О СВЯЗЯХ ИСТОРИИ РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА С ИСТОРИЧЕСКОЙ ДИАЛЕКТОЛОГИЕЙ

—ш—

I

История русского литературного языка в настоящее время снова, как во времена Востокова, Буслаева и Срезневского, начинает занимать центральное место в кругу других дисциплин русского языкознания.

Сближению диалектологии с наукой о литературном языке содействует и все обостряющийся как в западноевропейской лингвистике, так отчасти и у нас интерес к проблемам исследования социальных диалектов и арго, к лингвистическому изучению города Не подлежит сомнению, что история литературного языка, охватывающая историю форм и стилей разговорной и письменной речи, не может обойтись без разностороннего и углубленного изучения разговорных и письменных диалектов и арго города и их взаимодействий со стилями литературного языка в разные периоды его истории. Самый материал для воссоздания прошлых систем разных социальных диалектов и словарей арго частично извлекается из памятников литературы и письменности. Понимание многих литературных текстов зависит от предварительного знания арготизмов и социально-групповых диалектизмов и профессионализмов. Например, в «Доме сумасшедших» — сатире А. Ф. Воейкова встречается народно-профессиональное слово хлюст в выражении: валиться хлюстом:

Вот Шишкова... кто не слышал? ... Причт попов и полк гусаров, Князь Кутузов, князь Репнин, Битый Корсаков, Кайсаров, И Огарков, и Свечин, —

1 Ср.: Б. А. Ларин. О лингвистическом изучении города. — В сб.: «Русская речь». Новая серия, вып. III. Пг., 1928. — См. его последующие работы по истории сложения и изменений языка Москвы. Ср. более ранние работы проф. К. П. Зелененного, проф. Д. К. Зеленина, В. И. Чернышева, П. К. Симони, проф. И. А. Бо-дуэна де Куртенэ, акад. А. А. Шахматова, А. П. Баранникова, Л. П. Якубинского и других лингвистов, интересовавшихся проблемами социальной диалектологии. В этом плане может представлять интерес подготовляемая Институтом русского языка АН СССР работа «Русский язык и советское общество».

Все валитесь хлюстом — сердце Преширокое у ней... Да и в-старике-младенце Клад — не муж достался ей! 2

То же слово хлюст с несколько иным жаргонным оттенком значения употреблено Н. М. Языковым в стихотворении «Аделаиде»:

Прощай! Меня твоя измена Иными чувствами зажгла: Теперь вольна моя Камена, И горделива и смела, Я отрекаюсь от закона Твоих очей и томных уст И отдаю тебя — на хлюст Учебной роте Геликона3.

Можно сюда же присоединить для характеристики словоупотребления той эпохи стихи П. А. Вяземского:

Нет, нет, не для тебя шипучим паром влага На высшем потолке задаст рассудку хлюст.

(1838)

Для истолкования понимания всех этих примеров литературного употребления слова хлюст необходимо знать его народно-областные и профессионально-жаргонные, например картежные, значения. Слово хлюст в картежном арго значит: 'сдача, когда в одни руки приходят все карты одной масти'; 'подбор карт одной масти'. Характерно приводимое В. И. Далем жаргонное присловье: нет хлюста, да масть густа4. В Академическом словаре 1847 г. указываются также формы: хлюстище — хлюст из самых больших карт; хлюстишко — хлюст из малых карт5. Можно припомнить в драматических очерках Н. В. Успенского «Странницы. Трагическое из русской жизни» (картина 2) такой диалог:

2 «Русская старина», 1874, март, стр. 596—597.

3 Н. М. Языков. Полн. собр. стихотворений. Редакция, вступительная статья и комментарии М. К. Азадовского. М.—Л., 1934, стр. 275. — В комментариях к этому стихотворению (стр. 773), стремясь уяснить выражение отдать на хлюст, проф. М. К. Азадовский приводит цитаты из воспоминаний П. Д. Боборыкина о нравах дерптского студенчества в первой половине XIX в.: «Были такие обычаи по части разврата, когда какая-нибудь пьяная компания дойдет до „зеленого змия", что я и теперь затрудняюсь рассказать in extenso, что разумели под циническими терминами «хлюст» и «хлюстованье». И это было. Я раз убежал от гнусной экзекуции, которой подверглись проститутки, попавшие в руки совсем озверевшей компании».

