I- Институциональная стабильность и изменение

В этом разделе мы обратимся к исследованию, которое, в отличие от остальных, рассмотренных нами, находится под непосредственным, хотя и частичным, влиянием теории структурации. Речь идет о недавней работе Дж.

Ингхама (Ingham), посвященной той роли, которую на протяжении двух последних веков играет в Великобритании деловой центр Лондона — Сити [33]. Эмпирическая проблема, исследуемая автором, была сформулирована следующим образом: каким образом Сити — финансовому центру, расположенному в Лондоне, — удавалось управлять английским промышленным капиталом на протяжении столь длительного периода времени? В целом же Ингхама интересовали сущность и основные характеристики современного государства.
Согласно Ингхаму, организации, формирующие структуру Сити, занимаются главным образом деятельностью, которая может быть охарактеризована как «коммерческая»

и включает в себя, помимо всего прочего, финансирование торговли, страхование товаров и транспортных средств, а также биржевые сделки с иностранной валютой. Они имеют дело не только с отношениями и связями, существующими между Великобританией и другими государствами, но и с сетями капиталистических предприятий в мировом масштабе. Наиболее значимой в этом отношении становится роль Сити в управлении английской валютой как «мировыми деньгами », средством обмена, признаваемым на международном уровне. Ингхам критикует теории, рассматривающие Сити в исключительной связи с «финансовым капиталом ». Нет сомнений, что деятельность Сити является финансовой в том смысле, что она связана с кругооборотом капитала; вместе с тем, основную позицию занимают здесь разнообразные формы маклерства, получение прибыли за счет оказания посреднических услуг тем, кто непосредственно участвует в производительном использовании капитала.
Ингхам указывает на то, что адекватное понимание могущества и власти, коими Сити обладал с конца XVIII столетия, требует отказа от эндогенного стиля теоретизирования, господствовавшего в литературе прошлых лет, и постижения того, как ведущие организации, формирующие ядро Сити, реагировали на непредвиденные политические события. И Маркс, и поздние марксисты, такие, как Р. Хильфердинг (Hilferding), пытались объяснить (или оправдать) роль Сити с позиций эндогенных концепций развития капитализма. Маркс признавал и неоднократно писал об особом положении Сити в экономической жизни Англии XIX в., исследуя причины подобного положения дел с точки зрения характерных особенностей английской экономики, переходящей от господства торгового к доминированию промышленного капитала. Он считал, что развитие промышленного капитализма приведет в скором времени к вытеснению торгового и банковского капитала с занимаемой ими главенствующей позиции. По мере поступательного движения промышленного производства, производительный капитал начнет преобладать — экономически и политически — над традиционным авторитетом «банкократии». Обсуждение вопроса, в том виде, в каком оно присутствует у Маркса, не позволяет понять, почему

экономическая и политическая власть Сити выдержала испытание временем. Точка зрения Хильфердинга, предложенная им много позже, также некорректна. Согласно ей, образование «финансового капитала» — путем слияния банков и крупной промышленности — происходило в Великобритании медленнее, чем где-либо еще. Однако в конечном счете этой стране не удастся избежать процессов, имевших место в других обществах. Промышленное превосходство Англии в XIX в. сделало возможным временное запаздывание страны; однако механизмы международной конкуренции приведут в конце концов к формированию той же модели [34].
Однако этого не произошло. Почему? Ингхам полагает, что современное английское общество является не только исторически первой промышленной экономикой, но и центром всемирных торговых сделок. Наиболее важные особенности Сити, утверждает он, следует постигать исходя из ^              сущности национальных государств. Государства имеют
собственную валюту, но не могут свободно контролировать со              ее движение за пределами своей территории; более того,
^              достоинства и стабильность различных валют колеблется в
I_              широких пределах. Сити быстро — отчасти благодаря тому,
что в девятнадцатом веке Англия являлась мощной промышленной державой — превратился в центр общепринятой формы «мировых денег» и международную расчетную палату, занимающуюся урегулированием сделок и соглашений. Фактическая монополия на проведение определенных типов коммерческих сделок, которую сумел получить Сити, а также введение золотого стандарта фунта стерлингов зависели и определялись рядом политических условий. Последние следует отличать от источников и причин промышленного превосходства Великобритании. Значимость Сити и фунта стерлингов сохранилась и после того, как Англия утратила свой статус всемирно признанной, передовой промышленной державы. К концу Первой мировой войны это место заняли Соединенные Штаты Америки, однако, вопреки многочисленным ожиданиям Нью-Йорк так и не сумел вытеснить Лондон с позиции главной в мире расчетной палаты ни в 1920, ни в 1930 гг.
Ингхам считает, что эти явления должно понимать следующим образом. В самом начале XIX столетия в Англии

