К истокам исторического исследования «модернизации» в США
Разработка исторических исследований «модернизации» в США и их институциализация как нового направления буржуазной историографии были тесно связаны с отказом от ориентированных на освободившиеся страны первоначальных теорий и исследований «модернизации» и крахом основанной на них американской «стратегии развития».
Основные положения и исходные посылки ранних теорий «модернизации», «начальных моделей модернизации» 73 оказались неэффективными, им были свойственны этноцентризм американских Соединенных Штатов, включавший в себя социал-дарвинизм и расизм, механическое перенесение «западных» моделей общества на освободившиеся страны, резкое противопоставление дихотомических конструкций и отождествление «модернизации» с капиталистической индустриализацией. Особенно бесплодными оказались противоречивые дихотомии, поскольку они хотя и давали (при помощи категориальной системы «традиционализма — модернизма») ориентиры (образцы) начальных и конечных пунктов желаемой «модернизации», однако не раскрывали сам процесс «модернизации», обозначая его промежуточные ступени просто как «переходные», т. е. «более-не-традиционные» и «еще-не-современные»74, весьма неадекватно освещались смешанные формы, а самостоятельные формы трактовались в них лишь как отклонения от предписанной модели75. С помощью дихотомий оказалось возможным объяснить только различие между развитыми и неразвитыми общественными формами, но не условия их развития. Вследствие того что в первоначальных теориях и моделях «модернизации» практически игнорировался комплексный характер общественных структур в освободившихся странах и сложность процессов их развития, эти теории и модели нельзя было использовать для разработки неоколониалистской «стратегии развития». То же произошло и с «реформированными» эко- номико-социологическими концепциями «модернизации» 60-х годов, хотя их авторы стремились ослабить господствовавший тогда экономико-социологический схематизм, пытаясь путем выявления тенденций, стадий и типологий развития понять характер процессов и событий, происходящих в освободившихся странах. Здесь проявилось резкое расхождение между теоретиками «модерни- т зации» и исследователями процесса «модернизаций». В то время как первые стремились к глобально-эволюционистским конструкциям «социального изменения», поднимаясь до высокого уровня абстракций76, вторые сразу отказались от анализа целостных общественных процессов и сосредоточились на описании периферических явлений (демография, государственный бюджет и т. д.)77, ограничились каталогообразным перечислением свойств или масштабов «традиционных», «переходных» и «современных» типов общества, или общественных систем 78, собиранием данных и описанием процессов79. В результате возникло «такое количество разнообразных типов анализа социальных процессов и явлений, которое в действительности принципиально невозможно было установить» (Р. Лепсиус) 80. Авторы «реформированных» теорий «модернизации» оказались перед дилеммой: либо, следуя теориям «модернизации», продолжать создание абстрактно-социоло- гических и, следовательно, бессодержательных универсальных мыслительных конструкций, либо, напротив, поддавшись обаянию исследований процесса модернизации, перейти на позиции субъективизма и плоского эмпиризма. «Особенность теоретизирования на таком высоком уровне абстракции заключается в том, что оно позволяет пренебречь различием временных параметров и культурных... Даже низкие уровни абстракции оказываются под влиянием этой дилеммы»81. Идеологическая и познавательная функции теорий «модернизации» в их разделенности не приводили к удовлетворительным результатам в разработке неоколониалистской стратегии. Связь между теорией и эмпирическими исследованиями прерывалась. С одной стороны, трансформированные в «эволюционные универсалии общественных изменений», теории «модернизации» все больше утрачивали способность выполнять мировоззренческую функцию прокапиталистиче- ской альтернативы некапиталистическому пути развития или социалистической ориентации и служить методологическим подспорьем при проведении эмпирических исследований. С другой стороны, оказалось, что и исследования «модернизации» не «доросли» до выполнения задачи «не только анализировать сложные процессы трансформации во многих частях земного шара, но и (в силу этого) вносить вклад в разработку важных практических рекомендаций и политических прогнозов» 82. Теоретики и исследователи «модернизации» реагировали на данное обстоятельство по-разному. Некоторые из них, а именно социологи и политологи, скатились к «ортодоксальному повторению старых положений» и «абстрактной болтовне, которая явилась следствием отрыва от реальной действительности»^. Этот