Социально-политические революции и революции в философии

Философия, по известному выражению Маркса, есть духовная квннт-эссенцня своего времени. Иными словами, социологически понятая философия есть самосознание исторической эпохи, что по-новому раскрывает ее культурно-нсторнческое значении.

Социальные революции — важнейшие события в истории классово-антагонистического общества. Его наиболее выдающиеся культурные завоевания являются в значительной своей части результатами коренных преобразований общественных отношений. Научная периодизация всемирной истории предполагает прнзна- пии эпохального значения социальных революций как высшей формы борі,бы классов н могущественного обнаружения шш- циатины, самодеятельности, социального творчества народных масс.

«І імсокая оценка репо.тюцпомпмх периодов п развитии челове- чсп на,- - указывал Л. J1. Ленин,— вытекает из всей совокупности исторические взглядов Маркса...» 1 Теоретическое обобщение историческою опыта социальных революции — одна из основ развития марксистского учения. Эту коренную особенность марксизма как революционного учения В. И. Ленин считал «безусловно самой важной»2. Развивая марксизм, Ленин следовал примеру его основоположников.

Социальные революции — необходимый результат длительного развития общества, развития, порождающего кризис исторически изжившей себя системы социальных отношений. Вопреки буржуазной историографии, обычно изображающей революции стихийным, в значительной мере случайным стечением обстоятельств, которых могло бы н не быть, марксизм видит в коренных революционных переворотах не только начало новой исторической эпохи, но также и завершение предшествующего развития. Таким образом, существенность всех тех экономических, политических и в • особенности идеологических процессов, которые предшествовали революционному перевороту, непосредственно выявляется в этом увенчивающем эволюционный процесс революционном итоге.

Трудно переоценить значение предыстории революции — мии- гогранного процесса общественного развития, в ходе которого по- степенно подтачивается старая социальная система, назревает и обнаруживается ее кризис, формируется и осознается объективная необходимость — экономическая, политическая, нравственная — ее революционного уничтожения. Было бы совершенно чуждым духу марксистского историзма абстрактно противопоставлять революционные перевороты историческим периодам их эволюционной подготовки. Тот факт, что социальные революции являются рродолжением предшествующего общественного развития, обусловливает их историческую необходимость, закономерность. Революции являются, конечно, отрицанием предшествующего состоя-, ния общества, по поскольку это отрицание носит позитивный характер, оно есть вместе с тем и развитие определенных характеристик предшествующей эпохи, именно тех ее характеристик, которые находились в конфликте с ее доминантами.

Исследователи-марксисты придают первостепенное значение изучению социально-экономической основы нсторико-философско- го процесса. С точки зрения исторического материализма научное понимание смысла и значення любого философского учения не может быть достигнуто одним лишь анализом его составных частей, исходных посылок, конечных выводов и т. д. Эта азбучная истина марксизма не всегда, однако, получает конкретное, содержательное применение в историко-философском исследовании. Во многих таких исследованиях рассмотрение исторической эпохи фактически сводится к описанию экономического, политического, культурного фона, но такое описание не искрывает объективной необходимости философских учении, которые существовали в эту эпоху.

Дальнейшее развитие марксистской историко-философской науки несомненно предполагает более основательное, специальное исследование специфического отношения философского сознания к общественному бытию. С этой точки зрения становится еще более очевидной актуальность конкретно-исторического исследования развития философии в рамках истории (н предыстории) социальных революций.

Буржуазная историко-философская паука обычно пренебрегает такого рода исследованием, несовместимым с идеалистическим пониманием истории, так как последнее интерпретирует развитие философии как имманентный, обусловленный одними лишь философскими интересами исторический процесс. «Подобно тому как композитор творит в мире музыкантов, подобно художнику, который видит в мире художников даже тогда, когда он созерцает пейзаж, философ мыслит в мире философов,— заявляет современный французский историк философии А. Гуне3, совершенно игнорируя тот факт, что сообщества музыкантов, художников, философов не существуют в социальном вакууме, но формируются, определяются исторически определенным обтцеством.

