«ЛОГИКА ПОР-РОЯЛЯ» И ЕЕ МЕСТО В ИСТОРИИ ЛОГИКИ

Что и говорить, книгу Арпо и Николя отличает мастерское изложение материала — простота и ясность стиля, удачная подборка примеров, рельефная подача общих теоретических положений. Все это, конечпо, в значительной степени способствовало ее популярности. Вместе с тем главная причина, почему эта книга вошла в историю и помнится до сих пор, состоит в повизпе содержащейся в ней концепции логики, сменившей ту, которая веками излагалась в изобилующих технической латинской терминологией схоластических руководствах. Именно в книге Арно и Николя схоластическая логика была впервые серьезно переработана, что положило начало новому типу руководств по логике, получившему распространение в Европе в последующие два столетия. Европейская философия знала одну логическую традицию — традицию античной логики,— и эта традиция восходила прежде всего к «Органону» Аристотеля. Продолжением античной, разумеется, в специфическом направлении, была и средневековая схоластическая логика. Как, в какой форме осуществлялось это продолжение, определялось мерой знакомства средпевековых учепых с наследием античности, их талантом и вкусом и, конечно же, совокупностью фи лософско-идеологических иптересов времепи, среди которых не последпее место занимала диктуемая догматическим богословием потребность исследования общих условий точного выражения мысли. Раннее средневековье знало логику Аристотеля не по первоисточникам, а лишь благодаря трудам немногих латинских авторов — компендиуму Марциана Капеллы (V в.) и переводам из Аристотеля, комментариям и логическим сочинениям Северина Боэция (ок. 480—526). Имепно труды Боэция долгое время были тем мостиком, который соединял варварское средневековье с античной образованностью. Только в XII—XIII вв. ученой общественности Западной Европы становятся известны подлинные сочинения Стагирита. Появляются новые латинские переводы его логических трактатов, а также переводы произведений его арабских последователей и комментаторов, сумевших сохранить то, что отторгнуло от себя и предало забвению европейское христианство. В этот период расцвета схоластики появилось и типичное для средних веков пособие по логике — «Summulae logicales» Петра Испанского (ум. 1277), которое занимало ведущее положение в учебной литературе по логике вплоть до начала XVI в.

«Summulae logicales» состояла из семи разделов, или трактатов: о предложениях, о предикабилиях,. о категориях, о силлогизмах, о диалектических местах, о ложных умозаключениях, о свойствах терминов. В первых шести разделах излагался материал частей аристотелевского «Органона». Обстоятельные рассуждения Аристотеля были сведены в краткие определения и правила; были также систематизированы и основные комментарии к «Органону». В седьмом разделе «о свойствах терминов» содержались нововведения схоластической логики. Раздел включал логико-грамматические исследования, касающиеся особенностей и свойств терминов как составных частей предложения. Здесь рассматривались вопросы: о подстановках (суппозпциях), т. е. о том, в каких случаях в предложении можпо один термин заменять другим; о том, когда можно расширять и ограничивать значение термина в предложении; о правилах именования; о правилах распределения терминов по предметам в случаях присоединения к общему термину тех или иных кванторов. В некоторых изданиях пособия Петра Испанского содержится еще учение об экспонибилиях — предложениях, имеющих дополнительные определительные слова, выражающие исключительность, изъятие, начало, конец пли отсутствие конца, сравнение, различие п проч., и потому нуждающихся в разъяснении. Внимательный читатель обнаружит, что эта тема нашла отражение и в «Логике Пор-Рояля».

Проблематика, составлявшая раздел «о свойствах терминов», была и после Петра Испанского излюбленным предметом исследования средневековых перипатетиков. Именно в этой области опи работали с особой любовыо и тщанием, изощрялись в логико-грамматическом анализе, устанавливали новые определения, дистиик- ции, деления и правила. Вообще в период схоластики взгляд на логические приемы мышления быд по-преиму- ществу логико-грамматическим. Наметившийся еще у Аристотеля такой смешанный подход в исследовании логики (в учениях о предложении, о категориях, о топике) получил в средневековой схоластической логике полное выражение. Другая отличительная черта схоластической логики — преобладание технических, чисто формальных элементов и приемов при толковании и разработке аристотелевского наследия. Соответственно создается и разрастается латинская терминология, а также изобретаются различные мнемонические средства для облегчения запоминания многочисленных логических правил и соотношений.

