ГЕНЕЗИС ПОЛИТИЧЕСКОГО ТЕРРОРА В РОССИИ

В комплексе проблем истории социализма наиболее сложным и противоречивым по событиям и оценкам является переходный этап начала 30-40-х гг., когда окончательно сложилась модель так называемого казарменного социализма, которая характеризовалась примитивным представлением о коммунизме, авторитарностью и деспотизмом узкого круга революционных вождей, жестким администрированием и бюрократизацией всей системы общественных связей и отношением к личности как слепому орудию, выполняющему чужую волю.

Ключевое место в этой системе занимал репрессивно-карательный аппарат, являвшийся инструментом партийно-государственной власти не только в сфере классового террора, но и в решении стратегических задач построения социалистической экономики нового типа, основные принципы которой сформировались в годы “военного коммунизма”.

В атмосфере чрезвычайщины периода социально-экономической катастрофы, в которой создавались органы власти и управления государства диктатуры “пролетариата” и зарождался класс партийной бюрократии, метод революционного подавления являлся универсальным и единственно возможным для правящего режима. Хотя в программных документах РКП(б) до 1917 г. фактор насилия и организованного террора либо не фиксировался вообще, либо облекался в неопределенную форму, а принуждение допускалось скорее в виде нравственной потребности человека к труду.

Однако концепция К.Маркса, что переход от буржуазной демократии к социализму путем политической революции объективно закономерен и по своей сути глубоко диалектичен, вошла в противоречие с реальной действительностью.

Капитализм в процессе своего развития не создал ни предпосылок для нового социалистического способа производства, ни зачатков новой системы экономических отношений, ни субъектов, готовых осуществить на практике социальный эксперимент. Кроме этого кризис был обострен гражданской войной и всеобщей разрухой в экономике.

В этой ситуации революционная оппозиция, захватив государственную власть (исповедовавшая до того гуманистические принципы демократии и социального прогресса), не имея четкой (а не абстрактной) концепции социально-экономического построения нового общества, была обречена на уста' новление диктатуры.

Насильственно насаждаемая эгалитарная система отношений вела не только к разрушению политического, экономического и правового порядка, но и к серьезной деформации политического мировоззрения.

Фундаментальная триада, на которой веками стояла Россия, - Православие, Самодержавие, Отечество - в условиях социального взрыва потеряла первоначальное значение. Процесс этот был объективен и закономерен, так как диссоциация и резкая поляризация общественных интересов, сложившиеся в России начала XX в., предопределяли разрыв единой духовной субстанции. Определяющее значение приобрел радикальный нигилизм и материалистическое отрицание всех духовных ценностей.

Православная вера, ранее объединявшая большую часть российского общества идеологией христианства, на рубеже веков превратилась лишь в атрибут отжившей системы, потерявшей духовно-нравственный облик и влияние.

Н.А.Бердяев неоднократно подчеркивал мысль, что социализм есть знак того, что христианство не осуществило своей задачи, и он предопределен историческими грехами христианского мира, его равнодушием к социальным нуждам народа.

Церковь, призванная быть своего рода нравственным арбитром между властью и народом, способствовала распространению атеистическо-революционного радикализма, тем самым разрушая освященные религией устои государственного устройства и гражданского общества. В результате “народ- богоносец” выдавил из себя внутреннего варвара, а идея “христианского социализма” потеряла свою привлекательность и актуальность.

Монаршая власть Царя, традиционно на протяжении веков российской истории не требовавшая доказательства и обоснования как данная Богом, полностью дискредитировала себя в самых широких слоях общества недееспособностью и реакционностью. Монарх, стоявший над обществом, высший су-

дья и защитник, символ государственности уже олицетворяется с существующим порядком. “Столыпинский вагон”, “столыпинский галстук”, “скорострельные суды” стали кровавымим вехами самодержавия. Поэтому даже расстрел царской семьи в 1918 г. в Екатеринбурге не вызвал какого-либо возмущения и не изменил политическую расстановку сил. Всеобщее понятие “Отечество” в сознании большинства трансформировалось в местечковый патриотизм, представлявший огромную опасность для единства многонационального государства.

Таким образом, кризис назрел объективно, а не был экспортирован марксистами из-за рубежа.

В образовавшийся идеологический и духовно-нравственный вакуум постепенно начала внедряться новая система взглядов и ценностей, являвшая собой синтез наукообразности с элементами (учитывая менталитет народа) языческой религиозности - культ вождя, догматизм, фанатизм, идолопоклонство и т. д.

Атеистически-революционный радикализм и эсхатологизм приобрели самодовлеющий характер, при котором сфера духовного вытесняется, насильственно разрушается и заменяется социальными и биологическими эрзацами.

В этих условиях жертвенность “во имя”, а не “во благо”стала лейтмотивом диктатуры большевистской партии, краеугольным камнем ее идеологии и проводимой политики.

С.А.Франк (1877-1950) писал в своей работе “По ту сторону правого и левого”, что “народное стремление к свободе, связавшись с нигилизмом и безверием, дало свою поддержку тому абсолютному нигилизму, предельной социалистической доктрине, который не верит даже в личность как автономного хозяйственного субъекта и убежден, что даже хозяйственную жизнь легче всего построить насилием, по команде и под угрозой палки и расстрелов”10.

Отметим, что принуждение само по себе присуще любому общественному строю, а личность всегда подчинена определенным правовым нормам. Формы властных полномочий государства могут быть различны (от демократии до диктатуры), но ни при каких условиях власть не признает за личностью автономного существования. Стереотипно считается, что демократия стоит на защите личности, не ограничивая права человека и гражданина, а социализм осуществляет принцип принудительной социальной справедливости. Однако очевидно, что принуждение при любой системе является объективной необходимостью, а не случайностью или произволом правящего режима.

Вопрос стоит о формах и методах, целях и задачах, которые решает данная политическая система на этой тонкой грани, когда принуждение трансформируется в террор и геноцид.

История мировой цивилизации неразрывно связана с репрессивной политикой и террором в разных формах - политическим, экономическим, религиозным, расовым, и в XX в. эта тенденция имела глобальный характер.

В 20-3 0-е гг. “демократический эксперимент” в России и постмонархических странах Западной Европы по объективным и субъективным причинам внутреннего и внешнего характера потерпел поражение и стал источником проявления крайнего политического экстремизма. Деформация сознания, связанная с крушением старого правопорядка и анархизмом нового, экономический и политический хаос создавали необходимые предпосылки для внутреннего озверения широких народных масс. Формы и атрибуты его могут быть различны (свобода и демократия, классовая борьба, реакционный национализм и т.д.), но принципиальная основа едина - переход от традиционных структур к индустриальному обществу и кризис идеологий.

Западноевропейский политический радикализм породил классический фашизм в Германии, Италии, Испании, полуфашистские диктаторские режимы в Венгрии, Румынии, Литве, Латвии, Эстонии, Польше, Болгарии и др.

Таким образом, процесс установления авторитарно-тоталитарных режимов, тяга к диктатуре (вождей, олигархов, классов) в конкретном ее проявлении были уже не отдельно взятыми фактами или аномалией развития в отдельно взятой стране, а устойчивой тенденцией. В 20-3 0-е гг. жертвами организованного террора в этих странах стали сотни тысяч человек.

Некоторый резонанс имел “еврейский вопрос”, а на уничтожение коммунистов, социал-демократов, служителей церкви и других инакомыслящих просвещенная демократия взирала с удивительным равнодушием. Как говорится, “все прогрессивное человечество” не содрогнулось.

Аналогичная реакция была и на те факты массовых репрессий, которые имели место в этот период в Советском Союзе. “Совесть мира” - Мартин Андерсен-Нексе, Теодор Драйзер, Анри Барбюс, Луи

Арагон, Ромен Роллан, Давид Альфаро Сикейрес, Герберт Уэллс, Лион Фейхтвангер поддерживали сталинскую политику.

В принципу советский опыт - лишь грань общеевропейского процесса и в какой-то мере идеологическая альтернатива.

Социализм, возникнув на основе двух противоположных течений: просветительства и рационализма, на российской почве преобразовался в русский коммунизм, не имевший ничего общего с классическим западным социализмом и социал-демократией.

А нализфуяособенности этого феномена,Н А Бердяев отмечал,что "в России революция либеральная, буржуазная, требующая правового строя была утопией... В России революция могла быть только социалистической... А по русскому духовному складу... только тоталитарной. Коммунизм есть русское явление, несмотря на марксистскую идеологию”11.

Идея пролетарской революции, призыв к насильственному свержению существующего строя обернулись “красногвардейской атакой” на капитал, тотальным насилием и анархией. Собственно к этому и стремились.

