Государство и право как факторы буржуазного прогресса

В проблеме общественного прогресса Бэкона интересовало прежде всего отношение человека к природе и лишь потом взаимоотношения между людьми. Он ожидал, что развитие науки и техники само по себе, без коренного изменения социальных условий, приведет к всеобщему благополучию.

В обоснование замены феодальных порядков буржуазными Бэкон выдвинул принципы, предвосхитившие теорию «общественного договора» и «естественного права», которые соответствовали, согласно философам XVII в., «разумным» общественным отношениям, но ранее оставались неизвестными или не до конца известными людям. То, что они ранее не были известны, было препятствием для общественного прогресса. То, что они смогут быть открыты теперь, послужит для него толчком. Здесь та же иллюзия, которая заставляет считать идеальные факторы главными в общественном развитии.

Маркс отметил, что философы нового времени, включая Гоббса, Спинозу и других, стремились освободить понятия государства и права от мистического покрова. Веха в этом движении — разграничение Бэконом истин науки и «откровений» религии43. Теория «естественного права» развивается в противоположность христианской концепции.

Согласно Бэкону, государство первоначально возникает путем разрастания семьи. Однако закон не везде служит выражением справедливости, ибо «насилие иногда принимает обличив закона, и иной закон иногда больше говорит о насилии, чем о правовом равенстве». При таких законах возможно, что место порядка «займет общественный разбой и человек человеку поистине станет волком». Но, продолжает Бэкон, усмотрев, что какая-то группа людей устанавливает несправедливые законы ради своей выгоды, другие объединяются против них и принимают иные законы, чтобы обеспечить себя от несправедливости44.

Итак, согласно Бэкону, право — это совокупность законов, выражающих интересы той или иной общественной группы, которые могут противоречить интересам других общественных групп. Т. е. законы — это человеческие установления, защищаемые силой государства; и они могут меняться в зависимости от того, в чьих руках находится государственная власть.

Гассенди, подобно Бэкону, также видит основание права не в религиозных заповедях или вечных и неизменных «врожденных» принципах, а в общественной полезности, т. е. в той же выгоде утверждая, что закон сохраняет свое значение, лишь пока oi сохраняет свое полезное действие, т. е. лишь пока больпшнстві граждан признает его справедливым45. Когда же они перестану считать его справедливым, они не будут стремиться его соблюдать и нужно искать другой закон, который был бы способен регулировать общественные отношения.

Какого же закона хотят философы для общества? Кратко говоря, такого, который бы наиболее рационально регулировал общественные отношения. Точнее же эту мысль Бэкон выражает так: «Только благодаря величию справедливости человек человеку бог, а не волк». Эта «справедливость состоит в том, чтобы не делать другому того, чего не желаешь себе» 46. Определенная таким образом справедливость есть выражение формального буржуазного равенства перед законом. Она составила предмет исследования теоретиков «естественного права» — Гоббса и Гассенди, Локка и Спинозы.

При феодализме сюзерен не был равен вассалу, тем более феодал — крепостному, ни формально, ни тем более по существу. «Естественный» же закон, который по замыслу философов должен лечь в основу общественного устройства «правового государства», а именно государства, в котором все граждане формально равны друг другу, равно подчинены закону,— такой закон рассчитан на устранение феодального кулачного права, хаоса феодальных войн, права сильного устанавливать внутринациональные торговые перегородки, собирать пошлины, и т. п. Основная цель государства и права, согласно Бэкону,— охрана «наших личностей, имущества и доброго имени», «обеспечение права собственности на имущество и землю» 47. Гассенди также видит основание наиболее рационального устройства общества в праве каждого гражданина владеть собственностью. Общественная связь, которая возникает на почве «общественного договора», «основывалась на том, что каждый может иметь что-то собственное» 48.

При феодализме тот, кто владел землей, не был ее собственником. Он получал право на владение землей и сохранял это право, если и пока нес воинскую службу. В конечном счете власть распоряжаться землей, ее плодами, да и самой жизнью владельца находилась в руках сюзерена. Освобождение личности от феодальной зависимости и утверждение частной собственности на землю и имущество — это главный пункт программы ранних буржуазных революций, который был взят философами непосредственно из современной им социальной борьбы й выдвинут в качестве цели общественного прогресса. По сути дела эта цель состояла в замене феодальных порядков буржуазными.