Эпоха Возрождения положила начало критике схоластической логики. Идеологи Ренессанса бросали вызов авторитету Аристотеля, на который опиралась презираемая ими схоластика. Во Франции таким сокрушителем Аристотеля выступил Петр Рамус (Пьер де л а Раме, 1515—1572). Он страстно желал доказать, что все сказанное Аристотелем негодно или неверно, что его логическая школа не обращает внимания на действительный ход мышления, а занимается лишь анализом слов. Рамус поставил перед собой задачу построить новую, «естественную» логику, по (парадоксальное положение, в котором часто оказывается первая, еще незрелая критика!) содержание этой логики вынужден был заимствовать у того же Аристотеля. Его нововведения свелись лишь к иному распределению аристотелевского материала, ровой технической терминологии и иллюстрациям правил логики выдержками пз древних ораторов и поэтов, что отвечало его установке на сближение логики с риторикой, ибо и та и другая, по определению Рамус-а, являются «искусством рассуждения». В сущности не преодолев умственного кругозора перипатетиков, Рамус вместе с тем остро выразил потребность в таком преодолении. И это не могло не сказаться па последующем развитии логики.

Концепция перипатетизма преодолевается лишь столетие спустя в «Логике Пор-Рояля». В целом книга Арно и Николя построена по схеме, которой придерживался в своем изложении логики Рамус: сначала учение о понятии (идее), потом о суждении, затем об умозаключении и, наконец, о методе. Однако в отличие от Рамуса, который, отбросив терминологию Аристотеля, ввел па ее место другие технические термины, авторы «Логики Пор-Рояля» стремились к сведению технических терминов к общеупотребительным. Именно в связи с таким отказом от специальной латинской терминологии Лейбниц, не раз с похвалой отзывавшийся о «Логике Пор- Рояля» и считавший ее замечательной книгой, назвал Антуана Арно создателем фрапцузской ЛОГИКИ. И, безусловно, то, что этот учебник был написан не на общепринятом в то время в паучпом сообществе языке, латыни, а на национальном языке, уже само по себе было пионерской акцией. И все же главным было то, что авторы из Пор-Рояля, отказываясь от перипатетизма, подводили под логику новую философскую базу. И здесь я должен остановиться на одном важном и, на мой взгляд, актуальном методологическом соображении.

Со времепи появления книги Арно и Николя логика претерпела значительную эволюцию как в части содержания и объема своей проблематики, так и в части развития своего технического аппарата. Иные логики, с головой погруженные в технические тонкости и формальные исследования частных логических понятий и специальных логических исчислепий, эачастую не замечают связи, существующей между учепиями логики и общими философскими воззрениями. Другие видят такую связь, но полагают, что это — исторический анахронизм, мета еще не окончательно отпочковавшейся от философии самостоятельной науки. Между тем мало-мальски основательное рассмотрение недвусмысленно свидетельствует, что. теории логики обычно вырабатываются в руслах целостных философских концепций. Так, логика Аристотеля была связана с его учением о сущем, с его онтологией. Она погружена в онтологию и питается от нее, как говорил Шарль Серрюс. И именно эта связь с метафизикой может объяснить, почему аристотелевская логика — это прежде всего логика родо-видовых отношений, а не, например, пропозициональных. Если мы обратимся к главным теориям современной математической логики — Фреге-Расселовской, сформулированной как далеко идущее обобщение традиционной аристотелевской логики, и интуиционистской, или конструктивной, логике,— то также убедимся в их органической связи с разными философскими концепциями оснований математики: ло- гнцнзмсм и интуиционизмом. И это естественно, ибо формальные схемы логики обретают реальную значимость и ценность лишь тогда, когда они касаются достаточно глубоких, категориальных пластов мышления и служат решению существенных интеллектуальных задач. А такие пласты не даны в непосредственном восприятии, их вскрывает п задает философия.

