Объединяя темы: теория структурации и формы исследования

Предшествующие разделы были посвящены обсуждению различных типов социальных исследований, не поддающихся унификации. Исследовательская работа проводится с целью прояснения множества различных вопросов, определяемых сущностью проблем, которые намерен разрешить исследователь.

Говоря о значении теории структурации в эмпирических исследованиях, мы вовсе не имеем в виду какой-то единственный, обязательный для всех формат исследовательской работы. В какой-то мере желание подчеркнуть это заставило нас обратиться к исследованиям, выполненным главным образом вне сферы прямого воздействия разработанных нами концепций. Ранее мы говорили о том, что не собираемся анализировать значимость и пригодность теории структурации для оценки конкретных разновидностей методов исследования — включенного на
блюдения, опросов и т. п. Вместе с тем, на наш взгляд, стоит понять, какие задачи решает социальное исследование (вообще, безотносительно частных его форм), соотнесенное с теорией структурации, равно как и оценить результаты проведенного нами анализа исследовательских работ с точки зрения традиционной полемики между «качественными» и «количественными » методами в социальных науках.
Методологическое участие исследователя, его «проникновение » в то, что является объектом исследования, может осуществляться на любом из четырех обозначенных нами уровней. Любое социальное исследование предполагает наличие герменевтического момента, который, однако, может пребывать в скрытом состоянии в тех случаях, когда исследовательская работа опирается на общее знание, «не выводимое » на поверхность вследствие того, что исследователь и исследуемое обитают в общей культурной среде. Наиболее активные сторонники количественного подхода двояко преуменьшают значимость уровня (1), либо приписывая ему чисто описательные, нежели объяснительные функции, либо вовсе не признавая факта его участия в постановке проводимой ими исследовательской работы. Вместе с тем, исследования этого уровня могут и объяснять, и обобщать. Они призваны отвечать на вопросы «почему? », возникающие вследствие обоюдного непонимания отличных друг от друга систем значений. Подобные вопросы рождаются как внутри отдельно взятого общества — между различными контекстами, так и вне его — между обществами. Исследование, направленное на преимущественное изучение герменевтических проблем, может иметь значительную ценность в плане построения обобщений, ибо помогает пролить свет на характер осведомленности субъектов деятельности, а, следовательно, и понять основания их поступков в
широком диапазоне контекстов деятельности. Будучи взяты в отдельности, этнографические исследования, подобные исследованию Уиллиса или традиционным для полевой антропологии исследованиям небольших общин — не ставят своей целью формулировку неких общих законов, т. е. не являются обобщающими. Однако они становятся таковыми, когда их количество увеличивается настолько, что позволяет судить о степени их типичности.
Герменевтические аспекты социального исследования не всегда очевидны его субъектам, ибо их основной целью является прояснение обстановки деятельности, воспринимаемой в качестве «чуждой среды ». Совсем не так обстоят дела, если речь заходит об исследовании практического сознания, то есть того, о чем субъекты деятельности имеют некоторые представления, но — что очевидно из определения — осознают это, лишь когда те получают дискурсивное выражение посредством метаязыка социальной науки. Только этнометодология пренебрегает анализом практического сознания, реализуя его в весьма ограниченной форме. Для остальных направлений научных исследований интерпретация практического сознания является необходимым элементом — неявно понимаемым или недвусмысленно утверждаемым в этом своем качестве — более широких свойств и характеристик социального поведения индивидов.
Мы последовательно подчеркивали тот факт, что установление границ осведомленности субъектов деятельности в условиях меняющихся контекстов пространства и времени является одной из основополагающих задач социальной науки. Однако изучение этого вопроса предполагает наличие достаточных познаний об уровнях (1), (2) и (4). Не обладая таковыми, мы рискуем возвратиться к наивным формам структурной социологии. Обсуждая работу Уиллиса, мы говорили о том, что исследование непреднамеренных последствий и неявных условий деятельности может и должно осуществляться без использования функционалистской терминологии. В большинстве случаев узнать, что стоит за понятиями «непреднамеренный» и «неявный»,—задача не из легких, о каком бы контексте или пространстве контекстов деятельности ни шла речь. Невозможно успешно исследовать структуральные свойства социальных систем или интерпретировать полученные результаты, не ссылаясь на

