Неотомиотская концепция понятия модели

В этом разделе мы рассмотрим взгляды на роль моделей не только тех философов, которые открыто причисляют себя к неотомизму, но и тех, кто близко примыкает к философии неотомизма или вообще стоит на позициях объективного идеализма.
В основе рассуждений всех этих философов о проблемах познания в отличие от позитивистов лежит признание онтологии как общего учения о бытие.139 Однако, выступая против позитивизма в защиту онтологии, признавая существование внешнего мира j и возможность его познания, современные томисты и близкие \ им философы являются еще большими врагами научного позна- І ния, чем позитивисты.

Защита и разработка онтологии у них непосредственно связана с борьбой против материализма, являясь звеном в цепи аргументов, направленных на подчинение науки и философии теологии, научных методов познания —- религиозной вере в божественное откровение. Именно эта общая тенденция и определяет, в частности, трактовку понятия модели, рассмотрению которого посвящены работы многих неотомистов и философов объективно-и'деадистического направления вплоть до явных теологов.

Так, один из видных представителей неосхоластики И. Бо- хенский в своей работе о современных научных методах уделяет внимание и понятию модели, рассматривая это понятие в связи с общими проблемами теории познания. Исходя из, традиционных томистских догм об ограниченной компетенции науки и соглашаясь со скептицизмом в оценке возможностей научного знания,140 этот воинствующий теолог хватается за любые .аргументы, позволяющие ему унизить науку во имя торжества теологии. Вот почему и в проблеме о роли модё^ёй в современной науке он фактически принимает операционалйдтскую точку зрения, об- наруживая в этом вопросе трогатёльйоб единство со своими «противниками» из лагеря позитивизма.

Под моделью Бохенский понимает «физическое, принципиально наблюдаемое невооруженным глазом образование, которое одинаково по форме (gleichformig) с представленным в научном высказывании (теории и т. д.) положением вещей».141 Приводя в качестве примера модель атома Бора и замечая, что хотя подобные модели и не всегда можно построить, но всегда можно «мыслить», т. е. представить себе, он поясняет, что утверждение о невозможности для современных физических теорий указать на соответствующие модели означает невозможность наглядно представить себе подобные образования. А это в свою очередь^ означает, что «данное научдое высказывание (теории и т. д.) не имеет никакого эйдетического смысла, а содержит только операциональный смысл... Когда речь идет о естественнонаучных теориях без моделей, тогда в большинстве случаев, справедливо, что они не имеют вообще никакого эйдетического смысла».142

Что же такое эйдетический смысл теории? Этим термином Бохенский обозначает семантический аспект теории, ее объективное содержание. «Знак имеет в системе эйдетический смысл, когда мы знаем его семантический предмет, т. е. когда мы знаем, что оно обозначает, и соответственно значит».143 Тогда оказы-^ вается, что теории, для которых нельзя построить моделей, вообще не имеют никакого содержания, никакого отношения к внешнему миру, они представляют собой пустые формализмы. А так как к числу современных физических теорий прежде всего относятся квантовая механика и теория относительности, то все рассуждения Бохенского на тему о моделях являются не чем иным, как попыткой лишить всякого объективного, содержа- s. ния величайшие завоевания теоретической мысли и практической деятельности человека.

Сходным образом ведет подкоп под науку теист и сторонник так называемого критического реализма. Э. Никкель в специальной работе «Физическая модель и метафизическая действительность». Цель этого теолога также состоит в том, чтобы посредством анализа роли моделей в познании доказать ограниченность науки и необходимость теологии. Утверждая, что наука создает будто бы только функциональные физические или мысленные (воображаемые) модели, Никкель фальсифицирует науку, изображая ее как описание отдельных фактов, как изображение лишь поверхности явлений, внешней стороны реальности. Наука, строя функциональные модели, не может якобы познать сущность вещей, это могут сделать лишь философия, создающая

«принципиальные модели», и теология. Согласно Никкелю, попытка проникнуть в сущность явлений, ответить посредством функциональной модели на вопрос «почему» обречена на неудачу. «Если моя модель функционирует (соответственно при мысленной модели, если мои расчеты согласуются с опытом), тогда я считаю, что этим обосновано „почему". Но фактическая сумма „как" никогда не объясняет „почему", как сумма звуков не объясняет мелодии. И если, несмотря на это, модель функционирует, то. тем самым становится ясным, что в основе каждой части .„как" лежит „почему"»,144