Для того чтобы “сократить, упростить и концентрировать кровожадную агонию старого общества и кровавые муки родов нового общества, необходимо только одно средство - революционный терроризм”12 - писал К.Маркс.

Особенность этого явления в Советском Союзе в целом и в России в частности заключалась в том, что революционное классовое принуждение, основанное на революционном правосознании, принявшее террористические формы, выражалось как свобода выбора, как естественный режим самопринуж- дения, как осознанная необходимость, как определяющий фактор борьбы за существование первого в мире государства рабочих и крестьян.

В.С.Соловьев писал в свое время, что “верить в идеал, значит, во-первых, признать, что он не есть пустая фантазия, а имеет объективные основания...; во-вторых, верить в идеал, значит, признавать возможность его окончательного осуществления...; в-третьих, вера в идеал требует, чтобы мы самих себя не устраняли от этой задачи, а смотрели на нее, как и на наше собственное дело, требующее от нас трудов, усилий и подвигов”13.

Государственная репрессивная политика стала формироваться от элементов в систему сразу после октябрьской революции и в своем развитии прошла ряд этапов.

В период 1918-1921 гг. функция физического подавления буржуазных элементов и контрреволюционеров имела приоритетное значение. В то же время в условиях хозяйственного паралича, вызванного практическим применением марксистской теории в российском варианте и обостренного гражданской войной, начала разрабатываться концепция жесткой централизации управления и милитаризации труда.

Л.Троцкий писал, например, что “до тех пор, пока всеобщая трудовая повинность не войдет в норму, не закрепится привычкой и не приобретет бесспорного и непреложного для всех характера ... до тех пор, в течение значительного еще периода, переход к режиму всеобщей трудовой повинности должен неизбежно поддерживаться мерами принудительного характера, то есть в последнем счете вооруженной силои пролетарского государства .

Аналогичную точку зрения высказывали и другие руководители РКП(б). В программной работе “Очередные задачи советской власти” В.И.Ленин четко сформулировал необходимость самых жестких репрессий в упрочении дисциплины на производстве, вплоть до расстрелов, и подчеркивал, что “без принуждения такая задача совершенно невыполнима. Нам нужно государство, нам нужно принуждение. Органом пролетарского государства, осуществляющего такое принуждение, должны быть советские суды. И на них ложится громадная задача воспитания населения к трудовой дисциплине”14. Однако упрощать и сводить эту проблему только к деятельности большевистской партии было бы неверно.

Психология террора формировалась поколениями русских революционеров в процессе дифференциации их политических взглядов в борьбе с самодержавием, от просветительства до насильственной революции и уничтожения всего дворянского сословия.

А.И.Герцен писал о грядущем: “Или вы не видите новых христиан, идущих строить, новых варваров, идущих разрушать? ...Когда наступит их час, исчезнут хорошее и дурное, правый и виноватый погибнут рядом.

Это будет не суд, не расправа, а катаклизм, переворот... Коммунизм пронесется бурно, страшно кроваво, несправедливо, быстро...явятся новые заповеди...нового символа веры”15.

Романтики и практики революционного террора: П.Н.Ткачев, М.А.Бакунин, С.Г.Нечаев, Н.В.Щел- гунов, М.П.Михайлов, П.Г.Заичневский, П.А.Кропоткин, А.И.Желябов, Н.И.Кибальчич и многие другие, столкнувшись с произволом самодержавия, видели выход из существующего общественного порядка только во всеразрушающем перевороте.

Н.В.Щелгунов писал в работе “К молодому поколению”, что, “если для осуществления наших стремлений пришлось бы вырезать сто тысяч помещиков, мы не испугались бы этого. И это вовсе не так ужасно”16.

П.Г.Заичневский, говоря о грядущей революции, подчеркивал: “Мы не страшимся ее, хотя и знаем, что прольется река крови, что погибнут, может быть, и невинные жертвы;... Помни тогда: кто будет не с нами, тот будет против нас, кто против нас - враг, а врагов следует истреблять всеми способами... бей на площадях... бей в домах... бей в тесных переулках... бей по деревням и селам” [Там же. С. 330, 334 ].

В необходимости создания жесткой диктатуры власти и тоталитарных структур управления были убеждены не только фанатики революции 70-х гг. XIX в., но и многие представители народа в Государственной Думе России - и правые, и левые, и центр.

Например, Марков-2 говорил в Думе 19 июля 1915 г.: “Я думаю... должна быть стройная организация, должно быть возглавление, должно быть верховное управление... с правом творческой власти, с правом карательной власти, с правом пересылать рабочих за тысячи верст, ...с правом наказания тех, кто уклоняется, с громадными колоссальными правами, организация, возглавленная одной волей, одним приказом”17. Разве это не прообраз ГУЛага? По мере усиления разброда и шатания эта тенденция усиливалась. 15 февраля 1917г. П.Н.Ми- люков (лидер кадетов) открыто призвал к свержению правительства, а его сподвижник профессор Лева- шев заявил, что “требуется твердая, решительная и энергичная единоличная власть, снабженная самыми широкими полномочиями... Конечно, такой властью может быть только диктатура”[Там же].

Царь? Самодержавие? - на свалку.

Так что собирались в царство свободы, а попали в долину смерти. И справа и слева Россия была обречена на диктатуру. В этом многообразии мнений теория большевистско-социалистической революции о диктатуре пролетариата была лишь одной из многих.

В теории марксисты отвергали крайние взгляды на развитие общества, но во многом претворили их на практике. Ведь главное не в том, чтобы заставить лошадь пить, а в том, чтобы подвести ее к воде, т. е. внедрить в общественное сознание неизбежность и необходимость применения репрессивных мер для общего блага. Народные массы были готовы принять радикальный большевизм, так как антагонизм угнетенных к “барам” и “мироедам” был настолько велик, что лозунг “грабь награбленное” не. вызвал социального протеста у большинства населения и был поддержан. Это была логика того африканского дикаря, о котором упоминал В.С.Соловьев в работе “Национальный вопрос в России”: “Добро - это когда я отниму у соседей их стада и жен, а зло - когда у меня отнимут”18. Произвол и вседозволенность безграничной свободы должны были войти в плоть и в кровь, развратить всех и каждого. С.Нечаев говорил, что любить свой народ - это, значит, подводить его под картечь.

В условиях перманентного кризиса власти применение чрезвычайных административно-карательных мер и авторитарных методов было неизбежно.

Этому способствовал и ряд предпосылок.

Во-первых, структура организации большевистской партии периода борьбы за власть была перенесена на органы власти и управления, а методы - на все сферы общественных отношений. Именно так закладывалась политическая монополия.

Во-вторых, советская политическая система изначально базировалась на основополагающем внутрипартийном принципе “демократического централизма”, и тем самым поддерживалась строгая авторитарная иерархия власти партийно-государственной бюрократии.

В-третьих, революционное классовое правосознание, при ликвидации гражданско-правового регулирования, создавало условия для применения чрезвычайных норм революционной законности.

В-четвертых, экономическая доктрина (исключавшая бесконкурентное производство, товарно-денежные отношения, частную собственность), базировавшаяся на жестко централизованной планово распределительной системе и не имевшая материальной мотивации труда, регламентировала и контролировала не только все отрасли экономики, но и весь комплекс отношений личности и власти.

Тотальный контроль и учет стали основой диктатуры партии*.

В процессе социалистической реконструкции политической системы и экономики сложилась такая структура всеобщей регламентации, которая не только ограничивала свободу граждан, но и понижала эффективность и мобильность народного хозяйства.

А так как при формально широкой поддержке населения фактическая социальная база социализма была крайне узка, революционные преобразования можно было осуществить только путем планомерного террора. Причем он имел двоякую форму: политический, направленный на физическое уничтожение идеологических противников, временных попутчиков и союзников, и экономический, позволявший оперативно решапгь хозяйственные задачи.

Тотальная власть - это власть террора, а не закона, устрашения, а не управления. Для функционирования такой власти необходим широко разветвленный репрессивно-карательный аппарат, созданный уже в первый годы советской власти. В него входили ревкомы, народные суды, трибуналы различного направления, политотделы и Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем. ВЧК была создана постановлением СНК РСФСР от 7(20) декабря 1917 г.

В 1918 г. ее первый председатель Ф.Э.Дзержинский так определил цели этого чрезвычайного органа: “ЧК - не суд, ЧК - защита революции, как Красная Армия, и как Красная Армия не может считаться с тем, принесет ли она ущерб частным лицам, а должна заботиться только об одном - о победе революции над буржуазией, так и ЧК должна защищать революцию и побеждать врага, даже если меч ее при этом попадает на головы невинных”19. 14

декабря 1918г. организуется Ревтрибунал Республики, в подчинении которого находились военно-судебные органы.