В «Логике Нор-Рояля» логическая проблематика излагается под углом зрения философских пдей Декарта и восходящей к учению Августина идеологии янсенизма. Это касается как общего взгляда иа логику, так и тех нововведений в пее или же тех новых подходов к ее традиционным темам, которые мы находим в произведении Арио и Николя. Как известно, Декарт критически относился к средневековой логике. В своем СОЧИІІЄПІШ «Рассуждение о методе» оп писал, что еще в молодости заметил, что в логике ее силлогизмы и большинство других правил служат больше для объяснения другим того, что нам известно, или, как искусство Луллия, учат говорить, не задумываясь, о том, чего не знаешь, вместо того, чтобы познавать это. И хотя логика в самом деле содержит немало очень верных п хороших правил, однако к ним примешапо столько вредных и излишних, что отделить их от этих последних почти так же трудно, как извлечь Диану или Минерву из куска необработанного мрамора. За такую трудную работу п взялись авторы из Пор-Рояля. Их сочинение, не очень греша против истины, можно рассматривать как выполпеппе этой намеченной Декартом задачи.

Но кто же такие япсеиисты? Как религиозное течение янсенизм возник в связи с теми реформациониыми преобразованиями, которым в XVI в. подверглась западноевропейская христианская церковь. Реформация не только создала новую церковь, но и изменила старую. Как метко заметил Б. Маидевиль, последователи Лютера и Кальвина вовлекли в реформацию не только тех, кто пополнил их ряды, но также и тех, кто остался их самыми главными противниками. Янсенизм был «католическим протестантизмом»—пе разрывая с католической церковью, он разделял многие основоположения реформации. Непосредственно это течение восходит к учению лувеиского теолога Корнелия Яисена (1585—1638), изложенному в его посмертно изданном в 1640 г. труде «Августин, или Учение Св. Августина о здравии, недуге и врачевании человеческого естества, против пелагпан и мессилийцев». В нем Яисеп возвращался к изначальной доктрине Августина о первородном грехе, предопределении и искупляющей силе божественной благодати. Такая позиция расходилась с распространенным в позднем католицизме, в сущности пелагианским, взглядом на свободу человеческой воли, а поэтому вызвала осуждение Рима и яростные нападки иезуитов — этого ударного отряда католической контрреформации.

Несмотря па осуждения со стороны пап Урбана VIII и Иннокентия X, япсеиисты продолжали свою активную деятельность в Голландии и Франции. Неформальная религиозность, духовная самоуглубленность, аптисхола- стичиость, бескомпромиссная нравственность яисеннстов, равно как и элитарность их учения, выделяющего из всей массы верующих пстшшых христиан, привлекали к ним людей образованных и ученых. Во Франции оплотом янсенизма стало аббатство Пор-Рояль близ Парижа. Здесь были организованы школы, где учились дети из семей городской интеллигенции. Здесь провел последние годы своей жизпи Блез Паскаль, разделявший идеи янсенистов и включившийся в их полемику с иезуитами в своих «Письмах к провинциалу». Здесь подвизались теоретик педагогики, лингвист Клод Лапсло и теологи А. Сенглеп п И. Леметр де Саси. Сюда же переехал и Антуап Арио, отстраненный в 165G г. за свои убеждения от преподавания в Сорбонне. В аббатстве ІІор-Рояль он в содружестве с Пьером Ииколем работал пад оконча- тельным вариаптом руководства по логике, пространпо названном «Логика, или Искусство мыслить, где помимо общих правил содержатся некоторые новые соображения, полезные для развития способности суждения», известном также просто как «Логика ІІор-Рояля».

Чтобы завершить краткую характеристику этого течения, отмечу, что возникший в русле религиозной идеологии янсенизм в лице своих ученых французских представителей состыковался с картезианской философией, с декартовской теорией познания и методологией науки. Для этого были как социальные, так и идейные основания. Картезианская доктрина имела точки соприкосновения с воззрениями Августина. Одна из них — отношение к интуиции, ибо декартовское понятие об интуиции как высшей форме интеллектуального познания, более достоверной, чем дедукция, псторичоски восходит к Августину. Таково философское основание предложенной Арно и II и колем системы логики, системы одновременно рационалистической и иитерспектшшо-интуицно- иистской, как ее совершенно справедливо охарактеризовал Т. Котарбиньский.

В «Логике Пор-Рояля» многое заимствовано у Аристотеля, которым были открыты и сформулированы почти все основные, известные к тому времени правила логики; кое-что взято и из схоластической логики. Это касается прежде всего второй и третьей частей, посвященных суждениям и умозаключениям. Однако заимствованный материал подвергнут существенному переосмыслению и переоценке. Остановимся в этой связи хотя бы на отношении авторов «Логики Пор-Рояля» к таким двум фундаментальным разделам аристотелевского «Органона», как учения о категориях и о силлогизме. «Категории» Аристотеля неоднократно п тщательно комментировались еще со времен неоплатоника Порфирия, так что только одни эти комментарии могут, пожалуй, составить целую библиотечку. Паши же авторы отводят категориям всего три страницы. И их комментарий короток и ясен: десять категорий Аристотеля малополезны п пе только мало чем помогают развитию способности суждения, но и нередко тому мешают. Правда, теория силлогизма, являющаяся центральным и наиболее разработанным разделом аристотелевской логики, у Арно и Николя занимает целую часть, около четверти всей книги.

