И на самом деле, антропоморфистическое миропонимание во всех его формах и оттенках возможно только потому, что познающий безотчетно полагает в его основание данные самопознания и самочувствования, заполняет все его содержание материалом внутренних психических переживаний и, сам того не сознавая, рассматривает Сущее во всех его моментах и проявлениях как психическое бытие, как многообразное существование душевных явлений.
Бессознательной проекцией этих последних создается пространственный перспективизм, вещность внешнего мира; бессознательной интроекцией в гипостазированные вещи вкладывается затем душевная жизнь, способность действия и переживания; и, наконец, повторной столь же бессознательной проекцией актуалистического, самостного самочувствия интроецированной психической жизни сообщается субстанциально-вещный характер: она становится центром мироздания. а) Психологизм означает собою осознание такой досозна- тельной подоплеки антропоморфистического миропредставления. Он, так сказать, дедецирует психические переживания из 144 Б. В. ЯКОВЕНКО их гипостазического пленения обратно в лоно непосредственной душевной жизни, приводит фантастическое и мнимое к их естественно-действительным началам. Существует, в подлинном и непосредственном смысле слова «есть», только психическое, только душевная жизнь. Все остальное: пространственно-данные вещи, органические образования, общественные учреждения, образцы Прекрасного, Божественное Начало, Справедливость содержания научной мысли и т. д., все это — обнаружения душевного существования, разложимые без остатка на чисто психические моменты. Даже само человеческое Я, сама душевная субстанция есть, в конечном счете, не что иное, как особенная группировка психических переживаний, особый комплексный психический факт, своеобразное единомножественное душевное переживание. Сущее феноменалис- тично от начала и до конца. В нем нет ничего, кроме психических явлений. Всякая иная действительность, всякий иной способ существования есть результат фантазии, произвольной и лживой игры воображения, т. е. извращенный продукт все той же психической жизни. б) Такая точка зрения никак не может удовлетворить философское мышление, ибо вместо уяснения основных трудностей и темнот она приносит с собою только их еще большее затемнение. И действительно! Если все Сущее есть, по природе своей, совокупность психических явлений (переживаний), то совершенно неизбежным представляется усвоение психологической точки зрения и психологического метода во всех его сферах, моментах и уголках. Это значит, что явления, разрабатывавшиеся до сих пор физикой, химией и т. д., должны перейти в ведение психологии, которая лучше и непосредственнее сумеет проникнуть в сущность падения тел, скорости света, в природу радия, кристаллов и т. п. и установить их основные подлинные законы. Все физическое, химическое, биологическое и т. д. должно быть изучаемо в конечном счете психологически. Вот к какому абсурду ведет крайний психологизм, будучи додумываем до конца! Если все Сущее без остатка исчерпывается психологической феноменальностью, то психической должна быть признана, между прочим, и истинность, являясь некоторым специальным сочетанием определенных психических элементов или же первичной характеристикой определенного класса психических переживаний. Но в таком случае неразрешим вопрос о том, как быть с истинностью самих психических феноменов, с истинностью тех самых психических элементов, из которых, согласно психологическому миропониманию, слагается феномен истинности, одним словом, с истинностью «истинности»? Равным образом, как быть с законами психических феноменов? Представляют они собою тоже нечто психически-феноменальное? Так должно быть, если руководствоваться основной максимой МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 145 психологизма, положением о совершенной психичности Сущего. Но ведь тогда законы, будучи явлениями, потребуют для себя новых законов, и так ad infinitum. Но помимо всего этого психологистическая точка зрения просто неверна. И прежде всего она фундаментально заблуждается относительно своего объективизма. Избирая своим