4 В. [И.] Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. Изд. 2, т. IV. СПб.—М., 1882, стр. 570. — Ср. в «Дневнике семинариста» Никитина: «Позади меня два ученика преспокойно играли в три листика, искусно пряча под столом избитые, засаленные карты. Вдруг один из них, вероятно, в порыве восторга, крикнул: „Флюст!" Наставник вздрогнул и обернулся. „Какой флюст? Кто это сказал?" И, подойдя к нашему столу, ни с того, ни с сего напал на сидевшего подле меня товарища... Бедняк струсил и указал на виновного... „Помилуйте, — отвечал с улыбкою ученик, — я сказал: плюс, а не флюст"» (И. С. Никитин. Полн. собр. соч., т. III. Пг., 1918, стр. 53).

5 «Словарь церковнославянского и русского языка, сост. Вторым отд. имп. Акад. наук». Изд. 2, т. IV. СПб., 1868, стлб. 850.

Первый. Кому угодно?

Второй (сдавая). Фалька — крестовая осьмерка6. Третий. Пошла копейка.

Первый. Замирил! Хлюст! (Третий почесывает затылок; окружающие игроков смеются...) 7.

В связи с этим значением следует понимать выражение П. А. Вяземского: задать (рассудку) хлюст, т. е. 'прикончить игру' (в свою пользу), в данном контексте: 'довести до полного поражения' (опьянения).

В. Н. Добровольский в статье «Звукоподражания в народном языке и в народной поэзии» замечает: «Красногрудый снигиръ — картежник; он все кричит: хлюст, хлюст\ (все карты на руках козыри)» 8.

На основе этого картежного значения слова хлюст возникло другое, переносное его значение, отмечаемое, между прочим, в «Толковом словаре» Даля: «целый ряд, порядок чего гусем, хобот, вереница, хвостом» 9. Именно в связи с этим переносным значением находятся выражения: валиться хлюстом, т. е. всей массой, вереницей, один за другим гуськом, и отдать на хлюст, т. е. на истязание по очереди целому ряду людей.

Для осознания внутренней формы слова хлюст, экспрессивно обозначавшего сначала действие, а затем и всю ситуацию, необходимо припомнить значения звукоподражательного глагола хлюстатъ (переходи.). В Академическом словаре 1847 г. это слово толкуется так: хлюстатъ — «по неосторожности мочить или марать подол платья. Зачем ты хлюста-ешъ новое платье?» 10. У Даля: «хлюпать..., шлепать; хлюстатъ, захлю-стать, подхлюстатъ подол, захлюпать, зашлепать или загрязнить» п.

В свете этих семантических параллелей легко уясняются еще два жаргонных значения слова хлюст, из которых одно еще широко распространено и в современном, вульгарном городском просторечии. В картежном арго слово хлюст в функции имени действующего лица обозначало валета. Например, в «Петербургских трущобах» В. В. Крестовского: «Скоро в камере настала сонная тишина, часто, впрочем, прерываемая азартными возгласами дорассветных записных игроков — Хлюст! Фаля!... С бар-дадымом! — раздавались хриплые, осерчалые голоса до самой утренней проверки». К этому жаргонному словоупотреблению примыкает экспрессивно-бранное значение: 'нахал, гусь лапчатый' в применении к ловким, беспардонным и беззастенчивым пронырам 14.

6 Ср. у Даля: «Хлюст. В игре три листа: три виновые карты, при осьмерке фале»

(стр. 570).

7 Н. [В.] Успенский. Собр. соч. М.—Л., 1931, стр. 255—256.

8 «Этнографическое обозрение», 1894, № 3, стр. 91.

* В. [И.] Даль. Толковый словарь... Изд. 2, т. IV, стр. 570.

10 «Словарь церковнославянского и русского языка...». Изд. 2, т. IV, стлб. 849.

11 В. [И.] Даль. Толковый словарь... Изд. 2, т. IV, стр. 570.

12 «Опыт областного великорусского словаря». СПб., 1852, стр. 248.

13 В. [И.] Даль. Толковый словарь... Изд. 2, т. IV, стр. 570.

14 В областных народных говорах значения слова хлюст еще более разнообразны.