Но и здесь, считают они, есть основапия сомневаться так ли она полезна, как полагают. Правила силлогизмов, рассматриваемые в качестве умозрительных истин, могут служить хорошим упражнением для ума, но их практическая польза невелика. Ибо умозаключение редко бывает ложным лишь по той причине, что следствие выведено неправильно, и те, кто не способен распознать ложность таких умозаключений благодаря одному только свету разума, обычно неспособны понять и сами правила умозаключения, и тем более их применить.

То, что является в «Логике Пор-Рояля» самым замечательным и оригинальным, содержится главным образом в первой и в четвертой частях, посвященных идеям и методу. Именно в этих частях с наибольшей отчетливостью обнаруживается картезианская позиция авторов. Весь комплекс вопросов, связанных с природой и происхождением идей, с пх ясностью и отчетливостью, темнотой и смутностью ставится и решается Арно и Николем в духе картезианского рационализма. И когда авторы критически оценивают десять аристотелевских категорий, то одновременно противопоставляют им семь категорий философии Декарта. Так же, как сомневаясь в эффективности правил силлогизма как руководства для дедукции, они противопоставляют им декартовское понятие о естественном свете разума, порождающем интуицию, коей неизменно надлежит доверяться при отыскании истины, в том числе и посредством умозаключений. Общие установки Декарта, его учение о методе и теория научного знания наиболее полно отражены в последней, четвертой части книги. Эта часть трактует о методе и является, по мнению авторов, одной из самых полезных и важных частей логики. Добавим — и самой новаторской ее частью. Арно и Николь включили в свою книгу не только знаменитые четыре правила мыслительной деятельности из декартовского «Рассуждения о методе», но и отрывок из неизданной работы Паскаля «О геометрическом уме и об искусство убеждения», в которой тот, в развитие пдеи Декарта, излагал требования, которым должен удовлетворять совершенный доказательный метод.

Эти требования Паскаль формулировал следующим образом: 1) не оставлять без определеппя пи одного сколько-нибудь нелепого пли неоднозначного термина;

2) употреблять в определениях только хорошо известные или уже разъясненные термины: 3) принимать за аксиомы только совершепно очевидные положения; 4) доказывать все сколько-нибудь неясные положения, используя для их доказательства только предшествующие определения, принятые аксиомы или уже доказанные положения; 5) никогда пе обманываться неоднозначностью терминов и не забывать мысленно подставлять на их место определения, которые их ограничивают и разъясняют. К четвертому требованию в «Логике Пор- Рояля» сделано еще такое дополнение: или прибегая к построению той самой вещи, о которой идет речь, когда для того, чтобы дать понятие о ней, надо произвести какое-то действие.