был проведен ряд денежно-финансовых реформ, основная цель которых заключалась в борьбе с давнишними долгами, накопленными государством и увеличившимися в период наполеоновских войн. Результатом, однако, стала дальнейшая концентрация финансовых кругов, отделенных от промышленных предпринимателей, в учреждениях, составляющих структуру Сити. Растущее благосостояние последних сделало возможным выживание определенной части аристократии, столкнувшейся с уменьшением значимости сельского хозяйства, составлявшего основу ее власти и могущества. В свою очередь коммерсанты и банкиры, заключившие своего рода «джентльменское соглашение», приобрели внешние атрибуты аристократии. Процессы, повлиявшие на развитие Сити в XIX столетии, не только способствовали усилению определенного типа классовой власти; они стали причиной увековечения и, несомненно, упрочения «до- индустриального » коммерческого капитализма. Сити был физически обособлен от промышленно развитого Севера — яркий пример регионализации! — сохраняя экономическое и политическое отличие от центров промышленного капитализма. Речь шла о сверх централизованной системе, находящейся под контролем Английского банка, при этом банковская система ориентировалась в первую очередь на поддержание стабильности фунта стерлингов, исполнявшего роль «доверенной и высоконадежной» формы мировых денег [35]. В дальнейшем важным аспектом этого процесса стала финансово-бюджетная политика государства, направленная на обеспечение формального «веса » английской валюты, которого исключительно экономическая — по сути своей — деятельность Сити не могла гарантировать в одиночку.
В данном контексте оценка экономического и политического развития Англии, предложенная Ингхамом, интересна не столько степенью своей правомерности и обоснованности, сколько общей теоретической позицией, которую она выражает. Критикуя эндогенные модели, автор уклоняется от так называемого эволюционного детерминизма, свойственного многим теориям современных обществ. Под эволюционным детерминизмом мы понимаем такие представления о социальных изменениях, согласно которым в обществе определенного типа существует только «один путь

вперед», при этом каждое общество, относящееся к этому типу, должно в какой-то момент вступить на него. Так, можно предположить, что для «промышленного капитализма» свойственны некие родовые модели развития, повторяющиеся во всех обществах, которые можно охарактеризовать подобным образом. Если в каких-то обществах эти модели не обнаруживаются, это, должно быть, означает, что они (общества) отстают в своем развитии. Зачастую подобные представления приводят к специфическим вариантам функционализма. Если те или иные процессы развития являются «обязательным» условием существования общества (типа обществ), значит, они функционально необходимы для институционального порядка этого общества. Предполагаемые функциональные потребности «объясняют», почему общество «должно » идти по определенному пути развития. Еще раз подчеркнем тот факт, что в данном случае «долженствование » обосновано и оправдано лишь тогда, когда мы понимаем его в контрфактическом контексте. Так, можно утверждать, что в начале XX в. английский Сити «должен » был лишиться своей «устарелой » и ненужной, с точки зрения «потребностей» промышленного капитала, коммерческой роли. Подобные утверждения имеют — по меньшей мере, потенциальную — объяснительную силу, если осмысливаются контрфактически. Иными словами, мы можем задать вопрос: каковы были последствия того, что Сити сохранил свои позиции, для промышленного капитала? Однако если мы попытаемся объяснить произошедшее на основе «долженствования », то «споткнемся » о барьер, мешающий понять, почему все случилось именно так, а не иначе, что было со всей очевидностью продемонстрировано в работе Ингхама.
Кроме того, автор благополучно уходит и от другой тенденции, свойственной эндогенным моделям. Речи идет о допущении, согласно которому общество, где изучаемые социальные характеристики достигли наивысшей степени своего развития, идеально в плане исследования [36]. Так, Маркс и многие другие полагали, что Англия девятнадцатого столетия являла другим обществам образ их собственного будущего; как наиболее продвинутая в промышленном отношении страна она указывала направление развития, по которому должны были проследовать остальные. Совершен
но очевидно, что в последние десятилетия XX в. подобную оценку дали бы Великобритании немногие...