В 1918-1921 гг. их деятельность определялась революционной целесообразностью и регламентировалась не законом, а постановлениями и распоряжениями партийных органов, деятельность которых в свою очередь контролировалась ЦКК - РКИ.

В этот период, наряду с подавлением контрреволюции, особо жесткая политика проводилась в

отношении крестьянства.

Крестьянин рассматривался как попутчик, а в условиях ликвидации товарного рынка, свободы торговли и нарушения товарообмена между городом и деревней как потенциально реакционная сила.

В Обращении СНК ко всем трудящимся от 6 августа 1918 г. подчеркивалось: “...трудящиеся массы должны целиком осуществить на деле диктатуру пролетариата... Кулаки и богатеи деревни должны быть объявлены врагами народа, преданы суду революционного трибунала и заключены в тюрьму на срок не менее десяти лет... В случае оказания противодействия отбиранию хлеба...должен применяться расстрел на месте 20.

Для проведения этой политики постановлением ВЦИК от 31 января (13 февраля) 1918 г. была создана чрезвычайная комиссия по продовольствию, а на местах организовывались комитеты бедноты, уборочно-организационные и продовольственные отряды. В их задачу входили принудительная уборка хлебов с полей заведомых кулаков и богатеев, конфискация “излишков” и закупка продовольствия по твердым государственным ценам.

На сопротивление деревни узаконенному грабежу власть ответила ужесточением репрессий.

В предписании СНК всем председателям губисполкомов от 30 сентября 1919 г. говорилось: “Не ждите самотека, делайте нажимом, принуждайте к сдаче систематически, неуклонно употребляйте в дело продар- мию...применяйте самые суровые меры...предъявите угрозу и, решившись действовать, не допускайте колебаний, идите до конца, нанося сокрушительный удар быстро и безошибочно”21.

В этих акциях широко применялись части Красной Армии, ЧОНа, вооруженные отряды рабочих и специальные части ВОХР, задачи которых были определены специальным постановлением СТО от 28 апреля 1920 г.

Кроме этого, в годы “военного коммунизма” для подавления крестьянства СНК и ВЦИК издали сотни нормативных актов репрессивного характера, в том числе “Основной закон о социализации земли”, декреты “Об обязательном товарообмене в хлебных сельских местностях”, “Об обложении сельских хозяев натуральным налогом в виде отчисления части сельскохозяйственных продуктов”, “Об обязательной поставке коровьего молока”, “Об обязательной поставке скота на мясо” и т.д.

Такая политика не только была обусловлена жестким продовольственным кризисом, но и являлась частью стратегического плана социальной реконструкции сельского хозяйства, осуществленного в полном объеме в годы сталинской коллективизации.

Репрессивные меры “военного коммунизма” имели катастрофические последствия и в сельском хозяйстве, и в промышленности.

Концепция развития социалистического общества в целом по принципу государства-коммуны, а промышленности по принципу рабочих корпораций (так же, как коммун и совхозов в сельском хозяйстве) оказалась несостоятельной.

Жесткая централизация промышленного производства и военно-командные методы в чрезвычайных условиях гражданской войны до известной степени решали текущие задачи, но не имели долгосрочной перспективы.

Плановая система ведения хозяйства обеспечивала экономическую монополию, но в то же время тормозила процесс развития производительных сил и препятствовала их рациональному использованию.

Вопрос совмещения интересов государства и личности становился приоритетным. Трудармии и другие принудительные формы организации труда - меры чрезвычайные, но краткосрочные.

Отказаться от репрессивной политики в принципе было невозможно, ибо это крах системы, в то же время, учитывая стратегический план преобразования России из страны аграрной в индустриальную, нужно было найти новые формы организации труда.

Вслед за идейным необходимо было дать технико-экономическое обоснование массовым репрессиям и созданию структуры, имевшей карательно-экономические функции.

Первые наметки будущей империи ГУЛага проявились уже в 1920 г. в плане электрификации России - ГОЭЛРО, который рассматривался как вторая программа партии и явился первым генеральным планом развития народного хозяйства Советской России.

При составлении плана ГОЭЛРО достаточно широко исследовался германский опыт развития экономики с целью приспособить его к условиям России (в частности, принципы организации и управления немецкой промышленности в период первой мировой войны, но с социалистической спецификой). •

В 1898 г. немецкий профессор политической экономики К.Баллод издал работу “Государство будущего, производство и потребление в социалистическом государстве”, имевшую большой резонанс в России. На основе экономико-статистического материала К.Баллод доказывал, что при современном ему уровне развития производительных сил возможно построить социалистическое хозяйство в Германии, обеспечивающее повышение производства и общее благосостояние народа. Он отрицал необходимость пролетарской революции и диктатуры пролетариата и считал, что социализм наступит в результате мирного соглашения с собственниками и выкупа у них государством земли, фабрик и заводов. Подобный подход с точки зрения политической большевиками был отброшен, но идеи, высказанные К.Баллодом, получили развитие.

В докладе VIII съезда Советов подчеркивалось, что “для Германии мы имеем весьма любопытную попытку создания единого государственного плана ее обобществленного хозяйства... профессор Баллод приходит к вполне конкретным выводам. По его подсчетам, проверкой которых он занимался 20-летний период, социалистическая Германия...через 3-4 года спокойной созидательной работы превращается в счастливую страну всеобщего довольства и благополучия. Примерно до 17-летнего возраста молодежь страны впитывает в себя в созданных по единому плану расширенных народных школах те основы положительного знания, не ведая которых, человек не может быть признан гражданином XX века. По достижении 17-летнего возраста на 5-летний срок каждый немецкий гражданин вступает в армию труда. Эта армия труда разбивается на регулярные трудовые колонны, в строго определенных количественных соотношениях для всех подразделений германского народного хозяйства”22.

В разделе “Электрификация сельского хозяйства” подчеркивалось, что “К.Баллод предлагает решительную реформу: разом покончить с мелким крестьянством, преобразовав всю сельскохозяйственную Германию, устроенную по одному плану и типу, в крупные социалистические имения”[Там же. С. 108].

Интерес к работе К.Баллода, ее детальное исследование были вызваны тем, что большевики, исповедуя марксизм как догму, как универсальное учение об обществе и государстве, столкнулись с полным несоответствием умозрительных теоретических посылок и реальной действительности.

Однако зерно уже проклюнулось, и в разных вариантах эти идеи будут воплощены в 30-е гг. и в Германии, и в России. Концепция К.Баллода не отвергается, а консервируется. В.И.Ленин с сожалением говорил в докладе, что “план Баллода повис в воздухе, но не потому, что он недостаточно научно обоснован, а лишь по той простой причине, что в Германии существуют предпосылки социализма, а не самый социализм... В России “такая попытка была бы обречена на крушение”, но не потому, что идея неверна, а только вследствие того, что не имела такой промышленности, как в Германии, такой статистики, подготовленности населения и прочее, и поэтому я бы позволил себе констатировать положение таким образом, что еще более или менее значительный период ... мы неизбежно должны будем считаться не с регулярными трудармиями, разбитыми на стройные, количественно строго определенные колонны труда, а лишь с народным ополчением труда”[Там же. С. 33].

Недостаточность формационных предпосылок социализма компенсировалась в годы “военного коммунизма” максимальной мобилизацией всех внутренних ресурсов, сверхцентрализацией власти и управления, но в конечном итоге стала причиной смены экономического курса.

Новая экономическая политика была необходима по объективным причинам, но в то же время и обречена, так как административно-бюрократическая надстройка, ее директивно-правовое и политикоидеологическое устройство были несовместимы с принципом саморазвития экономики. За перестройкой экономических отношений последовала не настоящая переоценка политических взглядов на социализм у руководства партии, а вынужденная, временная их консервация.

В отчетном докладе ЦК ВКП(б) на XVI съезде И.В.Сталин говорил, что “НЭП предполагает ... наступление социализма на капиталистические элементы, сужение поля деятельности частной торговли, относительное и абсолютное сокращение капитализма, растущий перевес обобществленного сектора над сектором необобществленным, победу социализма над капитализмом”23.

Конечная цель нэпа была сформулирована достаточно однозначно - через индустриализацию страны и коллективизацию сельского хозяйства к ликвидации многоукладной экономики.

Однако в период 1921-1928 гг. советская власть была вынуждена пойти на частичную реставрацию капиталистических отношений. Хозрасчет, рентабельность, кредитные отношения, товарное производство, иностранные концессии (составлявшие основные элементы нэпа) - все это потребовало серьезных изменений функций государства диктатуры пролетариата в экономике, политике, идеологии.

