1. ОСЕДЛОЕ ЗЕМЛЕДЕЛИЕ

Северная Аравия область с засушливым субтропическим климатом и преобладанием степных и пустынных ландшафтов. Большая часть ее территории занята пустынями и полупустынями: Руб аль-Хали па юге, Сирийская пустыня на севере, лавовые поля харра на западе, каменистая Хеджера на востоке, Дахна, Большой, Малый и ряд безымянных песчаных нефудов, вклинивающихся в центральноаравийское плато.

Недостаток и нерегулярность осадков ставят земледелие в непосредственную зависимость от возможностей водоснабжения.

Единственная область, богатая водой,— это оазисы Аль-Хасы: Хуфуф и Мубаррак. Подпочвенные воды выносят здесь на поверхность 15 крупных и несколько сот мелких постоянных водных потоков. Большое значение имеет и то обстоятельство, что в Аль-Хасе в ряде случаев воду на поля и в сады можно подавать самотеком, с помощью запруд поднимая уровень

лоды и затем отводя ее в каналы или же в старинные каменные акведуки В оазисе Аль-Джауф, глубокой впадине на границе Сирийской пустыни и большого Нефуда, и в некоторых оазисах Хиджаза также используется естественный выход на поверхность подземных источников, которые здесь, однако, несравненно менее обильны, чем в Аль-Хасе.

Относительно хорошее водоснабжение имеют области Афладж и Хардж в южном Неджде (Ямама древней Аравии). Здесь стекающие со склонов Джебель-Тувейка потоки и приносимые тремя вади (Нисах, Фара и Бирк) дождевые воды создают естественные водоемы, удерживающиеся на протяжении большей части года. Богаты Афладж и Хардж также и подпочвенными водами; на их основе в средние века здесь была создана обширная система подземных каналов — кяризов (ар. хараз, или фаладж, мн. афладж) , от которых область Афладж и получила свое название 72. Однако в противоположность Аль-Хасе, южный Неджд в значительной мере ощущает нерегулярность водоснабжения, связанную с чередованием отдельных дождливых и засушливых лет. Порой водоемы разливаются, создавая настоящие наводнения, порой оскудевают, вызывая опустошения и голод.

Во всех других областях страны на протяжении большей части года ощущается острейшая нехватка воды. Борясь с ней, население тех или иных областей всегда приспосабливалось к местным условиям. Местами старались подольше задержать силевые воды, для чего вади перегораживали каменными запрудами, местами стремились запасти дождевую воду, роя в этих целях пруды и сооружая из камня и глины огромные цистерны (бирка). Но как правило, все это были лишь побочные, вспомогательные средства. Основой водоснабжения подавляющего большинства оазисов страны были колодцы.

Многие колодцы, в том числе самые большие и глубокие, облицованные прочной каменной кладкой, выкопаны в далеком прошлом. Эти колодцы имеют собственные имена, воспеты в фольклоре и славятся как достопримечательность страны. Самый знаменитый из древних колодцев — Аль- Хаддадж в Тайме — имеет свыше 15 м в поперечнике и около 11 м до поверхности воды. Многие путешественники отмечают, что в XIX в. население страны считало рытье таких колодцев не под силу простым смертным и приписывало их сооружение вымершим великанам, героическому древнему племени бану хилаль или же волшебникам, чаще всего — повелителю джиннов царю Соломону.

Старинные колодцы, заброшенные и засыпанные землей, в некоторых областях страны попадались настолько часто, что местные жители предпочитали не рыть новые, а отыскивать и восстанавливать старые. Последнее, впрочем, тоже было делом не легким. В Тайме, например, восстановление засыпанного землей 12-метрового колодца требовало работы трех человек в продолжение 25 дней73.

Вновь вырытые колодцы по большей части не имели каменной облицовки, в результате чего их приходилось часто чистить и ремонтировать. Толь- KO ooi a i ые люди, как, например, касымские купцы-землевладельцы часто облицовывали колодцы песчаником ’

Повсеместно распространенным водоподъемником был гапб в отиель пых областях страны известный также под названиями наира ' мтаккаб суапи и другими, а в Сирии и Месопотамии обычно называемый насба74’ Наиболее детально его описал Валлин. «...Воду достают с помощью гшп>ав- лического приспособления, которым только и пользуются в Неджде и Me- сопотамии. Оно состоит из двух перпендикулярно поставленных колес- большее, над центром колодца, называется аль-махала и через него перекинута толстая веревка ар-риша с привязанным к ней большим бурдюком из целой верблюжьей шкуры; меньшее колесо, цилиндрической формы, укрепленное у самого отверстия колодца, называется ад-даррадж и через него перекинута тонкая веревка, прикрепленная к горловине бурдюка. Концы обеих веревок, из которых более толстая обычно сплетена из полосок кожи молодого верблюда, а вторая — из пальмовых волокон, привязаны к небольшому седлу, укрепленному на горбе верблюда. Последний, двигаясь вниз по наклонной дороге, вытаскивает тяжелый бурдюк. Как только бурдюк вытянут веревкой, перекинутой через аль-махала, он натягивается веревкой, перекинутой через цилиндрическое колесо, и через узкую горловину выливает содержимое в неглубокий каменный бассейн у края колодца. Отсюда по желобам, сделанным из выдолбленных пальмовых стволов, вода поступает в водоем, образующий обширный резервуар в центре сада, а затем по маленьким канавкам подводится... к каждому дереву и каждой грядке в саду» 75.