осведомленность соответствующих субъектов деятельности — хотя многие сторонники структурной социологии убеждены, что именно это определяет сферу деятельности «социологического метода ».
Уровень (4) — определение институциональных порядков — включает анализ условий социальной и системной интеграции посредством установления основных институциональных элементов социальных систем. Наиболее важными оказываются те институциональные формы, которые, исходя из обозначенных структуральных принципов, могут быть отнесены к разряду глобальных «обществ». Однако здесь мы вынуждены еще раз обратить внимание читателей на то, что в социальных науках «общество » может быть названо основной единицей анализа с большими оговорками. Зачастую институциональные системы выходят за пределы границ и барьеров, существующих между обществами.
Как правило, разногласия между «количественными» и ^              «качественными » методами заключаются в отношении уров
ней (1) и (2), с одной стороны, и (3) и (4), с другой. Долгое со              время пристрастие к количественным методам считалось
характерной особенностью приверженцев объективизма и
структурной социологии. Согласно их взглядам, основной
целью социальной науки является анализ условий социальной жизни, выходящих за пределы непосредственных контекстов взаимодействия, а наилучшими методами постиже
ния «закаменевшей » сущности институциональных компонентов социальной жизни — классификация, измерение и статистические методы. Очевидно, что позиция, объявляющая основной задачей социальных наук обнаружение «законоподобных» обобщений, касающихся социального поведения, тесно связана с этой тенденцией. Именно здесь сильно, а зачастую и преднамеренно, проявляются разногласия, существующие между уровнями «макро» и «микро ». Те, кто рассматривает количественные методы в качестве основы того, что делает социальную науку «наукой », склонны подчеркивать превосходство так называемого мак- росоциологического анализа. Те же, кто поддерживает качественные методы, считая их основой эмпирических исследований в социальных науках, придает особое значение уровням (1) и (2), указывая тем самым на неизбежно ситуативный и содержательный характер социального взаимо
действия. Как правило, они открыто критикуют использование в социальных науках количественных методов, обосновывая это тем, что квантификация и применение статистики наделяют социальную жизнь такими качествами как устойчивость и стабильность, которыми она на самом деле не обладает. В конфликте между этими позициями нетрудно усмотреть методологический «осадок » дуализма структуры и действия; и демонстрация того факта, что дуализм этот ложен и иллюзорен, позволит нам сделать некоторые эмпирические выводы, следующие из дуальности структуры.
Для того чтобы понять, как это происходит, вернемся к тому же понятию в эмпирическом контексте, отличном от тех, что обсуждались до сих пор. Ниже приводится расшифровка стенограммы эпизода взаимодействия, происходящего в зале суда. Участвующие лица — судья, государственный защитник (ГЗ) и прокурор округа (ПО), решающие участь подсудимого, признанного виновным в ночной краже со взломом второй степени; обсуждается вопрос — какой приговор следует вынести подсудимому.
ГЗ:              Ваша честь, мы требуем немедленного вынесе
ния приговора и отказываемся от отчета об исполнении пробации.
Судья: Каков его послужной список?
ГЗ:              Он пил и сидел за кражи в крупных размерах
(автомобили). Ничего серьезного. Речь идет об обычной магазинной краже. Он проник в «К-Mart» с намерением украсть. Но, в действительности, все, с чем мы имеем дело — обычное мошенничество.
Судья: Что говорит обвинение?
ПО:              Также ничего.
Судья: Есть ли возражения против немедленного назначения наказания?
ПО:              Нет.
Судья: Как долго он пробыл в заключении?
ГЗ:              Восемьдесят три дня.
Судья: Согласно статье 17 Уголовного кодекса, я объявляю Вас виновным в мисдиминоре[*********] и при
говариваю к 90 дням заключения в окружной тюрьме с учетом времени пребывания под стражей [37].
Этот, да и любой другой, ситуативный эпизод взаимодействия может быть использован для демонстрации того, как незначительное, на первый взгляд, взаимодействие участвует в процессе воспроизводства социальных институтов. Значимость и целесообразность каждого оборота или этапа беседы, происходящей в зале суда, осознается ее участниками (и читателем) лишь посредством соотнесения с институциональными характеристиками системы уголовного судопроизводства.

