А. Е. Брушлинский СУБЪЕКТНО-ДЕЯТЕЛЬНОСТНАЯ КОНЦЕПЦИЯ С.Л.РУБИНШТЕЙНА (20—30-е годы)

С.Л.Рубинштейн (1889—1960) вошел в историю прежде всего как выдающийся психолог и философ, ме тодолог и теоретик, все научные труды которого представляют собой органическое единство философски фундированной теории, эксперимента и педагогической практики.

Идущая от философии проблема субъекта и его активности (деятельности, общения, созерцания и т.д.) наиболее систематически и последовательно разработана и разрабатывается в психологии главным образом на методологической основе субъектно-деятельностного подхода. Он восходит прежде всего к известной статье С.Л.Рубинштейна «Принцип творческой самодеятельности», впервые опубликованной в Одессе в 1922 г.435.

В 1994 г. впервые напечатана очень близка по содержанию к этой статье 1922 г. рубинштейновская рукопись 1917 — 18 гг.436. В данной работе 28-летний Рубинштейн анализирует достижения и недостатки неокантианской философии в той ее версии, которая была создана главой Марбургской школы Г.Когеном (1842 — 1918), и развивает ряд своих идей о субъекте, его деятельности и т.д. Рубинштейн очень хорошо знал и глубоко уважал Когена как одного из своих учителей в период учебы в Марбургском университете и как одного из референтов (оппонентов?) во время защиты докторской диссертации (см. дальше). Уже тогда Рубинштейн начал прокладывать свой оригинальный путь в науке и, с благодарностью переняв у Г. Когена и П.Наторпа высокую философскую культуру, он не стал их правоверным учеником-неокантианцем437.

В этой своей рукописи 1917—18 гг. Рубинштейн не соглашается прежде всего со следующей основной идеей идущего от Платона и Канта когеновского идеализма: «познание становится prius'oM [первым, первичным, предшествующим — А.Б.] в объективно-логическом смысле, и бытие оказывается производной функцией познания»438. Если для Когена «бытие покоится не в самом себе», поскольку «мысль создает основу бытия», то для Рубинштейна никакой конечный комплекс понятий и определений не может исчерпать бытие. «Оно есть бесконечное Нечто, таящее в себе никаким конечным комплексом определений не исчерпаемую содержательность, которая поэтому полагает бескон'ечный процесс познания, т.е. бесконечную систему знания». Рубинштейн категорически возражает против исходного фундаментального положения идеализма о том, что «бытие не существует, а полагается мыслью», что «мысли ничего не может быть дано, мысль сама порождает все свое содержание, содержание бытия». Вместе с тем он отвергает и материализм, который «совершил уже свое опустошительное шествие», а также другую, «более утонченную форму натурализма» — психологизм439.

Отмечу еще принципиально важную трактовку Рубинштейном социальной сущности человека и его деятельности. Развивая дальше некоторые идеи Когена н ходе своего исследования данной проблемы с позиций этики, Рубинштейн писал: «Этический субъект самоопределяется, и, самоопределяясь, он впервые самоосуществляется в своих деяниях. Но этическое деяние человека предполагает другого человека как другой этический субъект (другого этического субъекта? — А.Б.). Потому что этическое деяние существует только в отношении к человеку как личности, в отношении к вещи есть лишь действие, есть лишь какой-нибудь физический или пси хический акт, но не деяние. Деяние есть лишь в отношс нии человека к человеку, и в отношении человека к человеку есть только деяние... Самоопределение делает аб солютно очевидным, что этический субъект не есть изо лированный индивидуум, это был бы абстрактный инди видуум, т.е. абстракция, а не индивидуум. Я не сущест вую без другого; я и другой сопринадлежны...»440.

