“В ПРОШЛОМ - ИСТОЧНИК НАШЕЙ СИЛЫ”

Следствием превращения венгерского языка в первой половине XIX столетия в суть и смысл национальных устремлений, стала преувеличенная роль литературы как хранителя национального самосознания. По меткому замечанию П.

Давидхази, венгерские литературоведы XIX в. на свой манер писали национальный эпос, появления которого тщетно ждали от таких великих поэтов эпохи, как, например, Янош Арань (1817-1882)37. Показательна фигура отца-основателя венгерского литературоведения Ференца Толди (1805-1875). Этнический немец (урожденный Франц Шедель), он мог бы служить живым примером успехов добровольной ассимиляции. Овладев венгерским языком в гимназии и университете, Толди посвятил себя патриотическому служению венгерской нации в форме пропаганды ее величия через язык и литературу. Избранный им псевдоним (Toldy) перекликался с именем полулегендарного персонажа (Toldi) цикла героических сказаний, впервые записанных в XVI в. и впоследствии неоднократно вдохновлявших поэтов XIX в. Ф. Толди глубоко верил в социальную миссию и пропагандистскую функцию литературы - сохранять и передавать новым поколениям дух нации, и приравнивал власть слова к власти политической.
Критерием национального прогресса для Толди было состояние родного языка и литературы38. Гуманизм и Реформация, как и повсюду в Европе, стали мощным импульсом для развития национальных языков и расцвета национальных литератур. После катастрофы при Мохаче и в протестантской Трансильвании, и в возвращенной в католичество габсбургской Венгрии в раннее Новое время создавались литературные шедевры, если не сопоставимые, то достойные сопоставления с лучшими европейскими образцами. По этой причине период с 1526 по 1711 г. был для Толди “первым периодом расцвета”. Напротив, после 1711 г. мирная (и во многом добровольная) инкорпорация освобожденной от османов и объединенной Венгрии во владения Габсбургского дома, сопровождавшаяся распространением “немецкого языка и обычаев”, была в глазах историка литературы “анаци- ональной” (nemzetietlen)39. Взгляды Толди на суть и формы политического и духовного развития нации прочно вошли в научную литературу и публицистику.
Консервативный политик и историк Бела Грюнвальд (1809-1891), сторонник мадьяризаторской политики в сфере образования, в 1888 г. писал: “После Сатмарского мира в истории венгерской нации начинается самая бесславная эпоха... Европейские идейные течения перестали оказывать на нацию свое освежающее, омолаживающее воздействие, влиять на перестройку ее мировоззрения и институтов; наступает время без человеческих и национальных идеалов, время отчуждения, когда забывается национальный язык, не возникает обиды от небрежения национальными интересами, пропадает желание воплощать в жизнь национальные цели”40. В 1894 г. литературовед Карой Сечи (1848-1906), автор биографии некогда крайне популярного в мелкодворянской среде поэта Йожефа Гвадани (1725-1801), рассуждал о XVIII столетии: «Национальная идея еще не пробудилась, даже напротив, национальная идея в политическом смысле еще не оказывала никакого воздействия ... вся венгерская аристократия породнилась с венскими
немцами, и от этого родства в их среде привились “изящные манеры”, а составленный из них двор впал в рабское состояние»41.
Ведущий литературовед эпохи Миллениума, автор школьных учебников и методических пособий для учителей Жолт Бети (1848-1922), когда-то учившийся у Ф. Толди, превратил литературу из формы служения нации в инструмент шовинистической пропаганды превосходства мадьяр над другими народами. Центральное место в его концепции занял образ “волжского всадника” - праотца мадьяр, капля крови которого текла в жилах каждого венгра42. Возводя базовые ценности национального сообщества к первым векам его существования, произвольно интерпретируя историю, выхватывая из нее подходящие для его концепции примеры, Бёти творил миф о происхождении и, следуя заветам Толди, использовал прошлое как силу, легитимирующую настоящее.
Венгерское литературоведение, находившееся на протяжении всего XIX в. в центре общественного внимания, оказалось настолько пронизано национальным и националистическим пафосом, с таким жаром творило мифы и искало трансцендентные объяснения для вполне земных социальных и культурных процессов, что влияние этих тенденций не могла не испытать историческая наука. Вместе с тем, возможно, в Венгрии потому не было своего “историка нации”, подобного Ф. Палацкому или И. Лелевелю, что их миссию взяли на себя литературоведы. Зато первые нарративы создавались в Венгрии не профессиональными историками, а политическими деятелями либерального толка, такими, как Ласло Салаи и Михай Хорват.
Л. Салаи (1813-1864), дипломированный юрист, теоретик права и активный участник Государственных собраний “эпохи реформ”, принадлежал к умеренному крылу либеральной оппозиции, был дружен с Й. Этвешем. В революционном правительстве 1848 г. Салаи возглавлял работу по кодификации венгерского законодательства. После поражения революции и до 1855 г. он жил в Швейцарии, где и приступил к работе над многотомной “Историей Венгрии”43. За несколько лет до смерти Салаи вернулся в Венгрию и был избран в Государственное собрание от города Пешт. Михай Хорват (1809-1878)44 - католический епископ с последовательными либеральными убеждениями. В течение трех месяцев в 1849 г. он занимал пост министра просвещения в революционном правительстве Берталана Семере. В эмиграции приступил к работе над “Историей Венгрии”45, задуманной еще в предреволюционный период. Вернувшись из эмиграции после заключения Соглашения 1867 г., Хорват приветствовал новую политическую систему, узаконившую многие из институциональных и политико-правовых реформ революционного правительства.
Ныне историки редко обращаются к “Истории Венгрии” Л. Салаи, однако единодушно признают за ее автором взвешенный и объективный подход к изложению фактов, наличие четкой гражданской позиции и последовательных либеральных убеждений при отсутствии доктринерства, искреннее сопереживание судьбам родины46. Все сказанное выше в полной мере справедливо в отношении М. Хорвата, с той оговоркой, что его “История Венгрии” в силу расширения исследовательской проблематики и благодаря несомненному дару автора делать широкие научные обобщения до сих пор нередко используется как достоверный синтетический труд по национальной
истории. Нельзя также не упомянуть о научно-организационном вкладе Хорвата в профессионализацию исторической науки, об участии в создании национального архива, публикациях источников, основании Венгерского исторического общества.
Объективность, за которую Хорват удостоился немалых похвал, достигалась им за счет последовательного и беспристрастного изложения доводов “за” и “против”. Автор никогда не навязывал читателю своего мнения, но ни у кого не оставалось сомнений, что сам историк принимал сторону тех, кто выбирал свободу. Духовно Хорвату были ближе мятежный князь Ференц II Ракоци и революционер Лайош Кошут (они предпочли эмиграцию предательству своих идеалов), чем архитектор Сатмарского мира 1711 г.

