ИСТИННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ВОПРОСА О СВОБОДЕ И НЕОБХОДИМОСТИ
Один из главных источников разногласий по вопросу о свободе и необходимости, а также многочисленных трудностей, связанных с его обсуждением, заключается, по-видимому, в недостаточном внимании к правильной постановке вопроса.
Благодаря этому и произошло то, что большинство лиц, защищающих так называемую свободу, фактически признают все то, что требуется для установления учения о необходимости; но, обманутые словами, они сами впали в заблуждение и ввели в заблуждение других, точно так же, не обладая достаточной силой духа, они испугались следствий, вытекающих из их собственных принципов. Я начну поэтому с некоторых замечаний, которые, надеюсь, прольют свет на природу разбираемого вопроса и помогут читателю понять, что, собственно, я защищаю в качестве сторонника учения о необходимости. 13* 387 Прежде всего замечу, что я признаю у человека всю ту свободу или способность, которая возможна сама по себе и к которой вообще обращены мысли людей, а именно способность делать все то, что люди хотят или что им нравится как по отношению к проявлениям духа, так и по отношению к движениям тела независимо от вмешательства какого-либо внешнего начала или причины. Так, всякий человек обладает свободой обращать свои мысли к тому, что он пожелает, рассматривать доводы «за» или «против» какой-нибудь теории или положения и размышлять о них столько времени, сколько он сочтет необходимым. Точно так же он свободен ходить, где ему хочется, и делать все то, что могут делать его руки и другие члены. Гоббс дал следующее ясное и удачное разъяснение этого предмета. «Свобода, — утверждает он, — естъ отсутствие всяких препятствий к действию, поскольку они не содержатся в природе и во внутренних качествах действующего субъекта. Так, мы говорим, что вода свободно течет, или обладает свободой течь по руслу реки, ибо в этом направлении для ее течения нет никаких препятствий; но она не может свободно течь поперек русла реки, ибо берега препятствуют этому. И хотя вода не может подниматься вверх, никто никогда но говорит, что у нее нет свободы подниматься; можно говорить лишь о том, что она не обладает способностью, или силой, подниматься, потому что в данном случае препятствие заключается в самой природе воды и носит внутренний характер. Таким же образом мы говорим, что связанный человек не обладает свободой ходить, потому что препятствие заключается не в нем, а в его узах; но мы не говорпм так о больном или увечном, потому что препятствие заключается в них самих»9. Признавая у человека свободу делать все то, что ему угодно, я допускаю не только всю ту свободу, которую большинство людей представляет себе или может понять, но и всю ту свободу, которую отстаивают признанные защитники учения о свободе в борьбе против теории необходимости. «Сколь бесполезными кажутся мне, — утверждает г-н Уолластон 186 10, — все эти споры о свободе человека, которыми авторы надоедали друг другу и всему миру. Разумеется, во власти человека отнять свою руку от своего рта. Если это так, то также в его власти воздерживаться от излишеств в еде и питье. Если оп владеет своими собственными ногами, чтобы туда или сюда идти или вообще не идти никуда, то ясно, что в его власти воздерживаться от дурного общества и дурных мест и т. д.». Он утверждает еще следующее187: «Я могу двигать свою руку вверх или вниз и т. д., как мне захочется. Движение или покой моей руки зависят от моей воли, и они изменяются в зависимости от того, как мне заблагорассудится. Если я замечу, что я обладаю способностью двигать свою руку так, как она не двигалась бы на основании законов, которым подчиняются другие тела, находящиеся уже в движении или под влиянием силы тяжести, то я могу сказать, что это движение моей руки зависит только от моей воли и здесь оно начинается». Замечу, однако, что из того, что движение руки зависит от воли, не следует вовсе, что оно начинается здесь, ибо сама воля определяется каким- нибудь мотивом.
Локк признает, что, собственно говоря, свобода принадлежит ие воле, а человеку. И в соответствии с вышеприведенным определением свободы он утвер- ждает: «Поскольку всякий может по указанию или выбору своего ума, предпочитающего совершение какого-нибудь действия несовершению его и наоборот, заставить его быть или не быть, постольку он свободен» 188. Воля, признает он, всегда определяется наиболее тягостным неудовольствием или желанием; и точно так же он признает, что стимулом желания является удовольствие, и только оно. Я охотно признаю ту свободу, которую он защищает и в пользу существования которой он апеллирует к опыту, — именно свободу приостанавливать наши решения. «Так как ум, — говорит он, — в большинстве случаев, как очевидно из опыта, имеет силу откладывать выполнение и удовлетворение любого из своих желаний и, следовательно, всех, одного за другим, то он свободен рассматривать их объекты, изучать их со всех сторон и сравнивать с другими. В этом заключается свобода человека... Мы способны откладывать исполнение того или другого желания, в чем всякий может каждый день убедиться на своем собственном опыте. В этом, по-моему, кроется источник всякой свободы; в этом, по-видимому, состоит то, что (на мой взгляд неправильно) называют свободной волей» 189. В связи с этим замечу лишь, что решение приостановить некоторое хотение есть в действительности некоторое другое хотение и что поэтому оно, согласно указанию самого Локка, должно, как и всякое хотение вообще, определяться наиболее тягостным неудовольствием. Если кто-нибудь добровольно приостанавливает свое решение, то это не происходит без каких-нибудь мотивов или оснований; например, он опасается какого- нибудь дурного последствия, вытекающего из поспешного и необдуманного решения. С другой стороны, если он решается немедленно, то потому, что у него нет таких опасений. Словом, вся эта свобода, которую отстаивает Локк, вполне совместима с учением о необходимости, хотя сам он, по-видимому, не заметил этого. Человек, по моему мнению, не обладает лишь свободой или, вернее, способностью делать все, если все предшествующие обстоятельства (включая состояние его духа и его взгляды на вещи) в точности одни и те же. Я утверждаю, что при наличии того же самого состояния духа, например той же самой силы какой- нибудь страсти и того же самого взгляда на вещи, человек всегда сделает добровольно тот же самый выбор и придет к тому же самому решению. Так, если я сегодня делаю какой-нибудь определенный выбор, то я его должен был сделать вчера и сделаю его завтра, если не произойдет никакого изменения в состоянии моего духа по отношению к предмету выбора. Иными словами, я утверждаю, что существует некоторый неизменный закон природы для волиу как и для других способностей духа, как и для любого явления в мироздании. В соответствии с этим я утверждаю, что воля никогда не определяется без некоторой реальной или очевидной внешней причины, т. е. без некоторого мотива выбора. Иначе говоря, я утверждаю, что мотивы влияют на нас определенным и неизменным образом, так что всякое наше хотение или выбор постоянно регулируется и определяется тем, что им предшествует. Говоря о необходимости определения духа, я имею в виду постоянное определение его представляющимися ему мотивами. Если допустить это, то между всеми прошедшими, настоящими и будущими явлениями как духовного, так и физического характера существует необходимая связь причины и действия, так что, как бы плохо ни понимало это большинство человечества, согласно установленным законам природы, ни одно событие не могло произойти иначе, чем оно произошло или произойдет, поэтому все явления в прошедшем, настоящем и будущем в точности таковы, как задумал их творец природы.