ШПЕНГЛЕР О РОССИИ И РОССИЙСКОЙ КУЛЬТУРЕ

В произведениях Освальда Шпенглера мы находим многочисленные характеристики отдельных народов. Особый интерес для нас представляет его характеристика русского народа, как и анализ российской культуры в целом[327].

Во втором томе «Заката Европы» при анализе «исторических псевдоморфоз» Шпенглер выделяет арабскую и русскую культуры, которые стоят несколько особняком[328]. Их отличием от других «высоких культур» является то, что они длительное время существовали под воздействием чуждых им культур. Особенностью российской культуры является еще и то, что ей, по мнению Шпенглера, принадлежит будущее. Немецкий исследователь Антон Коктанек пишет: «Шпенглер считает, что с помощью своего метода он может установить появление новой культуры: «Вторая метамор-

фоза находится сегодня перед нашими глазами: петровская Россия. Петр Великий является в шпенглеровской интерпретации “одновременным с Карлом Великим”»[329]. Фрэнсис Лантинк сообщает, что в первоначальном проекте второго тома «Заката Европы» последняя глава должна была называться «Будущее России»[330]. О России Шпенглер упоминает практически во всех своих произведениях. Этой теме посвящены и специальные его выступления[331].
Основной чертой шпенглеровского анализа России является то, что он рассматривает Россию как особый культурно-исторический мир, который нельзя смешивать с Европой'1. В отличие от других авторов, писавших в Германии о России, Шпенглер считал Россию не просто страной и народом, а множеством народов, которые еще не развились в отдельные нации: «До сих пор я молчал о России, умышленно, так как здесь необходимо отличать не только два народа, но и два мира. Русские вообще не народ в том смысле, каким являются немцы и англичане. Они содержат в себе возможности многих народов будущего, как германские народы времен Каролингов. Россия есть обещание грядущей культуры, в то время как тень от Запада будет становиться все длиннее и длиннее»’. Стюарт Хагес пишет: «Шпенглеровская теория во многом напоминает теорию Данилевского и славянофилов, которые видели в России нацию будущего, имеющую отличную от европейских наций судьбу. Эта оценка сегодня находит большее понимание, чем раньше, когда для большинства европейцев Россия принадлежала к Западу»[332].
Влияние Европы на Россию, по Шпенглеру, распространилось только на ее высший социальный слой. Через петровские реформы элита российского общества восприняла европейские формы, народ же продолжает жить по своим традициям. Большевики — продолжатели дела Петра[333] — восприняли идеи западного марксизма. Благодаря великому терпению русского народа эти западные формы были навязаны и просуществовали долгое время, хотя внутренне они не принимались народом и ощущались как чуждые. Для так называемой внутренней России основной вопрос современности состоит не в решении социально-политических проблем, а в религиозном вопросе. По мнению Шпенглера, в России должна возникнуть новая версия христианства, одним из провозвестников которого Шпенглер считал Федора Достоевского[334]. Это историческая перспектива большого исторического масштаба, и по сравнению с ней современная Шпенглеру борьба немцев и англичан за мировую империю является лишь небольшим эпизодом.

Шпенглер лично был знаком с переводчиками произведений русской литературы на немецкий язык, в беседах с которыми он обменивался мыслями с целью понять русскую душу[335]. На основе этих бесед сложилось его представление о русской культуре. Шпенглер считает, что прасимволом российской культуры является бескрайняя равнина — исконный ландшафт России, Именно бескрайние просторы привели к тому, что у русского человека отсутствует сила воли и целеустремленность, так свойственная человеку западной культуры. Если европеец смотрит «вверх», то русский смотрит «вдаль» — на горизонт. Русская равнина способствовала, по мнению Шпенглера,, бесцельному кочевничеству, переездам с места на место, что обусловило недостаток квалифицированных рабочих и ремесленников.
Шпенглер считает русский народ крестьянским народом, которому чужда городская культура Запада, а Россию — совокупностью народов, из которых в будущем разовьются новые нации. Находясь под влиянием Достоевского, Шпенглер видел большое будущее для русского народа, а культуре, которую он создаст, по его мнению, будет принадлежать следующее тысячелетие. Шпенглер отмечает: «Будущее внутренней России лежит не в решении политических или социальных вопросов, а в рождении новой религии, третьей из богатых возможностей христианства»[336].