Описание Валлина дополняется заметками последующих путешественников. В зависимости от размеров колодца в нем устанавливалось обычно от одного до полудюжины гарбов. Исключение представлял огромный Аль- Хаддадж, где было установлено 60 водоподъемников, из которых полсотни всегда находились в работе. Чаще всего гарбы приводились в движение верблюдами; лишь в самых бедных хозяйствах или же при сравнительно небольшой глубине водоемов, как это бывало, например, в Аль-Джауфе, Рияде и Аль-Хасе, в качестве тягловой силы использовались быки, ослы, мулы, или, совсем редко, нечистопородные лошади.

Работа ежедневно велась на протяжении 9—10 месяцев в году, приостанавливаясь только зимой, когда полив производился раз в 10 дней. Верблюд мог находиться на этой тяжелой работе в среднем не более трех месяцев кряду (летом —два, зимой и весной — до четырех), после чего опавший горб указывал на его истощение, и к водоподъемнику приходилось ставить сменное животное. Бесперебойная работа гарба требовала, таким образом, наличия не менее двух сменных верблюдов: в то время как один работал, другой отдыхал на пастбище. Если же было плохо с кормом — соломой, стеблями огородных растений, клевером, толчеными финиковыми косточками, которыми земледельцы кормили раоочий скот, на протяжении года верблюда приходилось менять четыре, а то и пять раз .

Водоподъемник работал по 12—14 часов в сутки, что при 10-метровои глубине колодца и обычной 80-литровой вместимости бурдюков (далъу) ежедневно давало 8—10 тыс. литров воды для полива . Считалось, что

при глубине колодца около 10 м с помощью одного водоподъемника можно оросить около 0,3 га земли К

Значительно менее распространенным было другое приспособление, которым пользовались для подъема воды на небольшую высоту,— из неглубоких колодцев, прудов, потоков. Это был деревянный журавль с противовесом (гаррафа), по словам Валлина, не отличавшийся от египетских ша- дуфов 76. Водоподъемники этого типа имелись в Аль-Хасе, южном Неджде, Тайме, на северо-западе полуострова.

Рис. 1. Водоподъемник-гарб в сел. Каф

Очень редко и, по-видимому, только в Хиджазе встречался водоподъемник сакия, или нория,— большое вертикальное колесо с прикрепленными к его внешнему ободу глиняными сосудами, которое приводилось в движение зубчатой передачей от горизонтального ворота, вращаемого верблюдом, быком или ослом. Валлин встречал сакию в городах красноморского побережья Хиджаза 77, Даути видел и зарисовал ее в Тайме и в Мадаин-Са- лихе, во дворе турецкой крепости \ Юбер — в Табукр 2 Та11

фе, у хозяина-индийца, который только один из всех -ИЗЬе ~ В Таи"

зовался этим сравнительно Усовершенствованным “рис^1°наи?мСа1?ОЛЬ'

Тамизье спросил владельца, почему его соседи не м‘ Когда же колесами, тот ответил, что это 1

вы: приходится умышленно не смазывать шестерни чтобы неради'

издали слышать, в работе лп сакия3. скрежету

Рис. 2. Водоподъемник-сакия в крепости Мадаин-Салих

В какой мере почти полное отсутствие сакии в ирригационной технике северной Аравии являлось показателем ее отсталости по сравнению с соседними арабскими странами? Следует учитывать, что в подавляющем большинстве случаев — при подъеме воды из колодцев, достигавших 10— 12, а -иногда и 20—25 м в глубину,— колесо было попросту неприменимо. Но, с другой стороны, водоподъемное колесо не применялось и там, где к тому представлялись широкие возможности, например, в Аль-Хасе 4, открытые потоки которой позволяли ставить «самоходные», вращаемые напором воды колеса, подобные применявшимся в Сирии. Имеются данные, показывающие, что уже в 70-х годах XIX в. некоторые землевладельцы наиболее развитой в экономическом отношении области внутренней Аравии — Касыма — начали ощущать несовершенство ирригационной техники. Даути рассказывает, что один из касымских купцов-землевладельцев, ведший торговые дела в Ираке, мечтал об артезианском колодце; другой купец-землевладелец даже сделал попытку установить в окрестностях Анайзы механический водоподъемный насос, однако привезенный им специалист-иностранец был изгнан ваххабитами5. 1

