Никогда никакой общественно-революционной партии не выпадала на долю такая тяжелая и сложная задача, как та, которая поставлена историей русской социально-революционной партии. Вместе со своей основной задачей — социально-экономической, мы должны взять на себя еще работу разрушения системы политического деспотизма, т.
е. то, что везде в Европе сделано давно и сделано не социалистами, а буржуазными партиями. Поэтому ни одной социалистической партии в Европе не приходится выдерживать такой тяжелой борьбы, приносить столько жертв, как нам. Но если нужны героические усилия для того, чтобы работать при подобных условиях и держать высоко знамя народного освобождения, зато в этих же условиях, в окружающей нас политической обстановке заключается и выгодная сторона для осуществления нашей задачи в будущем. Политический строй, не удовлетворяющий теперь ни одного общественного класса, ненавидимый всей интеллигенцией, должен неизбежно пасть в близком будущем; но вместе с тем этот строй, доведший народ до голодовок и вымирания, роет могилу и для того экономического порядка, который он поддерживает. Процесс разложения существующей политической системы фатально совпал с процессом экономического обнищания народа, прогрессивно усиливающимся с каждым годом, и разрушение современного политического строя путем победного народного движения неизбежно повлекло бы за собой также крушение того экономического порядка, который неразрывно связан с существующим государством. Поэтому мы думаем, что политическая борьба с государством для нашей партии является не посторонним элементом в нашей социалистической деятельности, а, напротив, могущественным сред-- ством приблизить экономический (или, по крайней мере, аграрный) переворот и сделать его возможно более глубоким, т. е. средством осуществить в жизни часть нашей программы. Какие практические задачи вытекают для нас на основании такого взгляда при условиях русской действительности, мы скажем в общих чертах ниже, а теперь мы должны ответить на различные теоретические возражения, которые делаются против политической части нашей программы 2. Все эти возражения вертятся около воп роса о значении политической формы для общественно-экономического развития какой-либо страны. Все мнения социалистов различных оттенков по этому вопросу можно разделить на три типические категории. К первой категории принадлежат те, которые придают политическим формам чересчур большое значение, признавая за ними силу производить в стране какие угодно экономические изменения, путем лишь приказаний власти сверху и повиновения подданных или граждан внизу; по своим практическим задачам это, по большей части, якобинцы, «государственники», стремящиеся путем захвата власти в свои руки декретировать политический и экономический переворот, провести сверху в жизнь народа социалистические принципы, не вызывая при этом активного участия народа в фактическом переустройстве и даже, «по соображениям», подавить его революционную инициативу. У нас органом якобинских тенденций является газета «Набат», издаваемая г. Ткачевым3. Ко второй категории принадлежат те социалисты, которые, наоборот, признают за политическим фактором ничтожное значение в общественно-экономической жизни, отрицая всякое серьезное влияние, положительное или отрицательное, политических форм на экономические отношения; поэтому в своих практических задачах эти лица признают бесполезным и даже вредным делом для социалистов затрачивать какую бы то ни было часть своих сил на политическую борьбу. У нас представителями последнего мнения является та фракция (или, вернее, часть ее), которая имеет своим литературным органом «Черный передел» 4. Наконец, синтезом этих двух односторонних мнений служит тот взгляд, который, признавая тесную связь и взаимодействие политического и экономического факторов, полагает, что ни экономический переворот не может осуществиться без известных политических изменений, ни, наоборот, свободные политические учреждения не могут установиться без известной исторической подготовки в экономической сфере. Этот взгляд, разделяемый нашей фракцией и нашим органом , мы разовьем дальше в частностях, а теперь обратимся к доводам наших антагонистов. Лица, не разделяющие политической части нашей программы, часто ссылаются на Маркса, который в своем «Капитале» доказал, что экономические отношения и формы какой-либо страны лежат в основе всех других общественных форм — политических, юридических и т. д.; отсюда выводят, что всякое изменение экономических отношений может произойти лишь как результат борьбы в экономической же сфере и что поэтому никакая политическая революция не способна ни задержать, ни вызвать экономический переворот. Заметим, что ученики Маркса идут дальше, чем сам учитель, и делают из его положения, верного по существу, абсурдные практические