§ CVI Могла ли поставить в тупик языческих философов попытка атеистов—последователей Стратона обратить против их противников довод [в пользу существования бога], выводимый из порядка и соразмерности, царящих на сеете?

Доказываемое вами положение должно звучать так: порядок, наблюдаемый в природе, до такой степени способен обратить последователей Стратона, что если бы они не предпочитали злобно избегать света истины, то возражение, вытекающее из этого порядка, неизбежно обратило бы их в истинную веру, хотя они могли бы гіспользовать это возражение против своих противников, причем оно приобрело бы еще ббльшую силу. Тщательно обдумайте последние слова, которые я умышленно выделил, ибо именно от этого зависит весь успех вашей работы.

Вам не может быть неведома манера тех людей, которые, приняв определенную теорию и встречаясь с затруднениями, следующими из нее, не покидают из-за этого свою теорию, если видят, что упомянутые затруднения либо являются общими для них и сторонников противоположной теории, либо не превышают тех затруднений, с которыми встречаются, пытаясь идти иным путем 342. Нельзя разумно осуждать тех, кто не пасует перед аргументом, который можно обратить против своих противников, ибо всякий аргумент, нано- сящий такой же удар по нападающему на данный тезис, как и по тому, кто этот тезис защищает, доказывает слишком многое и, следовательно, ничего не доказывает. Таким образом, говорить о человеке, не желающем изменить свое мнение, когда его противники сталкиваются с теми же или с другими, но столь же большими затруднениями, что такой человек упрямец, злонамеренно обманывающий себя,— значит весьма некстати прибегать к брани. Отказ человека изменить свой взгляд при таких обстоятельствах весьма согласуется с правилами разума. Теперь посмотрим (и это в дальнейшем будет вашей заботой, господин), могли ли молодые афиняне обратить против своих противников возражение, о котором здесь идет речь. Если они могли это сделать, то я не вижу для вас возможности доказать ваш тезис, и, может быть, вы согласитесь, что лучше уж приписать иллюзиям ума то, что вы приписываете злобе сердца.

Мне кажется, что невозможно предъявить более трудного для философа — последователя Стратона возражения, чем то, что причина, лишенная познания, не могла создать мир, где существуют прекрасный порядок, столь точное устройство и столь справедливые и устойчивые законы движения. Ведь если самый жалкий дом никогда не возводился без причины, которая до его возведения обладала идеей данного дома и которая управляла работой по строительству такого дома сообразно этой идее, то как же возможно, чтобы тело человека было создано причиной, лишенной всякого понимания, или чтобы мир, произвести который несравненно труднее, чем тела животных, был произведен неодушевленной природой, не знающей даже, обладает ли она соответствующей силой? Как же возможно, чтобы она могла руководить этими своими силами? Достаточно задать последователям Стратона такой вопрос, чтобы они почувствовали, что их теория непостижима, что она приводит к бессмыслице. У них может остаться лишь то утешение, что они приведут к тому же состоянию своих противников.

Сторонники взглядов Стратона не добьются этого, утверждая, что никакая мыслящая причина не произ- водит человеческого тела. Ведь если согласиться с ними, что ни душа отца, ни душа матери, ни душа их ребенка не создают утробного зародыша, то можно им ответить, что сам бог создает его или использует для его создания какого-нибудь духа. Любой иной ответ был бы благоприятен для последователей Стратона. Лишь этот ответ заставил бы их замолчать. Им в этом случае не осталось бы ничего лучшего, как прибегнуть к женским силам (vertus), пластическим способностям и другим подобным причинам, не сознающим, что они совершают. Но если предположение о духе, которому поручено создавать животных, очень хорошо отражает первое нападение, оно вместе с тем способно лишь ускорить ход великого спора, поскольку последователи Стратона не упустили бы возможности обнаружить, что необходимо обратиться прямо к первосуществу, к первоначалу, указываемому другими школами. Заставим наших последователей Стратона спорить со стоиками и предположим, что они заявят стоикам следующее.