С учетом изменившейся внутренней политики перестраивался и репрессивно-карательный аппарат. Формирование новой правовой системы осуществлялось в ходе судебной реформы. В 1922 г. был принят Уголовный кодекс РСФСР, который впервые с момента революции установил, что основанием для уголовной ответственности являются конкретные действия или бездействия, угрожающие основам советского строя и советскому правопорядку. Все другие критерии (классовая принадлежность, судимость, связь с преступной средой) могли иметь уголовно-правовое значение лишь при наличии состава преступления. Тем самым подчеркивался отход от практики чрезвычайных мер по мотивам социальной принадлежности.

В этом же году был принят и новый УПК РСФСР, который внедрил в судебную практику демократические принципы судопроизводства - гласность, состязательность, непрерывность, право на защиту, право участников процесса выступать на родном языке, гарантию неприкосновенности личности ит. д.

УПК РСФСР должен был сочетать интересы советского государства и установленного им правопорядка с интересами личности.

На этой основе реформировалась и система исправительно-трудовых учреждений. В частности, были упразднены возникшие в апреле 1919 г. по Постановлению Президиума ВЦИК лагеря принудительных работ (организовывались лагеря во всех губернских городах не менее чем на 300 чел. каждый)24.

В 1921 г. в лагерях принудительных работ, делившихся на четыре типа - особого назначения, концентрационные общего профиля, для военнопленных и распределители, находилось около 60 тыс. заключенных.

В 1922 г. лагеря преобразуются в исправительно-трудовые колонии (ИТК) трех типов - сельскохозяйственные, фабричные, ремесленные. Лагеря особого назначения (ЛОН) создаются в системе ГПУ. 2

октября 1923 г. по постановлению СНК РСФСР был организован Соловецкий лагерь особого назначения ГПУ (СЛОН).

В годы нэпа существовали две системы исправительно-трудовых учреждений: подведомственные ГПУ (внутренние тюрьмы, политизоляторы и лагеря особого назначения) и места заключения, подведомственные НКВД РСФСР. В ходе реорганизации ликвидировались чрезвычайные суды - революционные трибуналы. Наказания стали применяться главным образом по судебным приговорам, но для некоторых категорий дел сохранялся внесудебный порядок применения репрессий в соответствии с решениями комиссий по административным высылкам и ссылкам.

Внесудебные полномочия ВЧК (ОПТУ) были сокращены, хотя и не отменены в полном объеме'.

В июне 1921 г. учреждается единый Верховный трибунал в качестве кассационного органа для всех трибуналов (военных). В его составе была образована Военная коллегия, которая в январе 1923 г. входит в состав Верховного суда РСФСР. В апреле 1924 г. с образованием Верховного суда СССР Военная коллегия вводится в его состав, и все военные трибуналы становятся судами СССР.

В 1924 г. вводится Исправительно-трудовой кодекс (ИТК) РСФСР, установивший цели и задачи исправительно-трудовой политики - от подавления и изоляции к трудовому перевоспитанию заключенных.

Основой такой политики являлся целесообразный режим содержания в сочетании с обязательным общественно полезным трудом и культурно-воспитательной работой.

Кодекс провозглашал, что содержание в исправительно-трудовых учреждениях не должно иметь целью причинение физических страданий и унижение человеческого достоинства. Вопросы применения труда заключенных регулировались Кодексом законов о труде.

Кроме этого, ВЦИК и СНК были изданы ряд декретов и постановлений, вводивших общий принцип, согласно которому политические права должны были использоваться в соответствии с целями советской конституции и в интересах социалистического строительства. На основе этого были разработаны Гражданский и Земельный кодексы.

Таким образом, оформляясь как своего рода правовое государство социалистического типа, советская власть в то же время держала под контролем все сферы общественной жизни, не упуская стратегическую линию.

Для контроля за идеологической сферой постановлением ВЦИК и СНК 6 июня 1922 г. было создано Главное управление по делам литературы и издательств - Главлит, тесно связанный с органами ГПУ.

В начале 20-х гг. борьба с политическими противниками (ими были все, кто не разделял общую точку зрения) не ослабевала, принимая иные формы и направления. '

Разгромив явную контрреволюцию, запретив деятельность всех буржуазных партий, советская власть повела жесточайшую борьбу с последним и главным идеологическим противником - церковью.

Репрессивные меры, предпринятые в 1917-1921 гг., значительно подорвали экономическую базу церкви, но оставались носители христианства и других религий, представлявшие потенциально большую опасность для режима.

В письме членам Политбюро ЦК РКП(б) от 19 марта 1922 г. В.И.Ленин писал: “Мы теперь должны дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий”25.

В течение 1922-1923 гг. в ходе репрессивных акций были уничтожены 7100 священников и монахов. Массовые судебные процессы прошли в Москве, Петрограде, Шуе, Иваново-Вознесенске, Смоленске, Старой Руссе и других городах. .

В 1923 г. Патриарх Тихон был взят под домашний арест в Донском монастыре, и церковь, таким образом, насильственно лишена канонической главы. 15

мая 1922 г. создается Высшее церковное управление, подчиненное 6-му секретному отделу

ГПУ.

Цель “обновленцев”, действовавших под руководством ГПУ, заключалась в децентрализации церкви, расчленении священнослужителей на группировки и дискредитации их в глазах верующих*.

Планомерный разгром церкви продолжался до начала Великой Отечественной войны. До 1917 г. в России было более 86 тыс. храмов, в 1940 г. их осталось 4225, в том числе свыше 3 тыс. в западных областях.

Начало 20-х гг. было отмечено и первым политическим судебным процессом. В 1922 г. проходил процесс над партией эсеров. Впервые в истории судили не за конкретное преступление, а политическую партию. Эсерам вменялось в вину покушение на В.И.Ленина, крестьянское восстание в Тамбовской губернии 1920-1921 гг. и деятельность эсеров за рубежом.

7 августа 1922 г. 12 членов ЦК были приговорены к смертной казни. Однако по решению Президиума ВЦИК исполнение приостановили, поставив в зависимость членов партии, находящихся на свободе, а членов ЦК сделав заложниками. Особенность этого процесса заключалась в том, что приговор был вынесен не на основе действующего закона, а по решению партийного руководства. В дальнейшем, по мере свертывания нэпа, это стало обычной практикой.

На наш взгляд, основные предпосылки массового террора 30-40-х гг. формировались в период формальной политической оттепели середины 20-х гг.

Во-первых, динамичное развитие частного сектора в промышленности и сельском хозяйстве происходило на фоне стагнации социалистического сектора экономики, а система государственного регулирования, основанная на администрировании и финансовом подавлении, создавала серьезные диспропорции народнохозяйственного комплекса и дестабилизировала обстановку.

Во-вторых, идеология новой экономической политики вошла в глубокое противоречие с теорией и практикой марксизма, генерируя реальную угрозу устоям советской власти. Углубление и расширение нэпа всерьез и надолго в объективной обстановке того времени означало крах социализма.

Руководство страны осознавало эту опасность и шаткость своего положения. “Нужен какой-то выход из этого тупика...мы не можем восстанавливать капитализм при нашей советской власти”, - говорил И.В.Сталин в речи на закрытом бюро Сибкрайкома ВКП(б) 20 января 1928 г.26

В это время подспудно шла кропотливая подготовительная работа практически по всем направлениям, и в первую очередь в самой РКП(б). В условиях диктатуры партия должна была представлять собой самостоятельный социальный организм, стоящий над обществом, и руководствоваться в своей деятельности не законом, а уставом, решениями съездов и волей вождей. Партия должна быть монолитна и однородна - вылита из одного куска. Все инородное должно быть отброшено.

На XII съезде партии в 1923 г. И.В.Сталин подчеркивал, что “необходимо подобрать работников так, чтобы на постах стояли люди, умеющие осуществлять директивы, могущие понять директивы, могущие принять эти директивы как родные и умеющие проводить их в жизнь.

Класс новой партийной бюрократии формировался в процессе планомерной “чистки” партийных рядов. В период 1919-1935 гг. было проведено пять чисток, в том числе в 1921 г. генеральная, в ходе которой было исключено 159 тыс. членов (21,1%).

В 1924-1925 гг. (решения ЦК РКП(б) от 31 января 1924 г.) разгрому подверглись непроизводственные, а в 1925-1927 гг. (решения XIV съезда РКП(б) - сельские партийные организации. В результате уже в 1928 г. из более чем 1 млн членов партии 60% составляли вновь вступившие.