В логике, начиная с Канта, наблюдается тенденция отгородиться от психологии, исключить из содержания логики какие бы то ни было психологические принципы, представить ее как учение о «чистой мысли». Математическая логика в продолжение столетия своего развития связывала себя с концепцией антипсихологизма. Сегодня причина этой связи ни для кого не является секретом, ибо ясно, что главная из задач, которая ре- шается этой логикой,— обращаться с доказательствами так же формально, как с вычислениями. В логической системо, предложенной Арно и Николем, напротив, вол- росы логики не исключали психологического подхода. Являясь искусством надлежащего руководства разумом в познапии вещей, в достижении истины, искусством не формального убеждения в том, что некоторое положение истинно, а усмотрения в природе самой вещи, почему оно истинпо, логика не может не учитывать и психологические условия постижения истины, ибо трудности отыскания истины п отличения ее от лжи носят не только объективный, но п субъективный характер. Внимательный читатель киигп Арпо и Николя, знакомясь с их анализом основных приемов мышлеиия, но раз столкнется с переплетением логического /и психологического, с дополнительностью этих двух подходов к мышлению. Я же хочу обратить внимание па одио совершенно превосходное в этом отношении место. Это то страницы книги, идущие вслед за разбором девяти традиционных софизмов, где рассматриваются неправильные умозаключения, именуемые авторами «Софизмами самолюбия, лпчцого интереса и страсти». Вообще тема софизмов, ИЛИ, говоря более широко, неправильных умозаключений, которой еще Аристотель посвятил специальное сочинение и которая с тех пор неизмеппо входила составной частью во все руководства по логике, в настоящее время почему-то мало привлекает внимание наших отечественных логиков u исчезает из диссертаций, монографий и даже учебников. Между тем она является пе только одиим из интереснейших разделов логики, где наглядно и непосредственно иллюстрируется практическая польза логического учения, но и всегда актуальным, поскольку в своей интеллектуальной практике —И в обыденной ЖИЗНИ, и в политических дискуссиях, и в науке —ни одно поколение людей не избегает некорректных рассуждении, умозаключений, доводов п доказательств, в том числе и таких, которые так блестяще проанализированы в «Логике Пор-Рояля». Исгнпа редко лежит на поверхности; как говорйл Демокрит, она находится па дне колодца. До нее надо добраться, преодолевая ваблуждепия, т. е. то мысли или ходы мыслей, которые могут казаться правильными, но в действительности не соответствуют фак- тпческим обстоятельствам, самому предмету или законам логики. К правильному выводу на практике приходится идти путем выбраковки, отказа от множества неверных по тем или иным основаниям умозаключении. В «Логике Пор-Рояля» рассмотрению типичных неправильных умозаключений посвящен пе один десяток страниц, и здесь авторы вносят свой вклад в традиционную аристотелевскую тему исследования софизмов и паралогизмов.

В отличие от схоластической логики, где преобладал логико-грамматический анализ, а познавательные цели зачастую подменялись риторическими, Лрно и Николь вновь возвратились к аристотелевской идее логики как руководства к приобретению знания, как органона мышления. В своих учебниках по логике М. И. Владислав- лев и Г. И. Челпанов отнесли «Логику Пор-Рояля» к так называемому формальному направлению. Это не вполне точная квалификация. Подход к логике авторов из Пор-Рояля достаточно широкий. В их сочинении содержатся рассуждения о генезисе идей, об абстракции, о ясности идей п об очевидности утверждений, об отношении интеллекту альной интуиции к чувственному представлению, о синтетическом и аналитическом методах, о содержательных проблемах доказательств, о соотношении знания и веры. Формальная же логика строго ограничивает себя задачей объяснения чисто формальной и дискурсивной стороны мыслительных актов. Такое представление о логике лишь как о каноне для мышлепия, которому мышление должно соответствовать в своих формах, чтобы быть согласным с самим собой, т. е. собственно формальпая логика, возникает позднее. Строго говоря, формальпая логика берет начало от «Логики» И. Канта (которая, напомню это читателю, также издана в библиотеке «Памятники философской мысли»: Кант И. Трактаты и письма. М., 1980), Итак, концепция «Логики Пор-Рояля» отнюдь пе является каиопом — пп в смысле капопа ЛОГИКИ, НИ В смысле канонизации научной программы Декарта (как, например, полагает автор вступительной статьи к недавно у пас изданному русскому переводу «Грамматики общей и рациональной» А. Арно и К. Лапсло). Внимательный читатель КНИГИ Арно н И и коля составит себе достаточпо яспое представление о том, какое содержание вкладывали авторы в понятие «логика». И хотя эта логика, как уже говорилось, включает в себя компоненты исторически различных логических систем, само сочетание формального, содержательного и психологического подходов к мышлению, составляющее ее своеобразие, вряд ли можно расценить как признак эклектичности взглядов ее создателей. Это три естественно связанных между собой качества, три ипостаси одной концепции логики. Чтобы еще больше оттенить особенность пор-рояльской логики, стоит указать и на другие представления о статусе логики, которые имели место в европейской философии второй половины XVII в.