Шандор Каройи (1669-1743) или генерал Артур Гергей (1818-1916), спасший страну от дальнейшего кровопролития ценой капитуляции революционной армии в 1849 г. Иными словами, Салаи и, главным образом, Хорват обогатили венгерскую историческую науку целостными, высоко профессиональными нарративами, недвусмысленно доказывавшими, что суть венгерской истории - вопрос об обретении свободы47.
На смену либеральным “историям Венгрии” в последнее десятилетие XIX в. пришел программный коллективный труд, специально подготовленный к торжествам Миллениума - “История венгерской нации” в 10 томах под общей редакцией историка и источниковеда Шандора Силади (1827-1899)48. Повышенное внимание к национальному прошлому как легитимации настоящего, восторженное прославление исторического пути мадьяр, ставшие культурной доминантой тех лет, не могли не повлиять на общий тон труда, написанного лучшими историками своего времени по политическому и идеологическому заказу. Историк и венгерский примас Колош Васари во введении к “Истории венгерской нации” писал: “Где в мировой истории такая нация, которая, сколь бы ни была культурна или сильна, могла бы похвастаться столь же славным тысячелетием? Родина культуры, Эллада, не просуществовала тысячи лет. Рим - самое сильное изо всех прежде известных государств, просуществовав от силы восемь веков, при Августе вступил в пору упадка. А наша нация? За тысячу лет она не только не состарилась, но и с юношеской энергией вступает в свое второе тысячелетие”49.
Десятитомный труд, содержание и идейная направленность которого перекликались со зрительным рядом юбилейной исторической выставки, представлял славный путь мадьяр, пришедших в бассейн Карпат как завоеватели, к обретению национальной и религиозной идентичности, созданию достойной их гения государственности, защите созданных ими политикоправовых и культурных ценностей. Христианство как духовная основа и государственный суверенитет, как залог великих политических деяний и впечатляющих культурных достижений позволили венграм не раствориться в море славянских и германских народов, не исчезнуть под натиском османов, но преодолеть все выпавшие на долю нации злоключения и вступить во второе тысячелетие своей истории, располагая политическим суверенитетом. На одной из первых иллюстраций символически изображалось добровольное покорение славян предводителю венгерских племен Арпаду. Десятый же том заканчивался изображением увенчанного лаврами императора