Резко снизился образовательный уровень партийных руководителей всех рангов, в целом менее 1% членов партии имели высшее образование и 63% - начальное, зато пролетарское ядро достигло 62%. Именно выдвиженцы 20-х гг. стали генерировать террор 30-х гг., слепо выполняя волю вождя. Если в 1930 г. 69% секретарей обкомов, крайкомов и ЦК национальных компартий вступили в партию в ленинский период, то в 1939 г. эти должности на 80,5% занимали партаппаратчики сталинской волны.

Номенклатурный переворот привел к тому, что “если раньше на партийную работу выдвигались люди, проявившие себя ...своей принципиальностью, теоретической подготовкой...способностями...честностью, то теперь наоборот выдвигаются своей лестью, хитростью, покорностью, доносами..: и верностью начальству...подбираются самые ручные, готовые десятки раз покаяться и десять раз отказаться от своих убеждений”, - писал М. Рютин в платформе “Союза марксистов-ленинцев”28. Коммунисты по убеждению сменились коммунистами по названию.

И.В.Сталин еще в 1920 г. говорил, что страной управляют только те, кто на деле овладел исполнительной властью и государственным аппаратом.

После смерти Ленина борьба за власть приняла ожесточенный характер среди внутрипартийных группировок - “троцкисты”, “децисты”, “левые коммунисты”, “рабочая оппозиция”, “новая оппозиция”, в состав которых входили в основном члены “ленинской гвардии”, потерпели поражение. “Идейный” разгром оппозиции не случайно совпал с резким обострением социально-экономического кризиса 1927-1928 гг., выявившего бесперспективность, с точки зрения победы социализма, проводимого курса.

“Выдвиженцы” (да и старая гвардия), воспитанные в годы “чрезвычайщины”, требовали кардинальных мер, “большого скачка”, полного осуществления ленинского плана построения социалистического общества. Детальные расхождения не имели принципиального значения.

Концепция индустриализации и коллективизации была разработана в первом пятилетнем плане на XV съезде партии и принята окончательно на XVI партконференции и V съезде Советов.

Основной принцип “революции сверху” сводился к форсированному промышленному строительству за счет максимальной централизации управления и мобилизации всех внутренних материальных и финансовых ресурсов с широким применением административно-принудительных мер воздействия и подавления частнособственнических элементов города и деревни. По сути произошла реставрация политики “военного коммунизма” в новых условиях. В тисках жесткого дефицита средств основной удар был вновь нанесен по крестьянству. Коллективизация стала источником первоначального социалистического накопления для осуществления индустриализации страны.

Установки Сталина и его сподвижников по этому вопросу известны достаточно широко.

Осенью 1929 г. закончилась кратковременная пауза нэпа, и страна вновь вступила в экстремальный период. В своей речи на апрельском (1929 г.) Пленуме ЦК Сталин заявил, что необходимо признать допустимость чрезвычайных мер как одно из средств беспощадной борьбы с кулачеством.

В результате по инициативе партийных и советских органов в районах сплошной коллективизации явочным путем стали образовываться так называемые тройки, в состав которых входили первый секретарь райкома партии, председатель райисполкома и начальник местных органов ГПУ. Постановлением ВЦИК и СНК от 1 февраля 1930 г. “О мероприятиях по укреплению соцйалистического сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством” деятельность троек была легализована, и местные органы власти получили чрезвычайные полномочия.

Маховик репрессий раскручивался. 7 апреля 1930 г. было принято новое положение об исправительно-трудовых лагерях, заключению в которых подлежали лица, осужденные по приговору суда на срок более 3 лет и во внесудебном порядке. НКВД союзных республик были упразднены, а их аппараты и ИТЛ подчинены ОГПУ СССР. В этом же году был создан ГУЛаг ОГПУ - мощная карательная структура, имевшая хозяйственные функции.

Система ГУЛага была всеобъемлющей, охватывала все важнейшие отрасли экономики и в разные годы включала в себя: Главное управление лагерей и колоний НКВД (ГУЛаг и ОИТК НКВД), Главное управление лагерей горнометаллургической промышленности НКВД (ГУЛГМП), Главное управление лагерей лесной промышленности НКВД (ГУЛЛП), Главное управление лагерей железнодорожного строительства НКВД (ГУЛЖДС), Главное управление лагерей шоссейных дорог НКВД (ГУЛШОСДОР), Главное управление лагерей промышленного строительства НКВД (ГУЛПС), Главное управление лагерей аэродорожного строительства НКВД (ГУЛАС), Управление лагерей по строительству куйбышевских заводов НКВД, Главгидрострой, Главцветмет, Дальстрой и другие управления и главки.

Концепция создаваемой “империи” НКВД и ее карательно-экономические задачи окончательно определились в период “большого скачка”, но сама идея и практические перспективы рассматривались еще в середине 20-х гг.

В качестве примера административного подхода в решении политических и экономических вопросов посредством организации принудительных поселений заключенных в стратегически важных экономических районах страны приведем докладную записку ГЛ.Пятакова29 Председателю ВСНХ СССР

Ф.Э.Дзержинскому от 10 ноября 1925 г.: “При выяснении некоторых промышленных, географических вопросов я пришел к заключению о необходимости организации в некоторых местах принудительных поселений в целях создания элементарных культурных условий работы. Вероятно, с точки зрения разгрузки мест заключения, эти вопросы также имеют некоторый интерес. Я просил бы поручить ГПУ заняться этими вопросами”1.

Далее он выделяет четыре основных экономических района, где целесообразно применение труда заключенных.

Первый - это район устья Енисея между Полярным кругом - 70-й параллелью северной широты и 55-м до 65-го меридиана восточной долготы, где располагались Курейское месторождение графита и Норильское месторождение полиметаллических руд, “которое несомненно представляет из себя большой интерес с точки зрения ГПУ в отношении создания там соответствующего поселения” [Там же].

Второй - это о. Сахалин, нефтяные месторождения которого заслуживали всяческого и всемерного внимания. Однако, как подчеркивал автор, “и на Сахалине вопрос о рабочей силе и о населенности этого острова будет, несомненно, одним из самых трудных... Под этим углом зрения следует точно также рассмотреть вопрос о возможности соответствующего принудительного поселения на о. Сахалин”[Там же].

Третий - это район Киргизской степи, который в будущем должен стать одним из самых значительных горнопромышленных районов СССР.

Четвертый - это район Нерчинска. Г.Л.Пятаков делает интересный вывод: “С конца XVIII в. Нерчин- ский округ сделался местом ссылки. С этого времени горнозаводские предприятия Нерчинского края вступили на путь быстрого развития. Можно было бы назвать еще ряд других интересных районов. Я, однако, ограничиваюсь пока этими четырьмя районами. Проведение соответствующих мероприятий натолкнется на весьма значительные трудности, и поэтому следовало бы сперва ограничиться 1-2 районами, практически решить поставленную задачу и лишь после этого переходить к решению других задач” [Там же].

Ф.Э.Дзержинский одобрил докладную и наложил следующую резолюцию: “т. Благонравову и Фельдману30. Так как это может касаться только Ваших объектов (социалистов-революционеров и меньшевиков туда на работы не пошлешь) и так как т. Благонравову одному ведомы, с точки зрения хозяйственной, потребные районы, а т. Фельдман должен формально обосновать такое нововведение (каторжные поселения), то прошу Вашего совместного по этому поводу заключения и доклада т. Менжинскому”[Там же].

В период кризиса нэпа 1928-1929 гг. идея массового применения труда заключенных из области теории перешла в практическую плоскость, и для этого были веские основания.

Во-первых, пенитенциарная система СССР, созданная в 20-е гг., оказалась неэффективной и требовала реформирования. По данным НКВД и НКЮста РСФСР, состояние мест заключения в 1929 г. оценивалось как критическое. В тюрьмах содержалось более 56 тыс. чел., что превышало норму в 2,5 раза. В лагерях особого назначения ОПТУ (Соловки, Вишера) количество заключенных превысило 13 тыс. чел. (поданным на 20 сентября 1927 г.), втом числе осужденных за шпионаж 1334 чел., фальшивомонетство 1101 чел., бандитизм 684 чел., контрреволюцию 1083 чел., спекуляцию 260 чел., контрабанду 841 чел., хозяйственные преступления 748 чел. и 6889 чел. как социально-вредные и опасные элементы.

При отсутствии четкой программы трудового использования заключенных складывалась ситуация, при которой государство, неся большие затраты, не получало никакой экономической выгоды.

Во-вторых, набирающая обороты коллективизация высвобождала из сельских районов громадное количество репрессированных крестьян, формируя ту самую трудовую армию, которую необходимо было использовать для нужд индустриализации. Особенно это касалось труднодоступных районов Крайнего Севера, Сибири и Дальнего Востока. Таким образом, наряду с чисто экономическими задачами решалась и чрезвычайно важная проблема заселения этих территорий и укрепления обороноспособности.