путь завел в иупик, выход из которого теоретики и исследователи «модернизации» все чаще усматривали в придании концепции «модернизации» исторического характера. Этот поворот осуществлялся следующим образом. Во-первых, путем пересмотра и корректировки теорий «модернизации» посредством сопоставления с эмпирическим и историческим материалом. «Современное недовольство теориями модернизации», писал Р. Трауцет- тель в 1974 т., объясняется «провалом предпринимавшихся попыток... их операционализации». Свидетельством их достоверности не может служить «возможность наложения структуры социологической теории как схемы на исторические процессы, описанные классическими средствами историографии, их достоверность могла бы быть подтверждена в том случае, если бы удалось проверить теоретические понятия на конкретных фактах исторического процесса»84. Во-вторых, исследованиям «модернизации» был придан исторический характер, т. е. они были ориентированы на изучение «исторической природы процесса развития»85. К исследованиям «модернизации» все настойчивее предъявлялось требование учитывать конкретноисторическую специфику отдельных процессов «модернизации» 86. В-третьих, исследователи процесса «модернизации» обратились к истории развитых стран, регионов, «в которых начался процесс модернизации: к Европе и Северной Америке. Они стремились больше узнать об исторических масштабах и проблемах скачкообразного развития Запада и вновь проанализировать их с точки зрения приобретенного опыта и с позиции созданных теорий. Эти исследователи надеялись основательно изучить весь комплекс условий, обеспечивших успех процесса модернизации, и на основе такого изучения рассмотреть возможности подобного процесса в менее развитых странах»87. Уже к началу 60-х годов некоторые (главным образом американские) историки и социологи обратились к истории развития индустриальных обществ, опираясь на методы сравнительного анализа. Предполагалось, что Изучение Исторического опыта «модернизации» и сравнение традиционных «западных» путей с «коммунистическими» и «фашистскими» способами «модернизации» позволят прогнозировать возможные варианты развития «третьего мира» и тем самым оказывать большую помощь в осуществлении империалистической политики. Расширение предмета исследований происходило под девизом «заново осмыслить западную модель» и осуществлялось с целью «переоценки путей «модернизации» в освободившихся странах»88. Экскурс в историю XIX в. помог бы показать освободившимся странам более подходящие для них пути решения проблемы модернизации. В этом отразились непосредственные практически-политические потребности, поскольку речь шла о том, чтобы противопоставить капиталистический путь развития некапиталистическому или социалистическому и доказать, что именно первый позволяет предотвратить социальные конфликты и революционные ситуации. «По мере того, как в подобных рассуждениях менялись оценки исторических путей от прошлого к современности, формировалось новое знание о политическом развитии от современности к будущему» 89. — С помощью обращения к истории исследователи процесса «модернизации» надеялись высказать свои обоснованные предостережения относительно возможных опасностей, которые могут возникнуть в случае выбора освободившимися странами капиталистического способа «модернизации». Так, пытались предостеречь от опасности возникновения «государства-крепости-тюрьмы» («garrison-prison-state»)90; был показан двойственный характер «массового общества потребления» для бедных народов, который может нанести большой вред, если они не поставят под контроль, подобно современным западным обществам, отношение между потребностью и ее осуществлением («Want — Get — Ratio») и не смогут установить динамичное равновесие между материальными потребностями и возможностью их удовлетворения91; были проанализированы последствия перенаселения и концентрации больших масс людей в городах на основе исторического опыта экономически развитых капиталистических стран92. В то же время под лозунгом «освобождения от давления актуальных политических советов» («Entlastung vom Druck aktueller Politikberatung») 93 появилось много работ, содержащих новую интерпретацию истории развития капиталистических и социалистических стран, а -также всемирной истории с точки зрения теорий «модернизации». С конца 60-х годов исследователи процесса «модернизации», прежде всего в США, в значительной степени отошли от изучения освободившихся стран, их концепции были оформлены в виде нового течения буржуазной историографии. Что же это были за работы по истории исследования «модернизации» в США? Д. К. Маклеланд в книге «The Achieving Society» исследовал с позиций теории рациональности М. Вебера94 господствовавшие в истории побудительные мотивы к