Именно на них ссылаются все выступающие, (справедливо) полагающие, что эти характеристики известны другим участникам взаимодействия. Отметим, что содержание общих знаний предполагает нечто большее, чем простое осознание тактики «должного образа действий » в определенных ситуациях, хотя подобное осознание и является элементом общих знаний. Каждый участник взаимодействия представляет, что такое «законодательство gt;gt;, нормативные судебные процедуры, знает, как ведут себя обвиняемые, адвокаты, судьи и т. п. Дабы «инициировать и успешно завершить» взаимодействие, участники используют свои познания относительно институционального порядка, в рамках которого они функционируют, так, чтобы взаимообмен стал «содержательным». Вместе с тем, активизируя институциональный порядок подобным образом — а у участников взаимодействия нет другого способа представить свои действия в понятном и вразумительном друг для друга виде — они вносят вклад в его воспроизводство. Более того, воспроизводя этот порядок, они одновременно возрождают его «фактичность » как источник структурных ограничений (воздействующих на них самих и на других участников взаимодействия). Участники взаимодействия рассматривают систему юстиции как «реально существующий, подлинный » порядок взаимоотношений, в рамках которого они позиционируют собственное взаимодействие, символизирующее этот порядок. Речь идет о «подлинном» (т. е. структурно устойчивом, стабильном) порядке отношений, ибо люди, присутствующие в зале суда, и другие, подобные им, оказавшиеся в аналогичных ситуациях, считают его тако
вым — причем не обязательно в дискурсивном, но в практическом сознании как части того, что они делают.
Важно не путать это наблюдение со знаменитой теоремой У. И. Томаса (Thomas), согласно которой, если акторы «определяют ситуацию, как реальную, то она реальна по своим последствиям». Утверждение Томаса наводит на мысль о том, что существуют обстоятельства, которые в действительности не являются «реальными» (т. е. относятся к разряду вымышленных или воображаемых), но тем не менее приводят к реальным последствиям, поскольку люди верят в них. Мертон сделал это умозаключение отправной точкой своих рассуждений о самореализующемся пророчестве, когда та или иная ситуация возникает вследствие самого факта ее возвещения. Мы не сомневаемся в значимости самореализующегося пророчества и ряда других феноменов, связанных с ним. Однако оно не является прообразом «фактичности» структуральных свойств, заключенной в дуальности структуры. Этот момент гораздо более тонок и основателен, ибо соединяет саму возможность взаимной понятности и слаженности ситуативного взаимодействия с «фактичностью» на широком институциональном уровне.
Обратим внимание на то, насколько тесно «фактичность» институционального порядка связана с властью, которую он олицетворяет и которой содействует в элементах взаимодействия.Ибо «признание подлинности», встроенное во взаимно понятную целостность и непрерывность взаимодействия является основанием законодательства как выражения форм господства. Очевидно, что «признание подлинности», воплощенное в конкретных образах действий, не тождественно дискурсивно одобренной легитимации системы, хотя, несомненно, оно никоим образом не препятствует ей. Как система властных отношений, «признание подлинности» имеет куда более далеко идущие последствия, чем реальная дифференциальная власть, которую участвующие субъекты деятельности могут использовать в процессе взаимодействия, дабы их взгляды были приняты во внимание. Вместе с тем очевидно, что последовательность беседы не подчиняется «демократичным» правилам, свойственным общению на равных, и открыто отражает различия власти и возможностей. Так, судья имеет право внезапно прерывать других говорящих, задавать оп
ределенные вопросы и управлять ходом беседы, чего не могут — по крайней мере, в том же объеме — сделать другие участники процесса. Тот факт, что в разговоре, происходящем между судьей и другими участниками судебного процесса, не реализуются традиции очередности, становится понятным благодаря общему признанию, что судья обладает определенной институционализированной социальной идентичностью, наделяющей его особыми правами и санкциями.
Дабы прояснить все вышесказанное, попробуем отойти от конкретного примера. Любое социальное взаимодействие (независимо от степени его распространенности с помощью средств информации, таких как письма, телефонные звонки и т. п.) осуществляется в рамках пространственно-временных границ соприсутствия. Ситуативный характер взаимодействий — и это детально обсуждалось нами в гл. 1 и 2 — напрямую связан с индексикальным характером «завершения » обоюдно понятной коммуникации. Но ситуатив- ность взаимодействия не является препятствием на пути институциональной «стабильности » и устойчивости, демонстрируемой институциональными порядками во времени и в пространстве. Она есть их условие, аналогично тому, как существования этих институциональных порядков есть условие возникновение недолговечных форм социальных взаимодействий. Рефлексивный мониторинг социального поведения имманентен «фактичности», обнаруживаемой структуральными свойствами социальных систем, а не является чем-то несущественным или дополнительным по отношению к ней. Т. Уилсон (Wilson) пишет об этом следующим образом (вряд ли можно найти лучшую оценку значимости понятия дуальности структуры):