Правда, буржуазный историк философии обычно не упускает возможности обрисовать отношение философов к историческим событиям их времени. Но он, конечно, сочтет недопустимым ис- следование основного содержания философской системы с точки прения социально-экономических сдвигов, предшествовавших возникновению этого учения. Историко-философское исследование, поскольку оно явно или не явно вдохновляется идеалистическими убеждениями, как правило, отвергает оценку философских учений как прогрессивных, революционных или, напротив, консервативных, реакционных, т. е. социологическую, социально-политическую характеристику их специфического содержания. Анализ идеологической функции философии обычно исключается идеалистической теорией историко-философского процесса. Даже в тех случаях, когда буржуазный историк философии отмечает определенную социально-политическую ориентацию философского учения, он рассматривает этот факт как внешнее по отношению к философии обстоятельство. Нет необходимости доказывать, что марксистско-ленинская теоретическая позиция радикально противоположна идеалистическому рассмотрению философии, которое, пытаясь возвысить ее над другими формами общественного сознания, в действительности ободняет ее содержание.

Энгельс характеризует французское просвещение XVIII в. как философскую революцию, которая предшествовала революционному политическому перевороту и идеологически его подготавливала. «Религия, понимапие природы, общество, государственной строи — все было подвергнуто самой беспощадной критике; все должно было предстать перед судом разума и либо оправдать свое существование, либо отказаться от пего. Мыслящий рассудок стал единственным мерилом всего существующего»4. Эти характеристики французского просвещении могут быть поняты лишь в ре- а.іиіом историческом контекст»! предреволюционной эпохи, лишь при учете буржуазного содержании французского просвещения. Мто мощное интеллектуальное движение является закономерным продолжением учений основоположников философии нового времени.

Немецкой буржуазной революции XIX в. также предшествовала философская революция — классическая немецкая философия. Предшественниками Канта, Фихте, Шеллинга, Гегеля и Фейербаха были, с одной стороны, Декарт, английские материалисты XVII в., французские просветители, а с другой — Лейбниц и Спиноза, которые также являются основоположниками буржуазной философии. Учения родопачальпиков буржуазной философпи существенно отличаются друг от друга. Материализм противостоит идеализму. Противоположность рационализма и эмпирицизма также существенна, хотя она не исключает существенно общего. Однако конфронтация этих учений имеет место в границах общей им всем социальной ориентации. Это — философия эпохи ранних буржуазных революций.

Мы не входим здесь в собственно историческое, специальное рассмотрение понятия ранних буржуазных революций. Их периодизация является, как известно, предметом дискуссии среди историков. Ясно, одпако, то, что эти революции охватывают эпоху, началом которой следует считать крестьянскую войну в Германии (1525 г.), потерпевшую поражение вследствие незрелости капиталистических отношений. Маркс указывал также на идеологические истоки этого поражения: «Крестьянская война, это наиболее радикальное событие немецкой истории, разбилась о теологию» 5. Непосредственно крестьянская война в Германии была вызвана религиозным общественным движением, Реформацией. Участники крестьянской войны стремились уничтожить феодальные отношения, которые представлялись им несовместимыми с подлинным духом христианства, извращенным v господствующей римско-католической церковью. Действительное содержание крестьянской войны существенно отличается от тех яростных теологических споров, которые составляют экзотерическое содержание Реформации. Однако реальное, социальное содержание и значение Реформации также далеко от теологических коллизий, в которые тем не менее были втянуты и рядовые участники крестьянской войны.

Энгельс характеризует начальный период ранпих буржуазных революций как грандиозную эпоху, когда «бюргерство сломило мощь феодализма, когда на заднем плане борьбы между горожанами и феодальным дворянством показалось мятежное крестьянство, а за ним революционные предшественники современного пролетариата, уже с красным знаменем в руках и с коммунизмом на устахЭта эпоха, именуемая также Возрождением, «создала в Европе крупные монархии, сломила духовную диктатуру папы, воскресила греческую древность и вместе с ней вызвала к жизни высочайшее развитие искусства в новое время, которая разбила границы старого orhis и впервые, собственно говоря, открыла Землю. Это была величайшая из революций, какие до тех пор пережила Земля» 6. В ходе этой эпохи королевская власть вступает в союз с развившимся в городах третьим сословием с тем, чтобы покончить с самовластием феодальных сеньоров. Уничтожение феодалыгого партикуляризма, образование крупных монархий, национальных государств стало необходимым? условием развития наций.

Кризис феодального строя был исторически неизбежен, так как его собственное развитие породило капиталистические экономические отношения, которые до поры до времени соседствуют с феодальным производством лишь потому, что они еще недостаточно развиты. Капитализм возникает из простого товарного хозяйства, развитие которого в конечном итоге превращает в товар н рабочую силу. Кульминационный пункт развития товарно-денежных отношений внутри капитализма предполагает, с одной стороны, формально свободную (свободную от крепостной зависимости) рабочую силу, а с другой — создает условия для уничтожения многообразных форм внеэкономического принуждения. Этот исторический процесс, формирование капиталистического уклада, особенно интенсивно совершается в тех феодальных странах, и которых уже покончено с крепостничеством.