труду. С. М. Липсет первым дал новую интерпретацию истории США с точки зрения первоначальных теорий «модернизации»: он назвал американцев первой нацией, благодаря собственным усилиям освободившейся от колониальной опеки, а США — страной, в которой в результате успешного осуществления процесса «модернизации» сложилось соответствие между благосостоянием и демократией95. Большое значение для формирования данной концепции имели работы американского историка экономики А. Гершенкрона96. Он пытался создать исторически обоснованную теорию европейской индустриализации. Исходя из тезиса о более важной индустриализации для смены общественных формаций, он выдвинул тезис о том, что конкретно-историческая специфика процесса индустриализации зависит от степени относительной отсталости различных стран, а именно от степени, которой достигло их индустриальное развитие накануне «большого скачка» («des Gro?en Spurts»)97. Так, если Англию он рассматривал в качестве первой классической страны успешной индустриализации, то все остальные страны — как относительно отсталые (это прежде всего Франция и Германия, затем США и Россия). Для объяснения конкретно-исторических различий в процессе индустриализации и быстрых темпов экономического развития «отсталых обществ» Гершенкрон вводит два элемента: «теорию замещения» и тезис о «преимуществе отсталости». Согласно так называемой теории замещения, «отсталые общества» должны были найти качественно иные «решения-заменители», поскольку они не могли использовать достижения «общества-пионера» («Pioniergesellschaft») в своих конкретно-исторических условиях. Но вообще индустриализация проходит тем напряженнее, тем чаще сопровождается конфликтами, чем больше относительная отсталость страны и чем быстрее происходит «большой скачок». На то, что «развитие капитализма в молодых странах значительно ускоряется примером и помощью старых стран», указывал В. И. Ленин уже в 1899 г.98 Вслед за Т. Вебленом Гершенкрон высказал мнение (касавшееся и империалистической Германии) о «преимуществе займов»99, а у Троцкого он заимствовал тезис о «преимуществе отсталости» 10°, суть которого заключалась в следующем: «отсталые общества» могут перенять технику, организацию и опыт, выработанные с таким трудом «нациями-пионерами», и в итоге превзойти их. Исходя из этого тезиса, а также опираясь на одну из первых интерпретаций Октябрьской революции с точки зрения теорий «модернизации»101, Гершенкрон на свой лад истолковывал смысл и значение Великой Октябрьской социалистической революции, особо останавливаясь при этом на связи между отсталостью, революцией и быстрым ростом производительных сил после революции. Он отмечал, что «Советская власть явилась продуктом экономической отсталости страны... Если бы Екатерина II уничтожила крепостное право или это случилось бы в период декабрьского восстания 1825 г., недовольство крестьян — движущая сила и гарантия успеха русской революции — никогда не приняло бы катастрофических размеров... Замедленная индустриальная революция предопределила политическую революцию, в ходе которой власть попала в руки диктаторского правительства... Такое правительство способно удерживать власть только в том случае, если оно может внушить народу, что выполняет важную социальную функцию, которую без него общество выполнить не может. Индустриализация «наградила» советское правительство такой функцией» 102. Быстрый рост производительных сил, высокие темпы социалистической индустриализации Гершенкрон объяснял не характером социалистических производственных отношений и подъемом благодаря революции морально- \ политических сил народов Советского Союза, а «преимуществами отсталости» «отсталого общества», которое могло рассчитывать на повышение технического уровня. Тем самым Гершенкрон дал буржуазным исследователям первый в истории образец интерпретации коммунизма. Октябрьская революция была подведена под категорию «современных революций развития», которые происходили во всех странах при переходе к «индустриальному обществу», ее всемирно-историческое зна- чение было сведено лишь к быстрой индустриализаций отсталой страны. Так, социалистическая собственность была объявлена не результатом успешного обобществления производства, а средством быстрого преодоления отставания в развитии. Ленинизм был низведен до уровня идеологии запоздалой индустриализации103. Однако Гершенкрон видел свою главную политическую задачу в том, чтобы предупредить развивающиеся страны об опасностях. Он стал проецировать тезис о «преимуществе отсталости» и «теорию замещения» на настоящее и уверял, что эти тезис и теория вполне приемлемы для освободившихся стран, находящихся сегодня (по сравнению с развитыми странами) в ситуации, принципиально сходной с той, в которой находились «отсталые общества» по сравнению с Англией XVIII и XIX вв. Это, с одной стороны, давало возможность для поиска более результативных «решений-заме- нителей», но, с другой стороны, делало эти страны восприимчивыми к идеям о «коммунистическом пути «модернизации»». Поскольку в них, как в России перед 1917 г., экономическая отсталость и задержка с проведением реформ способствовали огромному давлению процесса «модернизации» извне, то вполне возможно было повторение примера 1917 г. Притягательная сила советского примера и подъем Советского Союза до уровня мировой державы встревожили Запад. «...