2. Рубинпгтейновская концепция человека как субъекта как парадигма философской антропологии и онтологии

Другой аспект его реабилитации природы — это раскрытие природного качества в самом человеке и исходящее из этого понимание изначальной неразрывности природы человека и природы как действительности в собственно чувственном выражении. Природное в человеке это не биологическое, но и не только то, что обычно в философии понимается под чувственной ступенью познания, а все связанные с потребностями человека, с его эмоциональностью, превращающейся в способность чувствовать, с эстетическим отношением к миру модальности человека. Наметив в данной статье все подходы к постановке этой проблемы природного в человеке, Рубинштейн уже в «Человеке и мире» назовет эту отличную и от деятельности, и от познания модальность человеческого существования созерцанием. Однако логика, последовательность изложения проблем и репрезентации категорий книги «Человек и мир» начинается после краткого введения в проблему с установления узловой взаимосвязи11: принципа детерминизма, раскрытой на его основе онтологии взаимодействия и взаимопричинения разных сущих12, понятия способа существования, которое — уже на основе выявленной ранее специфики детерминации психического — рассматривается как самопричинение или самоопределение, и, наконец, представления о движении, присущем тому или иному способу существования, как о его изменении. В связке этих трех составляющих впервые появляется кажущееся совершенно неожиданным и парадоксальным в таком контексте понятие субъекта: «так встает вопрос о субъекте изменений определенного рода», — пишет С.Л.Рубинштейн13. Оригинальность этого определения очевидна на фоне традиционных историко-философских и современных философско-психологических определений субъекта, которые непременно начинаются с понятия человека как исходного, а затем, в зависимости от точки зрения, либо приписывают субъекту деятельность, либо добавляют к деятельности субъекта как эпитет — лицо, которое ее осуществляет, не говоря о вышеупомянутой философской оппозиции субъект —объект. Чего добивается Рубинштейн таким определением? Решая обозначенную во введении основную задачу — включить человека в состав бытия, он не может ограничиться чисто пространственными координатами, сказав, что человек находится внутри бытия, а не как обособленная сущность вне или против него. И решение ее он начинает не со специфики человека, а с постепенного, шаг за шагом последовательно проводимого философского доказательства наличия в сущем взаимодействующих друг с другом различных способов существования, которые являются пребыванием внутри изменений, тождеством внутри изменений, которое эквивалентно их сущности. «Понятие сущности, соотнесенное с понятием субстанции, взятой в аспекте изменения, детерминации, означает не только определенную устойчивость в процессе развития и изменения, но и общность изменений в процессе взаимодействия»14. Весьма существенна его переформулировка принципа детерминизма по отношению к первоначальному варианту в «Бытии и сознании»: «С этим, собственно, и связано понятие сущности или субстанции, развитое в "Бытии и сознании". При этом, строго говоря, внутренние условия выступают как причины (проблема саморазвития, самодвижения, движущие силы развития, источники развития находятся в самом процессе развития как его внутренние причины, а внешние причины выступают как его условия и обстоятельства)»15. Детерминистическим объяснением охвачены и способность быть аффицированным, т.е. подвергаться воздействию, т.е. страдать в широком смысле слова, и способность действовать, и способность сохранять свою качественную определенность в процессах взаимодействия с другим, и в процессах самопричинения и самоизменения, и в развитии. Так Рубинштейн «укрепил» новый вариант онтологии всеми категориальными возможностями, вобрав в его обоснование и критически переосмысленный историко-философский опыт и методологический опыт самых разных наук — их познания разных качественно определенных сущностей, начиная с физики, включая эстетику и психологию, и кончая социально-экономическим теориями интерпретации способа существования человека.

Подобно тому, как ранее он сблизил психическое с особенностями взаимодействия всех явлений материального мира, не сведя его, однако, к низшим уровням его организации (благодаря чему оно, на первый взгляд, лишилось своей привлекательной исключительности, но обрело надежную онтологичность и объективный статус), тем же ходом мысли Рубинштейн постепенно «выращивает» понятие субъекта, парадоксальным образом двигаясь не «сверху» — от человека к низшим аналогам и основам его бытия, а «поднимаясь» из онтологических закономерностей всего сущего. (Между тем традиционно философский субъект, как, впрочем, и понятие человека, оказывался всегда предельным априорным понятием, что позволяло указать на его характеристики, но не раскрыть сущность.)