Таким образом, формально свободный рабочий, «добровольно» становящийся наемным рабом капитала,— результат длительного прогресса товарного производства, развития господства денежных отношений. Феодальные господа, которых уже не удовлетворяет натуральное хозяйство, стремятся интенсифицировать свое хозяйство, чтобы располагать деньгами. Растущая зависимость феодалов от товарно-денежных отношений ведет сначала к усилению эксплуатации рутинными феодальными методами, а в дальнейшем к развитию капиталистических методов эксплуатации.

Капиталистическое обобществление производства, как это особенно ярко проявилось в истории Англии, где крепостное право перестало существовать уже в XIY в., означало экспроприацию самостоятельных мелких производителей, которые просто изгоняются с обрабатывавшихся ими земель, лишаются принадлежащих им средств производства с тем, чтобы на «освобожденной» таким образом земле организовать крупные овцеводческие хозяйства. Так появляются, с одной стороны, капиталистические предприятия в сельском хозяйстве, а с другой — массы бездомных людей, пауперов, будущих пролетариев. В Нидерландах широко развивалось производство шерстяных тканей. Англия поставляла фландрской промышленности необходимое для нее сырье. Таковы эмпирические предпосылки процесса, который по природе своей носит всеобщий характер, т. е. не сводится к развитию на товарно-денежной основе какой-либо отдельной отрасли производства.

Т. Мор, которого можно считать основоположником утопического коммунизма, с горькой иронией описывает «огораживание», как называлось это ограбление крестьянской массы в Англии. Овцы, пишет он, обычно тихие, скудно питающиеся, стали «такими прожорливыми и неукротимыми, что пожирают даже людей, опустошают и разоряют поля, дома, города». Феодальные собст- венпнкн, в том числе и «аббаты, святые мужи, недовольны теми ежегодными доходами и прибылью, которую обычно получали от владений их предшественники... Для пашни они ничего не оставляют, все занимают пастбищем, ломают дома, разрушают города, оставляя лишь только храм под овечий хлев... Следовательно, держателей вышвыривают оттого, что один ненасытный обжора, жестокая чума в отечестве, распространив поля, окружает несколько тысяч югеров единым забором» 7.

Формы первоначального накопления капитала (иными словами, некапиталистического накопления экономических условий капиталистического производства) не сводились, разумеется, лишь к «огораживанию», которое вообще имело место не во всех странах.

Первоначальное накопление многообразно по способам своего осуществления. В других странах оно происходило путем превращения натуральных крестьянских повинностей в денежные, путем классовой дифференциации в среде крестьянского населения, развития высокотоварного сельскохозяйственного производства, возрастании прямых (и особенно косвенных) налогов, вследствие чего государственная власть получает в свое распоряжение все более значительные денежные средства, которые используются как капитал. Все это вело не только к развитию буржуазии, но и к обнищанию значительной части крестьянства, которая покидала деревни, переселялась в города, превращалась- в пролетариев. «Экспроприация непосредственных производителей совершается с самым беспощадным вандализмом и под давлением самых подлых, самых грязных, самых мелочных и самых бешеных страстей,— писал Маркс.— Частная собственность, добытая трудом собственника, основанная, так сказать, на срастании отдельного независимого работника с его орудиями и средствами труда, вытесняется капиталистической частной собственностью, которая покоится па эксплуатации чужой, но формально свободной рабочей силы» 8.

Вместе с возрастанием товарности сельского хозяйства усиливается эксплуатация крестьянской массы помещиками, ростовщиками, купеческим капиталом. Государственные налоги с крестьян, составлявшие, по существу, централизованную феодальную ренту и важный источник дохода высшего дворянства, служившего при королевском дворе и в армии, непрерывно возрастали. Налоговая система становилась все более изощренной, ускоряя тем самым кредиторам-буржуа получение права взимания налогов. Государственный долг превращается в один из сильнейших рычагов первоначального накопления капитала. Откупщики, разумеется, выкачивают из трудящихся значительно большие суммы, чем тс, которыми они ссужали монархию. В некоторых странах продавались пе только права на взимание налогов, по и государственные должности, а также дворянские звания. Откупа и титулы доставались главным образом верхнему слою буржуазии — банкирам, откупщикам налогов, акционерам привилегированных торговых компаний. Наряду с «дворянством шпаги» (старым потомственным дворянством), приходившим во все больший упадок и жившим в значительной мере на подачки двора, умножалось в гораздо большей мере чем раньше, чиновничество, образовавшее особую касту, буржуазную но происхождению, но по положению близкую к дворянству.