Привел ли уход Великобритании с передовых позиций экономики к исчезновению стиля мышления, представляющего эту точку зрения? Отнюдь нет. В наши дни социальная теория и практика отводит, — хотя и редко столь недвусмысленно, как в версии эволюционизма, предложенной Парсонсом — аналогичную роль Соединенным Штатам Америки как наиболее «развитому, с экономической точки зрения », обществу. Мы не отрицаем того факта, что в ряде случаев ранжирование обществ в соответствии с уровнем их развития по тому или иному критерию, является полезным. Разумными и необходимыми представляются и попытки определить родовые характеристики институционального порядка различных обществ. Однако «сравнительное исследование » должно выполнять возложенные на него задачи, очевидные из его названия. Иными словами, нам следует осознать, что «типичные» процессы развития могут быть оценены только путем прямого сравнения различных обществ, а не посредством предположений, согласно которым одно из них является моделью процессов эндогенного развития.
Ингхам полагает, что изначальное возвышение Сити явилось, по большей части, непреднамеренным последствием финансовых мер, вводимых из других соображений. То, что, по мнению Маркса и его последователей, было связано исключительно с ранними этапами становления капиталистической системы, — речь идет о коммерческом маклерстве и ростовщичестве, — стало устойчивой характеристикой и особенностью английского капитализма. В связи с тем что господствующее положение Сити было исподволь связано с его функциями посредника в международных сделках, аналогичный феномен едва ли мог возникнуть где-нибудь еще. Однако если статус, приобретенный деловым центром Лондона в начале XIX столетия, не был результатом преднамеренных усилий, то последующая политика, направленная на защиту и расширение его власти и могущества, наоборот. В начале XX в. экономика Великобритании столкнулась с растущей конкуренцией со стороны промышленно развитых и развивающихся стран. В этих условиях экономическое господство Сити было поставлено под угрозу, исходящую извне и изнутри. Исследование Ингхама показа-
до, что, в общем и целом, меры, предпринимаемые представителями банков или министерством финансов (а иногда и сообща), были направлены на эффективную и успешную защиту привилегированной позиции учреждений, формирующих структуру Сити.
Проведенный анализ демонстрирует особую, непреодолимую щепетильность в отношении проблем «мирового времени ». Современная модель Сити сформировалась в самом начале XIX в. и была обусловлена спецификой существовавшего положения дел. Устойчивость закрепившегося за Сити статуса центра коммерческой деятельности определялась положением Великобритании как передовой промышленной державы, а также участием страны в процессах глобальной экспансии капиталистических отношений. Те, кто осуществлял финансовые реформы начала XIX в., были уверены в том, что коммерсанты, сумевшие захватить власть над торговлей, осуществлявшейся ранее голландцами и французами, смогут укрепить экономическую мощь Англии на основе объединения политики свободной торговли и приверженности золотому стандарту. Так, президент торговой палаты, Huskissen, пользовался сравнением с Венецией предшествующих веков. Однако эффективность подобных воздействий определялась существованием особого классового альянса, описанного Ингхамом. Более того, условия изначальной консолидации власти Сити, пишет автор, существенно отличались от тех, что способствовали ее поддержанию в последующие периоды. На протяжении XIX столетия экономической основой роли Сити в мировой экономике являлись промышленные достижения Великобритании. Двадцатый век изменил ситуацию; пути развития «промышленного» и «коммерческого» секторов английской экономики разошлись. Тогда международное признание, которое Сити снискал на поприще мирового финансового посредника, позволило ему укрепить собственную власть. Но теперь изменившиеся внешние и внутренние условия привели к тому, что процветание Сити зависело, как это ни странно, от относительного спада английской промышленности.
Исследование Ингхама демонстрирует, что политические условия способствовали развитию, а впоследствии и поддержанию привилегированного положения Сити.