Решающий момент определения субъекта Рубинштейном как категории, обозначающей сущность именно человека, связан с раскрытием особенности качественно иного уровня в иерархии сущих с разными способами существования: это уровень уже не способа существования, а способа осуществления своей сущности. Осуществление предполагает не только деятельное, не только познавательное отношение человека к миру, но и осуществление своей сущности адекватно соотносительности человека с миром. Последнее есть новое категориальное обозначение специфики человеческого бытия, т.е. природы, пре- образованной человеком по новым историческим законам. Можно увидеть аналоги этой категории в марксовом понятии «второй природы» и гуссерлевском понятии «жизненного мира». Однако если в первом отражена все та же деятельная ипостась субъекта, преобразовавшего объект, превращенный в предмет человеческой деятельности, во втором — скорее феноменологическая экзис- тенциальность, то рубинштейновские категории человека и мира, человека в мире выполняют особую роль преодоления своеобразной конечности и исходности категорий субъекта и объекта, остающейся даже при учете их непрерывного взаимодействия. Рубинштейновские категории расширительны — они не несут в себе временно-пространственные беспредельности. Определенность, структурность и в этом смысле конечная завершенность взаимодействий раскрыта в контексте их бесконечности. Именно только такое понимание субъекта объясняет его критику ставшего модным и в отечественной философии определения специфики человека как «выхода за свои пределы», данного М.Хайдеггером. В основе такого способа определения лежит отграниченность человека от всего сущего, которую и ликвидирует своим пониманием Рубинштейн.

Но ведь существует же такая граница, данная неоднократно эмпирически, как граница человеческого тела, граница его жизни, граница как обособленность отдельного человеческого существа? Сущность рубинштейнов- ского подхода заключается в часто применяемом им приеме — превращении данного положения в противоположное: он исходит не из эмпирического факта существования этой границы, а из философского вопроса — как она, собственно, возникает. И тогда проблема «сдвигается» с ложной и эмпирической проблемы границы как поверхности взаимодействий на проблему сущности в качестве основания изменений, устойчивости как меры самоопределения и определения другим.

Сущность человека не более чем основа изменений, происходящих по историческим законам, а бытие выступает как мир, включающий человека и соотносительный с ним.

Тем самым Рубинштейн выступает против распространенной в те времена трактовки, согласно которой критерий объективности (как и определения материи) предполагал существование до и вне человека. Включе- ние человека в состав бытия как одного из сущих и вместе с тем как центра его реорганизации, преобразования «направлено против отчуждения как человека от бытия, так и бытия от человека. Из учения о категориях, в том числе даже из учения о действительности, бытии, выпадает человек. Он, очевидно, идет только по ведомству исторического материализма — как носитель общественных отношений», — так критически преодолевал Рубинштейн высокую классику марксистской философии, полностью господствовавшей в тот период16. Онтология в его понимании — это учение о качественном составе бытия и одновременно о способах существования в нем разных сущих, субъектов разного рода изменений и развития, высшим из которых, осуществляющим свою сущность, является человек.

В некоторых интерпретациях марксистская категория деятельности, заняв ведущее место в системе философских категорий, стала приобретать все более логизированный характер, фактически подменяя собой самого субъекта. Рубинштейн не только восстанавливает в «правах» субъекта как субъекта деятельного и познавательного отношений к миру. В число его определений он, как упоминалось выше, вводит особое — третье — созерцательное отношение субъекта к миру. В чем исходный смысл этого философского хода'' Если деятельностная парадигма уже практически подменила собой субъекта, то гносеологизация, которая особенно очевидно проявилась в психологии, свела его к познавательной деятельности — субъектом стало само отражение. Сознание, познание вытеснило человека не только в идеалистической, но и в диалектико-материалистической философии. Онтологическое утверждение субъекта осуществляется Рубинштейном и путем сближения его со способами существования других сущих, и путем указания его особого места в бытии, и, наконец, путем раскрытия его качественной определенности, его «логики». Уже применительно к определению психического Рубинштейн показал недостаточность его квалификации как отражения, познания, а вскрыл его особенность как отношения, переживания.

Этой категорией Рубинштейном осуществляется своеобразная онтологизация, как он сам выражается, этики, которая превращается из достаточно частного учения о нравственности, тем более, из теории морализирования в учение о субъекте, достигающем способа существования, отвечающего человечности. Нужно понутно заметить, что в период написания этой книги не только не существовало (в Институте философии или где-либо еще) сектора этики, но и само это понятие практически не употреблялось, как и понятие онтологии. А в 1963 г. вскоре после смерти Рубинштейна на огромном совещании по проблемам соотношения социального и биологического в человеке, организованном по замыслу и проектам Рубинштейна, П.Н.Федосеев в своем докладе буквально обрушился на Рубинштейна, критикуя его за возрождение идеалистических философских понятий «онтологии», «философской антропологии» и др.