Франца Иосифа, при котором воплотились чаяния венгров о собственной государственности в исторических границах.
“История венгерской нации” не только вобрала в себя достижения во всех областях исторической науки (в том числе археологии, вспомогательных исторических дисциплинах, истории искусства) и предложила читающей публике детальное изложение событий прошлого, но и подарила венгерскому обществу героическую и драматическую версию национальной истории. Национально-романтический тон (кстати, чуждый авторам отдельных разделов) ощущается в содержательной части труда в гораздо меньшей степени. В рамках официальной концепции национальной истории ученые создали не лишенный порой идеализации, но занимательно написанный и фактически достоверный нарратив, вошедший в золотой фонд венгерской историографии.
Пересмотр господствовавшей в эпоху Миллениума концепции венгерской истории произойдет после распада двуединой монархии. Подписание в 1920 г. в Версале Трианонского мирного договора, по которому Венгрия лишилась двух третей своей территории, сказалось не только на внутриполитическом развитии страны и ее положении на международной арене, но и на духовной жизни венгерского общества, в том числе на исторической науке. Вопрос о причинах роковой цепи событий в конце Первой мировой войны снова и снова задавали себе лучшие умы Венгрии. Новые геополитические реалии и изменившаяся духовная атмосфера потребовали переосмысления исторического прошлого.
Понимая, что страдающее своеобразным посттравматическим синдромом общество нужно объединить вокруг общей идеи, хортистское руководство приступило к разработке положительной и созидательной концепции национализма, не замешанной на традиционных австро-венгерских противоречиях и враждебности Габсбургам. Под руководством министра просвещения и культов графа Куно Клебельсберга (1875-1932) был утвержден проект публикации архивных документов и материалов по важнейшим аспектам Новой истории Венгрии, пропагандировавший уникальность исторического опыта венгерской нации и ее культурное превосходство над соседними народами50. Клебельсберг провозгласил изучение истории Венгрии XVIII-XIX вв. приоритетным, поскольку считал, что именно там следует искать корни современных экономических, социально-политических и культурных явлений. Под патронатом ведомства Клебельсберга десятки талантливых и высококвалифицированных ученых, лишившихся возможности заниматься своей тематикой, потому что, например, их источники оказались на территориях соседних, в большинстве своем недружественно настроенных к Венгрии, государств, получили государственный заказ на научные исследования, комментированные публикации корпусов архивных источников и пр.
Важным событием в научной и духовной жизни общества стал выход в свет пятитомной “Венгерской истории” Балинта Xомана (1885-1951) и Дюлы Секфю. Медиевист Xоман написал историю средних веков, Секфю осветил период Ренессанса и Нового времени. Методологической основой этого фундаментального труда стала Geistesgeschichte (“история духа”) - идеалистическое течение, прежде всего в немецкой исторической науке,
рассматривавшее историю как цепь проявлений человеческой души и отрицавшее влияние объективных законов на общественное развитие51. Как “историк духа”, Секфю рассматривал исторический процесс в виде последовательной смены мировоззрений, форм духовности и стилей жизни: готика, Ренессанс, барокко, Просвещение, романтизм и так далее. Граф Иштван Сечени (искренний католик и либеральный консерватор) был для Секфю безусловным духовным и политическим идеалом. Трем либеральным поколениям в истории Венгрии52, которые с конца XVIII в. разрушали чарующий мир барокко с его иррациональной религиозностью и, попав под ложное обаяние безбожного Просвещения, привили на венгерской почве чуждый западноевропейский либерализм, историк противопоставлял концепцию XVIII в. как времени социального мира и культурного расцвета, основанного на искренности веры и духовном единении народа с государем53.
Чрезмерная идеализация XVIII в., распространение хронологических границ барокко на эпоху, в которой царило Просвещение, вызвали серьезную критику со стороны коллег. Однако труд Секфю ломал узкие рамки позитивизма и устаревшие схемы политической истории, ставил под вопрос священные для национальной историографии постулаты, обогащал исследовательскую проблематику, поэтому “Венгерская история” до сих пор остается читаемым и цитируемым нарративом, с которым аргументированно соглашаются или полемизируют.

<< | >>

↑

Источник: В.А. Тишков, В.А. Шнирельман. Национализм в мировой истории. 2007

Еще по теме “В ПРОШЛОМ - ИСТОЧНИК НАШЕЙ СИЛЫ”:

- Внешняя политика и международные отношения - Вопросы политологии - Геополитика - Государственное управление. Власть - История международных отношений - История политических и правовых учений - Общие вопросы политологии - Политика - Политическая философия - Политические исследования - Политические режимы и партии - Политология в Украине - Социальная политика - Социология политики -