологический предрассудок Когена и вообще все его психологистическое обоснование философии приводят в конце концов к совершенно невозможным, даже нелепым операциям над психологией. Будучи гонима из сферы трансцендентального, она показывается то там, то здесь, приводя в полное недоумение всякого, кто задумается над этой частью когеновской доктрины. В сфере этой философии нельзя никак освободиться от психологии, так как эта философия, хоть и трансцендентальна по своим задачам, психологистична по своим началам. Г) Отсюда, в-четвертых, психологистический мотив проникает и в одну из основных логических предпосылок ко- 1 Cohen. Logik. S. 310; Kants Begrtlndung der Ethik. S. 156; Kants Begrtlndung der Aesthetik. S. 104; Kants Theorie der Erfahrung. S. 294 ff., 580—584. 2 Cohen. Kants Theorie der Erfahrung. S. 422 f., 486 ff.; Das Princip der Infinitesimal Methode. S. 152 ff.; Natorp. Einleitung in die Psychologie. S. 11 f.; Allgemeine Psychologie. S. 3 ff.; Paulsen. Das Problem der Empfindung. I. 1907. S. 269 f., 328 ff., 338 ff. в «Philosophische Arbeiten» (I. 4). 3 Cm.: Ardigo. Opere. V. P. 388—460; Laos. Idealismus und Positivismus. I. S. 196, 216; II. S. 146; III. S. 50, 67, 452, 669, 684; Goring. System der kritischen Philosophie. I. 5. 153—169; Kaufmann. Immanente Philosophie. I. 1893. S. 35 ff., 106 f., 121—128; Avenarius. Der Menschliche Welbegri. 1905. S. 25—93. 4 Ср.: Meinong. Ueber die Erfahrungsgrundlagen unseres Wissens. 1906. S. 109; Schuppe. Erkenntnistheoretische Logik. S. 63 ff.; Das System der Wissenschaften//Zeitschr. fur im. Philos. III. S. 71 ff.; Natorp. Allgemeine Psychologie. S. 3 f. 5 Cohen. Kants Theorie der Erfahrung. S. 207, 607 f.; Das Princip der Infinitesimal Methode. S. 20; Logik. S. 168; Natorp. Einleitung in die Psychologie. S. 11 ff. 470 Б. В. ЯКОВЕНКО геновской философии, в предпосылку науки как «факта». Действительно, то, что предпосылается здесь философии под именем науки, есть не трансцендентальное, а трансцендентально-психологистическое образование. В виде науки предпосылается факт трансцендентализированной деятельности познавания или исследования; наука оказывается здесь саморазвивающейся, самородящейся; наука живет в процессе выявления категорий; наука не закончена; наука есть построение предмета из содержаний, она есть чистое движение,1 даже как математика, она есть бывание2 и т. д. и т. п. Вышеупомянутая эмпирически-наивная теория царит здесь в трансцендентальной одежде с обоими из нее вытекающими предрассудками. Основная психологистическая схема познания превращена здесь в процесс познавательного (трансцендентального) развития. Про такой «факт» науки можно, не задумываясь, сказать, что это факт психологический, но это в корне подрывает трансцендентальную философию Когена. Психологизмом вводится в нее смертельный для нее момент эмпиризма.3 Психологизмом она оттягивается от высот чистого трансцендентализма назад к низинам «простого» позитивизма и реализма. Через психологизм она гипостазирует отдельные свои категории в основу всей чистой трансцендентальности, как это имеет место с категориями движения и развития.4 Через психологизм она истолковывает а 1а Фихте трансцендентальность как деятельность, как That.5 III Мы видели, в чем заключается и основное достоинство и основной недостаток философского мышления Когена. Как и всякий из тех мыслителей, на челе коих запечатлена черта классичности, Коген несет в своем мышлении громадный прогресс философствования и не менее громадные недостатки. 1 См. наш доклад ?Was ist die trascendentale Methode?» на 3-м интерн. Конгрессе по философии в Гейдельберге, напечатанный в Анналах Конгресса. 2 Cohen. Logik. S. 46, 342 ff., 368; Kants Begrtlndung der Ethik. S. 105 ff., 124 ff. 3 Cohen. Logik. S. 102. 