Важным источником первоначального накопления являлся захват западноевропейскими государствами заморских территорий, которые превращались в колонии. Ускоренное капиталистическое развитие Англии, Голландии и других западноевропейских стран было бы невозможно без колониальной экспансии, которую совместно осуществляли правительства и частные предприниматели. Великие географические открытия, которые как бы открывают эту эпоху, пе только способствует формированию нового мировоззренческого горизонта, но и создают широкое поприще для обогащения молодой, предприимчивой буржуазии.

Колониальная система, система государственных займов, налоговая система, система протекционизма — таковы основные черты первоначального накопления капитала, которые покоятся, по словам Маркса, на грубейшем насилии. Государственная власть этой переходной эпохи отражает упадок феодальных сеньорий и развитие экономического могущества буржуазии. Такова абсолютная монархия, которая «возникает в переходные периоды, когда старые феодальные сословия приходят в упадок, а из средневекового сословия горожан формируется современный класс буржуазии, и когда ни одна из борющихся сторон не взяла еще верх над другой» 9.

«Огораживание», т. е. экспроприация массы крестьянства английскими лендлордами, не было делом одних лишь английских помещиков. Английский парламент узаконил эту бесчеловечную практику. Кровавое законодательство конца XV и всего XVI в. как в Англии, так и в других странах, ставших на путь капиталистического развития, санкционирует применение жесточайших мер принуждения и наказания к пауперизировапным массам, которые, будучи выбитыми из привычной колеи жизни, не хотят вместе с тем вести чуждый им образ жизни наемных рабочих. В Англии середины XVI в. был, например, издан закон, по которому любой «бродяга», уклоняющийся от работы, отдается в рабство тому лицу, которое сообщит о нем властям. Раб, совершивший в третий раз побег от своего хозяина, подвергался смертной казни как государственный преступник. Таким образом, экономическое подчинение труда капиталу совершалось не только стихийно; оно подгонялось жесточайшим внеэкономическим насилием.

Буржуазным философам, правоведам, историкам возникновение капиталистической собственности представляется результатом многолетнего трудолюбия, бережливости, воздержания. М. Вебер, который уже в XX в. попытался связать «дух капитализма» с пуританскими добродетелями, изображаемыми в качестве его источника, подытожил (однако уже в духе апологии капиталистического общества) эти иллюзии молодой буржуазии, которая действительно отличалась бережливостью, но явно переоценил значение этого обстоятельства. Как доказал Маркс, первоначальное накопление капитала, т. е. создание основы последующего, собственно капиталистического накопления, запечатлено в истории человечества пламенеющим языком огня и меча.

Антагонистическая природа капиталистического способа производства обусловливает соответствующие ему формы социального прогресса. Это отнюдь не умаляет, не ставит под вопрос всемирно-историческое значение капиталистического переустройства феодального общества. Капитализм действительно покончил с консерватизмом, характеризующим докапиталистические формации. Капиталистическая эксплуатация, непрерывно повышающая экономическую эффективность производства, несравненно прогрессивнее всех предшествовавших ей форм экономического порабощения труда. В масштабе всемирной истории капиталистический способ производства является необходимой ступенью на великом пути человечества к бесклассовому обществу. Буржуазная конкуренция, к которой капиталистическое производство сводит права и возможности индивида, составляла для этой эпохи единственно возможный способ более свободного, чем в предшествующие эпохи, развития личности. Превращение рабочей силы в товар является в рамках рассматриваемой эпохи действительным историческим прогрессом, так как только благодаря, этому складываются материальные условия для массовой и организованной борьбы пролетариата сначала за улучшение своего положения при капитализме, а затем за уничтожение этого строя.

Марксов анализ форм меновой стоимости, их развития от простой, единичной, случайной формы, существовавшей уже при первобытно-общинном строе, до полной, развернутой н, наконец, всеобщей формы стоимости имеет ключевое значение для понимания экономического генезиса буржуазной демократии н соответствующих ей идеологических иллюзий. Там, где продукты труда отдельных производителей лишь спорадически становились товарами, эквивалентный обмен товаров также носил случайный характер. Между тем товарный обмен, во всяком случае в своей развитой форме, предполагает, что обмениваемые потребительные стоимости заключают в себе равное количество общественно необходимого труда, затраченного на их производство. Утверждение в сфере товарного обмена равного мерила для неравных вещей — различных по своим свойствам товаров — становится закономерностью лишь благодаря превращению товарного обмена во всеобщее, господствующее отношение.

