ИСПАНИЯ

Испанский национализм как политическая сила сложился поздно - лишь к концу XIX в. Но и тогда он чувствовал себя неуверенно, будучи вынужден конкурировать с такими региональными национализмами, как баскский, галисийский, каталонский, андалусийский и т.д.

Эта борьба включала соперничество между различными версиями испанского прошлого, в том числе и отдаленного. Стремясь формировать образ единой испанской нации, способный интегрировать все ее провинциальные подразделения, духовные лидеры испанского национализма делали акцент прежде всего на героизме своих предков, сопротивлявшихся натиску соседних государств и всеми силами боровшихся против порабощения. В конце XIX в. это стало особенно актуально в связи с неудачным завершением испанско-американской войны 1898 г., в ходе которой Испания потеряла свои последние заморские колонии (Кубу и Филиппины).
Все это заставило испанских националистов обратить пристальное внимание на кельтско-иберскую крепость Нуманцию, разрушенную римлянами в 133 г. до н.э. С тех пор она стала важной частью испанского национального мифа как оплот независимости, павший от рук иноземных захватчиков, и на месте городища был воздвигнут памятный обелиск. Нуманция приобрела общенациональное значение. Производивший там успешные раскопки немецкий археолог А. Шультен был отодвинут в сторону, и вместо него работы продолжила испанская археологическая экспедиция, подчеркнувшая, что она выполняет свой почетный национальный долг97.

Подобно всем другим национализмам, испанский национализм жаждал обрести древние корни. При этом он столкнулся со сложной проблемой. Дело в том, что античные источники помещали на Иберийском полуострове две разные древние племенные общности - иберов и кельтов. Это создавало для испанских националистов дилемму - предстояло выбирать, кто из этих древних народов был более достоин почетной чести быть предком испанской нации. В XIX в. об иберах знали еще очень мало; кельты были известны лучше, поэтому у них было больше шансов попасть в поле зрения испанских националистов. В начале XX в. археологические исследования необычайно расширили знания о кельтах и иберах. Помимо впечатляющих раскопок в Нуманции были изучены ряд кельтских могильников, и выдающийся каталонский археолог П. Бош-Гимпера установил хронологию развития культуры иберов начиная с V в. до н.э. Тогда же был найден замечательный бюст “Дамы из Эльче”, относящийся к иберской культуре.
Между тем как кельты, так и иберы рассматривались в те годы как пришельцы, появившиеся на Иберийском полуострове только в раннем железном веке. Кельты ассоциировались с Европой и Северо-западной Испанией, а иберы - с Африкой и Юго-восточной Испанией. В связи с этим специалисты вели нескончаемые споры об их относительной роли в древней истории страны. Одни из них, в частности Л. Перико, настаивали на том, что когда- то кельты занимали едва ли не большую часть полуострова, а баски, иберы и тартессы сохранялись лишь в небольших анклавах на его окраинах. Напротив, по мнению Бош-Гимперы, кельты были лишь эпизодом в истории полуострова, связанной прежде всего с иберами. Он настаивал на том, что именно иберы внесли наибольший вклад в сложение испанского национального характера98.
В первой трети XX в. “иберские древности” выглядели соблазнительными для лидеров испанских националистов, пытавшихся в поисках самобытности обособить Испанию от остальной Европы. Образ пришедших из Африки иберов подходил для этого как нельзя лучше, ибо он создавал глубокие исторические корни для политической независимости. Кроме того, он давал исторические обоснования новой колониальной экспансии, на этот раз в Северной Африке, где в 1912 г. Испания установила протекторат над Марокко, сохранявшийся до 1956 г. С этой точки зрения, реконструкция непрерывной исторической линии, соединявшей первобытных иберов с современными испанцами, была как нельзя более кстати.
Вместе с тем каталонские националисты видели в иберах нечто иное. Они считали себя прямыми наследниками “иберского народа”, хотя это служило им скорее престижным символом, нежели выражало какие-либо сепаратистские устремления. Каталонцы, включая Бош-Гимперу, стояли за по- ликультурализм и видели будущую Испанию федеративным государством99.
Зато образ древних кельтов играл особую роль в Галисии, где с конца XIX в. выковывалось представление о местной самобытности, и галисийские интеллектуалы жадно искали аргументы, способные подтвердить уникальность своих культурных корней. Тогда-то их внимание и привлекли кельты, позволявшие сконструировать особую “галисийскую расу” со своими самобытными культурными особенностями и языком. В 1920-1930-х годах галисийские ученые включали галисийцев в список семи кельтских на
ций (наряду с шотландцами, ирландцами, валлийцами, бретонцами, корну- элльцами и обитателями о. Мэн). Это горячо пропагандировал, например, Висенте Риско-и-Агуэро, признанный глава галисийских археологов и этнографов100.
В годы Республики акцент делался на поликультурности испанской нации, и культурное разнообразие только приветствовалось. Но после гражданской войны 1936-1939 гг. и установления режима Франко все упомянутые выше подходы подверглись радикальному пересмотру. Ведь франкистский режим выступал в тесном союзе с нацистской Германией и фашистской Италией, и это весьма способствовало прославлению образа кельтов, якобы объединявших Центральную и Южную Европу родственными узами. В те годы ведущие испанские археологи, проходившие обучение в Германии, рассматривали появление кельтов на Иберийском полуострове как результат переселения из Рейнской области. В кельтах видели основное население Испании античной эпохи. Зато образ иберов померк до такой степени, что некоторые даже сомневались в их реальном существовании.