В советском примере для всех очевидна громадная опасность того, что развивающиеся страны пойдут по некапиталистическому пути, но сегодня эта опасность скрыта экономической отсталостью данных стран, которая делает эту опасность не столь ощутимой. Нет бесспорных вариантов («зеленых улиц») на пути индустриального развития. Путь может привести от отсталости к диктатуре, от диктатуры — к войне. В условиях биполярного мира эта опасность проявляется в новых формах, она неизмеримо возрастает. Некоторые отсталые страны сознательно копируют советский опыт и, поддерживая советскую политику, добровольно или вынужденно попадают в сферу советского влияния». Обобщая исторический опыт «модернизации» за последние два столетия, Гершенкрон обращался к развивающимся странам с призывом принять неоколониалистскую) стратегию и буржуазный тип преобразований сверху, что, как он заявлял, позволит им избежать повторения 1917 г. «Не только Россия,— утверждал он,— но и весь мир платит цену за то, что раньше не удалось освободить русских крестьян и провести индустриализацию естественным путем. Промышленные нации не должны игнорировать экономическую отсталость... Только в этом случае опыт XIX в. поможет предотвратить опасности, возникающие в XX в.»104. Совершенно запутанные и не менее проблематичные модели социологических теорий «модернизации», особенно теории индустриализации, демократизации, гармонизации, структурно-функциональная системная модель, как и модели одномерной последовательности неизбежных ступеней развития от «традиционности» к «модернизму», в результате исторического исследования кризисов и упадка процессов «модернизации» подвергались сомнению, указывалось на их относительный характер 105. Принципиально новыми для историко-сравнительных исследований «модернизации» стали в середине 60-х годов работы американского социолога Р.
Бендикса106, которого в буржуазной литературе считают их основателем107. Однако фактически он выдвинулся не за счет оригинальных идей, а благодаря систематизации уже существовавших, элементов исторических исследований «модернизации» и их использованию в анализе истории, особенно разработанной А. Гершенкроном схемы интерпретации. Возможности исторических исследований «модернизации» были расширены им в сущности путем разработки следующих новых положений. 1. В противоположность господствовавшим абстрактно-социологическим универсальным теориям «модернизации» Бендикс определял «модернизацию» как «тип социальных перемен, корнями уходящих в английскую промышленную революцию и происходивших в течение периода с 1760 до 1830 г., и политическую французскую революцию 1789—1794 гг.»108. Таким образом, Бендикс был первым буржуазным социологом, пытавшимся определить «модернизацию» конкретно-исторически; он точно указал время и место «модернизации» — эпоха после революций в Европе и Северной Америке, когда проявились их последствия. Это позволило истолковать сущность данного периода всемирной истории как «поворот» мира от предындустриального к индустриальному обществу, который якобы заменил в указанных регионах Великую Октябрьскую социалистическую революцию109. Одновременно предполагалось, что таким образом будет преодолена выдвинутая Ж- Годешо и Р. Р. Палмером110 в конце периода «холодной войны» концепция «атланти ческой революции», отражавшая этноцентрическое Представление американцев о США как образце демократии, права и порядка в мире111. В буржуазной историографии такое понимание периодизации развивал Э. Хобсбоум, выдвинувший версию эволюционного наступления капитализма в результате так называемой двойной революции на рубеже XVIII и XIX вв., включая американскую революцию. 