Буржуазная демократия, указывал Маркс, является отражением капиталистических товарно-денежных отношений в той мере, в ка-кой они стали господствующими. И буржуазное теоретическое сознание XVII—XVIII вв., провозглашавшее отношения между товаровладельцами «всеобщим взаимоотношением между всеми индивидами, было также смелым и открытым шагом вперед, было просвещением, раскрывающим земной смысл политического, патриархального, религиозного и идиллического облачения эксплуатации при феодализме» 10. Как это ни парадоксально на первый нагляд, феодальная эксплуатация, постоянно предполагающая внеэкономическое принуждение, выступала на поверхности как патриархальное, освященное вековым обычаем отношение. Буржуазия противопоставила внеэкономическому принуждению принуждение экономическое и тем самым обнажила сущность эксплуатации, которую уже не может завуалировать никакая идеология свободного товарообмена. Таким образом, капиталистические отношения впервые в истории создают условия, которые позволяют эксплуатируемым действительно осознать свое положение в обществе.

Товар, подчеркивал Маркс, является великим уравнителем. И хотя формальное равенство между индивидами, создаваемое капитализмом, представляет собой основное условие фактического неравенства, т. е. господства капитала над наемным трудом, оно же, формальное равенство, составляет одну из необходимых предпосылок для пролетарской борьбы за действительное, социальное равенство, которое осуществляется лишь путем уничтожения классов и классовых различий.

Классики буржуазной политической экономии рассматривали товарообмен как единственно справедливую форму экономического сотрудничества между людьми, поскольку обмен продуктами их деятельности совершается добровольно и в соответствии со стоимостью товаров. Они обличали феодальные отношения как иеспра- недливые, основанные на неэквивалентном обмене товарами и услугами. Тем не менее трудовая теорпя стоимости, обосновывавшая справедливость отношений между капиталом и трудом, зафиксировала также и тот основной факт, что богатство общества, «шрсде.тнптеесн экономистами как совокупность товаров, является воплощением труда, т. е. создано трудящимися массами. Противоречие между трудом и капиталом — основной антагонизм капиталистического строя — выявляется, следовательно, самим развитием товарно-денежных отношений и находит свое отражение даже в буржуазной идеологии, во всяком случае в ту эпоху, когда она еще не стала апологетикой.

Итак, развитие капиталистических отношений внутри феодального общества, развитие буржуазии как носительницы новых общественных отношений, противоречие между «третьим сословием», т. е. основной экономической силой, и господствующими феодальными сословиями, разложение феодальных производственных отношений — таковы экономические предпосылки рапних буржуазных революций. К. Маркс, сопоставляя английскую революцию 1648 г. и французскую революцию 1789 г., отмечает основные присущие им черты, которые делают их эпохальными историческими свершениями. «Революции 1648 и 1789 годов не были английской и французской революциями; это были революции европейского масштаба. Они представляли не победу определенного класса общества над старым политическим строем; они провозглашали политический строй нового европейского общества. Буржуазия победила в них; но победа буржуазии означала тогда победу нового общественного строя, победу буржуазной собственности пад феодальной, нации над провинциализмом, конкуренции над цеховым строем, дробления собственности над майоратом, господства собственника земли над подчинением собственника земле, просвещения над суеверием, семьи над родовым именем, предприимчивости над героической ленью, буржуазного права над средневековыми привилегиями... Эти революции выражали в гораздо большей степени потребности всего тогдашнего мира, чем потребности тех частей мира, где они происходили, т. е. Англии и Франции» и. Маркс, таким образом, вскрывает многообразие социальных преобразований, составляющих содержание революционного перехода от феодализма к капитализму. Революционное переустройство экономической структуры общества и его политической, правовой,идеологической надстройки означало обновление всей жизни общества, сознания, культуры. Это было низвержением унаследованных традиций, добрых обычаев, нравственных заповедей, культурных стереотипов. Все это хотя и было подготовлено предшествующим стихийным развитием, хотя и совершалось со стихийной, так сказать, силой, но не могло быть само по себе только стихийным процессом. У старого были умелые защитники, краспоречивые адвокаты. Низвержение старого образа жизни стало возможным потому, что противники феодального строя создали новое мировоззрение.