Всю эту систему идей о субъекте и его деяниях Ру бинштейн развивает дальше в своей вышеупомянутой статье 1922 г. В целом общая исходная позиция автора такова: существует «объективное бытие, некоторое само стоятельное целое», относительно завершенное и имею щее «в себе обоснованное существование». Задача науки состоит в том, чтобы познать бытие — «познать то, что есть, так, как оно есть». С этих позиций в статье крити куется «общая схема» идеализма, который превращает бытие только в содержание сознания, мир — только к «мое» представление.

На такой основе Рубинштейн раскрывает сложнейшую диалектику объективного и субъективного, т.е. одну из главных характеристик деятельности (прежде всего познавательной). По его мнению, необходимо, но недостаточно ограничиваться слишком общим утверждением, что объективность знания состоит в независимости его предмета от познания. Он показывает, что в «реалистической» философской системе (т.е. по существу в метафизическом материализме), например у Д.Локка, это общее утверждение ошибочно конкретизируется через соотношение вторичных (субъективных) и первичных качеств, поскольку лишь первичные относятся к объективному бытию. Рубинштейн справедливо критикует подобные неверные точки зрения за то, что они устанавливают как бы «обратную пропорциональность» между субъективным и объективным в познавательной деятельности субъекта: чем больше сфера познаваемого содержания (например, вторичные качества) обнаруживает свою зависимость от познающего субъекта, тем дальше соответственно этому отодвигается сфера объективного бытия.

В данном отношении особенно резкой критики, по мнению Рубинштейна, заслуживает позитивизм, доводящий до предела вышеуказанную обратную пропорциональную зависимость. С точки зрения позитивиста (и в частности, эмпирика), объективным может быть лишь то, что дано непосредственно, т.е. помимо познавательной деятельности субъекта, которая тем самым как бы стремится к нулю (если же знание получено в результате такой деятельности, оно признается лишь субъективным и потому неадекватным). Очень отчетливо эта позитивистская трактовка объективности выступает на примере чувственного познания. Последнее ошибочно характеризуется как чистая рецептивность, т.е. полная пассивность и антипод (отрицание) деятельности. В итоге деятельность вовсе изгоняется из познания, поскольку она, будучи всегда субъективной (т.е. осуществляемой только субъектом), якобы лишь искажает объективность знания. Но тогда неизбежен конфликт между объективностью знания и творческой самодеятельностью субъекта. Разрешение данного конфликта и является главной задачей статьи.

Таким образом, критикуя и преодолевая локковскую, позитивистскую, а затем также и кантовскую теории, Рубинштейн показывает, что все они в той или иной степе- ни пытаются реализовать общий критерий объективности познания, но делают это неадекватно, поскольку не учи тывают подлинной диалектики объективного и субъек тивного, характеризующей любую деятельность субъек та. Иначе говоря, Рубинштейн возражает здесь не вооб ще против вышеуказанного критерия объективности зна ния, а только против ошибочных трактовок этого крите рия. Например, он справедливо критикует И.Канта за то, что для него данный критерий выступает лишь как негативный и чисто внешний — без учета сложнейших содержательных соотношений между субъектом и объек том, раскрываемых в ходе деятельности даже на уровне чувственности, не являющейся тем самым пассивной ре цептивностью. Особенно важна и до сих пор весьма ак туальна критика Рубинштейном известного кантовского положения о том, что «связь — единственное из пред ставлений, которое не может быть дано объектом» Автор преодолевает это неверное положение Канта, про тивопоставляя ему иное, — правда, как он сам пишет, еще довольно абстрактное — понимание объективности: объективность какого-либо комплекса содержаний долж на определяться взаимоотношениями элементов того же комплекса, тем самым завершенного в своем собственном содержании. Иначе говоря, элементы его содержания не являются внешними друг для друга; напротив: они вклю чаются друг в друга и отношения, существенные для данного объекта, не находятся вне него (вопреки Канту).