2. «Модернизация» в неамериканских и неевропейских регионах была отнесена Бендиксом к «двойной революции», при этом он разделил мир на «развитые» и «отсталые» общества. В отличие от господствовавших до тех пор теорий, в которых «модернизация», или индустриализация, рассматривалась как процесс, протекающий одинаково во всех странах, если существуют определенные предварительные условия (на них более других сосредоточено внимание Ростоу), Бендикс отмечал вслед за Гершенкроном, что процесс «модернизации», или индустриализации, должен быть понят, исходя из специфического состояния отсталых обществ по сравнению с «обществами-пионерами»112. «Модернизация,— утверждал он,— состоит в экономическом и политическом прогрессе некоторых обществ-новаторов и следующих за ним процессов преобразований отсталых обществ» ш. Конечно, не путем копирования опыта «обществ-новаторов»: именно стремление преодолеть разрыв между «развитыми» и «отсталыми» обществами при помощи заимствований отдельных достижений духа современности, уверял он, «порождает во многих случаях препятствия... на пути успешной модернизации»114. Социальное изменение, заявлял Бендикс, «происходит чаще одновременно в эндогенных и экзогенных процессах развития»115. Отмечая общеисторические условия «модернизации», он указывал на потребности неоколониалистской стратегии в ориентации на постепенное, комплексное развитие, учитывающее особенности освободившихся стран, связывающее «традиционность» и «модернизм»; при этом сильнее, чем когда-либо, подчеркивался момент активного внешнего влияния. В историографической практике США теории «модернизации» чаще всего использовались при исследовании истории освободившихся стран, при описании мировой истории; появились также первые варианты интерпретации мировой истории с точки зрения теорий «модернизации». Для США это было во многих отношениях нечто новое, В XX в. долгое время интерес ко всемирной исто рии был там относительно невелик. Мировая история все еще рассматривалась как внутреннее дело Европы, независимо от самобытной, не подверженной внешним влияниям американской истории. Европоцентристские концепции всемирной истории были восприняты и американскими теоретиками, которые больше стремились использовать представления о мировой истории, характерные для Великобритании и Германии, чем разработать собственные концепции. После выхода США на мировую политическую арену интерес ко всеобщей истории возрос, но новые концепции всемирной истории не были связаны с этим116. Положение резко изменилось во время второй мировой войны. Тенденции, которые намечались еще в период мирового экономического кризиса 1929—1933 гг., окончательно утвердились в американской трактовке всемирной политической истории. Вступление капиталистической системы во второй этап ее общего кризиса было интерпретировано как формирование мирового единства, в котором местные изолированные явления и процессы больше не имеют значения и от которого США не только не стоят в стороне, но и играют в нем ведущую роль. В послевоенный период в США, как и в других империалистических странах, исследователи все чаще обращались к всемирной истории, спорили по различным историческим проблемам. Это выразилось, между прочим, в создании журналов и научных организаций, которые специально занимались исследованиями мировой политики и всемирной истории. В 1948 г. появился издаваемый «Центром международных исследований» в Принстонском университете журнал («World Politics, A. Quar- terly Journal of International Relations»), в котором освещались теоретические вопросы мировой политики с историко-социологических и политологических позиций, причем все более с точки зрения теорий «модернизации»; в 1952 г. — издаваемый Чикагским университетом журнал «Economie Development and Cultural Change»; в 1953 г.— «Journal of World History». С 1952 г. при Чикагском университете существует «Совет по изучению человечества», являющийся организационным центром по проведению конференций, исследований и изданию публикаций по всемирной истории. Усилившийся интерес ,к всемирно-историческим проблемам не привел, однако, к коренным изменениям существовавших тогда концепций. Характерное для конца 50-х годов отставание США по сравнению с Западной Европой в формировании общественных теорий, особенно задержка с признанием концепции «индустриального общества», относилось и к концепции всемирно-исторического процесса. В традиционном духе проводились теоретические дискуссии по этой проблеме и развивались представления о всемирной истории, что существенно отличало их от концепций, например, Г. Фрейера, А. Гелена, В. Конзе, Р. Арона117. Так, тогдашний президент «Американского исторического общества» К. Дж. Г. Хэйз призывал в декабре 1945 г. к разработке новой интерпретации американской истории как продолжения европейской, но не с позиций якобы исходящего от Европы расширения индустриализма, а в духе расширения «теории границы» Ф. Дж. Тёрнера 118. В подобном смысле пытался трактовать европейскую историю У. П. Вебб 119. Р. Р. Палмер пытался обосновать при помощи концепции «атлантической революции» единство «Запада» и его всестороннее превосходство над социализмом 120. Выпущенная Э. Нэвинзоном и Г. М. Эр- манном в 1958 г. «The University of Michigan History