Этическое раскрывается Рубинштейном как совершенно особое, ценностное, не только не сводимое к прагматическому использованию человека, отношение к нему, но как усиливающее, укрепляющее его человеческую сущность. Онтологизм этики Рубинштейна связан с раскрытием активного, содействующего человечности другого человека отношения к нему в противовес функциональному отношению использования его в своих целях, в противовес отчужденному сведению другого к «маске», объекту, в противовес христианскому варианту гуманизма, состоящему в абсолютизации его страдательности, зависимости, обреченности.

Стремясь конкретизировать, если не онтологизиро- вать понимание духовности, Рубинштейн заимствует из эстетики мало известное за ее пределами понятие обобщенного чувства и переносит его в философский контекст в качестве категории «мировоззренческих чувств». Последние есть самое глубинное выражение «логики» субъекта, раскрывающее одновременно способ его осмысления объективной трагики или комизма собственной жизни. Здесь завершается ряд определений субъекта, поскольку он получает свое самое конкретное определение через соотнесение не с миром, с которым он соотносится на вершине философских абстракций, а с самой жизнью. Качественная специфика человеческого способа существования в полной мере раскрывается на самом конкретном (в смысле — не частном, а определенном максимальным числом детерминант) уровне — уровне человеческой жизни и ее субъекта. Именно жизнь человека выражает достигнутый им способ осуществления своей сущности в специфическом для него — необратимом времени и пространстве социальных и личных, внутренних и внешних событий, отношений, ситуаций и поступков. Он субъект жизни, поскольку способен посредством рефлексии самоопределиться к ее эмпирическому ходу, т.е. не существовать, а осуществить, выразить себя в ней и, соответственно, прожить и построить ее соответственно своей сущности. Жизнь — это время и пространство и изменения, и развития личности, в конкретно онтологическом качестве которой выступает человек. Осуществление жизни через противоречия и их разрешение, жизнь как проблема для субъекта — таковы новые параметры и модальности, вводимые Рубинштейном (в то время, когда само понятие «жизнь» употреблялось в литературе лишь как биологическое и вошло в обиход в социальном значении после выхода в свет книги все того же Федосеева, посвященной образу жизни).

Особенность человека как субъекта жизни и состоит в его способности разрешать противоречия между добром и злом, свободой и необходимостью, жизнью и смертью. Определенным способом разрешения личностью противоречий для Рубинштейна оказывается юмор как способность юмористически отнестись к жизни с позиций правды, добра и силы. В палитре жизненных мировозренчес- ких чувств он находит совершенно особенный эквивалент качеству субъекта — серьезное отношение к жизни, «дух серьезности» или ответственность. Многообразные концепции ответственности включают ее в нравственность, подразумевая способность . предвидения результатов своих действий, автономность их регуляции субъектом (Пиаже, Кольберг, Хелкама). Рубинштейн определяет ответственность как самое глубокое, равное самой жизни и ее смыслу чувство серьезности — не только возможность осознать последствия своих действий (и предотвратить негативные), но и ответственность... за все упущенное. Это чувство связано именно с необратимостью жизни, с одной стороны, и с представлением о личности как потенциальности — с другой. Человек, по большому счету, отвечает за то, на каком уровне ему удалось реализовать свою сущность, свои возможности, в какой мере ему удалось стать субъектом собственной жизни.

Глубоко диалектичны его размышления об изменчивости жизни, ее обстоятельств и проблеме верности себе в связи с этой изменчивостью. Здесь для обозначения сущности субъекта уже недостаточно общих определений, таких как тождественность внутри изменений. Состоит ли верность в изменении своей позиции, которая, однако, уже не соответствует изменившимся обстоятельствам, или верность требует каждый раз решения субъектом этой проблемы, обобщения, предполагающего соответствие требованию правды перед самим собой. И потому таким не связанным абстрактными ценностями, догмами, правилами, абстрактной моралью предстает субъект в реальной диалектике жизни в понимании Рубинштейна. Ответственность — не в верности абстрактному долгу, ханжеской морали, а в верности самому себе, но именно в доверии к нравственности собственных чувств, в доверии к своему чувству справедливости.