В-третьих, с точки зрения внутренней безопасности и политической стабильности содержание большого количества заключенных в центральных районах было нерациональным и потенциально опасным.

В-четвертых, объективно сложившаяся международная обстановка и политика экономического бойкота СССР, с одной стороны, и самоизоляции - с другой, являлись катализатором процесса отхода от гражданско-правовых норм к репрессивно-карательным.

Говоря о преодолении технико-экономической отсталости страны и угрозе внешней агрессии, Сталин подчеркивал, что “мы отстаем от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в 10 лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут”1.

В 1929 г. при прямой санкции Политбюро был взят курс на создание глобальной системы принудительного труда. В докладной записке Наркоматов юстиции, внутренних дел и ОГПУ в СНК РСФСР о необходимости создания системы концлагерей от 13 апреля 1929 г. говорилось: “Нет никакого сомнения, что проведение в жизнь директив правительства о максимальном сокращении практики применения краткосрочного заключения и настойчивая необходимость полного осуществления приговоров к долгосрочным должны привести к переходу от системы ныне существующих мест заключения к системе концлагерей, организованных по типу лагерей ОГПУ, как гарантирующей реально проведение карательной политики...”2.

Наркомвнудел и ОГПУ внесли в СНК следующие предложения:

“1) Всех лиц, осужденных на срок более 3-х лет и выше, использовать для колонизации наших северных окраин и разработки имеющихся там природных богатств. 2)

Для этой цели поручить ОГПУ организовать концлагеря по типу Соловецкого, избрав для них район Олонца, Ухты. 3)

Емкость лагерей определить в 30 000 человек”[Там же].

13 мая 1929 г. вышло Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) “Об использовании труда уголовных арестантов”, в котором говорилось: “Перейти на систему массового использования за плату труда уголовных арестантов...

Поручить комиссии в составе т.т. Янсона, Ягоды, Крыленко, Толмачева, Угланова31 рассмотреть вопрос и определить конкретные условия использования арестантского труда на базе существующих законов и существующей практики” [Там же. С. 144].

Комиссия охватила большой круг вопросов по применению труда заключенных в особо трудоемких отраслях экономики, включая осушку болот, лесозаготовки, мелиорацию, прокладку железных и шоссейных дорог и т.д., в основном в труднодоступных районах.

В докладной записке председателя ОГПУ В.Р.Менжинского предлагалось силами лагерей охватить строительство Беломорстроя, железных дорог на Хибинские апатиты (29 км), Пашенная - Букачага (ДВК) протяженностью 62 км, Сыктывкар (б. Усть-Сысольск) - Пинюга (275 км), участок Томск - Енисейск (120 км), тракта Сыктывкар - Ухта (313 км), тракта Кемь - Ухщ и лесные разработки с привлечением более 50 тыс. чел. и т. д.

На заседании 13 июня 1929 г. Н.М.Янсон так сформулировал основную задачу: “С точки зрения хозяйственной, лагеря должны стать пионерами заселения новых районов путем применения дешевого труда заключенных. Поэтому вопросы технического оборудования - второстепенны; задача лагерей - прочистить путь к малонаселенным районам путем устройства дорог, изучения местностей, приступа к эксплуатации природных богатств. Если эти места окажутся в смысле эксплуатации интересными, они будут переданы органам промышленности, а лагеря надо будет передвигать на новые места с теми же целями пионерства” [Там же. С. 151].

Проблему несоответствия действующего законодательства и предполагаемой практики предлагалось решить в духе партийного руководства: “исполняя партийную директиву, комиссия не связана с уже существующими законами, ибо она и призвана, в случае целесообразности и требования о том жизни, разработать проект изменения устаревших и негодных законов по вопросу организации мест заключения и отбывания в них лишения свободы” [Там же].

В этом Н.М.Янсон и его коллеги были не оригинальны. Ближайший соратник Сталина JI.H.Kara- нович в докладе “Двенадцать лет строительства Советского государства и борьбы с оппортунизмом” писал более определенно: “Если человек, который претендует на звание марксиста, говорит всерьез о правовом государстве, а тем более применяет понятие “правовое государство” к Советскому государству, то это значит, что он идет на поводу у буржуазных юристов. Это значит, что он отходит от марксистско-ленинского учения о государстве”32.

В результате работы комиссии Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление от 27 июня 1929 г., в котором предлагалось утвердить предложение комиссии ПБ с соответствующим оформлением в советском порядке, именовать в дальнейшем концентрационные лагеря исправительно-трудовыми, провести обследование домов заключения и разработать положение об исправительно-трудовых лагерях. Согласно постановлению всех осужденных судебными органами Союза и Союзных Республик к лишению свободы на срок 3 года и более передавали в лагеря ОГПУ. Для приема заключенных предписывалось расширить существующие и организовать новые лагеря на территории Ухты и в других отдаленных районах в целях их колонизации и эксплуатации природных богатств.

В основу новой лагерной политики планировалось положить следующие принципы так называемого пионерства:

“а) досрочный перевод на вольное поселение в этом же районе заключенных, заслуживающих своим поведением или отличившихся на работе, хотя и не отбывавших назначенного им срока...с оказанием им необходимой помощи;

б) оставление на поселение в данном районе с наделением землей заключенных, отбывших положенный срок..., но лишенных судом права свободного выбора местожительства;

в) заселение теми заключенными, которые отбыли срок, но добровольно пожелают остаться в данном районе”33.

Таким образом решался вопрос так называемой советской колонизации, не имевшей ничего общего с колониальной политикой в широком смысле этого слова. Это была форма промышленного освоения и заселения слаборазвитых окраин специфическими методами.

Нарком Внутренних дел СССР Г.Г.Ягода писал по этому поводу: “Надо превратить лагеря в колонизационные поселки, не дожидаясь окончательного срока заключения. Весь смысл передачи нам заключенных - это уничтожение тюрем... Нам надо быстрейшим темпом колонизировать Север...” [Там же. С. 155].

Осуществление директивы Политбюро ЦК ВКП(б) перехода от традиционных исправительных учреждений к тотальной системе лагерей началось в том же 1929 г. За короткий срок (к лету 1930 г.) в ходе массовой передачи осужденных на 3 года и более из ведения НКВД в ИТЛ ГУЛага ОГПУ было создано 6 территориальных управлений (от Карелии до Дальнего Востока), в которых содержалось около 200 тыс. заключенных (табл. 1).

Таблица 1

Общее количество заключенных в ИТЛ ГУЛага Год Всего

осуждено Высшая

мера Лагерные колонии и тюрьмы Ссылка и высылка Прочие меры 1921 35829 9701 21724 1817 2587 1922 6003 1962 2656 166 1219 1923 4794 414 2336 2044 - 1924 12425 2550 4151 5724 - 1925 15995 2433 6851 6274 437 1926 17804 990 7547 8571 696 1927 26036 2363 12267 11235 171 1928 33757 869 16211 15640 1037 1929 56220 2109 25853 24517 3741 1930 208069 20201 114443 58816 14609 Со времен XX съезда КПСС было принято считать, что организаторами массовых политических репрессий являлись Сталин (его культ, черты характера и пр.) и органы государственной безопасности, вышедшие из-под контроля партии. Исторические факты (достаточно обратиться к материалам съездов партконференций, Пленумов ЦК ВКП(б)) говорят о том, что ответственность Сталина, как руководителя партии и государства, действительно велика, но не однозначна.

Р.Михельс в работе "Социология политической партии в условиях демократии” довольно точно подметил, что “диктаторство вождей проистекает не только из презренной жажды господства и дикого эгоизма, но и нередко из честной уверенности в ценности собственного «я» для общего дела”34. На наш взгляд, идейными руководителями репрессий были члены ЦК ВКП(б), воспринявшие только одну диктатуру и стремление “к беспрекословному повиновению единоличным распоряжениям...”-, вдохновителями - подавляющая часть функционеров среднего звена, а организаторами - аппарат НКВД, слепо и беспрекословно выполнявший поставленную задачу. Террор в условиях сверхцентрализации власти аппарата действует почти автоматически!

До 1937 г. Сталин проводил лишь ту политику, которая отвечала требованиям большинства партийного руководства. Именно партноменклатура выдвинула новую теорию, что опыт коллективного руководства в партии себя не оправдал и для успешного строительства социализма нужна единая сильная власть, нужен глава партии и государства.