выводы 6. В доказательство того, что Маркс не думает так, как они, приведем то место из его «Гражданской войны во Франции», где он определяет историческое значение Парижской коммуны: «это была найденная наконец политическая форма, в ко торой должно осуществиться экономическое освобождение труда... Поэтому Коммуна должна была служить рычагом для разрушения экономических основ, на которых зиждется существование сословий, а следовательно, и сословного господства» 7. Эти же слова встречаются и в Манифесте Генерального Совета Интернационала, изданном немедленно после падения Коммуны 8, следовательно, мысль, выраженная в них, разделяется целой группой представителей европейского социализма. [...] Во время Великой Французской революции Конвент экспроприировал земли духовенства и эмигрантов-дворян и, сделав сначала эти земли государственной собственностью, распродал их затем буржуазии. Правда, эта мера переменила только собственников, не изменив самого принципа частной земельной собственности; но почему Конвент не совершил экономического переворота, т. е. не отобрал от частных собственников все земли и фабрики и не передал их в коллективное пользование народа? Конечно, уж не потому, что политический способ решения экономического вопроса невозможен вообще, а потому, что в то время социальный вопрос не был еще поставлен историей на очередь 9. Возьмите еще революцию 1848 года во Франции. Будь тогда в среде парижского пролетариата прочная организация, с определенной политической и экономической программой и с честными и решительными руководителями во главе,— и революция, начавшаяся с ниспровержения Луи-Филиппа, могла бы привести к глубоким изменениям в экономическом строе Франции. Парижская коммуна 1871 года сделала уже первые шаги к решению экономического вопроса путем политическим. Можно ли спорить после этого, что политическая революция, пользующаяся государственной организацией как орудием для совершения экономического переворота, вполне возможна? Конечно, экономический переворот должен быть прежде подготовлен историей, т. е. в фактическом соотношении экономических сил, а также в идеях и привычках народной массы должны прежде произойти известные перемены, для того чтобы совершившаяся политическая революция, захватив государственную организацию, могла провести в жизнь то, что сознано и желательно народу в экономическом отношении. Мы именно думаем, что русский государственный строй характеристичен не только как система полнейшего чиновничьего произвола, но также по своей отсталости и даже противоположности с экономическими и правовыми учреждениями, привычками и воззрениями народной массы.
Наше государство служит примером того громадного отрицательного значения, какое может иметь политическая система, отставшая от экономических требований народа. В Европе политический прогресс идет впереди прогресса общественно-экономического, и политические формы, особенно во время революций, служат средством для возбуждения экономического вопроса и для приближения экономического переворота; у нас же непрерывный гнет политической системы задерживает ту экономическую, правовую и политическую реорганизацию, которая неизбежно наступила бы с падением этой системы и с возможностью свободно проявиться революционной инициативе народа. [...] Обратим [...] внимание на следующие два крупных факта влияния государства на нашу экономическую жизнь. Во-первых, на то разрушающее и деморализующее влияние, какое оказывает политическая система на общинные учреждения народа, а во-вторых, на то покровительство, которое оказывает государство денежному классу, на те сотни миллионов, которые ежегодно вытаскиваются правительством из народного- достояния и передаются нарождающемуся у нас сословию буржуазии. В результате оказывается, что для поддержания всей этой чудовищной полицейско-кулаческой системы государству нужно пожирать такую массу продуктов народного труда, что народу остается только голодать, нищенствовать и вымирать. [...] [...] Стремясь быть абсолютно неограниченным, государство подавляло всякую политическую самостоятельность даже привилегированных сословий и для этого поддерживало разъединение и неорганизованность в их среде; такая политика, конечно, увеличила централизованную силу государства, но вместе с тем она же и должна погубить окончательно в будущем существующую систему. В самом деле, раз государственная централизация будет снесена волной народного движения, какие социальные элементы окажутся действительными силами, управляющими ходом событий? Конечно, ни привилегированные классы вследствие своей разъединенности, ни легальные партии вследствие своей неорганизованности не будут в силе воспротивиться народному движению и удержать старый порядок экономического порабощения народа; только народ и социально-революционная партия явятся теми главными