На этой основе Рубинштейн стремится преодолеть справедливо критикуемый им конфликт между объективностью знания и творческой самодеятельностью субъек та. По его мнению, между ними нет антагонизма: объективность не только не исключает, а, наоборот, предполагает творческую самодеятельность, поскольку объективное знание не должно быть пассивным созерцанием непосредственной данности; оно является конструктивным, т.е. конструируется, создается, формируется в ходе творческой самодеятельности. Тем самым между объективным и субъективным намечается как бы «прямая (а не обратная) пропорциональность»: чем более активен в своей деятельности субъект, тем более объективным становится конструируемое им знание об объекте. Рубинштейн тоже ратует за «объективизм», который познает «то, что есть, так, как оно есть», но он не отождествляет его с пассивизмом, который «приемлет то, что дано, так, как оно дано».

Всю эту сложнейшую проблематику Рубинштейн разработал намного более глубоко, детально и четко в своих последующих рукописях, статьях и книгах, и прежде всего в обеих своих философских монографиях «Бытие и сознание» (1957) и «Человек и мир» (1973), где были наиболее строго и точно соотнесены друг с другом онтологический (бытие) и гносеологический (объект) аспекты проблемы. По Рубинштейну, Бытие существует и независимо от субъекта, но в качестве объекта оно соотносительно с субъектом. Вещи, существующие независимо от субъекта, становятся объектами по мере того, как субъект вступает в связь с вещью и она выступает в процессе познания и действия как вещь для нас.

Зародышем всей этой философско-психологической концепции и является статья 1922 г. В конце статьи Рубинштейн раскрывает уже совсем общее понимание деятельности (не только познавательной) в соотношении с личностью и дает первую формулировку своего будущего принципа единства сознания и деятельности, вообще субъектно-деятельностного подхода: «Итак, субъект в своих деяниях, в актах своей творческой самодеятельности не только обнаруживается и проявляется; он в них созидается и определяется. Поэтому тем, что он делает, можно определять то, что он есть: направлением его деятельности можно определять и формировать его самого. На этом только зиждется возможность педагогики, по крайней мере, педагогики в большом стиле»441. В процитированной весьма сжатой формулировке явственно содержится уже зрелый зародыш всей будущей теории Рубинштейна, которую он неотступно разрабатывал на протяжении последующих почти 40 лет. Главная идея этой теории состоит в том, что человек и его психика формируются, развиваются и проявляются в деятельности. По мнению Рубинштейна, деятельность характеризуется прежде всего следующими особенностями: 1) это всегда деятельность субъекта (т.е. человека, а не животного и не машины), точнее, субъектов, осуществляющих совместную деятельность; 2) деятельность есть взаимодействие субъекта с объектом, т.е. она необходимо является предметной, содержательной; 3) она всегда творческая и 4) самостоятельная. Отметим пока очень кратко, что самостоятельность здесь вовсе не противосто ит совместности. Напротив, именно в совместной дея тельности реализуется ее самостоятельность. Рубинштейн уже в этой статье 1922 г. исходит из того, что, например, учение есть совместное исследование, проводимое учите лем и учениками.

Лишь при таком широком и многостороннем подходе к деятельности можно раскрыть ее формирующую, сози дательную роль в развитии человека. «В творчестве со зидается и сам творец, — подчеркивает Рубинштейн. - Есть только один путь — если есть путь — для создания большой личности: большая работа над большим творе ниєм. Личность тем значительнее, чем больше ее сфера действия, тот мир, в котором она живет...»1.