Практически все репрессированные в 1937-1938 гг. партийные деятели, “красные директора”, “капитаны индустрии” настаивали на проведении самой жесткой политики в аграрном секторе, в борьбе с оппозицией (во многом формальной); требовали введения чрезвычайных мер в экономике в целом, исходя из принципа собственной неприкосновенности. Откликаясь на эти настроения партийных масс, Сталин заявил на XVI съезде ВКП(б): “Нельзя дальше терпеть, чтобы наши предприятия превращались ... в парламенты. Нужно, наконец, понять..., что без обеспечения единоначалия и установления строгой ответственности за ход работы мы не можем разрешить задач реконструкции промышленности”35.

Взяв курс на централизацию и форсирование темпов индустриализации, XVI съезд определил основные направления в решении хозяйственных задач, главных! образом в новых экономических районах Урала, Сибири, Дальнего Востока и Крайнего Севера, где планировалось создать крупные промышленные центры. Ключевое место в этой программе занимала проблема обеспечения гигантов индустрии профессиональными кадрами и дешевой рабочей силой.

Делегат съезда И.Н.Перепечко (Дальневосточный край) подчеркивал, что “основным недостатком хозяйства края ... является острый недостаток, а иногда и полное отсутствие живой рабочей силы. А развитие и использование огромных естественных богатств ... невозможно без заселения края” [Там же. С. 126]. Аналогичную точку зрения высказывали представители Урала, Сибири и других регионов.

Решение этой важной проблемы укладывалось в емкую формулу Сталина об усилении классовой борьбы. Л.М.Каганович отмечал, что выход здесь “в том, чтобы лучшие элементы из специалистов перевоспитывать ..., выгнать негодных и вредных расстрелять, выслать на Соловки тех, кто занимается вредительством, и поставить взамен их наши пролетарские кадры (Аплодисменты)” [Там же. С. 319].

Делегат Н.М.Анцелович (Всеработземлес) говорил, что "хозяйственники... доходят до того, что хотят решить вопросы экспорта (леса) путем широкого применения труда заключенных (голоса: “Это неплохо!”). Конечно, неплохо использовать их на различных работах, а тем более на лесозаготовках, но те масштабы лесэкспорта и строительства требуют более серьезной подготовки всего вопроса о рабочей силе”[Там же. С. 373].

Перераспределение трудовых ресурсов планировалось осуществить посредством регулируемой миграции вольнонаемного, в основном сельского населения, демобилизованных из РККА и массовой переброски ссыльных и заключенных ИТЛ-ИТК. Это был выход из тупика нэпа, при котором ликвидировалась стихийность рынка труда и одновременно достигалась стабильность плановой системы развития социалистической экономики. Считалось, что так открываются неограниченные перспективы широкого маневра материальными и людскими резервами для быстрого и низкозатратного способа решения тактических и стратегических задач.

В ходе разработки переселенческой программы центр тяжести сместился в сторону приоритетности труда заключенных, так как оседание договорников и вольнопоселенцев требовало значительных расходов. Тем более, что политика ликвидации кулачества как класса сама по себе указывала наиболее простой и экономичный способ решения этой проблемы (только в 1930-1933 гг. в кулацкую ссылку на Урал, в Западную Сибирь, Северный Казахстан были отправлены более 2 млн чел.).

Интересы партийного руководства и репрессивно-карательных органов сомкнулись.

Характеризуя положение в народном хозяйстве, С.Орджоникидзе говорил: “Незачем повторять, какую громадную роль сыграло ГПУ в раскрытии вредительства... Теперь мы привыкли и знаем, что таких вредителей много, и поэтому раскрывать их не так уж трудно. Нужно только удивляться тому, что ... не сумели воспрепятствовать вредительству, проявившему такие громадные размеры”[Там же. С. 319]. И есть еще перспектива, так как “срезали стволы дубов, остаются еще корешки” [Там же. С. 373].

Необходимость создания ГУЛага - важнейшего поставщика подневольной рабочей силы возникла как объективная реальность и органически вписывалась в идеологию государства диктатуры партии. Однако желание партийно-государственного и репрессивного аппарата еще не означало реальную возможность развязывания массового террора в масштабе всей страны, без тщательной подготовки общественного мнения. Утверждения, что Сталин игнорировал этот важный элемент политики, - миф.

Ведь только тогда, когда каждый человек начинает мыслить, как класс, ощущать себя массой, личность теряет всякое значение и достигается внутренняя стабильность и управляемость тоталитарной системы. Осужденный (даже невинно) должен испытывать не ненависть к диктатуре, а чувство глубокой вины перед трудящимся народом, справедливость наказания во имя великой цели и стремиться самоотверженным трудом добиться прощения и встать в строй своего класса.

Классовый подход - это был не просто лозунг, а продуманный комплекс мер по созданию прочной социальной базы диктатуры. На историческом переломе партия получила поддержку подавляющей части рабочих в крупных городах и беднейшего крестьянства в деревне, так как провозглашенные ею цели и задачи советского строительства не противоречили их коренным интересам.

Нэп, потенциально ориентированный на индивидуальный интерес, захватил лишь узкий социальный слой негосударственного сектора экономики, а регулирующие функции рынка находились в руках административно-командной системы. На государственных предприятиях, составлявших основу промышленного производства, сохранялся прежний порядок управления и взаиморасчетов. Оплата труда рабочих осуществлялась не по конечному результату, а по твердым расценкам и тарифам. Для низкоквалифицированных категорий вводилась уравнительная оплата труда (тарифная реформа 1928 г.).

Таким образом, рабочий класс социально не включался в новые экономические отношения, а противопоставлялся им. Гарантом его социальной защиты был не свободный труд, а административнокомандная система, регламентирующая производственные отношения. Поэтому в условиях нарастания кризиса, переход от нэпа к индустриализации был воспринят в среде рабочего класса как положительное явление.

Далее. Более 35% полупролетариев деревни, пользовавшихся различными льготами (например, освобождение от сельхознатога, гужевой повинности, местных налогов и т.д.) восприняли коллективизацию и стали ее активными проводниками. В какой-то мере сказался и психологический фактор, так как при раскулачивании часть имущества передавалась в их собственность.

Для разъяснения проводимой политики в центре и на местах была развернута широкая идеологическая обработка населения. Функции манипуляции общественным сознанием блестяще выполнял многочисленный и хорошо отлаженный агитационно-пропагандистский аппарат. Жесткая цензура, партийный контроль за прессой, умышленная дезинформация искажали представления о реальной обстановке, нагнетая, с одной стороны, страх, подозрительность и ненависть к классовому врагу и вызывая чувство ликования и гордости по поводу первых побед в социалистическом строительстве - с другой.

Говоря о курсе партии, Л.М.Каганович заявил на XVI съезде ВКП(б), что “в советском государстве на средства информации и культуру в целом должна быть наброшена пролетарская узда” [XVI съезд, 1930. С. 75]. И слово не расходилось с делом. В 1929-1930 гг. были ликвидированы многочисленные культурно-просветительные общественные организации, в том числе “Всесоюзная ассоциация инженеров”, “Старый Петербург - новый Ленинград”, “Общество изучения русской усадьбы”, “Общество любителей русской словесности”, “Общество истории и духовности”, “Всероссийский союз поэтов”, “Московское архитектурное общество” и др. Не избежали этой участи и “Общество старых большевиков”, “Общество бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев”. Многие из членов этих организаций были обвинены во вредительстве и репрессированы.

На фоне чкаловских перелетов, скоростных плавок, стахановского движения, ударного труда, требовавшего величайшего напряжения всего народа, “вредители” выглядели жалкой кучкой мерзавцев. Ненависть выходивших на улицы трудящихся, требовавших “уничтожить гадину”, была естественной, ибо не верить партии рабочего класса, не верить ленинской “Правде” было абсурдно!

Поэтому судебные процессы конца 20-х - начала 30-х гг. над технической интеллигенцией (Шах- тинское дело), “национал-уклонистами” (Султан-галиевщина), “Союзным бюро РСДРП”, экономистами (Н.Д.Кондратьев, А.В.Чаянов), группой Г.И.Сафарова, П.А.Залуцкого, “Союзом марксистов-ленин- цев” (М.Н.Рютин) и другими “контрреволюционерами”, сфабрикованные ОГПУ, не вызвали социального протеста.

Далее, репрессивная политика осуществлялась не стихийно, по воле отдельных лиц, а на основе советской системы права, что создавало видимость законности и справедливости. Например, ст.58-1- 58-14 УК РСФСР в редакции 1926 г. четко регламентировала составы государственных и контрреволюционных преступлений и меру наказания за них.

Чтобы снять вызванную репрессиями напряженность в ходе коллективизации, ЦИК и СНК СССР 25 июня 1932 г. приняли постановление “О революционной законности”, в котором признавалось наличие значительного количества нарушений революционной законности со стороны должностных лиц и искривлений в практике ее проведения, особенно в деревне.