of the Modern World» 121 была компилятивным собранием национальных историй и отдельных разделов современной истории. В общем историография Соединенных Штатов отставала от концепций всемирной истории. В 1946 г. «Совет по социологическим исследованиям» в своих основных положениях начал отходить от исторической системы а 1а Шпенглер 122. В период формирования более 70 новых молодых государств Азии и Африки главное внимание американских общественных наук было сосредоточено на социологическом анализе истории освободившихся стран прежде всего с точки зрения первоначальных теорий «модернизации» 123. Ученые-обществоведы в издававшемся с 1958 г. при Мичиганском университете журнале «Comparative Studies in Society and History. An International Quarterly» наиболее последовательно применяют метод исторического сравнения в социологическом анализе глобальных процессов и решительно отстаивают взгляды на всемирную историю, характерные для представителей теорий «модернизации». Сегодня этот журнал — орган международной междисциплинарной кооперации в капиталистическом мире 124. Журнал, пожалуй, в наибольшей степени выражает тенденцию к интеграции буржуазных общественных наук на основе теорий «модернизации». Расширение исто- рико-социологических сравнительных исследований всемирной истории представляет собой новый момент в историко-социологической мысли США (которая в прошлом широко заимствовала знания о собственной истории) и в конечном счете является «следствием изменения политического положения Америки с конца второй мировой войны» 125. «Эффект бумеранга», «порожденный усилиями буржуазных общественных наук при разработке теорий «модернизации»» 126, вызвал тенденцию к их реинтеграции. С тех пор берет начало процесс формирования узкой кооперации исследователей, стремившихся к объединению буржуазной социологии и буржуазной историографии вследствие усиления реисторизма первой и социологизации второй 127. Глобальные историко-социологические сравнения послужили основой для создания таких представлений о мировой истории, которые отличались от традиционных иным концептуальным подходом, что послужило причиной отказа от традиционного понимания мировой истории как возможно более полной суммы исторического знания. Такое истолкование мировой истории было дано в 1896 г. лордом Актоном и положено в основу признанной в англосаксонских странах в качестве авторитетного издания 33-томной «Cambridge History»128, а также широко распространенной англо-американской книги «The Historians History of the World», написанной американскими и английскими авторами 129. Лорд Актон разделял позитивистские взгляды английских историков викторианской эпохи, которым для написания научной истории человечества достаточно было почерпнуть требуемую информацию из исторических фактов, а такая информация в принципе всегда есть, и это позволяло решить проблему создания концепции всемирной истории 130. Выходило так: достаточно собрать компетентных иностранных специалистов, чтобы написать историю человечества. Подобные взгляды основывались тогда на не поколебленном еще представлении о капитализме как конечном состоянии человечества и на убеждении в его доминирующей роли в мировой политике. Большинство традиционных буржуазных представлений о мировой политике более или менее соответствовало этим взглядам. Они отразились в многотомных собраниях истории стран, государств и эпох, объединенных единым переплетом, и дополняли друг друга скорее за счет индивидуальных мировоззренческих установок авторов и разнобоя в толковании ими различных эпох в духе субъективизма и религии, чем за счет наличия представлений о внутреннем единстве и прогрессе всемирной истории. Кроме того, новые концепции всемирной истории и ее изложение породили идею о цикличности всемирной истории как подъеме и упадке культур а 1а Шпенглер и Тойнби. Два существовавших до тех пор традиционных типа интерпретации всемирной истории уже не соответствовали изменившимся идеологическим потребностям мирового империализма на третьем этапе общего кризиса капитализма. Возникновение мировой социалистической системы, успешное строительство социализма в ряде стран Европы и Азии, на Кубе, а также развертывание противоборства двух противоположных общественных систем окончательно разрушили поколебленные еще Великой Октябрьской социалистической революцией иллюзии о вечности и естественности капитализма. Переход от капитализма к социализму в мировом масштабе разрушил традиционные буржуазные представления о смысле и цели человеческой истории. Крах империалистической колониальной системы и включение новых государств Азии и Африки в процесс формирования мировой политики привели к кризису европоцентристской картины мировой политики. Все более углублявшийся всеобщий