Характеризуя черты русского народа, Шпенглер считает, что ему чужды такие свойства европейской культуры, как индивидуализм, сильная воля: «Истинный русский в своем жизнеощущении остался кочевником, как северный китаец, манжурец и туркмен. Родиной для него является не деревня, но бесконечная равнина матери России. Душа этого бескрайнего ландшафта заставляет его бесцельно скитаться. «Воля» отсутствует. Германское мироощущение имеет цель, которая должна быть достигнута, — дальняя страна, проблема, Бог, власть, слава или богатство. Здесь же семьи крестьян, ремесленников и рабочих переезжают с одного места на другое, с одной фабрики на другую без необходимости, только следуя внутреннему стремлению»[337]. Несмотря на, казалось бы, высокую оценку русской культуры и будущности русского народа как ее основного носителя, Шпенглер относит русских не к «белым», а к так называемым цветным народам. «Что же принадлежит к “цветному” миру? — пишет он. — Не только Африка и индейцы — наряду с неграми и их смешениями — во всей Америке, исламские народы, Китай, Индия до Явы, но прежде всего Япония и Россия...»[338]
Шпенглер причисляет Россию не к Европе, а к Азии, более того, он считает ее державой, господствующей в Азии: «Россия есть госпожа в Азии. Россия и есть Азия. Япония принадлежит к ней только географически. По своей “расе” она находится, без сомнения, ближе Восточным Малаям, Полинезии, некоторым индианским народам Западной стороны Америки. На море она то, что Россия на суше: господствует на большой территории, в которой западные государства не имеют большого значения»-*. Шпенглер одним из первых на Западе заявил, что Россию ожидает большое будущее. Именно с Россией он связывает появление новой культуры'1, которая придет взамен угасающей европейской культуры. Но произойдет это не скоро, ибо на рубеже XIX и XX веков европейская культура лишь переходит в
период цивилизации, когда она должна будет подчинить своему влиянию весь мир.
В отношении России Шпенглер двойствен, хотя он сам упрекает Россию в двуликости*. С одной стороны, он говорит о грядущей российской культуре, с другой стороны, все его высказывания относительно политических событий современной ему «большевистской» России имеют явный негативный характер. Большевизм он оценивает критически и считает его «городским» движением, создающим лишь европейские подобия[339]. Большевизм Шпенглер считал продолжением антинародного строя в России, который на место старых европейских династических форм чуждого народу режима ставил западные капиталистические формы. Шпенглер видит заслугу большевизма только в том, что он расчищает дорогу для новой русской культуры[340]. Лидеры большевиков смотрят на Запад, а «молчаливая Россия» смотрит на Азию.
Вопреки господствующему в Германии мнению, Шпенглер считает, что Восточная Пруссия не является истинно немецкой землей. Однако он повторяет расхожее в Европе мнение, что русские благодаря своему равнинному существованию не только способны выносить трудности, но и имеют склонность к подчинению, благодаря которой в политике России появлялись такие личности, как Чингисхан и' Ленин[341].
Русских вместе с поляками и балканскими народами Шпенглер относит к азиатам. По его мнению, несмотря на проевропейские реформы Петра, Россия имеет внутреннее стремление к Византии и Иерусалиму. Лишь верхний слой российского общества стремился на Запад — в Европу, наивысшим пунктом в этом стремлении был парад победы Александра I в Париже как «спасителя Европы». Нижние слои российского общества в этой политике не принимали участия. Для верхних слоев всегда был важен престиж в глазах Европы, народ же поддерживал только движение на юг, к Константинополю. Если Ленин для Шпенглера — типичный представитель западноевропейского коммунизма, то Сталин отражает интересы широкой народной массы, и именно с его правлением Шпенглер связывает дальнейшее будущее России.

Шпенглер отмечет, что на Западе за Россией несправедливо закрепилось мнение, что она создала большевизм. Он старательно доказывает, что истоки большевизма лежат в Европе, а в России они нашли только благодатную почву для своего распространения. «Большевизм зародился в Западной Европе, точнее в английских материалистических кругах, где Вольтер и Руссо вращались как ученики, а в якобинстве континента нашел свое реальное выражение. Демократия XIX века уже есть большевизм; ей не хватает только мужества быть до конца последовательной...