Локк также видит основу социального прогресса в утверждении неотчуждаемого права собственности и свободы тела и личности каждого человека от «насилия со стороны других». Но для этого нужны соответствующие законы и власть, которая могла бы их защищать, т. е. такие законы и государственная власть, кото- рис нидели бы главную свою задачу в «сохранении собственности» 4Э.

Особенно велика заслуга Гоббса в разработке вопроса о роли «договорного» государства в буржуазном экономическом, политическом и нравственном прогрессе. Пороки общества (прежде всего, феодального) —войны, неравенство, беззаконие и т. п.— Гоббс считал следствием того, что людям до сих пор были неизвестны «истинные» основания построения общества и государства. Но они в принципе доступны человеческому разуму, и их открытие, а затем и осознание как правителями, так и подданными приведет к рациональной организации общества и искоренению социальных пороков.

Подобно другим домарксистским философам, Гоббс преувеличивает роль сознания при построении людьми общественных отношений, считая государство результатом соглашения, в которое люди вступают как равные договаривающиеся стороны. По мнению Гоббса, «все люди от природы равны друг другу», так как в естественном состоянии «войны всех против всех»: 1) каждый имеет равное с другими право на все, 2) каждый в состоянии (силой или хитростью) убить другого, т. е. причинить ему максимальный вред, 3) вступая в общественный договор, каждый отказывается в пользу государства от равного с другими права на все50.

Отсюда Гоббс выводит еще ряд «бесспорных» истин, которые он называет «велениями правого разума», или «естественными законами». Реализация этих законов в обществе, их защита государством — необходимое условие прогресса, на которое указывает разум. По сути дела, «естественные законы», сформулированные Гоббсом в разгар революционных событий в Англии,— это программа-минимум буржуазной революции. Первый естественный закон состоит в том, что «нужно искать мир всюду, где можно его достичь»51. Второй естественный закон гласит: необходимо выполнять договоры, ибо их нарушение всеми означало бы возврат к «войне всех против всех». К естественным законам Гоббс относит и равное с другими право каждого на владение собственностью, ибо там, где этого нет, «там еще не существует той безопасности», которая присуща гражданскому обществу52, так как без этого человек не может быть уверен, что обеспечены его благополучие и сама жизнь.

Существуют и другие «естественные законы», но их Гоббс не считает нужным перечислять, так как они легко доступны усмотрению каждого благодаря правилу «Не делай другому того, чего ты не хочешь, чтобы делали тебе» 53, которое и венчает буржуазный идеал Гоббса, как и большинства философов XVII в.

В эпоху ранних буржуазных революций, когда феодализм только еще начинал сдавать позиции в Европе, Гоббс формулирует свои «естественные» законы как идеал вполне достижимый, но реализованный (поскольку государство и право существуют, по его мнению, столь же долго, как и цивилизация, да и теории «естественного» права и «договорного» государства восходят к временам Демокрита и Эпикура) в прошлом и настоящем лишь отчасти, ввиду того что предшественники в недостаточной мере постигли нравственно-политическую истину, ввиду неудовлетворительности их методов мышления. До сих пор «не существовало государства, в котором эти права признавались бы и требовались», так как не были найдены соответствующие принципы разума. В результате ныне пока что уровень «знания естественного права не больше, чем в прошлом»54. Гоббс в последнем случае имеет в виду уровень знаний народной массы и правителей, которые еще не озарены светом его, Гоббсова, учения.

Таким образом, как видим, отсутствие историзма у Гоббса заключается вовсе не в том, что он не признает исторического изменения форм и сущности государства и права. Напротив, вся его теория рассчитана на то, чтобы указать на возможность и необходимость изменения сущности права и государства таким образом, чтобы они выражали и защищали обрисованный выше идеал «гражданского» (буржуазного) общества. Отсутствие историзма у Гоббса состоит в том, что он не связывает учреждение «гражданского» общества с действием определенных классовых сил и с конкретной ступенью общественно-экономического развития, а считает их результатом самостоятельного развития разума, социальной теории и последующего просвещения правителей и подданных.

Правда, он признает, что для утверждения в обществе «естественных» законов потребуется преодолеть не только своекорыстное сопротивление схоластиков — сторонников ложных теорий, но и своеволие знати, враждебной сильной центральной власти.

