Движущие силы психического развития человека

Наряду с К. Юнгогл с критикой некоторых теоретических постулатов и допущений классического психоанализа выступил и венский врач Альфред Адлер (1870—1937). Первоначально он, как и Юнг, разделял основные идеи фрейдовского психоаналитического учения: одним из первых выступил в защиту работы Фрейда о сновидениях, которая в то время была подвергнута критике в печати, начал использовать и пропагандировать психоаналитический подход к лечению неврозов, возглавил венскую группу психоаналитиков по изучению роли бессознательного в неврозе и индивидуально-психо- логических особенностей развития человека. Однако в процессе клинической деятельности и теоретического осмысления мотивации поведения человека венский врач вскоре обнаружил, что фрейдовские концепции сексуальной этиологии неврозов и «эдипова комплекса» не дают действительного объяснения ни происхождению нервных заболеваний, ни внутрипсихической жизнедеятельности индивида, ни развитию человеческой психики. В 1911 г., то есть за два года до окончательного разрыва Юнга с Фрейдом, в ходе теоретической дискуссии по проблемам психоанализа Адлер выступил с критикой положения о сексуальной обусловленности человеческого поведения. Разногласия, обнаружившиеся между Фрейдом и Адлером, оказались настолько острыми, что венский врач был вынужден покинуть фрейдовский психоаналитический кружок. Пытаясь отмежеваться от «ортодоксального» психоанализа, он встал во главе тех, кто ратовал за создание так называемого «свободного» психоанализа, не связанного с догматическими положениями Фрейда. Адлер пересмотрел фрейдовские концепции биологической детерминации человеческой психики и сформулировал теорию «индивидуальной психологии», претендующей на целостное изучение и понимание человека как социального существа, чье психическое

развитие детерминировано социальным окружением.

В отличие от Юнга, который, критикуя теоретические основы классического психоанализа, обращается к символической природе бессознательного, Адлер апеллирует к субъективному «чувству неполноценности» человеческого существа и так называемым механизмам «компенсации» и «сверхкомпенсации». Он полагает, что человек от природы рождается слабым, беспомощным существом, имеющим физиологические недостатки, будь то нарушения в зрительном, слуховом аппарате или в нервной системе. Конфликтные ситуации, приводящие к нервным заболеваниям, возникают в том случае, когда человек, сталкивающийся с культурным и социальным окружением, наиболее остро испытывает чувство своей «неполноценности» Вместе с тем под влиянием этого чувства, как считает Адлер, в психике каждого человека формируются специальные механизмы для возведения «компенсирующей душевной надстройки», благодаря которой происходит бессознательное развертывание жизнедеятельности индивида в направлении преодоления своей «неполноценности». Так под влиянием данного субъективного чувства и соответствующих механизмов его преодоления осуществляется внутреннее развитие человеческой психики, целевое функционирование бессознательных процессов, дающих о себе знать с первых лет жизни ребенка.

Выдвинутое Адлером понимание человека и мотивов его деятельности не представляется принципиально новым. Например, рассуждения о «неполноценности» индивида в известной степени совпадают с мыслями Паскаля о величии и ничтожности человека, обладающего силой разума и несовершенной телесной организацией. Согласно Паскалю, человек осознает свою неполноценность в чуждом ему мире и в силу этого испытывает чувство жалости по отношению к самому себе. Человек «чувствует себя ничтожным, ибо понимает, что он ничтожен; этим-то он и велик» Но в отличие от Паскаля Адлер не просто признает неполноценность физической организации человека, а делает отсюда далеко идущие выводы, что именно физическое несовершенство приводит в движение такие психические силы компенсации человеческой неполноценности, которые ведут к совершенству индивида, к проявлению его творческой деятельности, к могуществу и величию человека. Таким образом, место фрейдовских сексуальных влечений занимают у Адлера механизмы «компенсации», которые как бы стимулируют жизнедеятельность индивида, являются основой любой человеческой деятельности, в том числе и художественной.

Свои рассуждения Адлер подкрепляет следующими примерами: Демосфен, будучи заикой от рождения, благодаря психологическим механизмам «компенсации» и «сверхкомпенсации» стал со временем величайшим оратором Греции, а Бетховен, страдающий слуховыми дефектами,— знаменитым композитором. Точно так же плохое зрение Шиллера будто бы способствовало развитию его драматургического таланта: механизмы «сверхкомпенсации» определяли сценическую силу его творчества, выбор и разработку материала 91 (так, в драме «Вильгельм Тель» компенсаторскую роль играет описание картины ослепления одного из героев).

Не трудно заметить, что все рассуждения Адлера строятся на основе принципов, сходных с фрейдовскими, хотя сексуальные мотивы и не принимались в расчет: подобно Фрейду, Адлер также обращает внимание на родственную основу возникновения неврозов и творческих способностей индивида. Как в том, так и в другом случае решающим для Адлера оказывается компенсация того «чувства неполноценности», которое постоянно ощущается человеком. Не принимая во внимание сходства своего и адлеровско- го подходов к исследованию неврозов, Фрейд полемизирует с Адлером по существу дела, указывая на необоснованность постулата о «чувствах неполноценности» как источнике невроза.