Большевизм не угрожает нам, а он уже овладел нами»[342]. Шпенглер также отрицательно относится к поддержке со стороны Западной Европы русских нигилистов и революционеров, что говорит об определенной его смелости, поскольку общественное мнение Европы было на стороне революционеров, которые рассматривались как жертва царизма.
Как и любой другой народ со своеобразной культурой, русские внутренне враждебны чуждым им культурам. Так объясняет Шпенглер ненависть русских ко всему европейскому, к Петербургу как символу европеизации России. Он находит у Достоевского строки, в которых писатель признается в своей нелюбви к Петербургу, хотя и провел всю свою жизнь в этом городе. Даже революцию 1917 года Шпенглер пытается объяснить ненавистью народа к европейским формам. Шпенглер следующим образом резюмирует значение русской революции: «Азия вновь захватила Россию, после того как Ев-! ропа приняла ее к себе с помощью Петра Великого»[343]. И это несмотря на то, что самих революционеров, которые совершили революцию в России, Шпенглер считает явлением европейским. Большевики, по его мнению, были частью проевропейски настроенной русской элиты, которая не признавалась европейцами и поэтому затаила внутри себя ненависть к Западу.

Шпенглер дает следующую интерпретацию современной ему истории России: «В России в 1917 году обе революции, белая и цветная, разразились одновременно. Одна мелкая городская революция рабочего социализма с западной верой в партию и программу, революция литераторов, академических пролетариев и нигилистических подстрекателей типа Бакунина в единстве с дрожжами больших городов, насквозь риторичная и литературная, она покончила с петровским обществом большей частью западного происхождения и поставила на сцену буйный культ “рабочего”. Машинная техника, которая так чужда и ненавистна русской душе, стала вдруг божеством и смыслом жизни. Однако снизу медленно, жестко, безмолвно, ориентируясь на будущее, началась другая революция — мужика, деревни, собственно азиатского большевизма. Ее первым выражением был вечный голод крестьян на землю, который тянул солдат с фронта, для того чтобы участвовать в разделе земли. Рабочий социализм очень скоро распознал эту опасность... Он отнял у крестьян собственность, ввел фактически крепостное право и фронтовые работы, отмененные в 1862 году Александром II, и установил в сельском хозяйстве злобное и бюрократическое управление — всякий социализм, который идет от теории к практике, превращается скоро в бюрократию, — поэтому поля сегодня заросли, былое поголовье скота растеклось на части, и[344] голод азиатского стиля стал постоянным явлением, которое может перенести только слабовольная, рожденная для рабства раса»1.
Такая ситуация позволяет немцам, по мнению Шпенглера, заниматься в России бизнесом, если не мешать русским в их стремлении в Константинополь и Иерусалим. Антон Коктанек отмечает: «Еще полностью ограничивая себя своей теорией о нерусском характере машинной индустрии и денег, Шпенглер верил, что при умелой дипломатии немцы в России имеют шанс с пользой для русских руководить предприятиями. Ни в коем случае не желал он пересекаться с русскими интересами на Переднем Востоке, как не желал и военного нападения. Для русских будет любой врагом, кто будет блокировать их путь на Передний Восток»[345]
В отношении России Шпенглер предлагает тактику экономического использования ресурсов этой огромной страны в интересах

Германии. Участие немцев в экономике России может быть огромным, поскольку русские, как и все народы в их начальном развитии, не интересуются торговлей, считая это дело недостойным, а иногда и просто неспособны на это. Такой своеобразный экономический колониализм может быть полезен как немцам, так и русским. Тем более что русские с их стремлением к кочевничеству, с их страстью к бесцельным переездам с места на место, по мнению Шпенглера, не способны развивать собственную промышленность на высоком техническом уровне.
Если использовать геополитический подход, то позицию Шпенглера по отношению к России можно интерпретировать следующим образом. Германия, как страна, занимающая значительную часть европейского континента, имеет, однако, выход к морю, что делает ее геополитическую позицию непоследовательной, двойственной. В Германии борются между собой две партии: континентальная и морская. Континентальная партия, исходит из того, что Германия является сухопутным государством, и предлагает стратегическое сотрудничество с континентальной Россией. Морская партия, напротив, ассоциируя Германию с другими морскими державами Запада, предлагает союз с Америкой. С этой точки зрения Шпенглер является представителем континентальной партии, что и объясняет его симпатии к России и ее культуре.
Выход в свет «Заката Европы» вызвал большой резонанс в России. Важную роль в популярности идей Шпенглера в России сыграл его тезис о закате европейской культуры, тезис, который уже давно пропагандировался представителями славянофильского лагеря[346]. Необычным было то, что эту идею высказывал представитель европейской культуры[347]. Хотя некоторые евразийцы и отрицали влияние идей Шпенглера на их мировоззрение, но даже поверхностное сравнение политической концепции Шпенглера с учением евразийцев показывает много общих моментов-[348]. Будучи наследниками славянофилов, евразийцы не могли не обратить внимания на славянофильские идеи