Для того чтобы правильно понять и оценить все нова торство и глубину этой зарождающейся .философско-пси хологической концепции Рубинштейна, необходимо хотя бы кратко раскрыть тот общий исторический контекст, в котором она проходила первую стадию своего становления. Известно, что проблема деятельности как специфической активности, присущей лишь человеку, впервые глубоко и систематически была поставлена и разработана в немецкой классической философии от Канта до Гегеля. Особенно значительна в данном отношении заслуга Гегеля, который начал раскрывать сущность труда (т.е. важнейшего вида деятельности) и пришел к пониманию человека как результата его собственного труда. Однако в системе гегелевской философии человек выступает, как известно, лишь в виде духа или самосознания. Гегель исходит из «чистого» мышления, «чистого» сознания, т.е. природа и весь предметный мир, порождаемый человеческой деятельностью, являются отчуждением этого духа. Такова суть объективного идеализма. Иначе говоря, согласно идеализму, человек начинает с «чистой деятельности», определяемой лишь чисто духовным субъектом — безотносительно к материальному объекту. Эта идеалистическая трактовка деятельности неприемлема для Рубинштейна. В статье 1922 г. он продолжает критику идеалистической (спиритуалистической) теории деятельности. В частности, он отмечает, что большие исторические религии понимали и умели ценить определяющую, формирующую роль действий и вообще деятельности. Как известно, религиозный культ и есть попытка породить у верующих соответствующее умонастроение именно путем организации ритуальных действий. Однако все подобные действия, призванные служить проводниками божественного воздействия на человека, «могли быть лишь символическими актами: как деяния они были чисто фиктивны», отмечает Рубинштейн. В противоположность этому, справедливо критикуемому им пониманию деятельности как чисто фиктивной активности, он ратует за реальную, жизненно значимую, подлинную деятельность, в ходе которой человек формируется и развивается как реально действующий субъект. Этим обусловливается подход Рубинштейна к воспитанию и самовоспитанию людей: «Организацией не символизирующих и уподобляющих, а реальных, творческих деяний определять образ человека — вот путь и такова задача педагогики»442.

Процитированное положение Рубинштейна имеет огромное принципиальное значение. Прекрасно понимая, что символические акты и вообще символы и знаки играют, конечно, очень большую роль в жизни людей, он вместе с тем сразу же выступает против абсолютизации этой роли. Главное для него — не сами по себе символы и знаки, а именно реальная деятельность субъекта (разумеется, создающего и использующего эти символические средства в своей деятельности).

Представленный в статье 1922 г. (и отчасти в предшествующей рукописи 1917 — 1918 гг.) принцип творческой самодеятельности (зародыш будущего субъектно-дея- тельного подхода) Рубинштейн продолжает разрабатывать прежде всего с учетом сильных и слабых сторон немецкой классической философии. Детальный анализ гегелевской философии — во многом критический — Рубинштейн осуществил в своей докторской диссертации443, защищенной в Марбурге в 1913 г. Философская система Гегеля не оказала существенного влияния на развитие психологической науки, однако глубоко разработанная им проблематика деятельности начинает проникать в 20 30-е годы нашего столетия в эту науку через учение К.Маркса, который на основе созданной им принципи ально новой философии преобразовал всю названную проблематику.

Свою философскую систему Маркс создавал в про цессе все более глубокого позитивного преодоления ос новных изъянов и идеализма, и материализма, одновре менно развивая их достижения. В «Тезисах о Фейерба хе» (1845) он писал: «Главный недостаток всего предше ствовавшего материализма (включая и фейербаховский) заключается в том, что предмет, действительность, чувст венность берется только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как чувственно-человеческая деятель ность, практика; не субъективно. Поэтому деятельная сторона, в противоположность материализму, развива лась абстрактно идеализмом, который, конечно, не знает действительной, чувстственной деятельности как тако вой»444. Отсюда закономерно вытекает по-прежнему пер спективный, принципиально важный (и для психологии) вывод Маркса о важнейшей роли практической (и теоретической) деятельности в формировании, самоизмене нии, саморазвитии человека и его психики.

Однако становление этого принципа деятельности н качестве исходной основы нового направления в разви тии психологической науки очень сильно осложнилось историческими и социально-политическими условиями, значительно и весьма сурово повлиявшими на судьбы многих (прежде всего гуманитарно-общественных) наук. После 1917 г. в России и затем в ряде других стран учение Маркса было превращено в государственную идеологию и даже своеобразную «религию», предельно догматизировано и во многом извращено.