Ch. М. Doughty. Указ. соч., т. I, стр. 370, 521. 2

Ch. Huber. Journal..., p. 340. „

3M Tamisier. Voyage en Arabie. Paris, 1840, vol. 1, p. 306.^ В гарое блоки также ne смазывались и даже нарочно «настраивались» па какой-нибудь осооыи, индивидуальный скрип, позволявший владельцу услышать работу своего водоподъемника в шуме соседских гарбов. 4

R. Е. С h e e s m а п. In unknown Arabia. London, 1УЛ>, p. /4, loi, J.

k i e. Указ. соч., стр. 205. 5

Ch. M. Doughty. Указ. соч., т. II, стр. с5оо,

2 У. и. Першид

Наиболее распространенным методом поли.ва был способ, который иногда называют «деляыочньгм». Вводной канал (маска), отходивший от водосборного бассейна, переходил в сеть маленьких канавок (саки), деливших весь культивируемый участок на 'ряд квадратных делянок размером приблизительно 2 м на 2 м; окруженные невысокими земляными валиками, делянки поливались путем затопления. Это позволяло производить- сплошной и выоорочный полив. В некоторых районах с той же целью выборочного полива земляным валиком окольцовывалось каждое дерево в саду

На террасированных горных полях Хиджаза практиковалась древняя система орошения, в свое время применявшаяся арабами и в Андалузии.. В стенках водосборного бассейна делалось три яруса отверстий, от которых три яруса подземных каналов вели к трем ступеням полей. Террасы поливали поочередно, пуская воду в один из каналов, в то время как два других оставались закрытыми 78. Сооружение подземных каналов требовало большого труда, но он окупался экономией воды, не тратившейся на испарение.

В тех илп иных размерах почти повсеместно практиковалось и неполивное земледелие. В каменистых ущельях Джебель-Шаммара, в некоторых вади Касыма и Неджда высокий уровень стояния грунтовых вод создавал’ подпочвенную влажность и позволял выращивать пальмы без искусственного орошения. Без полива, под дождь, засевали отдельные участки зерновых. Но неполивное земледелие было ненадежным, продукция его по количеству и качеству значительно уступала продукции орошенных участков, и по сравнению с последними неполивные земельные участки и насаждения ценились в несколько раз ниже. Так, например, в Тайме в 70-х годах XIX в. взрослая финиковая пальма, орошавшаяся водой из колодца Аль- Хаддадж, давала в хороший год по 150 саа 79 фиников и стоила 20 риялов; пальма, орошавшаяся из другого, менее надежного колодца, стоила 10 риялов; неполивная пальма давала не более 20 саа и стоила от 2 до 5 риялов 80. В северо-западной Аравиги — области преимущественно неполивиого земледелия — урожай пшеницы колебался от сам-десяти или двенадцати в хорошие годы до сам-двух или трех в плохие; бывали годы, когда поле лишь, возвращало посеянное зерно81.

Основной земледельческой культурой была фипиковая пальма, выращивавшаяся во всех без исключения областях страны. Кочевники называли оседлых земледельцев ахль ан-нахлъ — «люди пальмы». Валлин говорит о финиковых рощах внутренней Аравии как о «почти единственной собственности населения и его главном средстве к существованию» 82. Вода, с таким трудом добывавшаяся из колодцев, предназначалась, в первую очередь, для пальмовых насаждений. Во многих селениях, имевших небольшие водные ресурсы, культивировали только пальму. Там, где воды было больше, в междурядьях пальм 83, выращивали различные другие культуры, но, как правило, лишь на «излишках» воды. Поэтому даже в сравнительно хорошо обеспеченных водой оазисах продукция финиковой пальмы резко преобладала над всеми другими видами сельскохозяйственной про дукции. По данным, полученным египетскими сборщиками налогов во вре мена оккупации внутренней Аравии, в Неджде и Аль-Хас© в 1816 г. было

произведено:

фиников 36 млн. саа

ячменя 1 960 тыс. »

Риса 1 470 тыс. »

дурры 1 178 тыс. »

проса 392 тыс. »*

При этом следует учесть, что Неджд все же считался «житницей» внутренней Аравии — в других оазисах продукция фиников была соответственно еще больше. В Тайме, например, по данным Юбера, в 1883 г. было произведено:

фиников 170 тыс. саа

пшеницы 2 тыс. »