4 Кн. ЕВГ. Трубецкой справедливо отмечает наличность в системе когеновской философии серьезных недостатков элиогиризма. Но вместо того чтобы в сообразности с вековым духом философских стремлений и с самой сущностью философского познания истолковать эти остатки как несовершенство когеновской системы, а вместе с тем и указать на ее положительные стороны, он искусным подбором цитат старается вообще дискредитировать философию Когена, выдать ее за образчик современного «афилософ- ского» схоластицизма. Такое мимоходное отношение к мышлению Когена страшно напоминает нам те реплики, которые слышались сто лет тому назад по поводу Кантовой «Критики» со стороны «Schulphilosophen». 5 [дело (нем.)\ МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 471 Достаточно вспомнить то, что пришлось нам выше отметить по отношению к Канту и Гегелю. В Канте мы нашли великого обоснователя философии вообще, создателя метода и предмета ее, создателя трансцендентализма. Но мы видели также и те догматические одежды, в которых жил трансцендентализм у Канта. В лице Гегеля мы признали новое просветление, новый прогресс в сознании трансцендентального, освобождение его от догматических остатков Канта. Но с этим была сопряжена другая крайность, догматизм иного рода: трансцендентальное облекалось в одеяние диалектического формализма. Коген еще дальше двинул дело построения трансцендентальной философии: усвоив монистическую тенденцию Гегеля, он вернул его к Канту, вернул к науке. Но и на этот раз трансцендентализм не мог еще встать на свои собственные ноги: сочетание Гегеля с Кантом совершилось в атмосфере психологической спекуляции. Как продолжатель заветов Канта, Герман Коген стоит в ряду руководителей философской мысли. Ибо в нем философская наука, т. е. философский трансцендентализм, находит своего нового «хозяина» и своего нового «рабочего». В нем, как в фокусе, сходятся две лучшие мысли современной нам философии; в нем фиксированы все главнейшие завоевания философской мысли в наше время. Даже его основной недостаток, его психологизм, знаменателен для всего нашего времени. Из рук догматической метафизики и формалистической диалектики истинно философская идея попала, наконец, в руки психологизма, который в своей чисто бессознательной форме был истинной причиной всех перипетий трансцендентализма, стало быть, и его «метафизической» и «диалектической» стадии. То уяснение, которое психологизм получил в лице когеновской системы, есть громадный шаг вперед и в то же время существеннейший залог того, что недалеко уже время' полного освобождения трансцендентальной философии ото всех форм ее порабощения. Философия эта была всегда порабощаема именно им, психологизмом. Но, принимая формы, чуждые своей сущности, психологизм был неуловим в своем существовании. Система Гегеля тому лучший пример. Теперь же, когда психологизм выявился, явственно лег в основу трансцендентализма, нужно относительно уже небольшое усилие, чтобы совершенно освободить от него трансцендентальную философию. Этим приближением к основной цели трансцендентализма мы обязаны недостаткам когеновского мышления. Как же не назвать эти недостатки философски-великими! Как же не праздновать и в этом «отрицательном» отношении философский прогресс, совершенный философией Когена! Наше время целиком стоит в фарватере отчаянной борьбы, которую ведет философия с психологизмом. И как лучшее 472 Б. В. ЯКОВЕНКО выражение этой самой борьбы, «Система философии» Когена служит нам и лучшим указателем задач будущего. Через Канта, Гегеля и Когена должны мы пройти школу философского трансцендентализма, в них найти критерий оценки всех иных философских попыток и стремлений и с ними отправиться в дальнейший путь, начертанный их собственной рукою. И подобно тому как последний прогресс трансцендентализма был куплен ценою целого ряда резиньяций, ценою лозунга: «Назад к Канту», так теперь мы можем смело сказать себе, уже вернувшись к Канту и проведя его через Гегеля, — «Вперед вместе с Когеном!»