После октябрьского переворота 1917 г. и окончания гражданской войны часть советских психологов, по-видимому, искренне или, напротив, под влиянием политической конъюнктуры пыталась разрабатывать психологическую науку с позиций философии Маркса.

Например, К.Н.Корнилов выдвинул в качестве марксистской психологии свое учение о реакциях («реактологию»), обобщающее его экспериментальные исследования, начатые еще до революции. Оно представляло собой эклектический синтез интроспективной концепции сознания и бихевиористской трактовки поведения человека как совокупности реакций, осуществленный в основном в рамках механистической поведенческой теории.

Иную позицию с самого начала занимал Рубинштейн. Еще до революции он хорошо знал «Капитал» и некоторые другие работы Маркса и его последователей (в частности, по своим беседам с Г.В.Плехановым, жившим тогда в Швейцарии). В своих рукописях на рубеже 10-х — 20-х годов Рубинштейн учитывал и анализировал некоторые философские идеи Маркса, однако в своих немногочисленных печатных работах 20-х годов он нигде не цитирует Маркса, поскольку не видит достаточной идейной близости между его целостной философской позицией и своей общей точкой зрения. Даже в вышеупомянутой статье «Принцип творческой самодеятельности» (1922 г.), где намечается оригинальная трактовка субъекта и его деятельности, Рубинштейн в силу тех же причин не делает ссылок на Маркса, хотя они очень помогли бы тогда в конъюнктурно-прагматическом смысле.

Положение существенно изменилось, когда в 1927 — 1932 гг. впервые были опубликованы «Экономическо- философские рукописи 1844 г.», в которых отчетливо и очень подробно (в отличие от «Капитала») Маркс раскрывает свое отношение к философской системе Гегеля, свой подход к проблеме человека и его деятельности. Здесь же наиболее полно представлена и система его высказываний о психологии. Теперь Рубинштейн, будучи высококвалифицированным философом и психологом, увидел определенную идейную близость между своими и марксовыми воззрениями на сильные и слабые стороны немецкой классической философии, на проблемы субъекта и его изначально практической деятельности, на историческое развитие человеческой психики и т.д.

Поэтому в своей знаменитой статье «Проблемы психологии в трудах К.Маркса» (1933 — 1934 гг.) и в «Основах психологии» (1935 г.) Рубинштейн не конъюнктурно, а искренне, научно и аргументированно использу- ет и оригинально развивает по-новому открывшуюся тс перь марксову философию для углубления и дальнейшей разработки своего субъектно-деятельностного подхода, предложенного в статье 1922 г. и в рукописи 1917 —18 гг.

Анализируя философские произведения Маркса, Ру бииштейн выделяет в них, принимает и использует для развития своей концепции в первую очередь те фунда ментальные положения, которые раскрывают диалектику взаимодействия субъекта с объектом — прежде всего диалектику изначально практической деятельности людей. Последняя выступает для Маркса как опредмечи вание субъекта, т.е. как процесс объективирования, объективного выявления и раскрытия сущностных сил чело века.