ячменя 1 500 » 84

Уход за пальмовыми насаждениями занимал большую часть времени земледельца. Финиковая пальма размножается корневыми отпрысками, вырастающими у ссновалия молодых материнских пальм. Окрепшие отпрыски весной отсаживают в неглубокие ямы и в течение целого года поливают ежедневно, а в жаркое время — дважды в день. Молодые пальмы требуют особенно заботливого ухода: в жару их стволы укутывают травой; чтобы корни росли скорее, землю вокруг них разрыхляют мотыгой; первые завязи, появляющиеся на третий или четвертый год, сразу же срезают, не позволяя неокрепшему дереву тратить силы на плодоношение. В возрасте 5—6 лет с пальмы начинают снимать первые небольшие урожаи фи- ииков, но только к 15 годам дерево достигает расцвета и при условии хорошего ухода дает полные урожаи. В противоположность странам с речным орошением, где насыщенная лессом вода при поливе сама удобряет землю, в Аравии приходится каждую осень заботиться об удобрении земли па возом, смешанным с песчаником. Весной завязи женских пальм искусст- неиыо оплодотворяют пыльцой мужских — без этого плод будет мал и горек. Старые, истощенные ветви обрезают, с молодых, чтобы они не «надор- сались», в период созревания плодов срезают лишние (обычно сверх 25) гроздья фиников. В конце июля — сентябре производится сбор урожая. Чтобы взобраться на верхушку высоких многолетних пальм, мужчины и дети привязывают себя к стволу подвижной веревочной петлей, и, слегка откинувшись назад, карабкаются наверх, упираясь пальцами ног в шероховатую кору дерева. Срезанные плоды сбрасывают на разложенные внизу циновки. Затем финики кучами складывают на деревянные помосты или в обложенные камнем или обмазанные глиной бассейны, чтобы по подведенным снизу деревянным желобам стек «лишний» сок. Лучшие плоды идут в запас или на продажу: их очищают от косточек, разминают в пасту или прессуют и складывают в большие глиняные корчаги. Из вытекшего сока приготовляют густой сладкий сироп, уксус и финиковую водку — лакби. Из косточек приготовляют суррогат кофе; раздробленные и сваренвые вместе с отбросами фиников и солью, они идут также на корм скоту 85.

Из десятков сортов фиников, выращивающихся в Аравии, одни культивировались по всей стране, другие составляли достопримечательность

отдельных оазисов. Так, Аль-Хаса была известна пятью основными сортами: хала (считается лучшим в мире), разиз, шаха, кнайзи и рутаб, Тайма — душистым сортом хулъва, Медина — сортом шалаби и т. д. Финики были главным пищевым продуктом основной массы обитателей страны и единственным из жизненно важных продуктов земледелия, которого в основном хватало для пропитания оседлого и кочевого населения. Иракские финики ввозились только в Джидду *, предназпачаясь преимущественно для пришлых потребителей — хаджжей; при этом размеры ввоза были, по- видимому, невелики: ни Нибур в конце XVIII в. ни Давлетшин в конце XIX

в., подробнейшим образом перечисляя товары, проходившие через джиддский порт, фиников не упоминают 86. Некоторые авторы, сообщающие

о ввозе во внутреннюю Аравию иракского, египетского и индийского зерна, также ничего не говорят о финиках 87. Более того, из Мединского и особенно Хасского оазисов финики уже в первой половине XIX в. вывозились за пределы Аравии 88.

Зерновые культуры — ячмень, крупный овес, шедший на приготовление хлеба, дурра, пшеница, просо — хотя и занимали второе после финиковой пальмы место в сельском хозяйстве страны, в сколько-нибудь значительных количествах выращивались только в южном Неджде (главным образом Афладже), Аль-Хасе и Аль-Джауфе. По словам Валлина. «редко случается, чтобы селению в пустыне хватало производимого им зерна» 89; в Джебель-Шаммаре, например, продукции зерновых только в хорошие годы бывало «почти достаточно для нужд оседлого и кочевого населения» 90. В некоторых местностях зерновые сеяли только тогда, когда в колодцах было много воды91 или же преимущественно на неполивных участках 92.

Ряд авторов обращал внимание на очень тщательную обработку земли в оазисах внутренней Аравин — по наблюдениям Даути, даже более тщательную, чем в Сирии 93. Возможно, именно с этим следует связывать тот факт, что в наиболее развитой в земледельческом отношении области страны, Хасском оазисе, обработка земли всегда производилась только треугольной железной мотыгой с деревянной рукоятью (саххин) 94. В некоторых оазисах Хиджаза и Неджа также практиковалась обработка земли только вручную, но в большинстве здешних оазисов к ней прибегали лишь в самых маломощных крестьянских хозяйствах, не имевших пахотных орудий и рабочего скота. Зарисованное Эйтингом в Дафайфе (Джебель- Шаммар) пахотное орудие (рис. 3) 95 напоминает древнейшие египетские плуги, но, по-видимому, является еще более примитивным, чем эти последние. Другие имеющиеся в литературе описания пахотных орудий носят совершенно неспециальяый характер. Тамизье видел в Таифе «часть дре- вссного ствола с суком», к которому гвоздем прикреплен треугольный кусок железа; пахарь опирается на ірукоять, вставленную под углом 96. По словам Даути, пахотное орудие, виденное им в Хайбаре, «мало чем отличается от заостренного кола, которым можно процарапать землю на глубину ладони» .