Вы признаете два начала всех вещей — бога и материю: бога — как активное начало, материю — как начало пассивное. Бог, согласно вашему воззрению, есть вечный и всегда живой огонь. Он, следовательно, представляет собой совокупность очень подвижных корпускул, ибо такова сущность огня. Невозможно, чтобы нечто, составленное из различных движущихся телесных частиц, существовало без определенного расположения и определенной степени движения в этих частицах. Вещь, рассматриваемая вообще и лишенная каких бы то ни было индивидуальных ограничений, вполне может существовать объективно в нашем уме, но не может существовать реально вне нашего ума. Необходимо, чтобы все существующее реально вне нашего ума было именно этим или тем. Если это движущееся тело, то каждая его часть должна быть оформлена и расположена определенным образом, а также наделена определенной степенью движения, именно этой, а не какой-то другой. Вы, следовательно, должны признать, что огненные корпускулы, образующие природу бога, вечно обладают определенным расположением и опре- деленным количеством движения, отличающимся от любого другого возможного расположения и количества движения. Скажите, пожалуйста, от чего зависит именно это расположение и эта особая степень движения? Были ли они избраны мыслящей причиной, которая предпочла их всякому другому возможному расположению и количеству движения, существом, знающим, что оно делает и почему оно так делает? Вы этого сказать не можете, ибо это означало бы признание того, что бог произведен предшествующей ему причиной, что он не есть несотворимое существо, что он не есть первоначальная действующая причина всех вещей.

Вот что могли сказать ученики Стратона стоикам. Вы доставите мне большое удовольствие, прислав мне убедительное возражение против всего этого.

Другие школы философов ие в меньшей степени, чем стоики, могли испытать на себе действие их собственного довода, обращенного против них. Только христианские философы, и в особенности картезианцы, в состоянии разбить наголову школу Стратона 343, не опасаясь, что против них обратят их собственное рассуждение. Легко понять, что все, кто приписывает богу телесную природу, будут иметь дело с аргументом ad hominem, который я выдвинул против стоиков. Что же касается тех, кто считает, что бог есть душа или ум материи, то и они не могут избежать того, чтобы их доводы были обращены против них самих. Ведь в конце концов эта душа составлена из частей, каждая из которых обладает особыми силами и способностями; этих сил и способностей бог им не дал посредством свободного акта своей воли. Необходимое и вечное существо не обладает волей раньше, чем другими своими атрибутами. Оно одновременно обладает и силой, п умом, и мудростью, п актами воли. Следовательно, если бы душа мира была богом, она вечно обладала бы всеми особенностями, какие ей присущи. Она обладала бы ими так, что никакая другая, предшествующая ей причина не упорядочивала и не распределяла бы их посредством свободного выбора и руководства, н так, что она сама в качестве ума тоже не могла бы таким образом ими распорядиться. Может быть, вы думаете, что платоник, приписывающий богу бестелесную природу, легко поставил бы в тупик последователей Стратона. Не очень-то надейтесь на это, ибо, во-первых, учение Платона о божестве не одно и то же в различных его произведениях. В этих произведениях содержится столько положений, опровергающих одно другое, что неизвестно, чего же держаться. Во-вторых, произведения Платона суть не что иное, как сплетение произвольных предположений, которые он излагает тоном учителя, ничего не доказывая. В-третьих, Платон выражается так туманно, что отталкивает всех, кто ищет лишь света. Цицерон, который в других отношениях столь восхищается Платоном, не пожелал хотя бы в какой-то мере исследовать его теорию о природе бога. В-четвертых, Стратон мог задать платоникам вопрос: верно лн, что вы признаете вечные идеи, отделенные от субстанции бога? Если это верно, то вы должны признать либо что такие идеи существуют лишь благодаря самим себе, либо что бог произвел их в качестве копий подлинных идей, не отделенных от субстанции бога. Если они существуют лишь благодаря самим себе, то это объекты, которые, не завися ни от какой причины 344, одаренной жизнью и способностью руководить, имеют каждый свои собственные свойства; одна из этих идей представляет человека, другая — лошадь и т. д. Откуда могло прийти к ним это свойство, определенное именно так, а не иначе, откуда могли произойти их различия, их взаимоотношения, их соподчинение, если бы было верно, как вы утверждаете, что никакая бессознательная причина не способна произвести что-нибудь такое, в чем есть соразмерность и стремление к определенной цели? Если же эти идеи суть лишь копии первоначальных идей, теснейшим образом соединенных в субстанции бога, то это затруднение вновь возникнет в отношении первоначальных идей. Каждая из них имеет собственные свойства, между ними существуют взаимоотношения и субординация. Где правило, которому все это подчинено? Оно не пребывает ни в воле бога (ибо он знает вещи не посредством свободного выбора, а в силу необходимости природы), ни в его разуме, не обладающем никакой свободой выбирать познание этого, а не другого, познавать таким, а не другим способом.

Учение Аристотеля о природе бога представляет собой такое стечение различных вариаций и неясностей, что до сих пор все еще спорят 345, безбожно ли оно или нет. Есть знающие люди, которые считают 346, что это учение проложило путь атеизму Стратона. Оно, следовательно, вовсе не было пригодно для обращения последователей Стратона в истинную веру, и вы доставите мне превеликое удовольствие, показав, что учению Аристотеля нечего было опасаться, что против него обратят его собственные доводы против последователей Стратона...