Началом идеологической борьбы против феодализма является эпоха Возрождения — Реформации. Оба эти термина недостаточно, неадекватно выражают подлинное содержание тех исторических процессов, которые ими обозначаются. Сущность Возрождения не сводится ни к возрождению античной культуры, ни даже к расцвету искусства — его самому выдающемуся достижению. Реформация также не может быть понята лишь как реформа, пусть даже радикальная, господствовавшей в западноевропейском обществе католической религии, несмотря на то что эта реформа уничтожила господство католической церкви и подорвала духовную диктатуру церкви в ряде стран Европы. И Возрождение и Реформация — эпохальные исторические процессы, но, поскольку они характеризуются как совершенно отличные друг от друга (и это вполне соответствует их непосредственному, субъективно осознаваемому содержанию), их действительное историческое значение фактически преуменьшается. Между тем, как ни различны ио своему культурному облику Возрождение и Реформация, как ни отличает их друг от друга также и то, что происходили они в разных странах, находящихся на разных уровнях экономического п культурного развития, оба эти исторических феномена — лишь различное выражение одного и того же социально-экономического процесса: революционного рождения буржуазного общества. В этом смысле мы вправе говорить об эпохе Возрождения — Реформации как, в сущности, о единой эпохе революционного переворота не только в светской жизни феодального общества, но и в его идеологии — религии. Последнее особенно важно, так как в этом об- ществе религия — единственная и притом массовая идеология вообще lL>.

Антифеодальный характер Возрождения, его значение, далеко выходящее за границы истории искусства, литературы, культуры вообще, достаточно раскрыт марксистскими исследованиями, в том числе и историко-философскими. Вопрос же о Реформации исследован в этом отношении недостаточно, в особенности же в историко-философском плане. Между тем значение этого вопроса для понимания философии эпохи ранних буржуазных революций трудно переоценить. Ведь Реформация, по известному определению Энгельса, представляет собой «буржуазную религиозную революцию» 13.

Ранние буржуазные революции XVI—XVII вв. являются но форме как бы продолжением Реформации, так как именно протестантизм является той формой, посредством которой выражается языком, доступным для самых широких масс, их действительное социально-экономическое содержание. Религиозное облачение этих революций не только не ослабляло мощи революционного натиска иа феодализм, но, напротив, усиливало его, поскольку посредством религии в революционное движение были вовлечены массы угнетенных и эксплуатируемых. В этом отношении ранние буржуазные революции, так же как н Реформация, являются продолжением той борьбы угнетенных и эксплуатируемых против феодальных господ, которая постоянно разгорается в ходе истории феодализма.

Энгельс писал об этом: «Средневековые мистики, мечтавшие о близком наступлении тысячелетнего царства, сознавали уже несправедливості, классовых противоположностей» 14. Разумеется, Реформация не есті, простое продолжение средневековых ересей и восстаний. Это — качественный скачок, соединение борьбы против господствующей, официальной религии, которая уже воспринимается массами как греховное извращение самой сущности веры, с массовой крестьянской войной против феодальных господ, с войной, которая охватила Германию и другие страны. И дело не только в том, что католическая церковь была могущественным феодальным собственником, эксплуататором. Идеи Реформации, овладевая массами, становились материальной силой. Эти идеи подымали на борьбу против феодального гпета самые отсталые, забитые, неграмотные массы 15.

Реформация подорвала единство феодального государства с феодальной церковью. Она противопоставила национальное государство космополитической римско-католической церкви и религии. Борьба против определенной, т. е. католической, религии прокладывала, разумеется, не непосредственно, дорогу для развития нррелигиозного общественного сознания, вопреки тому очевидному факту, что непосредственно Реформация означала как бы усиление религиозности. Ненависть к дискредитировавшей себя католической церкви соединила воедино борьбу против феодальной эксплуатации с борьбой против ее духовного облачения, каковым в сознании масс являлась, конечно, не религия вообще, а именно господствующая религия.

Лютер провозгласил, что любой верующий человек способен понять Священное писание не хуже папы римского и его сановников.

Это утверждение, даже если ограничиться его буквальным смыслом, означает посягательство на права, доходы и само существование господствующего феодальпого сословия. Если же отвлечься от его религиозной формы, то станет очевидным, что Лютер говорил в сущности то же, что позднее сказал Декарт: все люди от природы в равной мере наделены разумом. Принцип, согласно которому все верующие могут быть священнослужителями, наряду с прямым отрицанием необходимости существования особого (и притом господствующего, присваивающего себе плоды труда масс) сословия священников, имплицитно заключал в себе и требования буржуазної! демократии. Как правильно замечает В. Л. Паррингтон, «учение Лютера о священстве всех верующих было начинено порохом — оно произвело взрыв, проломивший зияющие бреши в казавшихся незыблемыми крепостных стенах феодализма» 16.