В качестве тягловой силы при пахоте пользовались взятыми от колодцев верблюдами, быками или ослами; за отсутствием рабочего скота в пахотное орудие впрягался кто-либо из членов семьи.

В некоторых оазисах перед вспашкой те, кто имел возможность, удобряли землю навозом рабочего скота, жирной глиной или остатками развалившихся глинобитных сооружений. Но в большинстве оазисов и на богарных землях удобрения не применялись совсем: плодородие почвы восстанавливали путем перелога, оставляя участки от одного до трех лет под паром 5.

Сеяли назавтра после вспашки, «вразброс». Заравнивали посев волокушей из сучьев или же вручную — граблями, лопатой, мотыгой. Затем, при поливном земледелии, участок разбивали на квадраты и пускали воду, довершавшую заравнивание поля.

Зерновые, за исключением дурры, сеяли под зимние дожди. Ранней весной начинался систематический полив посевов, в апреле—июне—уборка урожая. Жали либо большими кривыми ножами (саккин), либо серпами (минджал, михашш); если земля после очередного полива еще оставалась рыхлой, колосья иногда просто рвали голыми руками. Наперстянками в большинстве оазисов, по-видимому, не пользовались. В некоторых районах для того, чтобы охапки колосьев не стерли кожу на предплечье левой руки, к нему привязывали тонкую палочку (маллаша). Готовые охапки связывали тремя стеблями в небольшие снопы. Женщины и дети сносили их в кучи, откуда затем на осле, верблюде или собственной спине доставляли на ток — хорошо утрамбованную площадку где-нибудь на окраине селения. Прогонявшийся по разостланным снопам скот вытаптывал колосья, после чего женщины «начисто» домолачивали их деревянными цепами (кабун).

В некоторых районах, как, например, в северо-западпой Аравии, применялись и молотильные доски (лух), усаженные железными зубьями или острыми камнями. Для отвеивания служили многозубые деревянные вилы (мидра), большие сита (курбала) и деревянные или плетенные из пальмовых листьев лотки (мансафа), с помощью которых производилась окончательная очистка зерна подбрасыванием его на ветру. Муку мололи на ручных каменных жерновах; для каши (бургуля) зерно дробили в каменных или деревянных ступках *.

ДУРРУ высевали в мае и убирали в сентябре. Как летнюю культуру, требующую систематического и длительного полива, ее выращивали не всюду и в сравнительно небольших количествах.

Хотя в условиях Аравии многие сельскохозяйственные культуры могут созревать дважды и трижды в год, повторные посевы почти иикогда не практиковались: в летнее время воду берегли для орошения финиковых насаждений. Исключение составлял клевер (берсим, или джат)} который хорошо созревал в тени пальм и давал от двух до пяти укосов ежегодно. Кроме того, посадки берсима, вносящего в почву азот, являлись своего рода естественным удобрением. Тем не менее повсюду, кроме Аль-Хасы, где эта культура занимала второе после финиковой пальмы место, клевер выращивался преимущественно лишь в крупных хозяйствах. Та же Аль-Ха- са была единственным оазисом Аравии, где культивировался рис, дважды в год вызревавший на самых нижних (иногда искусственно пониженных) земельных участках, позволявших производить полив самотеком.

Садовые и огородные культуры, как и зерновые, выращивались преимущественно там, где финиковые насаждения не поглощали всех водных ресурсов. Ассортимент плодовых был очень широк: абрикосы, персики, сливы, инжир, гранаты, миндаль, сладкие и кислые лимоны, яблоки, груши, местами виноград и бананы. Во многих оазисах выращивали шелковицу, но шелковичных червей не разводили. Единственным оазисом страны, где фруктовые сады почти вытеснили финиковую пальму, был Таиф — своего рода «дачное место», где проводили лето в принадлежавших им садах мек- канские шейхи и купцы. Из-за ограниченных размеров плодоводства фруктов не сушили. В Джебель-Шаммаре, по словам Валлина, население было не в состоянии дождаться созревания плодов и поедало их еще зелеными: в Таифе, как сообщает Тамизье, сушили лишь виноград. Показательно, что в конце XIX в. в Хиджаз ввозились сухие фрукты из Сирии 97.

Овощи — главным образом тыквы, огурцы, бамью, лук, чеснок, перец, капусту, помидоры — выращивали в междурядьях финиковых пальм. Имелись бахчи с дынями и арбузами. Возделывали некоторые технические культуры: табак, хну; в Хиджазе — розы для производства благовонного розового масла и так называемый мекканский бальзам, получаемый в районе Медины; в Неджде и Аль-Хасе — индиго. Повсеместно выращивал^ хлопчатник, посевы которого на протяжении XIX и особенно в XX в. быстро убывали в связи с возраставшим импортом индийских и европейских чгканей 98. Чизмен решительно опровергает сообщение Полгрэва о выращивании в Аль-Хасе сахарного тростника. Для получения дефицитной в условиях аравийской флоры древесины и для ограждения водоемов и посевов от песчаных заносов в ряде оазисов выращивали местную разновидность лиственницы — итиль 99.