Вопрос о социально-групповых диалектах, жаргонах и социально-речевых стилях города имеет особенно важное значение для исследования повествовательной и диалогической речи в рассказе, романе, очерке, драме русской реалистической литературы XIX—XX вв. Сценическое воспроизведение манеры речи разных персонажей также не может не опираться на знание и понимание социально-групповых диалектов и арго и связанных с ними разговорно-речевых стилей.

Очень интересны оценочные (с точки зрения лингвистического вкуса аристократа) рассуждения С. Волконского в статье «В защиту актерской техники» о стилистической окраске разных слов, обусловленной их социальным генезисом, и о признаках разных социально-речевых стилей в русском обществе начала XX в.: «... не в высших кругах слышал я такие выражения, как: между прочим вместо между тем, слишком вместо очень..., сожалеть кого-нибудь вместо о ком-нибудь, или роскошный вальс, роскошная селедка, или на ваше чего доброго вам отвечают: очень просто, — ужаснейшее речение, вносящее в музыку русской речи грязный звук мокрой швабры, падающей на паркет. Не в высшем обществе, наконец, слышал я такие русские слова, как мерси, шикарный, дефект, превалировать, или такие отвратительные слова, как будировать (не во французском значении 'дуться', а в смысле 'расталкивать', по созвучию с русским 'будить'). Нет, чтобы захлебнуться в потоке ненужных иностранных слов, не идите в наши гостиные, — откройте любую из наших газет, которые, кажется, задались целью оторвать от прошлого и опошлить русский язык»15. Понятно, что сама эта характеристика некоторых социально-речевых стилей с своей стороны тоже требует социально-лингвистических оценок и исторических коррективов.

Формы, виды и условия взаимодействий литературного языка с народно-областными говорами деревни и социально-групповыми диалектами и арго города различны в разные эпохи культурно-общественного развития так же, как исторически изменчивы самые структуры или типы местных диалектов (племени, народности, нации) в их отношении к народному разговорному языку более общего, синтетического типа или картины социально-языковой дифференциации города. Такие сложные и исторически значительные темы, как история говора города Москвы или процесс формирования речи Петербурга в XVIII в. в дальнейшей эволюции его социальных диалектов и социально-речевых стилей, теснейшим образом связаны с историей русского литературного языка. В сущности даже общая проблема изменяющихся отношений литературно-книжной речи в народно-разговорной стихии и столь же общая проблема соотношений книжных и разговорных стилей в разных исторических системах русского литературного языка неразрешимы без научного объединения истории русского литературного языка с достижениями социально-исторической и историко-географической диалектологии. Но естественно, что и сама историческая диалектология русского языка (в настоящее время явно находящаяся в упадке) должна расширить круг своих задач, особенно в сторону исследований истории городской речи с ее профессиональными, сословно-

Так, Е. В. Барсов отметил в череповецком говоре: Хлюст — «чижик или чирок, коим стрекают дети» («Северно-русский словарь с общими замечаниями о языке причитаний», стр. XX. Приложение к кн.: «Причитанья северного края, собранные Е. В. Барсовым», ч. I. М., 1872). «Аполлон», 1911, № 2, стр. 46.

культурными, жаргонно-групповыми и социально-стилистическими расслоениями.

Без историко-диалектологических изысканий нельзя вполне выяснить ни вопроса о народных основах русского литературного языка, ни вопроса о формировании и истории разных его стилей, связанных с живыми народными говорами, ни многочисленных и разнообразных частных проблем исторической фонетики, исторической грамматики и исторической лексикологии русского литературного языка. Не приходится доказывать, что этот союз истории русского литературного языка с исторической диалектологией не менее плодотворен для самой диалектологии, так как проблема взаимодействия литературного языка и народных говоров и социальных диалектов в разные периоды истории русского языка, проблема воздействия национального языка на процесс развития и изменений диалектных типов речи не может изучаться при отсутствии необходимых материалов и исследований, относящихся к истории русского литературного языка. Кроме того, методы стилистического анализа речевых явлений, разрабатываемые и углубляемые в применении к фактам литературного языка, могли бы существенно расширить и оживить задачи диалектологических изучений, а также ускорить их освобождение от многих шаблонов и предрассудков.

Вместе с тем у исторической диалектологии и истории русского литературного языка есть одна очень обширная, но до сих пор почти вовсе не описанная и не исследованная область общего пользования — это область народного фольклора, народного поэтического творчества.