Итак, представление о том, что услуги можно с легкостью отделить от другой трудовой деятельности, является ложным. Опираясь на исследования Гершуни и Майлза, критику можно продолжить. В своей книге The New Service Economy (1983) Гершуни и Майлз переворачивают теорему Энгеля, они напоминают нам, что, объясняя рост занятости в сфере услуг, Дэниел Белл исходит из логики ex post facto.
Вернемся к этому. Белл, отправной точкой для которого служит неоспоримый факт, что в наше время занятость в сфере услуг выросла, огладывается назад и выводит свое заключение из правила Энгеля, которое гласит: если человек становится богаче, он начинает тратить дополнительные доходы на приобретение услуг. И Белл утверждает, что если среди нас так много занятых в сфере услуг, то, значит, люди больше тратят на услуги. На первый взгляд вроде бы верно. Однако это ошибка, и проистекает она из того, что Беллу не удалось узнать, что же в действительности делают работающие в этом секторе. Как мы уже видели, работа значи тельной части тех, кто занят в сфере услуг, направлена на повышение эффективности производства товаров. Вторая серьезная проблема связана с тем, что Белл не сумел разглядеть, что люди удовлетворяют свои потребности в услугах, вкладывая деньги в приобретение товаров, а не в наем работников сферы услуг, которые могли бы сделать что-либо за них. Гершуни и Майлз приходят к этому, перевернув формулу Энгеля и задавшись вопросом, не может ли быть, что дело обстоит иначе, что увеличивающееся благосостояние не ведет к возрастанию расходов наличные услуги, поскольку относительно увеличивается оплата труда работников, предоставляющих услуги, и падает цена на бытовую технику, которая становится доступной, что в целом может привести к удовлетворению потребности в услугах посредством приобретения товаров, а не найма соответствующих работников. Говоря конкретнее, когда стандарты жизни повышаются, возрастает и потребность в услугах (пока все по Энгелю), но люди не готовы оплачивать услуги, предоставляемые наемной рабочей силой, когда на рынке можно приобрести товары, позволяющие оказать нужные услуги самим себе; например, человек желает определенного уровня чистоты в своем доме, но он не готов платить уборщице и потому покупает пылесос, чтобы сделать это самому; или человек хочет, чтобы дом его регулярно ремонтировался, но не готов платить малярам и покупает набор товаров из серии «сделай сам», чтобы сделать ремонт своими силами. Гершуни и Майлз согласны, что формула Энгеля верна и люди действительно желают получать услуги, однако цена услуги, оказанной другим человеком, менее привлекательна, чем цена бытового прибора, который поможет сделать задуманное. В свою очередь, такой потребитель требует услуг в виде товаров, что может оказывать «давление на производство новинок для обеспечения сервисного обслуживания» (Gershuny and Miles, 1983, p. 42), а это означает, что сфера услуг влияет на саму производительную сферу. Такие примеры, как автомобильная промышленность и производство бытовой техники, указывают на тенденцию удовлетворения потребностей в услугах посредством приобретения товаров, нежели посредством найма работников. Гершуни утверждает, подкрепляя свои слова внушительными эмпирическими доказательствами, что распространение бытовой техники означает рост «экономики самообслуживания» — практически в противоположность постиндустриальному обществу услуг по Беллу (Gershuny, 1978, с- 81), — которая активно воздействует и на сектор услуг, и на занятость в этой сфере. Он пишет: ...внимательное изучение изменения моделей в сфере занятости и потребления... за последние 25 лет показывает не постепенное возникновение «экономики услуг», а нечто прямо противоположное. Там, где мы могли бы ожидать, в соответствии с постулатами Белла, что увидим значительный рост потребления услуг, мы обнаруживаем явное падение их относительной доли. Вместо приобретения услуг домохозяйства все больше приобретают, точнее инвестируют в товары длительного пользования, которые дают возможность непосредственному потребителю самому производить услуги для себя. (Gershuny, 1978, с. 8) Далее, эта бытовая техника «образует фундаментальный ресурс для структурных изменений во всей промышленности» (Gershuny and Miles, 1983, с. 121). «Промышленное производство бытовой техники» (с. 84) служит индикатором того, что авторы, которые еще будут представлены в этой книге, называют потребительским капитализмом, предполагая, что производство товаров и услуг тесно взаимосвязано. Эти авторы делают акцент на известной критике теоретических и методологических посылок Белла: разделение общества на не связанные между собой сферы есть нонсенс.