Относительно высокая урожайность поливных посевов и насаждений ?снижалась, особенно в маломощных крестьянских хозяйствах иедостат- ком удос.репии и отсутствием правильных севооборотов. Тяжело отражалось на земледельческом хозяйстве страны и такое хроническое в условиях Лрлыш бедствие, как постоянные налеты саранчи, в огромных количествах плодившейся в знойном и влажном климате западноаравийской Тиха- мы. Чуть ли не с каждым сильным западным ветром страна подвергалась опустошительным налетам этих насекомых, наносивших огромный ущерб нолям и садам. Тамизье живо описывает беспомощность и растерянность жителей Таифа во время одного из таких налетов. Саранчу, которая, по старинному поверью, боится железа, заклинали криками хадид («железо»), пугали грохотом и звоном металлических предметов; помогла в конце концов лишь перемена ветра, унесшего насекомых в пустыню1.

Периодические засухи повсюду, кроме Аль-Хасы. делали недостаточно надежным даже поливное земледелие. Если зимой выпадало мало дождей, уровень воды в колодцах резко снижался; когда засухи удерживались в продолжение двух-трех лет, мнеше колодцы иссякали полностью. Поэтому площадь не только богарных посевов, но и орошенных земель менялась от года к году в зависимости от состояния колодцев, источников и водоемов. Б засушливые годы земледелец отказывался от обработки полевых и огородных участков и все средства и силы отдавал своему основному достоянию — пальмовой роще. В следовавшие затем дождливые годы он возвращался к заброшенной па краю рощи пашне, рисковал делать посевы на богаре, начинал ухаживать за одичавшими пальмами у колодцев, ранее истощившихся и оставленных, а теперь снова наполнившихся водой. С этой неустойчивостью, как бы периодичностью в размерах обрабатываемых земель была связана система так называемых кулъбанов — очагов нерегулярного земледелия.

Кульбаном (буквально — ограда) называлась растущая при колодце роща финиковых пальм, огороженная стеной из глины или камня. В широком смысле кульбаном являлся любой такой огороженный сад, но в узком, наиболее употребительном смысле кульбаном именовали лишь изолированную, отдельно стоящую пальмовую рощу — хутор в окрестностях селения или же загородное имение богатого горожанина. Укрепленный кульбан часто носил название каср. Кульбаны и касры постоянно упоминаются .авторами, посетившими внутреннюю Аравию, а из дневника Юбера видно, что едва ли не большинство селений страны было окружено несколькими такими «хуторами». Кульбан принадлежал одной или нескольким (в последнем случае обычно родственным между собой) семьям. Как правило, на крестьянском кульбане не было ни постоянных жилищ, ни постоянных обитателей. Когда колодцы бывали полны, сюда на лето приходило несколько человек и, поселившись в хижине, ухаживало за своими пальмами; осенью, после уборки урожая, все возвращались обратно в селение. Если же колодцы иссякали, кульбан пустовал по многу лет, разве что кто- нибудь в ожидании дождливой зимы приходил сюда осенью, чтобы посеять на бэгаре немиого ячменя или пшеницы 2. Важным условием нормальной работы на кульбанах и, следовательно, хотя бы эпизодического расширения земледельческого хозяйства была безопасность от бедуинских набегов. К этому вопросу мы вернемся ниже, при рассмотрении политиче- ского строя эмиратов внутренней Аравии.

В некоторых оазисах заметных размеров достигало стойловое и отгонное скотоводство. Как правило, оно не ограничивалось содержанием рабочих животных: все, кто имел к тому возможность, старался держать также и продуктивный скот. Таифцы имели «очень много овец и коз» *т оседлые жители Джебель-Шаммара — «много овец» 100, в северо-западной Аравии, Неджде и Аль-Хасе, помимо мелкого рогатого скота, держали небольших малопродуктивных коров 101. В Касыме скотоводство, будучи развито, по словам Полгрэва, меньше, чем в Джебель-Шаммаре, вследствие преобладания обработанной земли лад необработанной, все же занимало «значительное место в сельском хозяйстве, обеспечивая не только собственные пужды, но и потребности внешней торговли» 102. Во многих старинных центрах земледельческой оседлости крестьяне разводили домашнюю птицу. Скот, в особенности овец и коз, старались как можно дольше продержать на подножном корму, лишь на время полной бескормицы запасая сено или покупая его у промышлявших этим делом кочевников. Выпасали скот общинные пастухи, собиравшие стада в 40 и более голов, или же свободные от других работ члены семьи, обычно подростки; иногда отдельные зажиточные крестьяне, так же как и богатые горожане, отдавали скот на выпас кочевникам. Им же всегда отдавали на выпас верблюдов, которыми владели в значительном количестве жители некоторых окраинных оазисов — Джуббы, Аль-Джауфа и др.103.