основным критерием и своей последней данностью психический феномен (переживание), она опирается на самое ненадежное, неустойчивое, мгновенное, неопределенное, капризное, бесформенное и неуловимое из всего, что есть в мире. Уравнять ('ущее с бытием переживания значит превратить его в калейдоскопический хаос состояний, значит релятивизировать его самым беспощаднейшим образом, значит оклеймить его как иллюзию, фантастический образ, сновидение. Во-вторых, психологизм ошибается и относительно своей победы над натурализмом, над субстанциальной вещностью. Правда, приводя < ущее к знаменателю психического феномена, он освобождает «то от перспективистической субстанциальности всех родов, но такое освобождение обходится ему недешево, ибо субстанциальность тотчас же возрождается в лице самого десубстан- циализированного феномена и в двух отношениях. С одной стороны, феномен этот берется психологизмом как данность, правда, данность уже не перспективно-вещная, а непосред- < твенно переживаемая, но все же как данность, чем воссоздается перспективизм внутри самой непосредственности, чем переживание как бы рассекается надвое: на то, что дано, и на то, чему дано. Психологизм возрождает, таким образом, во всей целости наивно-реалистическую точку зрения. С дру- iiill стороны, он механизирует психическую жизнь, разлагает «•с па изначальные элементы, стремится понимать ее в схеме нсскольких обособленных ее моментов или какого-нибудь одного из них и тем формалистически опустошает и обесцвечивает ее непосредственную качественность. Деекция, возврат от перспективизма к его психическим началам, оборачивается, стало быть, в руках психологизма повторением того же самого предрассудка: он проецирует субстанциальность внутрь психического в форме элементарного начала, оставляя в противоположность ему на поверхности сложные психические образования. Так бывает не только при психологизме сенсу- тпкугическом, составляющем Сущее из субстанциализированных ощущений, не только при психологизме интеллектуали- стич«'ском, слагающем его из монадологизированных пред- с шипений, но и при психологизме волюнтаристическом, признающем за основной конструктивный элемент Сущего помю; в равной степени так бывает и при модном ныне in пчопогизме импрессионистическом, истолковывающем Су- IIH-C по схеме переживания как такового.
Всюду психическое представляется в конце концов мозаистически; всюду царит 146 Б. В. ЯКОВЕНКО старый, хотя и утонченный, натурализм. Наконец, в-третьих, психологизм грубо заблуждается в своем уравнении Сущего с психическим. Ведь это последнее представляет собою, на деле, только один из моментов Сущего, более того, только один из моментов одной из основных его сфер, сферы Бытия. Ни Прекрасное, Добро, Святое, с одной стороны, ни физическое, химическое, органическое — с другой, не имеют ничего общего с психическим феноменом, не являясь ни ощущениями, ни представлениями, ни мыслями, ни актами воли, ни эмоциональными переживаниями. Какая беспредельная разница, например, между творческими или сотворческими переживаниями Лунной сонаты Бетховена и ее внутренней музыкальной структурой или же между мысленным представлением дифференциала и самим дифференциалом! Ведь творческое переживание или мысленное представление можно пережить, в то время как ни соната Бетховена, ни дифференциал математики никогда и никем не были и никогда и никем не будут пережиты как переживания, т. е., в прямом смысле этого слова, всегда оставаясь тем, что они есть. Психологизм зиждется в данном случае целиком на двусмысленности слова «переживание», которое обозначает одновременно и самую психическую пере- живаемость переживания, и объективную наличность чего- либо вообще. Другими словами, психологизм не различает между психическим состоянием и значимым смыслом, в чем натурализм его обнаруживается только с новой силой.1 в) Эта основная ошибочность последовательно проводимого психологизма была сознана философской мыслью лишь совсем недавно. Правда, и психологизация Сущего и ее отвержение известны в истории философии уже издревле. Скептицизм софистов и борьба Сократа за абсолютное — тому лучшее доказательство. Но