...социальный мир создается ситуативными действиями, осуществляемыми в конкретных ситуациях, доступных для осознания, понимания, описания и использования участниками в качестве обоснованных причин дальнейших умозаключений и действий в тех же, равно как и в последующих обстоятельствах. Ситуативные действия осуществляются посредством контекстно-свободных, контекстно-зависимых механизмов социального взаимодействия, а социальная структура используется членами общества для приведения
своих действий в конкретных ситуациях к понятной и логически последовательной форме. В этом процессе социальная структура выступает как важнейший ресурс и результат ситуативного действия и воспроизводится как объективная реальность, отчасти ограничивающая деятельность. Посредством этих рефлексивных отношений между социальной структурой и ситуативным действием прозрачность действий (взаимная понятность поведения) достигается использованием контекстной зависимости значений [38].
Если это так, то представление о том, что между качественными и количественными методами существует некая четкая граница или неотвратимое противоречие, утрачивает всякий смысл. Как правило, количественные методы требуются в тех случаях, когда мы сталкиваемся с необходимостью исследовать большое количество «случаев» явления в отношении ограниченного множества обозначенных характеристик. Однако и сбор, и интерпретация количественного материала зависит от процедур, методологически идентичных сбору информации более глубокого, «качественного» характера. Вот почему исследование Гамбетты может использоваться для обращения к некоторым из проблем, которые изучал Уиллис. Результаты, полученные в первом случае, затрагивают большое количество индивидов, материалы Уиллиса — нет. Гамбетта использовал совокупность изощренных исследовательских методов, в то время как исследование Уиллиса строилось на основе этнографических отчетов. Однако и первое, и второе предполагали понимание ситуативной деятельности и значений, без которых формальные категории теоретического метаязыка, используемого исследователем, не имели бы ни смысла, ни практической значимости. Будучи внимательно изучены, все так называемые «количественные» данные оказываются состоящими из «качественных» — т. е. контекстуально систематизированных и индексикальных — интерпретаций, порожденных поставленными в определенные условия исследователями, программистами, государственными чиновниками. Герменевтические проблемы, поднимаемые в этнографических исследованиях, существуют и в количественном анализе, хотя здесь они могут носить более «скрытый » характер, что определяется степенью «воздействия» на данные. По- Устроение общества
пытки создать шкальные меры, устранить ошибки отбора, выработать непротиворечивые выборочные методики и т. п. действуют в пределах этих ограничений. Они никоим образом не компрометируют логически использование количественных методов, хотя, несомненно, ведут нас к оценке характера получаемых таким образом данных, совершенно отличной от той, что пропагандируют сторонники структурной социологии.
Таким образом, уровни (1) и (2) столь же существенны для понятия уровней (3) и (4), как и наоборот, а количественные и качественные методы должны рассматриваться как дополняющие друг друга, а не противоборствующие аспекты социального исследования. Одно необходимо другому, если мы стремимся «изобразить» реальный характер дуальности структуры с точки зрения форм институционального сочленения, посредством которого контексты взаимодействия координируются в рамках более крупных социальных систем. Один момент, который, на наш взгляд, следует подчеркнуть особо, состоит в том, что исследователи должны быть внимательны в отношении методов представления количественных данных. Ибо, в отличие от движения ртути внутри термометра, социальные данные никогда не являются лишь «показателем» независимо заданного явления, но всегда иллюстрируют, что есть суть процессов социальной жизни.

<< | >>

↑

Источник: Гидденс Э.. Устроение общества: Очерк теории структурации.— 2-е изд. —М.: Академический Проект. — 528 с.. 2005

Еще по теме Объединяя темы: теория структурации и формы исследования:

- Cоциология семьи - Антропология. Этнография - Гендерная социология - Демография - Домоведение - История социологии - Методы сбора и анализа социологических данных - Общая социология - Первоисточники по социологии - Политическая социология - Социальная безопасность - Социальная работа - Социальная структура и стратификация - Социально-территориальные общности - Социоинженерная деятельность - Социологические работы - Социология культуры - Социология личности - Социология общественного мнения - Социология права - Экономическая социология - Этносоциология -