«Естественное» состояние «войны всех против всех», по Гоббсу,— это логически и исторически исходный пункт социального прогресса, соответствующий отсутствию у людей понятий о каком-либо лучшем состоянии вообще.

Общественное изменение, которое Гоббс имел в виду, он понимал именно как прогресс, ибо полагал, что это будет переход от состояния всеобщей вражды и ненависти, нищеты и невежества к мирному «гражданскому» состоянию в «договорном» государстве, где всем обеспечены равенство перед законом, обладание собственностью, безопасность, благополучие, богатство, счастье,— к состоянию, где царствует разум и процветают науки.

Гоббс был прав в том, что образование сильных централизованных национальных суверенных государств в Европе было знамением времени и что оно было связано со становлением «гражданского», т. е. буржуазного, общества. Действительный толчок к ликвидации феодальной раздробленности и упрочению центральной власти дало формирование национального рынка — продукта буржуазного развития, для обеспечения которого центральная власть, заинтересованная в росте национального богатства, укрепляет общенациональный правопорядок, надежность договорных отношений, неотчуждаемость права собственности, свободу личности от насилия и т. п. Учение Гоббса возникло как отражение в уме буржуазного идеолога объективной тенденции развития государства и права в период перехода от феодализма к капитализму. Гоббс не сознавал факта этого отражения не только в силу своей ошибочной методологии, но и потому, что в реальности такого государства в чистом виде еще не существовало в виду слабого развития капитализма. Следовательно, концепция Гоббса не только отражала объективную тенденцию, но и в какой-то мере ее предвосхищала.

Орудием внедрения в обществе «естественного» права Гоббс считал государство, правители которого осознали бы истины, открытые им, Грббсом, и взялись бы за их распространение 'путем законодательства и воспитания народа: «Правильно преподавать гражданам учение о государстве необходимо для поддержания мира» 57. Вопрос о воспитании и образовании как факторах общественного прогресса был развит далее Спинозой и Локком.

Общественный идеал Гоббса не выходит за рамки буржуазных отношений, которые он считает единственно разумными, соответствующими «абсолютной» истине. Но в XVII в. нашлись философы, которые выдвинули идеалы, выходящие за рамки буржуазных отношений. Одним из них был Спиноза.

Если Гоббс полагал, что при любой форме власти возможны злоупотребления своим положением со стороны власть имущих, а борьба за изменение формы власти может привести к гражданской войне — крайнему злу, более тяжкому, чем все злоупотребления властью в мирное время, и поэтому такой борьбы следует избегать, то Спиноза, напротив, считает, что форму власти нужно избрать такой, чтобы наилучшим образом избежать возмущения народа, и позаботиться об этом должны сами правители исходя из требований разума. Спиноза рассматривает различные формы власти как ступени политической свободы, или общественного прогресса.

Подобно своим предшественникам, Спиноза исходит из требований абстрактного разума, не учитывающего классовых различий. То «государство будет наиболее мощным и наиболее своенравным, которое зиждется на разуме». Право государства определяется мощью народа, «руководимого как бы единым духом». Это «единение душ» всех граждан мыслимо лишь при условии, что государство стремится быть «полезным для всех людей». Спиноза глубоко верно замечает, что при любой форме власти, как бы ни был народ порабощен, он сохраняет известную свободу (возможность к восстанию) и в силу своей могущественности внушает страх власть имущим. Поэтому наилучшая опора у верховной власти тогда, «когда народ возможно менее будет внушать к себе страх» и когда его свобода будет гарантирована законом. В этом случае форма верховной власти «более всего подойдет к абсолютной» 58.

Наименее соответствует общим интересам, согласно Спинозе, абсолютная монархия, ибо «перенесение всей власти на одного — в интересах рабства, а не мира». Чтобы сделать монархию устойчивой, Спиноза предлагает ограничить власть царя такими конституционными формами, при которых монарх лишь царствовал бы, но не правил. Примерно такую форму позже приобрела английская конституционная монархия в результате «славной революции» 1689 г. Монарх не должен иметь права принимать решения «наперекор убеждению совета», помня, что его власть тогда всего прочнее, «когда он наиболее печется о благоденствии народа» 59.