Таким образом, для Рубинштейна этика связана с психологией, с обобщенностью и вместе с тем подлинностью, правдой человеческих чувств. Одновременно этика это онтология жизни, т.е. способность субъекта своим этическим отношением изменить течение собственной жизни, изменить в ней расстановку сил или нравственно укрепить другого человека. В истории философии неоднократно повторялся тезис о нравственном субъекте как субъекте свободного нравственного выбора, нравственного самоопределения. Глубина рубинштейновского подхода к этим проблемам состояла в том, что он увидел их и через философски доказанную конкретность жизненных противоречий, детерминант, и через осмысление реальной бесчеловечности жизни своих современников, своей жизни. Поэтому свобода для него существует не как абстракция, а как проблема свободы в условиях принуждения, несправедливости, насилия. Поэтому одна из сквозных проблем для него — проблема «этики и политики», проблема «как стать или остаться человечным в условиях бесчеловечных».

Если в свое время для А.П.Чехова основной жизненной трагедией и проблемой оказалось то, как вытравить из себя раба, если для А.Грина воля выступила как защита своей индивидуальности, то для Рубинштейна главной проблемой жизни стала не борьба с несвободой внешней — слишком очевидно продемонстрировала его эпоха невозможность и бесцельность такой борьбы, а то, как устоять внутренне, справиться внутренне с тем, что не удалось преодолеть в процессе борьбы за достойную жизнь.

Таким образом, рубинштейновский гений сумел преодолеть основную ограниченность, проявившуюся в самых различных попытках создания философской антропологии, — их абстрактность благодаря найденному им онтологическому способу ее построения и фундирования. Последний же оказался представленным столь многообразно определенными в их изменении, развитии и способе существования сущностями, поскольку Рубинштейн овладел методологическим мастерством продвижения во встречном направлении от абстрактного к конкретному и от него — к абстрактному посредством обобщения бесконечного числа научных данных и методологического опыта множества разных наук. Он показал стратегии конкретизации абстракций и обобщения многообразия конкретностей, непревзойденные образцы перевода на «язык» философии понятий, категорий и, главное, проблем конкретных наук, благодаря которому каждый раз открывались для самой науки новая плос- кость и способ их постановки и перспектива исследования.

На наш взгляд, ему удалось преодолеть критически выявленную им самим разорванность философского знания, «штучность», «лоскутность* философских областей — исторического материализма (как социальной философии), гносеологии, этики и др. путем построения философской антропологии, раскрывшей множество модальностей человеческого бытия, определив последнее одновременно и как восходящее к совершенствованию его сущности, и как преодолевающее реальное несовершенство, противоречивость и трагику.

Парадигмальность найденного им определения человека как субъекта доказывается уже не философско-ло- гическим способом. В этом определении субъекта соединились на первый взгляд кажущиеся несовместимыми принципы — категоричность, имея в виду присущую любому объяснению завершенность, и вместе с тем импли- цитность, потенциальность. Последняя и обнаружилась — сама себя явила и раскрыла в последующий период развития философии и методологии наук о человеке—с семидесятых годов до наших дней. Распространение категории субъекта, все большее обнаружение спектра объяснительных и проблематизирующих ее возможностей — свидетельство и доказательство этой парадиг- мальности.

Однако в противоположность гегелевской парадигме самодвижения, которая нашла свою смерть в миг ее доказательства как воплощения в конкретный способ существования, в парадигме субъекта оказалась угаданной его бесконечная способность создавать все новые способы своего бытия, ставя новые проблемы и загадки перед философским знанием.

Литература 1.

Аристотель. Сочинения в четырех томах. Т. 4. М., 1984 2.

Абульханова-Славская К.А., Брушлинский А.В. Фило- софско-психологическая концепция С.Л.Рубинштейна. М., 1989 3.

Абульханова К.А. О субъекте психической деятельности. М., 1973 4.

Дробницкий О.Г. Понятие морали. М., 1974 5.

Лекторский В. А. Проблема субъекта и объекта в классической и современной буржуазной философии. М., 1975 6.

Лосев А.Ф. История античной эстетики. М., 1979 7.

Проблемы материалистической диалектики как теории познания. М., 1979 8.

Рубинштейн C.JI. Основы общей психологии. М., 1940 (1-е изд.); М., 1946 (2-е изд.); М., 1989 (3-е изд.) 9.

Рубинштейн C.JI. Бытие и сознание. М., 1957 10.

Рубинштейн С.Л. О мышлении и путях его исследования. М., 1958

И. Рубинштейн С.Л. Принципы и пути развития психологии. М., 1959 12.

Рубинштейн С.Л. Проблемы общей психологии. II. Человек и мир. М., 1973 (1-е изд.); М., 1976 (2-е изд.) 13.

Сергей Леонидович Рубинштейн. Очерки. Воспоминания. Материалы. М., 1989 14.

Payne T.R.S.L. Rubinstein and philosophical foundations of Soviet psychology. Dordrecht, 1968 15.

Rubinstein S. Eine Studie zum Problem der Methode. Marburg, 1914