Теперь на первый план вышли “индоевропейцы” и “арийцы”, к которым стали причислять и кельтов. В представлениях того периода кельты лежали у самых основ “испанского” этногенеза. Некоторые поклонники режима Франко пытались даже увидеть истоки фашистского приветствия в изображении на древней вазе, где были нарисованы четыре человека с протянутыми вверх и вперед руками101.
С конца 1930-х годов некоторые испанские археологи пытались доказать, что Испания была единой общностью еще в бронзовом веке. Школьные учебники не шли так далеко, но и они рассыпались в благодарностях Римской империи, заложившей основы политическому единству Испании. В связи с этим идея “римского ига”, вдохновлявшая ранних испанских националистов, была благополучно забыта. В конце 1940-х и в 1950-х годах ряд ведущих испанских археологов по-прежнему настаивали на необходимости поиска древнейших корней испанской нации. Они упорно делали акцент на ее кельтских истоках и столь же упорно преуменьшали роль иберов. Все это должно было прочно привязать испанские корни к европейской почве, дистанцировать их от каких-либо сомнительных африканских связей и придать испанской нации необычайную временную глубину. Кроме того, жесткая централизация власти требовала упразднения местных идентичностей и создания образа культурного единства, идущего из глубин первобытности. “Кельтомания” тех лет полностью соответствовала централизаторской политике мадридских властей, запретивших деятельность всех региональных культурных ассоциаций. Тогда археолог Альмагро Баш яростно выступал против идеи отдельной “каталонской нации” и доказывал, что политическая унификация Испании уходит своими корнями по меньшей мере в римскую эпоху.
Правда, в целом франкистский режим, сделавший своим приоритетом испанскую нацию, понимаемую в терминах исторического единства, связывал идею “золотого века” с необычайным взлетом испанской государственности в XVI в. Все предшествующее рассматривалось лишь как его прелюдия, но кельто-иберы сохраняли почетный статус первых настоящих испанцев. В то же время государство щедро финансировало исследования римско
го периода, ассоциировавшегося с первым в истории политическим объединением Испании и появлением там имперской идеи. Не меньшее значение имело то, что христианство впервые пришло на испанскую землю именно в римское время; ведь католическая вера играла основополагающую роль для режима Франко. Определенная важность придавалась и тому, что новое объединение Испании состоялось при вестготах, олицетворявших оплодотворяющее германское начало. Тем самым в представлении франкистских идеологов кельты странным образом объединились с вестготами ради того, чтобы наполнить испанскую древность арийским духом102.
В 1940-х годах с целью преодоления баскского сепаратизма некоторые испанские археологи попытались пересмотреть особую баскскую версию истории. Исследовав первобытное поселение под Герникой, они на основании полученных данных выдвинули идею о том, что когда-то Баскония была заселена кельтами и другими индоевропейскими завоевателями. Тем самым история Басконии теряла свою специфику и должна была разделить участь других районов Северной Испании103.
Следовательно, в испанской историографии франкистской эпохи кельты играли очень важную политическую роль: во-первых, “кельтизм” ассоциировался с тяготением к нацизму, а во-вторых, он подводил научные основы под франкистскую идею Отечества, создавая представление о том, будто бы с незапамятных времен Испания развивалась как гомогенное культурное и политическое целое104.
К концу 1950-х годов стало очевидным, что за спорами о “кельтах” и “иберах” стоит политическая конфронтация между националистами франкистского толка и республиканцами, симпатизировавшими культурному разнообразию. Поэтому в последние 15-20 лет франкистского режима концепция “кельтов” постепенно исчезла со страниц археологических изданий. Археологи нового поколения, стоявшие в оппозиции к режиму, не хотели иметь ничего общего с его идеологией; образ “кельтской Испании” был для них неприемлем, и они направляли все свои усилия на то, чтобы вернуть из небытия иберов. Для этого в Валенсии, например, был создан Институт иберийских исследований и этнологии. В эти годы либерально настроенные ученые стремились обособить вестготов от германского мира с его коричневыми ассоциациями: одни из них делали акцент на средиземноморских или византийских чертах в культуре вестготов, другие писали об “испано- вестготах”.
После смерти Франко, наступившей в 1975 г., Испания повернулась лицом к демократии, и кельтско-иберийские исследования стали снова привлекать большое внимание, но уже в новом контексте. Нарастание регионализма, закрепленное Конституцией 1978 г., и создание 17 автономий к 1986 г. привели к росту роли региональных идентичностей и сложению отдельных автономных общностей (баски, каталонцы и др.), крайне заинтересованных в обосновании глубокой исторической подосновы своей самобытности. Во всех провинциях появились свои учебники истории, где излагались те версии прошлого, в которых более всего нуждались местные политические элиты. Ведь обнаружение своих глубоких доисторических корней создавало искомую легитимность для современного политико-административного устройства. Это вызвало к жизни целый поток псевдонаучной и ху
дожественной литературы, содержащей самые фантастические версии того, что и как происходило в древности105. В Северной Испании это представлено современными мифами о кельтах, причем такие мифы популярны именно там, где пока что нет никаких археологических свидетельств о пребывании кельтов106 .

<< | >>

↑

Источник: В.А. Тишков, В.А. Шнирельман. Национализм в мировой истории. 2007

Еще по теме ИСПАНИЯ:

- Внешняя политика и международные отношения - Вопросы политологии - Геополитика - Государственное управление. Власть - История международных отношений - История политических и правовых учений - Общие вопросы политологии - Политика - Политическая философия - Политические исследования - Политические режимы и партии - Политология в Украине - Социальная политика - Социология политики -