Возрождение и тесно связанное с пим интеллектуальное движение, получившее название гуманизма, было продуктом высокоразвитой городской культуры. Шедевры гениальных итальянских художников, произведения гумаиистов, а также выдающихся философов н политических теоретиков Возрождения были доступны лишь немногим образованным людям той эпохи. Реформация же именно вследствие своего религиозного характера всколыхнула, подняла на борьбу массы, котсуше, в сущности, не знали иной духовной нищи, кроме религии. Однако благодаря Реформации верующие массы впервые начали сознательно относиться к религии, обсуждать вопросы, о которых в прежние времена судить простым людям возбранялось. Господствующая феодальная идеология, поскольку она была религиозной, по-видимому свободной от пристрастия к тому или иному сословию, представляла собой наиболее упорно сопротивляющуюся развитию капитализма общественную силу. Ведь угнетатели и угнетаемые придерживались одной н той же религии н ничто непосредственно не свидетельствовало о том, что господствующая религия выражает интересы господствующих сословий. То, что массовая борьба против господствующей (и фактически единственной) феодальной идеологии началась в ее собственной, религиозной сфере, было исторически неизбежно и необходимо для всего антифеодального движения. Светская критика религии, имевшая место п в эту эпоху, стала существенным фактором идеологического развития позднее, не ранее чем с XVII в.

На первый взгляд представляется, что Реформация расширила социальную базу христианства, поскольку широкие массы включились в борьбу за «истинную» религию. Однако борьба против феодальной идеологии путем заимствования ее религиозной фор- мы и наполнения ее новым содержанием вела в конечном счете к ослаблению влияния религии.

Реформация секуляризировала владения феодальной церкви и если не прямо, то косвенпо способствовала секуляризации общественного сознания хотя бы уже потому, что его светское содержание было признано достойным верующего человека. Протестантизм представлял собой обуржуазивание, секуляризацию религии, осуществляемую посредством религиозной формы, наполняемой не только специфически религиозным, конфессиональным, но и светским, чуждым религии содержанием. В этом смысле можно сказать, что Реформация оказалась первоначальной формой буржуазного просвещения, которое затем сформулировало идеологические принципы буржуазии более адекватным образом.

Возникновение светского по своему основному содержанию буржуазного просвещения следует рассматривать как кульминационный пункт той идеологической революции, которая предшествовала крупнейшим революционным политическим переворотам этой эпохи. Это уже XVII в. И философия эпохи ранних буржуазных революций — это, прежде всего, западноевропейская философия XVII столетия. М. Лютер и другие выдающиеся деятели эпохи Реформации были далеки от философских вопросов, так же как от вопросов, которыми занимались их современники-естествоиспытатели. Великое открытие Н. Коперника было не понято Лютером, который осмеял его как невежество относительно содержания Библии. Однако в одном отношении выдающиеся деятели протестантизма являются, можно сказать, непосредственными предшественниками основоположников буржуазної! философии. Они беспощадно развенчивают не только католицизм, по и связанную с ним философию. «Я думаю,— говорил Лютер,— что невозможно преобразовать церковь, если только с корнем не вырвать схоластического богословия, философии, логики, каковы они теперь, и не установить новых» 17.

Таким образом, исторические истоки философии эпохи ранних буржуазных революций, которой, по существу, является философия XVII в., следует относить к периоду, предшествующему деятельности основоположников философии нового времени. Эпоха Возрождения — Реформации была прообразом последующих буржуазных революций. Она положила начало буржуазному свободомыслию, которое через философский скептицизм и движение либертенов непосредственно способствовало формированию классической буржуазной философии.

Ф. Бэкон, Декарт, Спиноза, Гоббс, Лейбниц, Локк теоретически подытоживают эпоху Возрождения — Реформации; их философия является в известном смысле идеологическим продуктом этого революционного переворота. Декарт и Спиноза непосредственно пережили освободительное влияние первой победоносной буржуазной революции, нидерландской. Ф. Бэкон — непосредственный предшественник второй победоносной буржуазной революции, английской. Философия Гоббса формируется в ходе этой революции, учение Локка философски осмысливает последующие революционные преобразования.