Обращение к истории показывает, что в экономиках западных стран в 1950-1960 гг. доминировали результаты «социальных и технологических инноваций, которые обеспечивали определенный набор сервисных функций, а именно транспорт, бытовые услуги, развлечения» (с. 121). Другими словами, в послевоенных западных странах далеко не «промышленный» сектор обеспечивал прирост богатства (или «товаров»), которое давало бы возможность оплачивать труд работников сферы услуг. Однако самой активной оказалась отрасль производства бытовой техники, которая отвечала запросам потребителей и могла заменить работников сферы обслуживания. Теоретические построения Белла не учитывают этого фактора, поскольку разумное объяснение его требует отвергнуть априорное разделение общества на три сферы. Согласие с критикой Гершуни означает, что мы отказываемся от понятия постиндустриального общества, по Беллу. Этот отказ может оказаться полным, отбрасывающим все — от антихолисти- ческой догмы Белла (нет, общества не разъединены, а внутренне связаны) до его главного положения о том, что социальные перемены являются постепенной эволюцией к «экономике услуг». Его объяснения возникающего ПИО исходят из неверных посылок, его описание «заботливого общества» неубедительно, а его уверенность в том, что возможно идентифицировать три раздельных сектора занятости (которые при этом являются причинно связанными, поскольку сектор услуг зависим от сектора производства товаров), некорректна. Приходится признать, что рост занятости в сфере услуг, рост числа «белых воротничков» и даже увеличение числа профессий в сфере услуг — что Белл совершенно верно подчеркивал — не означает наступления постиндустриальной эры. Напротив, эти тенденции, все вместе и каждая в отдельности, вполне объяснимы с позиций непрерывности укрепившейся и взаимозависимой социально- экономической системы. Более того, при том что все эти сдвиги и перемены действительно приводят к увеличению количества информации и информационной деятельности, было бы ошибкой утверждать, что возникло постиндустриальное информационное общество. К этому последнему замечанию я хотел бы добавить кое-что еще. Легко согласиться с тем, что в современных обществах намного больше информационной деятельности, чем когда-либо прежде. Это, собственно, и есть отправная точка данной книги. Как мы уже видели, Белл приписывает увеличение информационной деятельности росту занятости в сфере «личных» услуг. Однако нетрудно было продемонстрировать, что, contra Белл, реальная экономика является интегрированной, и соответственно не столько сектор услуг поглощает ресурсы товаропроизводящего сектора, сколько значительная часть сектора услуг способствует развитию товаропроизводящего сектора. В таком случае возникает вопрос о значении информации и информационной деятельности в настоящее время. Считается, что мы видим повышение роли информационной деятельности в коммерции, понимаемой в самом широком смысле слова. Некоторые комментаторы полагают, что экономика — не только сельское хозяйство и промышленность, но и все ее отрасли, которые вносят свою долю в ВНП (а может, и прочие) — испытывает ныне особо острую потребность в информации, более насущную и настоятельную, нежели потребность в работниках сектора услуг, на которой делает акцент Белл. Иначе говоря, производительные услуги (такая информационная деятельность, как банковское дело, работа по исследованию и развитию, рекламное дело, предоставление данных в режиме он-лайн, компьютерное программное обеспечение, консультирование по менеджменту) — действительно ключевые показатели экономической активности. Как показывает Гершуни, именно они, возможно, способствуют развитию экономики в более широком смысле, что и выдвинуло информацию в последние десятилетия на первый план. Так думает и политический экономист Билл Мелоди. Он пишет, что информационные продукты и услуги больше потребляет промышленность, нежели население... Нам надо признать... что информация... является фундаментальным фактором в современной экономике. В основе переструктурирования всех отраслей промышленности и создания глобальной информационной экономики лежит изменившаяся роль информации. (Melody, 1991, с. 2) В дальнейшем мы познакомимся с другими учеными, которые, возражая против теории постиндустриального общества услуг, соглашаются все же с тем, что информация и информационная деятельность в конце XX в. заняли стратегически более важные позиции в экономике, в социальной жизни и, конечно, в политике.