По-видимому, деловой центр Лондона некорректно рассматривать как «часть » государства, но и внешнее, и внутреннее экономическое могущество его в немалой степени зависит от политических факторов. Господствующее положение, занимаемое им в английской экономике, предопределялось тесными связями, существовавшими между «банкократией» и высшими уровнями руководства. Вместе с тем, роль Сити формировалась под влиянием его центральной позиции в сфере посреднической деятельности мирового масштаба. Очевидно, что ни одна концепция, рассматривающая государство как единый феномен или некую разновидность коллективного актора, не сумеет справиться с материалами, проанализированными Ин- гхамом. Немалое влияние на судьбу Сити оказал ряд ключевых политических мер, к числу которых относятся, например, те, что предпринимались в 1930-х гг. и были связаны с золотым стандартом. Адекватное понимание их возможно лишь исходя из непостоянства лояльности и коалиций стратегически расположенных группировок индивидов, приводящих иногда к абсолютно непреднамеренным последствиям.
Абстрагируясь от конкретики, можно сказать, что выводы, полученные в ходе исследования современного государства, сходны с теми, что следуют из анализа традиционных государств. Мы пытались доказать, что тенденция изучать «государственные образования» с позиций квазиэволюционизма или на основе эндогенных понятий ведет к формированию неверных представлений о проблеме. Адекватная «теория » традиционных или современных государств не может походить на большинство теорий, господствующих в литературе наших дней. Уровень обобщений, которого можно было бы ожидать от этих теорий, гораздо ниже, чем предполагают их сторонники. Конечно, существование родовых понятий — таких как «аграрное» или «капиталистическое государство» — предполагает наличие ряда общепринятых институциональных характеристик, разделяемых ими, из чего можно заключить, что, по-видимому, существуют и некие общие динамические тенденции. Однако определить их — не значит объяснить последствия, к которым привели развитие или изменения. Представления о специфике вышеупомянутых динамических тенденций, которыми обла
дают отдельные индивиды или группы (особенно наиболее влиятельные из них), могут стать частью этих самых тенденций и влиять на процесс их формирования. Факторы, имеющие первостепенное значение в определенном месте и в определенное время или при особом стечении обстоятельств, могут — в силу того влияния, которое они оказывали изначально, — оказаться несущественными в другой ситуации. Так, первоначальные условия, способствующие возвышению Сити над промышленностью, отличались от тех, что поддерживали его статус впоследствии.
Некоторые проблемы, связанные с сущностью теорий и обобщений, будут рассмотрены нами в следующих разделах. Однако, завершая эту часть нашего повествования, мы обратимся к вопросу, который, вероятно, мог возникнуть у читателя под влиянием эмпирических исследований, использованных нами для иллюстрации утверждений теории структурации. Возможно, эти утверждения оказали определенное влияние на работу Ингхама, однако, остальные проанализированные исследования были написаны независимо от них. Зачем ломать голову над сложными для понимания концепциями, такими как «структурация » и другие, если социальные исследования вполне обходятся без них? Представления, лежащие в основе теории структурации, дают возможность — прибегнув к определенным способам — подвергнуть рассмотренные исследовательские работы фундаментальной критике и совершенствовать их. Если это справедливо в отношении того, что считается нами достойным примером научных изысканий, то применительно к исследованиям более низкого качества подобная критика будет, вероятно, куда более жесткой. Более того, упомянутые исследования были проникнуты серьезными и глубокими теоретическими размышлениями на тему изучаемых проблем. Особенно важно помнить это, когда речь заходит о работе Уиллиса. Возможно, кто-то посчитает ее не более, чем познавательным примером этнографического исследования. В действительности, работа Уиллиса основывается на солидном теоретическом анализе проблем социального воспроизводства, который, очевидно, является главным стимулом проведения исследования, а также предопределяет способ интерпретации полученных результатов. Поскольку теоретические изыскания Уиллиса развиваются в том же
направлении и сходны — по меньшей мере, отчасти — с нашими взглядами, его исследование является ценным источником, обращаясь к которому мы видим, как теория реализуется на практике.
Однако мы считаем своим долгом обратить внимание читателя на нечто, несоизмеримо более важное. Конечно, в условиях конкретного локализованного окружения исследователь, занимающийся практической работой, не обязан использовать набор абстрактных понятий, лишь приводящих в беспорядок то, что может быть свободно и экономно изложено средствами обыденного языка. Концепции теории структурации, как, впрочем, и любой другой теоретической системы, должны восприниматься как некое активизирующее начало и ничего более. Иными словами, они могут быть полезны для обдумывания исследовательских проблем и интерпретации полученных результатов. Но считать, что теоретическая информированность — удел любого, работающего в социальных науках — тождественна постоянному оперированию беспорядочной массой абстрактных понятий, также ошибочно, как и полагать, что эти понятия не представляют никакого интереса, ибо без них можно обойтись.

<< | >>

↑

Источник: Гидденс Э.. Устроение общества: Очерк теории структурации.— 2-е изд. —М.: Академический Проект. — 528 с.. 2005

Еще по теме I- Институциональная стабильность и изменение:

- Cоциология семьи - Антропология. Этнография - Гендерная социология - Демография - Домоведение - История социологии - Методы сбора и анализа социологических данных - Общая социология - Первоисточники по социологии - Политическая социология - Социальная безопасность - Социальная работа - Социальная структура и стратификация - Социально-территориальные общности - Социоинженерная деятельность - Социологические работы - Социология культуры - Социология личности - Социология общественного мнения - Социология права - Экономическая социология - Этносоциология -