Более умных и тонких представителей неосхоластики не устраивает такое грубое и примитивное разделение науки и философии. Ж. Маритен, например, считает: утверждение о том, что наука должна заниматься вопросом «как», а философия вопросом «почему», является «одной из самых знаменитых банальностей нашего времени». С его точки зрения, наука не ограничивается простой «фактологией». «Вопреки тому, что говорят позитивисты, и вопреки тому, что можно найти во многих современных вульгаризациях науки и научного' метода, мы вынуждены признать, что наука не может избежать вопроса „почему"».145 Маритен признает даже, что механические модели физиков викторианской эпохи также содействовали такому пониманию, которое стремилось ответить на вопрос «почему». Трудности возникли в новой физике. Принцип неопределенности Гей- зенберга не говорит, по его мнению, в пользу ненаблюдаемости микромира, но лишь обнаруживает прерывность наблюдения в этой области в отличие от непрерывного и полного наблюдения в макромире. Отсутствие наглядности исключает здесь применение моделей. «Это своего рода атомизм наблюдения и измерения, который мешает воображению построить модель рассматриваемого явления, но мы всегда находимся в зоне наблюдаемого. Такой мир вообразим лишь в цскаженном или одностороннем виде (by default or «privatively») ».146

Однако эта уступка науке, заключающаяся в признании ее права на «почему», и это более тонкое расчленение понятий наглядности и наблюдаемости не мешает Маритену, как и другим теологам, спекулировать на трудностях научного познания микромира с единственной целью подчинения научных истин (истин разума) как якобы неполных, частичных истин,ам теологии (веры) как якобы наиболее полным, глубоким, абсолютным.

Аппарат науки, к которому относятся и модели, не в ^состоянии проникнуть в более глубокие слои бытия — таков лейтмотив почти всех высказываний философов этого направления при обсуждении гносеологических вопросов, в том числе вопросов f о модели.

«Отображение, то есть в этом смысле понимаемое логико-математическое или модельное (modellhafte) воспроизведение, никогда не может; полностью передать объект бытия»,147 — заявляет немецкий философ-идеалист и теолог Фр. Дессауер. Модели — это лишь аналоги, «нет оснований считать, что они являются копиями осцовных реальностей природы», волновая и корпускулярная модели не являются ни объяснением, ни раскрытием природы света,, а лишь поверхностными аналогиями — таковы выводы английского томиста Э. Колдина.148 Они также бросают тень на естественные науки, пользующиеся для понимания природы в числе своих средств методом моделей.

Критикуя томистские рассуждения о моделях, мы отнюдь не хотим утверждать, что модель явліяется всеобъемлющим и безотказным средством познания объективного мира. Но следует решительно, отвергнуть измышления томистов о том, что. методы естественных наук, и в том числе метод моделей, не в состоянии проникнуть в сущность явлений объективного мира, а могут лишь скользить по поверхности явлений.

По Маритену, построение любых моделей представляет собой элемент так называемого эмпириологического. анализа, который осуществляют науки. Если в понятии эмпириологического анализа Маритен милостиво, дарует наукам право в известных границах размышлять о причинах явлений, то в понятии онтологического анализа он ограничивает эти права науки областью классификации, описания, сопоставления, предоставляя лишь умозрительной философии и теологии полное право и обязанность рассуждать «о философском определении четырех причин, внешнего и внутреннего действия, телесной субстанции и действующей; силы».149

Диалектико-материалистической философии и естествознанию чуждо такое метафизическое разделение на мир явлений, доступных физическим операциям, измерениям и наблюдениям, и «интеллегибельные сущности», доступные лишь онтологическому анализу. Все эти «интеллегибельные сущности», оказываются на деле, не чем иным, как измышлением неосхоластики, словесной шелухой, словами, лишенными всякого смысла, бессодержательными понятиями. Напротив, раскрытие внутренних связей мея^ду явлениями, элементами, событиями внешнего мира, изучение различного рода типов и форм связей, выяснение особенностей структурьі-хдшшш--явлений, выявление интимных «механизмов», закономерностей сложных процессов „лт т. д. — это it есть проникновение в сущность явлений. Й в этом многоступенчатом процессе поз-нания сущности разнообразных явлений моделям принадлежит весьма важная роль.

Использование философским идеализмом понятия модели в реакционных, фидеистических целях происходит и в другой форме, а именно в форме утверждения, что познание при помощи моделей есть то общее, что связывает науку и теологию. На этом поприще подвизаются, например, западногерманский философствующий физик профессор евангелической академии Г. Дендер и представительница английской «философии науки» М. Хесс, о которой мы уже говорили выше.