Фундаментальная идея молодого Маркса о том, что, объективируясь, проявляясь в продуктах своей деятельности, формируя их, человек вместе с тем формирует, развивает, а отчасти впервые порождает и самого себя, свое сознание и вообще психику, особенно близка Рубинштейну. Она наиболее созвучна его статье 1922 г., в которой он, еще не зная ранних работ Маркса, резко критиковал широко распространенное, закрепленное Кантом, но одностороннее понимание деятельности, согласно которому «субъект лишь проявляется в своих деяниях, а не ими также сам создается». При таком неверном понимании получается, что человек и его способности существуют уже как готовые и данные до и независимо от его деятельности, в которой они якобы только обнаруживаются. В отличие от этого Рубинштейн уже в 1922 г., развивая свой принцип деятельности, специально подчеркивает, что человек и его психика именно формируются в процессе большой работы над большим творением. Деятельность может быть только деятельностью субъекта, и все формирующиеся в ней психический свойства и процессы являются неотъемлемыми качествами лишь целостного индивида. В данном отношении Рубинштейн также почувствовал свою идейную близость к марксовой философии, когда в статье 1934 г. он выделяет у Маркса и использует прежде всего фундаментальное и хорошо теперь известное положение о том, что все психические процессы или функции человека есть «органы его индивидуальности» как целостного субъекта. По Марксу, «человек присваивает себе свою всестороннюю сущность всесторонним образом, т.е. как целостный человек»445. Опираясь на эти очень верные и важные для психологии идеи Маркса, Рубинштейн развивает дальше свои прежние положения о единстве и целостности личности, восходящие к его статье 1922 г. Он подчеркивает, что психология «не может быть, таким образом, сведена к анализу отчужденных от личности, обезличенных процессов и функций»446. Различные формы психики и сознания развиваются не сами по себе — в порядке автогенеза, а только как атрибуты или функции того реального целого, которому они принадлежат, т.е. личности как субъекта. Вне личности трактовка сознания могла бы быть лишь идеалистической (спиритуалистической). Вопреки Гегелю субъект, личность не сводится к сознанию или самосознанию, однако сознание и самосознание весьма существенны для личности.

С этих позиций Рубинштейн реализует в психологии основной для марксистской концепции тезис, согласно которому сознание человека есть общественный продукт и вся его психика социально обусловлена. Деятельност- ный, точнее, личностный подход в психологии представляет собой конкретизацию всеобщего принципа социальности человека и его психики. Данную мысль Рубинштейн формулирует с предельной ясностью и отчетливостью: «Общественные отношения — это отношения, в которые вступают не отдельные органы чувств или психические процессы, а человек, личность. Определяющее влияние общественных отношений труда на формирование психики осуществляется лишь опосредствованно через личность»447. С позиций рубинштейновского варианта деятельност- ного подхода по-новому разрабатываются прежде всего психологические проблемы личности и ее жизненного пути. Любая деятельность человека исходит от него как личности, как субъекта этой деятельности. Именно в деятельности личность и формируется и проявляется. Будучи в качестве субъекта деятельности ее предпосылкой, она выступает вместе с тем и ее результатом. Единство деятельности, объединяющей многообразные действия и поступки, состоит в единстве ее исходных мотивов и ко нечных целей, которые являются мотивами и целями личности. Поэтому изучение психологической стороны деятельности есть изучение психологии личности н ходе ее деятельности. Тем самым деятельностный принцип и личностный подход в психологии — это не два разных принципа, а один, поскольку деятельностный подход сразу же выступает как личностный, как субъектный (деятельность, изначально практическая, осуществляется только субъектом — личностью, группой людей и т.д., а не животным и не машиной). Тот факт, что пси хические процессы человека суть проявления его личности, выражается прежде всего в том, что «они у человека не остаются только процессами, совершающимися само теком, а превращаются в сознательно регулируемые действия или операции, которыми личность как бы овладевает и которые она направляет на разрешение встающих перед ней в жизни задач»448. Например, непроизвольное запечатление развивается в сознательно регулируемую деятельность заучивания.

В ходе психологического исследования субъект и его деятельность конкретизируются для Рубинштейна прежде всего как личность, осуществляющая ту или иную деятельность (учебную, игровую, трудовую и т.д.) и формирующаяся в ней. Функционирование и развитие восприятия, мышления, речи и т.д. происходят только в ходе всего психического развития личности и вне него не могут быть правильно поняты. Применительно к человеку все в целом «психологическое развитие является качественно специфическим компонентом общего развития личности, определяемого совокупностью реальных конкретно-исторических отношений, в которые включен человек»449. Таков, по Рубинштейну, исходный пункт психологического изучения личности и ее деятельности.