в окончательно сложившейся и до конца развернутой форме психологизм был и высказан и отвергнут только на рубеже XIX столетия. Юм и Кант — вот два гигантских символа, вокруг которых группируются судьбы психологистического предрассудка. Находя в лице Юма свое высшее и наинтенсивнейшее утверждение, предрассудок этот вслед за тем и благодаря тому в лице Канта по существу дела преодо- 1 См.: Kant. Kritik der remen Vemunft. В. 129—169; A. 396—402; Herbert. Samtl. Werke. II. S. 259, 277; IV. S. 8, 50 f., 78; VII. S. 159 f.; VIII. S. 235; Rosmini.Nuovo Saggio suU’origine delle idee. I. P. XXX s., III. P. 117 ss.; Gioberti. Introduzione alio studio della filosofia. II. 1846. P. 61 ss., 121 ss.; Della protologia. 1861. I. P. 44 ss.; Bolzano. Wissenschaftslehre. 1837. I. S. 76—212; Husserl. Logische Untersuchungen. I. 1900. S. 50—227; II. 1901. S. 92 ff.; Frege. Grundgesetze der Arithmetik. I. 1893. S. V—XXVI; Cohen. Logik der reinen Erkenntnis. 1902. S. 509 ff; Russell. The Principles of Mathematics. I. 1903. P. 451. «Denn mit den einzelnen Subjecten und Objecten und ihren psychologischen Erscheinungen und Unterschieden hat es keine Transcendental-Philosophie zu tun» (Fichte. Samtl. Werke. II. S. 140). [Ибо с отдельными субъектами и объектами и их психологическими явлениями и различиями не имеет дела ни одна трансцендентальная философия (нем.)] МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 147 девается навеки. Трансцендентальная природа Сущего, лишь смутно предносившаяся взорам некоторых схоластов, затем Спинозы, Лейбница и Вольфа, будучи противопоставлена самому крайнему психологическому натурализму, выявляется в философских спекуляциях Канта с необычайной силой и ясностью. Сущее не есть нечто психическое, как не есть оно нечто пространственно-вещное или антропоморфное, — вот та истина, которую знают и которой руководствуются на протяжении всего XIX столетия продолжатели великого дела «Критики чистого разума», т. е. критики изначальных предрассудков. Но преобороть грубое и крайнее обнаружение психологической догмы еще не значит парализовать ее влияние до конца и всецело: философия всего XIX века и начала XX полна бесконечным множеством концепций, культивирующих психологизм утонченно, частично или замаскированно. Так, прежде всего сам Кант, а за ним и его великие последователи глубоко повинны в психологическом маскараде, ибо все они, сознательно или бессознательно, полагают в основание своей трансцендентальной конструкции психологические схемы.1 Так, целый ряд мыслителей, начиная Фрисом и кончая Вундтом, Эрдманом, Дильтеем, Липпсом, Мейнонгом, откровенно заявляют о том, что философия должна основываться на психологии. Так, поборники критического возрождения метафизики с Лотце, Ройсом, Бергсоном и Лопатиным во главе продолжают еще по-прежнему апеллировать к непосредственному переживанию как к высшей доступной человеку действительности. Так, наконец, самые крайние защитники трансцендентализма и самые крайние представители антипсихологизма — Бредли, Коген, Шуппе, Риккерт, Гуссерль, Ласк — то открыто, то бессознательно, то замаскированно прибегают и к психологическому методу, и к психологическим схемам, и к психологическому переживанию в своих стараниях постигнуть подлинную сущность Трансцендентального. Интуитиви- зированное Абсолютное Бредли, чистое мышление Когена, предельная данность сознания у Шуппе, трансцендентная ценность Риккерта, феноменологический метод Гуссерля, натуралистическая дуалистичность Сущего у Ласка — все это психологизированные конструкции Трансцендентального. Чтобы преодолеть психологизм и в этих его до чрезвычайности дифференцированных формах, необходимо взять его в его систематическом начале. А это непосредственно переводит в сферу четвертого предрассудка — в сферу интенционализма. 1 См. об этом: Hegel. Samtl. Werke. 1. S. 13 f., 27 ff., 116—157; Fries. Polemische Schriftcn. 1824. I. S. 4-90, 228-280; Herbert. Samtl. Werke. VII. S. 138 (Г.; VIII. S. 198 ff.; i p. также: Schelling. Samtl. Werke. 1 Abth. II. S. 68, 72, 240; IV. S. 109 ff.; V. S. 274; VII. S. 337 IT.; X. S. 231 f.; 2 Abth. III. 245 f. 148 Б. В. ЯКОВЕНКО