Характеризуя научный прогресс в физике как процесс перехода от наглядных моделей к не наглядным абстрактным схемам, Денцер уподобляет этот процесс процессу демифологизации, который, согласно утверждениям немецкого теолога Р. Буль- мана, происходит в настоящее время в теологии. Библейский миф, вынуждены признать теологи, больше не соответствует современным представлениям человека, сформировавшимся под влиянием естественнонаучной мысли.

Понимая, что развитие науки угрожает гибелью бессмысленным и противоречивым мифам «священного писания» и желая спасти во что бы то ни стало религию, ученые прислужники поповщины пытаются реформировать религию, очистить ее от явных нелепостей, чтобы сохранить ее основной принцип. Во имя этой цели проводятся абсурдные и чудовищные аналогии и параллели между физикой и теологией: «Переход от боровской модели к математической модели Шредингера в этой связи представляется как процесс „демифологизации", который, по крайней мере как программа, стоит и перед теологами... Здесь речь шла только об установлении аналогии с новейшим развитием физики, аналогии, которая становится ясной, когда понятие модели применяется к теологии».150

Поразительным является при этом тот факт, что эта открытая проповедь рафинированной религии, и возведение теологии в радг науки происходят на страницах западногерманского физического журнала. Но как бы там ни было, круг замкнулся. Философствующий физик и евангелический профессор-теолог предлагает ту же программу, которая разрабатывается представительницей английской «философии науки» Хесс, — программу подчинения науки религии. Все это говорит о том, что в борьбе против материалистической теории познания логика борьбы заставляет философов враждующих между собой школ пользоваться общими аргумен- тами, общим оружием. И не удивительно, что в этой борьбе позиции различных направлений идеализма часто по ряду вопросов совпадают, как это произошло в связи с гносеологическим анализом понятия модели. Это совпадение позиций, однако, происходит на основе несовместимости всякого идеализма с теорией отражения в гносеологии. Поэтому идеалистическая гносеология не в состоянии раскрыть и всесторонне проанализировать подлинную роль моделей, все их многочисленные функции в позна- нании. Она не в состоянии также дать такую систематическую картину процесса познания, в которой не только были бы указаны специфические функции модели, но и выяснено место модели в сравнении с такими формами и средствами познания, как эксперимент, теория, гипотеза и т. п. С другой стороны, это свидетельствует и о том, что понятие модели стало философской категорией, подлинная роль которой в познании может быть понята лишь с позиций диалектического материализма.

В последующих главах мы постараемся по мере возможности выполнить эту задачу, дать характеристику основных функций модели в сложном процессе познания. При этом мы будем исходить из того фундаментального положения марксистской гносеологии, что процесс познания является диалектическим процессом отражения действительности, который начинается и завершается ее практическим преобразованием, а также из того установленного нами факта, что в этом процессе модели выполняют различную функцию в зависимости от того, являются ли они материальными или идеальными, физическими или математическими, образными или знаковыми.

<< | >>
Источник: В.А.ШТОФФ. Моделирование и философия. 1966

Еще по теме Неотомиотская концепция понятия модели:

  1. КОНЦЕПЦИИ И ГЛОБАЛЬНЫЕ МОДЕЛИ БУДУЩЕГО МИРА
  2. Концепция личиости в распределительной модели культуры
  3. АДДИКТИВНОЕ ПОВЕДЕНИЕ: КОНЦЕПЦИИ И МОДЕЛИ
  4. Понятие культуры и культурных моделей
  5. Понятие модели в методологии естествознания XIX в.
  6. Понятие модульной модели
  7. Г л а в а 1 ОБЩЕЕ ПОНЯТИЕ НАУЧНОЙ МОДЕЛИ
  8. Понятия, методы и модели психогенетики развития
  9. 2. Понятие общества в концепции Э. Фромма
  10. Основные понятия концепции управления персоналом организации
  11. 83. Противопоставление понятия предприятия устарелой юридической концепции коммерческого фонда.
  12. 1. Понятие, структура и основные концепции цивилизации в истории социально-философского знания
  13. Натурфилософские концепции XVII века. Понятие субстанции (Р. Декарт, Б. Спиноза, Г.Ф. Лейбниц)
  14. Кора Дшбуа и Энтони УОЛЛЕС: понятие «модальной личности» и общество как негомогенная структура. (Первый шаг к распределительной модели культуры)
  15. § 2. Первопорядковая семантика (теория моделей)Определение 1 (модели)