Однако это не означало отказа от репрессивной политики. Советский закон работал на систему. Прокурор республики Н.В.Крыленко говорил в 1930 г. что “непонимание партийного существа - это значит непонимание того, что наши законы - это формы, в которые партия облекает свою волю. Все акты нашей партии... все основные лозунги ... немедленно находили отражение в советских законах. Эти законы есть ни что иное, как указания партии”[XVI съезд..., 1930. С. 351]. Такая постановка вопроса открывала огромные перспективы для узаконенного террора, а уголовная ответственность стала наиболее эффективной формой принуждения к труду.

7 января 1932 г. ЦИК и СНК СССР приняли постановление “Об охране имущества государственных предприятий колхозов и укреплении социалистической собственности”. Впервые в законодательной практике расхитители признавались “врагами народа”, к которым применялась высшая мера наказания: при смягчающих обстоятельствах - лишение свободы не менее 10 лет с конфискацией имущества (аналогичное наказание назначалось и за сбор колосков с колхозных полей). К началу 1933 г. в РСФСР по этому закону было осуждено 54 645 чел., в том числе 2110 - к высшей мере наказания. В методическом письме Прокурора РСФСР от 28 декабря 1938 г. подчеркивалась необходимость применять данный закон в полном объеме независимо от размеров похищенного. 22

августа 1932 г. выходит постановление “О борьбе со спекуляцией”, установившее меру наказания от 5 до 10 лет заключения без права на амнистию.

В декабре 1932 г. начался процесс введения особого паспортного режима36. Паспорта выдавались населению городов (в первую очередь Москвы и Ленинграда), рабочих поселков, районных центров, новостроек, совхозов, МТС, а также в 100-километровой полосе вдоль европейских границ СССР. Крестьянам паспорта не выдавали, лишая их, таким образом, свободы передвижения и закрепляя за местностью, по месту жительства.

В 1934 г. была проведена реорганизация репрессивного аппарата; ОГПУ преобразовали в НКВД СССР и в его структуре создали Особое Совещание - орган, наделенный внесудебными функциями37. До этого такими правами обладали местные тройки, а в центре - Судебная коллегия ОГПУ. Особое Совещание было создано на основе постановления ЦИК СССР от 10 июля 1934 г. и принятого в его развитие 5 ноября 1934 г. “Положения об Особом Совещании НКВД СССР”. В состав ОСО НКВД СССР входили: Прокурор СССР или его заместитель, Нарком НКВД и Секретарь ЦК ВКП(б).

Первоначально внесудебные функции ОСО НКВД ограничивались правом заключения в ИТЛ сроком на 5 лет, ссылкой на 5 лет и выдворением из СССР. В дальнейшем его права были значительно расширены.

В первую половину 30-х гг. ЦИК и СНК СССР приняли ряд актов, значительно ужесточивших уголовное законодательство. 3

июля 1934 г. вышло дополнение к Положению о государственных преступлениях, в соответствии с которым за побег военнослужащего через границу члены его семьи наказывались ссылкой в отдаленные районы Сибири сроком на 5 лет.

После убийства 1 декабря 1934 г. С.М.Кирова репрессивная политика, опиравшаяся во многом на политические мифы, получила мощное практическое обоснование. В этот же день Президиум ЦИК СССР принял постановление о порядке ведения дел по подготовке или совершению террористических актов, практически уничтожившее всякую гарантию юридических прав обвиняемых. Сроки следствия по этим делам сокращались до 10 дней, обвинительное заключение вручалось обвиняемому за одни сутки до суда, дела рассматривались без участия сторон (без прокурора и адвоката), кассационное обжалование и подача ходатайства о помиловании не допускались, приговор о высшей мере наказания приводился в исполнение немедленно38.

Репрессиям мог подвергнуться любой гражданин СССР (и иноподданный) вне зависимости от конкретного состава преступления против политической системы или социалистической собственности. Потеря бдительности, недоносительство, незнание не освобождали от уголовного преследования. Более того, Постановлением ЦИК и СНК от 7 апреля 1935 г. “О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних” вводилась уголовная ответственность с применением всех мер наказания вплоть до расстрела детей с 12-летнего возраста. Крушение законности, репрессии превращали административно-командное управление в административно-карательное.

С момента убийства С.М.Кирова страна вступила в полосу Большого Террора, и первыми жертвами стали сами его идеологи и проповедники. “И вот конь бледный, и на нем всадник, которому имя смерть, и ад следовал за ними”, - как сказано в Священном Писании.

В 1936-1938 гг. из 1961 делегата XVII съезда ВКП(б) - съезда “победителей”, были уничтожены 1106 чел., а из 139 кандидатов в члены ЦК ВКП(б) - 98 чел., или 70%. Волна репрессий прокатилась по всем наркоматам. На Военном совете при Наркоме обороны 29 ноября 1938 г. К.Е.Ворошилов говорил, что в ходе чистки Красной Армии в 1937-1938 гг. было арестовано, исключено из ВКП(б) и таким образом выбыло из РККА около 40 тыс. чел., а из 108 членов прежнего состава Военного совета осталось лишь 10 чел.

В докладе начальника Управления по начальствующему составу Наркомата обороны СССР от 5 мая 1940 г. Е.А.Щаденко подчеркивалось, что “в общем числе уволенных, как за 1936-37 гг., так и за 1938-1939 гг., было большое количество арестовано и уволено несправедливо”1. Фактически было восстановлено в РККА 11 178 чел.

При осуществлении принципа “ротации кадров” в самом НКВД СССР было арестовано около 20 тыс. сотрудников, значительная часть из которых (особенно в центральных республиканских, областных аппаратах) подверглась ликвидации.

В целом по стране только за период 1935-1938 гг. было осуждено 1 876 669 чел., из них расстреляно в 1937-1938 гг. 781 692 чел.

Размах событий 1936-1938 гг. указывал на то, что репрессивный механизм политического террора, его идеология и правовое обеспечение были приведены в соответствие с проводимой политикой к середине 30-х гг.

Была ли альтернатива тоталитаризму и его проявлениям? На наш взгляд, историческое развитие России после отмены крепостного права в 1861 г., не имевшей даже зачатков демократических традиций и гражданского общества, было ориентировано на изменение формы самодержавия, а не на его ликвидацию.

В условиях полной социально-экономической дестабилизации, вызванной мировой войной, политикой “военного коммунизма”, гражданской войной и международной интервенцией, Россия была обречена либо на военную диктатуру свергнутого класса (со всеми вытекающими последствиями), либо на диктатуру советского типа. Красный и Белый террор имели адекватный характер.

Далее. Системный кризис советской власти периода новой экономической политики ускорил процесс советского строительства, объективно способствовал усилению директивных методов управления и политизации общественных отношений. Интенсивная перестройка партийно-советского государственного аппарата и его бюрократизация, реорганизация пенитенциарной системы и карательных органов с приданием им широких хозяйственных функций, отход от гражданско-правовых норм к репрессивным и создание структур массового принуждения указывали на решительный перелом в социально-экономической политике.

Масштабы сталинской чистки с учетом всех факторов, в том числе демографических, до настоящего времени окончательно не выяснены. Статистические данные о переписи населения скудны и носят противоречивый характер. Генеральный учет населения планировалось провести в 1935 г.39, однако он был перенесен на 1936 г., а затем на 1937 г.

По итогам Всесоюзной переписи 1937 г. был сделан вывод, что к руководству ЦУНХУ и бюро переписей пробрались гнусные троцкистско-бухаринские агенты фашизма, значительно занизившие численность населения.

Материалы переписи 1939 г. вводились в оборот отрывочно, а первичные источники были уничтожены во время войны.

Статистика военных потерь неоднократно корректировалась в сторону увеличения (с 6 до 27 млн чел.), и, таким образом, историко-демографическая картина приобрела крайне искаженную форму.

Известно, что с 1917 по 1922 г. население России (по данным 1926 г.) снизилось с 147 644 до 134 903 тыс. чел. В конце 20-х - начале 30-х гг. в европейской части СССР уровень рождаемости снизился с 43,7 чел. в расчете на 1 тыс. населения до 37,5, а смертность оставалась на уровне 20%. В целом естественный прирост в 1931 г. был в 2 раза ниже, чем в 1926 г. Дальше - белое пятно, которое дает большой простор и для игры воображения, и для прямой фальсификации, особенно по вопросу о политических репрессиях.

На наш взгляд, ответ должен быть найден в процессе многоплановых региональных исследований на основе архивных материалов, и только тогда можно будет выходить на уровень обобщения в масштабе всей страны.