Образ предмета речи

Образ предмета речи оказывается самым сложным и изменчивым в образной системе риторического произведения. Риторическая проза предметна.
Существует определенный изоморфизм семантико-синтаксической организации предложения в виде системы актантов, системы внутренних топов и соответствующих им типов аргументов, семантико-стилистической организации текста в первую очередь в виде нарративных структур, наконец, строения отдельного высказывания с его образной системой.

Однако этот изоморфизм относителен в том смысле, что состав грамматических приемов синтаксической организации текста

принципиально ограничен устройством системы языка, а состав возможных аргументов ограничен так называемыми «логическими» условиями построения как правильных, так и неправильных умозаключений, в которых, однако, должна сохраняться семантическая (топическая) связь между терминами. При этом важно учесть, что логика, причем не только в своих истоках, является системой моделей предложения, снятых с предложений определенной структуры и характеризующихся определенными уровнями абстракции от собственно языковых фактов.
Что же касается более высоких уровней, здесь дело обстоит сложнее. Связность и возможность осмысленного прочтения и истолкования текста, безусловно, обеспечивается базовыми системноязыковыми уровнями его строения. Внутритекстовые связи на уровне дискурса обеспечиваются как формальными и семаническими коннекторами, так и наличием системы концептов, которая организована, как представляется, по сетевому, а не иерархическому принципу. Класс произведений словесности определяется риторико-стилистическими нормами, исходя из которых возможна интерпретация произведения. Что же касается строения конкретного высказывания, то все предшествующие уровни организации его текста служат всего лишь условием самого общего понимания его содержания. Его строение остается реализацией замысла, а понимание — взглядом «изнутри произведения», который в принципе предполагает рассмотрение всей дискурсивной ситуации и раскрывается лишь методами риторического анализа. Но замечательно, что наверху этой пирамиды все равно оказывается конкретное высказывание, потому что система языка и система словесности существуют исключительно для создания и понимания конкретных высказываний.
Образ предмета в развитых риторических формах развертывается в целую подсистему нарративных образов. В эту нарративную систему или образный слой могут включаться изображения проблемы, факта или ситуации, реальных или вымышленных (например, в иносказаниях) действующих лиц, окружения или среды, в которую включен факт. Замысел может потребовать от ритора повышения или понижения значимости изображаемого предмета, что отразится на изображении противопоставляемой ситуации или деятелей, которые, напротив, будут усилены в значимости и в положительной или отрицательной оценке, но уже с иной позиции. Это видно из примера [5.7], где сама по себе кража брошки изображается как незначительный и, вероятно, даже вымышленный факт, а отношения потерпевшей к обвиняемой, предварительного следствия и свидетелей к закону и ближнему — как нравственная проблема первостепенного значения.

Система нарративных образов может оказаться в известной мере самостоятельной в отношении к системе ролевых образов, но взаимосвязь их требует серьезного внимания при разборе риторического произведения. Обычным средством создания образа факта или проблемы является изложение — описание и повествование. Но изображение предмета часто слито с представлением других образов в сложные композиционные конструкции, в особенности если ритор готовит аудиторию к нужной ему оценке и исподволь вводит постепенно нарастающие характеристики персонажей или поступков. Нарративные образы могут быть представлены как ролевые, например в форме заимословия, как в речи Цицерона против Гая Верреса[406].
[5.6.] «В самом деле, если отчизна, которая мне дороже жизни, если вся Италия мне скажут: „Марк Туллий, что ты делаешь? Неужели тому, кого ты разоблачил как врага, в ком ты видишь будущего предводителя мятежа, кого, как ты знаешь, как императора ожидают во вражеском лагере — зачинщику злодейства, главарю заговора, вербовщику рабов и граждан губителю ты позволишь удалиться, так что он будет казаться не выпущенным тобой из Рима, в впущенным тобой в Рим? Неужели ты не повелишь заключить его в тюрьму, повлечь на смерть, предать мучительной казни? Что, скажи, останавливает тебя? Уж не заветы ли предков? Но ведь в нашем государстве далеко не редко даже частные лица карали смертью граждан, несших ему погибель. Или существующие законы о казни, касающиеся римских граждан? Но ведь в нашем городе люди, изменившие государству, никогда не сохраняли своих гражданских прав. Или ты боишься ненависти потомков? Поистине прекрасно воздашь ты благодарность римскому народу, который тебя, человека, известного только личными заслугами и не порученного ему предками, так рано вознес по ступеням всех почетных должностей к высшей власти, если ты, боясь ненависти и страшась какой-то опасности, пренебрежешь благополучием своих сограждан. Но если в какой-то мере и следует опасаться ненависти, то разве ненависть за проявленную суровость и мужество страшнее, чем ненависть за слабость и трусость? Когда война начнет опустошать Италию, когда будут рушиться города, пылать дома, что же, тогда, по-твоему, не сожжет тебя пламя ненави-
сти?” Отвечу коротко на эти священные слова государства и на мысли
„ 1 людей, разделяющих эти взгляды ...» .
В речи образы развиваются в смысловых взаимоотношениях, причем так, что линии развития образов сходятся в завершении высказывания, где в так называемой рекапитуляции линии развития образов и аргументации в собственном смысле связываются в единый узел выражения пафоса высказывания.

<< | >>

↑

Источник: Волков А.А.. Теория риторической аргументации. 2009

Еще по теме Образ предмета речи:

- История русского языка - Лингвистика - Перевод и переводоведение (Английский язык) - Прикладная лингвистика - Риторика - Русский язык - Социолингвистика -