Шпенглера. Многие исследователи говорят о сходстве политических идей Шпенглера и евразийцев[349]. Сближает взгляды Шпенглера и евразийцев прежде всего тезис о независимости российской цивилизации от истории и культуры Западной Европы. Россия рассматривается не только как самостоятельная цивилизация, но и как цивилизация, которой принадлежит будущее. Едины евразийцы со Шпенглером и в том, что европейская культура исчерпала свои возможности и медленно приближается к своему историческому концу. Евразийцы, как известно, выступали с неоконсервативными идеями и предлагали православие в качестве идеологии не только для России, но и для всего мира. Поэтому консервативная установка также является общим моментом для Шпенглера и евразийцев.
Однако в их мировоззрении существуют и различия. Это прежде всего отношение к европейским формам империализма. Как было показано выше, Шпенглер является одним из идеологов европейского, и в частности германского, империализма. Евразийцы же одними из первых указали на опасность со стороны европейского империализма не только для России, но и для других развивающихся стран. Николай Сергеевич Трубецкой (1890-1938), например, в своей работе «Европа и человечество» (1922) показал опасности европейского империализма, прежде всего для культуры развивающихся стран, которые в своих попытках перенять европейскую культуру с неизбежностью губят свою собственную. Такая критика Н. С. Трубецким экспансионизма Европы от имени эксплуатируемых неевропейских народов вполне вписывается в шпенглеровскую схему, согласно которой Россия стоит во главе неевропейских («цветных») народов, стремящихся разрушить культуру европейских («белых») народов[350]. При этом Н. С. Трубецкой, как представитель России, защищает культуру колониальных стран, в то время как Шпенглер остается верен европейской культуре *.

Таким образом, мы находим у Шпенглера и восхищение русской культурой, и старые предрассудки, которые существуют в Европе по отношению к России и продолжают определять отношение европейских народов к нашей стране. Шпенглер искренне попытался понять Россию, ее культуру, но сделать это ему до конца не удалось или в силу тех же устойчивых антирусских предрассудков, или в силу того, что согласно тезису самого Шпенглера представители одной «высокой культуры» в принципе не могут понять другую «высокую куль- туру». Хотя Шпенглер говорит о важной роли России для будущего человечества, сам он полностью поглощен только будущим Германии. А. К. Свасьян резюмирует: «Россия так и осталась для Шпенглера загадочным кентавром, то завоевываемым Европой, то отвоевываемым Азией: в обоих случаях — неким псевдоморфозой, не обретшим еще своего прасимвола и исконного ландшафта. В сущности, он увидел ее в традиционной расщепленности на потемкинские декорации Петербурга и Москвы и кромешную промежуточную тьму, на Россию голландских пивоваров и фон Визиных и пугачевско-разинскую стихию вечных недорослей — еще одна схема, за грамматической правильностью которой скрывается большая стилистическая ложь»[351].
Некая амбивалентность к России, которая наблюдается у Шпенглера, свойственна и для отношений России и Германии в целом. В истории этих стран периоды дружбы и сотрудничества перемешиваются с периодами войн и взаимной вражды. Основываясь на достаточно адекватном понимании исторических проблем России, Шпенглеру удалось найти правильный алгоритм отношения Германии к своему восточному соседу: экономическое сотрудничество и невмешательство в стремлении России распространить свое политическое влияние на Балканы[352].

<< | >>

↑

Источник: Афанасьев В. В. Социология политики Освальда Шпенглера. 2009

Еще по теме ШПЕНГЛЕР О РОССИИ И РОССИЙСКОЙ КУЛЬТУРЕ:

- Внешняя политика и международные отношения - Вопросы политологии - Геополитика - Государственное управление. Власть - История международных отношений - История политических и правовых учений - Общие вопросы политологии - Политика - Политическая философия - Политические исследования - Политические режимы и партии - Политология в Украине - Социальная политика - Социология политики -