силами, от которых будет зависеть общественный и государственный строй после переворота. Следовательно, мы снова приходим к тому же выводу, т. е. что наибольшая разрушительная работа для нашей партии должна быть направлена в настоящем и в будущем опять-таки на государство, как на главную, если не единственную фактическую силу, враждебную осуществлению лучшего строя. Еще одно замечание для оценки значения государства в русской жизни. Обратите внимание на те поводы, которые вызвали крупные и мелкие восстания в крестьянстве. Эти поводы всегда были политического или юридического свойства, шли сверху, из государственной или административной сферы: это — или мнимый царь, самозванец, или мифическая «золотая грамота», или какие-нибудь юридические нарушения закона (как его понимает народ), или, наконец, городской бунт, подающий пример деревенскому населению. Но едва ли были случаи, чтобы какая-нибудь деревня или местность взбунтовались без внешнего повода или примера, вследствие того только, что они голодают; нужно еще сознание народом нарушения своих прав или надежда на успех восстания. Конечно, основным условием почти всякого народного волнения являлись материальные страдания, но поводом всегда служило или какое-нибудь нарушение закона (действительное или мнимое) со стороны начальства или бунтовской почин, идущий из среды какого-нибудь организованного ядра, близкого народу по своим интересам. Последнее условие необходимо, как показывает история, для всех крупных народных движений. Так, во время пугачевщины роль толчка, вызвавшего скрытую силу восстания, играли, с одной стороны, раскольничьи общины, подготовлявшие и организовавшие движение, а с другой — часть казачества, подавшая пример вооруженного восстания. Но в настоящее время ни раскольники, утратившие большую часть прежней боевой энергии, ни казачество, представляющее привилегированное сословие сравнительно с крестьянством, неспособны, по-видимому, дать лозунг народному восстанию. Одна лишь социально-революционная партия, прочно укрепившись среди городского и фабричного населения и заняв удобные и многочисленные позиции в крестьянстве, может послужить тем ферментом, который необходим для возбуждения городского и деревенского движения. Но для полного ниспровержения существующего порядка необходимо одновременное и городское и деревенское восстание. Действительно, самое обширное крестьянское движение при всех усилиях со стороны партии поддержать и сорганизовать его не в состоянии совладеть с централизованным и прекрасно вооруженным врагом, если ему не будут нанесены тяжелые удары в центрах его материальной и военной силы, т. е. в столицах и больших городах; точно так же даже временный успех восстания в городах не окончится победой, если крестьянство сочувственным встречным восстанием не поддержит дела городов и таким образом не раздробит военные силы врага. Кроме того, необходимо для успеха, чтобы в момент восстания хоть некоторая часть войска и казачества перешла на сторону народа. Но кто сделает первый почин восстания: город или деревня? Судя по большей развитости и подвижности городского населения, судя, наконец, по тому, что деятельность партии должна дать большие результаты в количественном отношении в городе, нежели в деревне, нужно думать, что не деревня, а город даст первый лозунг восстанию. Но первая удача в городе может подать сигнал к бунту миллионов голодного крестьянства. ПРИМЕЧАНИЯ 1 Впервые опубликована под псевдонимом «А. Дорошенко» в № 5 «Народной воли» от 5 февраля 1881 г. (В конце номера стоит: «Типография «Народной воли» 24 февраля 1881). Печатается с сокращениями по НЭЛ, с. 389—395. 2 То есть «Программы Исполнительного комитета «Народной воли». Опубликованная в № 3 «Народной воли» от 1 января 1880 г. (см. PH, т. 2, с. 170—174), прог рамма сразу же вызвала многочисленные споры и возражения. Редакция неоднократно обещала сделать разъяснения и ответить на возражения в ряде специальных статей. Но первая такая статья, а именно статья Кибальчича, появилась только через год после опубликования программы. 3 См. наст, изд., с. 368, 378—384. 4 См^ наст, изд., с. 511—512, 517—521, 522, прим. 10. 5 То есть «Народной волей». 6 Кибальчич здесь имеет в виду статью Г. В. Плеханова «Черный передел» (см. наст, изд., с. 517—521). 7 Ср.: Маркс К.у Энгельс Ф. Соч., т. 17, с. 346. 8 Указанный «Манифест» и есть работа К. Маркса «Гражданская война во Франции». Ошибка Кибальчича происходит, вероятно, потому, что он цитирует Маркса по работе Лаврова «Парижская Коммуна 18 марта 1871 года» (см. наст, изд., с. 434—435 и с. 444, прим. 18), у которого названная, более пространная цитата из «Гражданской войны во Франции» предваряется словами: «Манифест Генерального Совета Интернационала немедленно после падения Коммуны указал...» 9 «Социальный» здесь «социалистический».