кризис капиталистической системы показал иллюзорность толкования единства всемирной истории и капитализма как ее конечного состояния, его безусловной ведущей роли в мире. Позитивистская самоуверенность лорда Актона и лежащие в ее основе традиционные представления о всемирной истории были подвергнуты сомнениям. Получившая широкое распространение (особенно в англосаксонских странах) концепция Тойнби о циклических подъемах и падениях 21 независимой друг от друга культуры не соответствовала действительности. Буржуазные специалисты по всемирной истории реагировали на это различным образом. Одни продолжали работать в русле традиционной компиляции историй различных стран с их «национально-исторической раздробленностью, отказом от общих структурных принципов и доминированием аксиом индивидуальности»131. Другие буржуазные историки отрицали возможность написания в настоящее время всемирной истории. Третья группа западноевропейских буржуазных специалистов по всемирной истории пыталась вырваться впе ред й создать на основе концепций «йндустрйальйОгб общества» буржуазную концепцию, противопоставив ее марксистско-ленинскому пониманию всемирной истории. Этот «современный» взгляд на всемирную историю с позиций концепции «индустриального общества» проник в «Propyl?en» и «Fischer-Weltgeschichte», в заключительный том «Saeculum Weltgeschichte» 132, написанный с религиозных, в основном католицистских, позиций. Опубликованные в США работы — однотомные труды по всемирной истории У. Макнейла и книги И. Р. Сай- неса, С. Н. Айзенштадта и К. Э. Блэка 133 — первые очерки всемирной истории, написанные с позиции теорий «модернизации», свидетельствовали о явном разрыве их авторов с традицией и концепцией американской историографии всемирной истории. В отличие от прежних, касавшихся исключительно США и (или) Европы, представлений о всемирной истории Макнейл в своей работе, сразу же ставшей бестселлером 134 и одобрительно встреченной критикой как своеобразный взрыв135, рассматривал главным образом те центры и цивилизации, в которых в силу необходимости был достигнут более высокий уровень преобразования природы и которые, находясь на высшей стадии, оказывали наибольшее влияние на всемирно-исторический процесс своей эпохи. Соответственно этому он разделил книгу на три приблизительно равные по объему части: 1. Господство Ближнего Востока (до 500 г. до н. э.); 2. Равновесие культур в Евразии (с 500 г. до н. э. по 1500 г. н. э.) и только после этого подъем Запада; 3. Эра господства Запада (с 1500 г. по настоящее время). Наполненная верой в жизненную силу и будущее современного «индустриального общества», книга означала одновременно отказ ее автора от представлений Шпенглера и Тойнби о цикличности всемирной истории. Это самая серьезная из выдвигавшихся до сих пор попытка преодолеть очевидные слабости прежней буржуазной историографии всемирной истории и создать «действенную» альтернативу марксистской концепции истории. В заключительных словах книги звучит вывод о грядущей конвергенции между США и СССР 136. В сравнительных социологических набросках к современной всемирной истории Сайнес, Айзенштадт и Блэк исходят из «модернизации» как ее сущностного содержания. Блэк выделяет три революционных изменения в истории человечества: появление человека более миллиона лет тому назад, преобразование «примитивного» общества в «цивилизованное» в Месопотамии, в долинах Нила и Инда 7000 лет назад и, наконец, современную «модернизацию» 137. «Модернизация» отождествляется им с возникновением капитализма в Западной Европе и в Северной Америке и его распространением в мире. Тем самым развитие капитализма в Западной Европе и Северной Америке рассматривается как якобы нормативный (quasi-normative) процесс, а социалистическая индустриализация и некапиталистический путь развития преподносятся как отставание или следствие экспорта капитализма. Таким образом, капиталистическая формация превращается из переходного этапа развития человечества в соответствующую индустриальному производству и природе человека форму организации общества, и, следовательно, капитализм оказывается увековеченным. Онтологизация капитализма в теориях «модернизации» порождает консервативное отношение к капиталистической формации и антиисторическое отношение к закономерной последовательности формаций в человеческой истории. История последних 150 лет представляется как континуум, в котором развитие капитализма в Западной Европе и Северной Америке выступает в качестве естественного и закономерного. Коммунистическая общественная формация, страны, следующие по некапиталистическому пути, и (приравненные к ним) фашистские режимы фигурируют всего лишь как различные варианты всемирно-исторического процесса «модернизации» отсталых стран ,38.