Нет необходимости более подробно останавливаться на полемике между Фрейдом и Адлером. Важно только подчеркнуть, что и основатель психоанализа, и основатель «индивидуальной психологии», критикуя друг друга за произвольность установок и выводов, совершенно не обращают внимания на тот факт, что именно здесь их позиции смыкаются.

Адлер заменяет фрейдовский объективный биологизм субъективными отношениями, возникающими в процессе психических реакций индивида на «чувство неполноценности», а вместо представлений о «либидо» выдвигает такую концепцию, согласно которой «компенсация» и «сверхкомпенсация» развиваются в определенном направлении, подчиняясь бессознательному «стремлению к власти» 92. «Стремление к власти», к превосходству, к господству над другими и оказывается, по Адлеру, той основной движущей силой психического развития, которая внутренне присуща каждому человеческому существу. Слабый по своей физической природе индивид стремится компенсировать свое «чувство неполноценности» достижением неограниченной власти, которая выступает одновременно и средством компенсации, и целью большинства людей, живущих в современной цивилизации.

Тезис Адлера о «стремлении к власти» далеко не новый и тем более не оригинальный теоретический постулат.

В философии Ф. Ницше, как известно, идея стремления к власти вылилась в доктрину «воли к власти». Как бы предвосхищая теоретический спор Адлера с Фрейдом, Ницше отмечал, что человек в своей деятельности не ищет удовольствия и не избегает неудовольствия, поскольку и то и другое — лишь следствие его стремления к неограниченной власти. «Воля к власти», по Ницше, является творческим ин- стипктом человеческого существа, глубочайшей сущностью бытия, основой всех проявлений человека. «Все «задачи», «цели», «смысл» — только формы выражения и метаморфозы одной и той же воли, которая присуща всякому процессу: воли к власти» К Ницшеанская концепция «воли к власти» и нашла свое преломление в рассуждениях Адлера, который не скрывал своей сопричастности с философией Ницше. Наоборот, он недвусмысленно указывал на тот факт, что его взгляды на природу человека вполне согласуются с ней. Не случайно в своих работах Адлер наиболее часто ссылается именно на Ницше, которого называет «великим мыслителем» 93. Разница в их взглядах состоит лишь в том, что у Ницше «воля к власти» представляет творческий инстинкт человека, а у Адлера «стремление к власти» — динамическую силу развития человеческой психики, психологический механизм компенсации чувства неполноценности.

Итак, концепция «стремления к власти», не будучи новой в историко-философском плане, была антитезой фрейдовской концепции сексуальной детерминации поведения человека. Бессознательные влечения человека предстали в ней лишь как побудительная сила для достижения могущества. И здесь уже не было речи о сексуальной подоплеке внутри- психической деятельности индивида. За этим теоретическим спором между Адлером и Фрейдом скрывалось различное понимание значения бессознательного в жизни человека.

Как уже отмечалось, у Фрейда сфера взаимодействия между сознательными и бессознательными процессами представляла арену непримиримой, антагонистической борьбы. Адлер пересматривает фрейдовскую психоаналитическую картину жизнедеятельности личности, устраняя не только сексуальную обусловленность человеческого поведения, но и непримиримый конфликт между сознанием и бессознательным психическим. В отличие от Фрейда он считает, что сознательные и бессознательные процессы образуют единство и переплетение связей в психической структуре и, следовательно, методы, используемые при познании сознательных процессов, могут быть с успехом использованы и при интерпретации бессознательных процессов. Бессознательное для Адлера — это неосознанное, непонятое, соответственно и бессознательные влечения — это непосредственные факты сознания, значение которых еще не понято человеком до конца. «Мы не можем,— замечает Адлер,— противопоставить «сознательное» «бессознательному», как если бы они были двумя антагонистическими половинами существования индивида Сознательная жизнь становится бессознательной, как только мы не понимаем ее, а как только мы понимаем бессознательную тенденцию, она становится уже сознательной»

Однако при всем этом различия между теорети- ческлми позициями Фрейда и Адлера весьма условны Они касались скорее не существа проблемы детерминации внутрипсихической деятельности человека, а тех частностей, которые относились к первооснове движущих сил психического развития. В одном случае мотивация человеческого поведения объяснялась сексуальными компонентами, в другом — стремлением к могуществу, к власти. Общим же для психоанализа Фрейда и «индивидуальной психологии» Адлера было обоюдное признание первостепенного значения и определяющей роли бессознательных влечений в жизнедеятельности человека. Претендуя на самостоятельное существование, каждое из этих двух учений заявляло о своем неприятии конечных выводов противоположной на первый взгляд системы, но в то же время разделяло сходные убеждения, относящиеся к существу понимания бессознательной обусловленности человеческой деятельности.