Деятельность в строгом смысле слова присуща только человеку (но не животному). Отношение людей к условиям жизни — принципиально иное, чем у животных, поскольку эти условия не даны человеку природой в готовом виде. В ходе всей своей истории человек сам создает их своей деятельностью, изменяющей природу и общество. Иначе говоря, изначально практическая дея- тельность, производящая материальные продукты, всегда есть целенаправленное воздействие, изменение, преобразование людьми окружающей действительности в ходе взаимодействия субъекта с материальным объектом.

Свое понимание единства психики и деятельности Рубинштейн детально и систематически начал раскрывать уже в 1935 г. в монографии «Основы психологии». На всех этапах жизни человека психические свойства не только проявляются, но и формируются в деятельности. В самом педагогическом процессе так же, как в работе на производстве, они формируются и развиваются.

Практическое действие — исключительно мощное средство формирования мышления (наглядного, теоретического и т.д.). У ребенка «действие поэтому как бы несет мышление на проникающем в объективную действительность острие своем. На поле действия сосредоточивается первично самый освещенный, наиболее интел- лектуализированный участок сознания»450.

Одним из важнейших результатов исследований, проведенных в 30-е гг., является детально разработанная Рубинштейном, а затем и Леонтьевым философско-психологическая схема анализа деятельности по ее главным компонентам (цели, мотивы, действия, операции и т.д.). Сейчас она широко применяется и совершенствуется (иногда критикуется) психологами, философами, социологами и т.д.

В монографии «Основы психологии» Рубинштейн систематизировал свои первые важнейшие достижения в реализации деятельностного принципа. Прежде всего в самой деятельности субъекта им были выявлены ее психологически существенные компоненты и конкретные взаимосвязи между ними. Таковы, в частности, действие (в отличие от реакции и движения), операция и поступок в их соотношении с целью, мотивом и условиями деятельности субъекта. Любой из этих актов деятельности не может быть психологически однозначно определен вне своего отношения к психике. Например, одни и те же движения могут означать различные действия и поступки, и наоборот, различные движения могут выражать один и тот же поступок.

Поведение человека не сводится к совокупности ре акций; оно включает в себя систему более или менее сознательных действий и поступков. По Рубинштейну, действие отличается от реакции иным отношением к объекту. Для реакции предмет есть лишь раздражитель, т.е. внешняя причина или толчок, ее вызывающий. И отличие от реакции действие — это акт деятельности, который направлен не на раздражитель, а на объект. Отношение к объекту выступает для субъекта именно как отношение (хотя бы отчасти осознанное) и потому специфическим образом регулирует всю деятельность.

Действие отлично не только от реакции, но и от по ступка, что определяется прежде всего иным отношени ем к субъекту. Действие становится поступком по мере того, как оно начинает регулироваться более или менее осознаваемыми общественными отношениями к действу ющему субъекту и к другим людям как субъектам, и и частности по мере того, как формируется самосознание

Всю эту систему своих идей Рубинштейн очень де тально разработал затем в 1940 г. в первом издании «Основ общей психологии». Здесь уже более конкретно раскрывается диалектика деятельности, действий и one раций в их отношениях прежде всего к целям и моти вам. Цели и мотивы характеризуют и деятельность н целом, и систему входящих в нее действий, но харак теризуют по-разному. Единство деятельности выступает в первую очередь как единство целей ее субъекта и тех его мотивов, из которых она исходит. Мотивы и цели деятельности — в отличие от таковых у отдельных действий — носят обычно интегрированный характер, выражая общую направленность личности. Это исходные мотивы и конечные цели. На различных этапах они порождают разные частные мотивы и цели, характеризующие те или иные действия. Мотив человеческих действий может быть связан с их целью, поскольку мотивом является побуждение или стремление ее достигнуть. Но мотив может отделиться от цели и переместиться 1) на самое деятельность (как бывает в игре) и 2) на один из результатов деятельности. Во втором случае побочный результат действий становится их целью.