Аристократия, согласно Спинозе, ближе к совершенству, так как государство этой формы «более приспособлено к сохранению свободы», чем монархия. Эта форма верховной власти, если она возложена «на достаточно многочисленный совет, является абсолютной или наиболее близкой к таковой». Аристократия предпочтительнее потому, что при ней верховная власть принадлежит большему кругу лиц и выше вероятность того, что «воля столь большого совета определяется не столько прихотью, сколько разумом», а где господствует разум, там у народа не может быть «опасения впасть в презренное рабство» 60. Конечно, Спиноза при этом совершенно игнорирует влияние классового интереса на политику аристократии.

Но наилучшим образом народная свобода может быть обеспечена только при демократии, этой «третьей и всецело абсолютной форме верховной власти», т. е. власти, «которой обладает весь народ» 61. Абсолютной Спиноза называет ее потому, что при ней лучше всего могут быть обеспечены те разумные цели, которые люди ставят, образуя государство.

Интересно, что Спиноза считает важным для дела свободы удержание народом за собой «прав вроде тех, которыми обыкновенно обладают в Нижней Германии союзы ремесленников, назы- маемые гильдиями», т. е. исторически выработанных форм местного народного самоуправления, а также «свободы философствования», свободы мнений62 и других демократических свобод.

Гоббс не высказался в пользу демократии как наиболее подходящей для «гражданского» общества политической формы, так как в Англии в условиях непосредственно развернувшейся буржуазной революции и гражданской войны главным был вопрос о переходе политической власти в руки буржуазии в любой форме. К Голландии же к этому времени власть буржуазии существовала уже давно. Она была самой передовой в политическом отношении страной Европы, служила примером для буржуазии других стран, своего рода опытным полем буржуазных государственных форм. Неудивительно, что именно Спиноза выразил тот политический идеал, к которому на протяжении последующих веков стремились широкие круги буржуазии.

Под влиянием окончательной политической победы буржуазии в Англии и примера Голландии, а также, в отличие от Гоббса, отражая интересы более широких слоев буржуазии, Локк тоже защищает демократический идеал. И он исходит из концепции естественного равенства всех людей: так как люди вступают в «общественный договор» как равные, то они в равной мере отказываются от права «на все». «Отсюда очевидно, что абсолютная монархия... несовместима с гражданским обществом» ?3. Ведь абсолютный монарх как член общества сам имеет частные интересы (в том числе имущественные). Но в качестве верховного властителя он будет судьей в своих спорах со своими подданными. Отсюда неизбежны злоупотребления властью.

В этих положениях Локк просто обобщает практику правления Стюартов в предреволюционный и революционный периоды в Англии, когда власти использовали все возможные средства для выжимания налогов, необходимых им для вооруженного подавления революционного движения. В этом случае, согласно Локку, народ увидит, что «его собственность не находится в безопасности» и «на земле не будет места, куда можно было бы обратиться за защитой». Власть немногих, или аристократию, Локк также характеризует отрицательно как олигархию. Народ не почувствует, что он живет в гражданском обществе, «до тех пор, пока законодательная власть не будет отдана в руки коллективного органа»64, каждый член которого подчинен закону наравне со всеми гражданами. Такова демократия, или власть большинства, которое осуществляет ее с помощью выборных и должностных лиц. Этот вывод Локка согласуется с тем, что говорит Спиноза о политическом идеале.

Но Локк делает решающий шаг вперед, признавая право народа на революцию, на восстание и вооруженную борьбу в случае, если правительство злоупотребляет властью. Народ обладает таким правом, так как, вступая в «общественный договор», он не передавал правительству права действовать в ущерб народным интересам65. Локк полагает, что в случае революции вина лежит на правительстве, нарушившем «гражданский» мир (прежде всего, право собственности) и вернувшемся к «войне всех против всех», а не на восставшем народе, который вынужден защищать «естественные» законы с оружием в руках. По смыслу аргументации Локка, революция и вооруженное восстание как средства общественной борьбы и прогресса применимы и при переходе от «неразумного», добуржуазного порядка к «гражданскому» обществу, и в рамках самого «гражданского» общества. И хотя общественный идеал Локка не выходит за рамки буржуазных порядков, в понимании средств его достижения Локк опередил всех других великих философов XVII в.