Весьма важным, заслуживающим быть специально отмеченным обстоятельством является тот факт, что основополагающие философские труды этой, охватывающей более чем столетне эпохи отделяют друг от друга сравнительно небодыиие временные промежутки. В 1625 і;. появляется «І^овьій органон» Ф. Бэкона, а через 12 лет— «Рассуждение о методе» Декарта. В 1677 г. была ?опубликована «Этика» Спинозы, а через 11 лет выходит в свет четырехтомное собрание сочинений Гоббса, подготовленное самим автором. Еще 12 лет отделяют от этого издания «Трактат о человеческом рассудке» Локка, а через 14 лет, т. е. в 1804 г., напечатаны «Новые опыты» Лейбница. И если без изучения ранних буржуазных революций нельзя понять тогдашних философских учений, то и эти учения, в свою очередь, проливают свет на основные черты революционного перехода от феодализма к .капитализму. Ясно также и то, что философия ранних буржуазных революции ?отражает великие научные открытия этой эпохи, революцию, совершенную Коперником в астрономии, великие географические открытия, изменившие кругозор людей, так же как и существенные изменения в сфере производства, потребления, обмена, с которыми непосредственно связаны такие основополагающие идеи буржуазной философии, как идеи социального прогресса и господства над природой.

Буржуазия, достигнув политического господства, разрушила, как указывали Маркс и Энгельс, «все феодальные, патриархальные, идиллические отношения... В ледяной воде эгоистического расчета потопила она священней трепет религиозного экстаза, рыцарского энтузиазма, мещанской сентиментальности» 18. Переход от средневековья к «свободному» буржуазному обществу носит ярко выраженный антагонистический характер. Но как бы ни проклинали социальные бедствия этой эпохи романтические критики капитализма, переход к капитализму был не только неизбежен, но н в высшей степени прогрессивен. Однако его результатами являются не только новые, бурно развивающиеся производительнее силы, но и углубление противоположности между имущими и неимущими, возникновение новых форм отчуждения и самоотчуждения, развитие анонимного, ранее остававшегося невидимым процесса — господства стихийных сил общественного развития над людьми. Власть денег — лишь одно, правда наиболее очевидное, его выражение.

Разрыв с привычным, несмотря на все заключавшееся в нем зло, историческим прошлым никогда не был безболезненным. Но это — необходимое условие социального прогресса. Экспроприация мелких производителей и образовапие свободного от феодальных пут трудящегося — две стороны одного и того же исторического процесса, который делает необеспеченным существование рабочего, но вместе с тем является способом утверждения нового типа личности, человека, способного бороться за свое место в жизни.

Учення философов-новаторов отражают основные черты этой переходной эпохи. Провозглашение эгоизма атрибутивным определением человеческой природы не имеет фактически ничего общего со средневековой концепцией изначальной, первородной греховности человека. Речь, скорее, идет о том, что каждый человеческий индивид должен действовать на свои собственный страх и риск, но именно действовать, добиваться своих целей, отстаивать свое собственное существование, вместо того чтобы вести пассивный образ жизни или Ьозлагать свои надежды на другого. Это убеждение уже было выражено в религиозной форме Реформацией, когда Лютер провозглашал, что спасение каждого верующего может быть лишь результатом его личной веры. Основоположники буржуазной философии ставят па место религиозной эмансипации личности ее эмансипацию в качестве члена гражданского, пли правового," строя. То, что они интерпретируют буржуазную политическую форму освобождения личности как человеческую эмансипацию вообще, еще не является, строго говоря, идеализацией капиталистического строя. Они ведь еще не знают такового, поскольку капитализм находится лишь в процессе становления.

Философы этой эпохи создают, разумеется, не учение о буржуазно-ограниченном социальном прогрессе — такое учение они не могли создать именно потому, что они были буржуазными философами,— а теорию общественного прогресса вообще, т. е. такого прогресса, который призван обеспечить всеобщее благоденствие. Онп разрабатывают учение об овладении стихийными силами природы, возвещая, что благодаря этому неограниченному во времени и пространстве процессу социальное зло, каковы бы ни были формы его проявления, будет выкорчевано с корнем. «Атлантида» Ф. Бэкона — социальная утопия буржуазии XVII в., утопия, объективное содержание которой как бы систематизирует шлюзнії буржуазии относительно социальных последствий ее политической и экономической деятельности.

Оставляя в стороне вопрос об иллюзиях, можно сказать, что эти последствия действительно носили всемирно-исторический характер, что получило свое теоретическое отражение в философии эпохи ранних буржуазных революций.