Например, выполняя то или иное дело, человек может видеть свою цель не в том, чтобы сделать именно данное дело, а в том, чтобы посредством этого проявить себя и получить общественное признание. Результат, со- ставляющий цель действия, при различных условиях должен и может достигаться соответственно различными способами или средствами. Такими средствами являются прежде всего операции, входящие в состав действия (на этой основе проведено существенное различие между действием и операцией). Поскольку действие приводит к результату — к своей цели в разных изменяющихся условиях, оно становится решением задач, т.е. более или менее сложным интеллектуальным актом.

Все, что человек делает, всегда имеет определенный общественный эффект: через воздействие на вещи человек воздействует на людей. Поэтому действие становится поступком прежде всего тогда, когда оно осознается самим субъектом как общественный акт, выражающий отношение человека к другим людям.

Так, в общем итоге уже в 1935-1940 гг. выступает внутри деятельности субъекта сложное соотношение ее разноплановых компонентов: движение — действие — операция — поступок в их взаимосвязях с целями, мотивами и условиями деятельности. В центре всех этих разноуровневых взаимоотношений находится действие. Именно оно и является, по мнению Рубинштейна, исходной «клеточкой», «единицей», «ячейкой» психологии. Признание действия основной «клеточкой» психологии человека не означает, что действие признается предметом психологии. Психология не изучает действие в целом, и она изучает не только действие. Признание действия основной «клеточкой» психологии означает, что в действии психологический анализ может вскрыть зачатки всех элементов психологии, т.е. зачатки у человека его побуждений, мотивов, способностей и т.д.

Этот психологический анализ деятельности и ее компонентов (действий, операций и т.д.) был потом продолжен в 1946 г. во втором, дополненном издании «Основ общей психологии». Разрабатывая дальше свою прежнюю общую схему соотнесения действий, операций и т.д., Рубинштейн, в частности, писал: «Поскольку в различных условиях цель должна и может быть достигнута различными способами (операциями) или путями (методами), действие превращается в разрешение задачи»451. И здесь Рубинштейн сделал ссылку на работы Ле- онтьева: «Вопросы строения действия специально изуча ются А.Н.Леонтьевым».

В 40-е и последующие годы Леонтьев опубликовал ряд своих статей452 и книг, в которых обобщенно пред ставлена его точка зрения на соотношение деятельное ти — действия — операции в связи с мотивом — целью условиями. Это прежде всего его «Очерк развития пси хи&и> (1947), затем «Проблемы развития психики» (1959) и, наконец, «Деятельность, сознание, личность» (1975).

В теории Леонтьева понятие деятельности жестко со относится с понятием мотива, а понятие действия — < понятием цели. На наш взгляд, более перспективна другая, не столь жесткая схема, которая выражает связь мотивов и целей и с деятельностью, и с действия ми, но в первом случае это более общие мотивы и цели, а во втором — более частные. Впрочем, иногда Леон тьев тоже расчленяет цели на общие и частные и тогда лишь вторые из них (но не первые) непосредственно соотносит с действиями. Тем самым в данном пункте намечается определенное сближение позиций Рубинш тейна и Леонтьева. Вместе с тем между ними сохраняются и существенные различия — прежде всего в трактовке субъекта и его мотивов453. Кроме того, Рубинштейн все время подчеркивает принципиально важную роль поступка.

В целом эта общая схема соотнесения деятельности, действий, операций в их связях с мотивами, целями и условиями является важным этапом в развитии всей психологии. Не случайно оно до сих пор широко используется рядом авторов. Вместе с тем нередко данная схема, разработанная Рубинштейном и Леонтьевым, рассматривается как чуть ли не главное достижение советской психологии в изучении всей проблематики деятельности. На наш взгляд, это, конечно, не так. В указанной проблематике наиболее существенным для психологии является вовсе не вышеупомянутая общая схема (которую поэтому не нужно канонизировать). Наиболее существенное состоит в том, что с помощью категории субъекта и его деятельности впервые удалось глубоко раскрыть неразрывную связь человека с миром и понять психическое как изначально включенное в эту фундаментальную взаимосвязь.