Из домашних ремесел оседлых крестьян наибольшее развитие получили те, материал для которых давала финиковая пальма. Из вымоченных в воде пальмовых листьев плели циновки, мешки, корзины, подносы, веера, из листьев же вязали метлы. Пальмовое волокно шло на изготовление обуви, веревок, упряжи для рабочего скота104. Из пальмовых и лиственничных стволов делали ирригационные желоба, колодезные стойки и блоки , сельскохозяйственный инвентарь, балки и двери домов. В оазисах, располагавших запасами гончарной глины, женщины занимались производством самодельной вылепленной без гончарного круга и обожженной на кострах керамики 105. Широкое распространение получила выделка шерстяных тканей, а некогда также и хлопкоткачество, однако в XIX в. последнее стало приходить в упадок и в первых десятилетиях XX в. почти прекратило свое существование. «...Только беднейшие люди,— отметил Филби в Афладже,— носят домотканное платье» 106. Кожаную обувь и колодезную утварь, деревянные орудия труда и посуду, каменные жернова и ступки малоимущие люди старались изготовить собственными силами, в то время как более состоятельные приобретали все это на городских базарах или же заказывали у немногочисленных проживавших в селениях профессиональных ремесленников {сунна). Основная масса этих ремесленников занималась кузнечеством (в узком смысле слово сани означало именно кузнеца). Но деревенский кузнец обычно был мастером на все руки и, получив заказ, выполнял также деревообделочные, шорные или камнерезные работы. Часть сунна постоянно проживала в том или ином селении, имея здесь собственное хозяйство. Другую часть, так же как и на ранних этапах европейского средневековья, составляли странствующие ремесленники, кото- рыо переходили из оазиса в оазис, заполняя имевшийся здесь недостаток в квалифицированной рабочей силе К недостаток

В какой-то степени изделия профессионального и домашнего деревенского ремесла (в осооенности шерстяные) попадали на городской рынок Не довольствуясь выделкой для собственной надобности шерстяных плащей — аба, сельские жители покупали у кочевников верблюжью овечью и козью шерсть и ткали на продажу аба, полотнища для шатров xvpn- жипы, цветные паласы — ката, служившие для разделения бедуинских жилищ на мужскую и женскую половины107. Полгрэв отмечает, что на периодической ярмарке в Хуфуфе «продавцами были большей частью, если не исключительно, жители деревень; их товарами, отличавшимися более дешевизной, нежели изяществом, были тяжелая обувь, грубо соткапные плащи, старые ружья и кинжалы, простая медная посуда, а также верблюды, ослы и несколько лошадей» 108.

Имелись селения, специализировавшиеся на разработке соляных и се- литренных залежей. В числе первых особенной известностью пользовались деревни Каф и Атра к северо-западу от Аль-Джауфа, паселение которых было занято на разработках солончаковой соли в вади Сирхан. Выпаренная и хорошо очищенная соль шла в продажу или обменивалась на рожь в Хауране 109. Жители некоторых селений Неджда добывали горную кристаллическую соль. Добычей селитры и производством пороха занимались жители селения Аррас в районе Бурайды, того же Кафа и других оазисов 110.

В отдельных местностях, по крайней мере со второй половины XIX в., некоторое развитие получило отходничество, усиливавшееся в засушливые, голодные годы. «Касымские и вашемские бедняки,— писал Даути,— бродят даже в своей собственной стране; молодые земледельцы в поисках работы идут в города, где, как им говорят, их пруд хорошо оплачивается» 111. Тот же Даути сообщает, что 200 молодых касымцев принимали участие в работах по сооружению Суэцкого канала (50—60-е годы XIX в.) 112. Малоимущие жители Джауфского оазиса ежегодно уходили на заработки в Хауран, нанимаясь батраками к богатым крестьянам и крупным землевладельцам113. В восточной Аравии и Хиджазе распространенным видом отходничества была работа на жемчужных, коралловых и рыболовных промыслах. Основной, так называемый тепловодный, сезон ловли жемчуга и ломки коралла длился с середины мая по середину октября; имелись, кроме того, кратковременный сезон «холодной ловли» жемчуга на мелких местах и зимний сезон ловли рыбы с помощью запруд. Подработав в одном из этих промысловых сезонов, отходник приходил домой и спова возвращался к сельскохозяйственным работам 114.

Но большинство аравийскпх селений продолжало жить замкнуто. Земледелие еще сравнительно прочно соединялось с домашним ремеслом. Рыночные связи, получив, как мы увидим дальше, значительное развитие по^ линии обмена сельскохозяйственной продукцией между оседлыми земледельцами и кочевыми скотоводами, в среде самих земледельцев оставались весьма ограниченными. «Так как потребности жителей скромны и каждый имеет возле себя все необходимое для существования,— отмечается в ман- женовом описании Аравии,— в обращении мало монеты» *. По свидетельству ряда авторов второй половины XIX в., даже в крупнейших селениях внутренней Аравии не было ни постоянных, ни периодических базаров. Во времена Гуармани на весь Джебель-Шаммар, где имелось восемь поселений, насчитывавших свыше 1000 человек каждое 115, существовал лишь один базар в Хайле116. То же рассказывают Гуармани и Даути о Тайме: в этом старинном селении, насчитывавшем свыше 1000 жителей, в 1870-х гг. не было ни одной лавки 117. В районах с более развитыми рыночными связями последние, как правило, строились по линии обменпого торга. Так, во времена Валлина в Джауфском оазисе «вся торговля производилась путем обмена; деньги здесь исключительно редки...» 118. Юбер, посетивший Аль-Джауф двадцатью годами позже, также подчеркивает, что деньги здесь «...почти неизвестны: основа всех сделок — обмен» 119. Молодая жительница этого оазиса, получившая от Юбера мелкую монету, спросила его, что это такое: как выяснилось, она никогда в жизни не держала в руках денег. В Хайбаре в начале XX в. всякая купля-продажа велась путем пересчета на меры фиников120. В Неджде, писал Полгрэв, «между сельскими жителями и даже небогатыми горожанами меновой торг гораздо обыкновеннее, чем денежный, хотя в Хасе даже крестьянин при случае умеет сосчитать серебряные туманы или медные тавилы» 121. Но п в Аль-Хасе, этой единственной области страны, уже в XIX в. производившей и экспортировавшей товарную продукцию земледелия, даже в конце первой четверти XX в. наряду с денежной торговлей на базарах широко практиковался обменный торг 122.

Преобладание натурального хозяйства, крайне низкое, рутинное состояние техники сельского хозяйства при мелком, индивидуальном, как мы увидим в дальнейшем, характере производства — таковы основные особенности производительных сил североаравийской деревни в интересующий нас период. Необходимо подчеркнуть, что эти чисто феодальные черты в основном сохранились в северной Аравии н в первой трети XX в. Правда, уже несколько лет спустя после восстановления Абдальазизом II Неджд- ского эмирата риядское правительство предприняло некоторые шаги к развитию земледелия. Начиная с 1910-х годов в связи с созданием ваххабитских земледельческих колоний 123, часть которых возникла у вновь вырытых колодцев П, проводилась работа не только по увеличению старых, но и по орошению новых земельных площадей. Была расширена ирригационная система и увеличены размеры финиковых насаждений и посевов в поместьях, принадлежащих дому Саудидов, в частности на его обширных землях в области Хардж 124. Вскоре пссле присоединения Аль-Хасы (1913 г.) ямирское правительство пригласило индийских инженеров для восстановления средневековых плотин, акведуков и других ирригационных сооруже- НИИ . Однако земледелие (развивалось не столько вглубь, сколько вширь мгтоды ирригации и агротехники оставались црежними. В 1923 г Райхани отмечал, что наиболее передовая прослойка североаравийских земледель цев — касымское купечество — еще остается «пленниками старых традиций» и только лишь собирается обзавестись артезианскими колодцами и насосами с нефтяными двигателями, если сам король покажет им в этом три мор 125. Аналогичные планы строило риядское правительство в отношении государственных земель в южном Неджде и Аль-Хасе. Но первые сколько- нибудь заметные шаги к применению современных методов ирригации и агротехники были сделаны лишь в 30-х годах XX в., когда с помощью иракской, а затем египетской сельскохозяйственных миссий правительство создало небольшие опытные участки усовершенствованного земледелия126. До этого, в первой трети XX в., развитие земледельческой техники северной Аравии фактически даже еще и не начинало выходить из рамок обычного феодального развития.

Вплоть до конца исследуемого нами периода, вероятно, не была сколько-нибудь существенно нарушена и натуральная замкнутость крестьянского хозяйства. Правда, втягивание отдельных земледельческих районов, в первую очередь Аль-Хасы, в систему мирового капиталистического рынка не могло не повлечь за собой роста товарности земледелия. Вайдел отмечает, что в первой четверти нашего века вывоз хасских фиников за пределы Аравии несколько увеличился 127. Однако следует учитывать, что, как правило, на рынок поступала присваивавшаяся феодалами доля сельскохозяйственной продукции и лишь в незначительной степени доля арен- датора-земледельца, в основном потреблявшаяся в его собственном хозяйстве 128. Поэтому даже в Аль-Хасе крестьянин, продолжавший платить налоги натурой 129, оставался сравнительно мало втянутым в товарно-денежные отношения. В еще меньшей степени была втянута в них основная масса земледельческого населения оазисов внутренней Аравии, почти не выходившая за рамки традиционного обменного торга с соседними кочевьгмя племенами. 2.