Одну из крайних позиций в этом вопросе занимал, например, Джон Локк, считавший, что правильное рассуждение покоится не на предикаментах и предпкаби- лиях, а па чем-то другом, и заключается вовсе не в том, чтобы говорить по модусам и фигурам. Локк отрицал 8а логическими ПОНЯТИЯМИ статус реального И существенного знания, которое связывал лишь с содержательными истинами, и видел в занятиях логикой совершенно неправильное употребление разума «па профессиональном пути к знанию». Совершенно противоположной Локку позиции придерживался Готфрид Вильгельм Лейбниц. Он уделял большое внимание исследованиям в области логики и отводил ей престижное место в системе наук. Лейбниц мыслил логику как учение о рассуждениях, в которых вывод оправдывается в силу своей формы, и настойчиво искал общую теорию таких рассуждений на пути сближения логики с математикой. Он целенаправленно и изобретательно применял в логике математические методы и впервые представил ее в виде символического исчислепия, положив тем самым начало математической логике. Правда, эти работы Лейбница не публиковались при его жизни и не были известны широкой научной общественности. Поэтому они не оказали влияния на ту интенсивную разработку математической логики, которая началась со второй половины XIX в. Математическая логика была открыта вторично через сто с лишним лет после смерти Лейбница. Характеризуя «Логику Пор-Рояля» в целом, следует отметить ее гуманитарный характер. Книга передает не только логические знания; на ней лежит печать духовной атмосферы времени, кстати, совершенно испаряю- щей ся в переложениях ее содержания в монографиях по истории логики или в энциклопедических статьях. Собственно логическая проблематика преподносится Арно и Николем па рельефном фоне философских, научных, религиозных представлений эпохи, сопоставлений и столкновений различных взглядов и идейных позиций, причем этот фон становится как бы вторым содержанием книги. Авторы привлекают для логического анализа не только научные, но и нравственно-поучительные, богословские, даже поэтические тексты. Разумеется, часто цитируется Августип. В этом сказывается не столько дапь риторической традиции, сколько янсо- нистская установка на приоритет моральной проблематики, которой отдается предпочтение перед проблематикой паучно-познавателыюй. Япсенисты вообще полагали, что правильная направленность ума гораздо важнее той суммы умозрительных знаний, которые дают даже самые основательные науки, математические и естественные, а поэтому заниматься наукой следует лишь в той мере, в какой она способствует совершенствованию разума. Занятия отвлеченпой паукой как самоцелью приносят мало пользы, зато способствуют пустому самомнепию, тогда как человек прежде всего должен быть справедлив, беспристрастен и разумен во всех своих рассуждениях, делах и поступках. Для этого он должен быть образован, в том числе знаком с логикой.

В заключительных главах книги обсуждается вопрос о соотношении знания и веры: знания, приобретаемого человеком посредством его чувств и разума, и знания, имеющего своим источником авторитет, человеческий или божественный. Вера в человеческий авторитет может вводить в заблуждение, ибо каждый человек способен ошибаться и лгать. И все же, считают Арно и Николь, возможно сформулировать те условия, при которых такая вера должна приниматься как вполне достоверное и несомненное знание, хотя часто и весьма трудно в точности определить, достигла ли она такой степени достоверности или еще нет. Что же касается божественной веры, то она не может ввести в заблуждение, потому что Бог, будучи самой истиной, не способен ни обманывать, ни обманываться. Такая вера всегда предполагает некоторое разумное основание. Мы не моглп бы заставить себя верить в то, что выше нашего разума, если бы сам разум не убеждал нас, что существуют вещи, в которых нам подобает верить, даже если мы еще не в состоянии их понять.

В этой связи в книге затрагивается и вера в чудеса, в частности в чудесные исцеления. Может быть, об этом предмете, обсуждавшемся многими мыслителями XVII в., не стоило бы здесь вовсе упоминать, если бы поразительная вспышка подобной же веры не наблюдалась и в паше просвещепное время, когда миллионы жаждущих исцеления от своих недугов людей устремлялись к экранам телевизоров во время сеансов так называемой «телепсихотерапии». Поскольку подобны феномены, подобны могут быть и рекомендации. Авторы из Пор-Рояля рекомендуют в таких случаях руководствоваться следующим принципом. Чтобы вынести суждение об истинности некоторого события и решить, стоит ли в него верить, надо рассматривать его не отвлеченно, а принимая в соображения все сопутствующие ему обстоятельства, и внутренние, н внешние. Внутренние обстоятельства — это те, которые относятся к самому факту, внешние же — те, которые имеют отношение к людям, чье свидетельство побуждает нас верить в этот факт. Если-все сопутствующие событию обстоятельства таковы, что никогда или по крайней мере почти никогда не бывает, чтобы они были сопряжены с ложыо, мы, естественно, будем думать, что сообщение об этом событии истинпо и имеем на то основания. Если же эти обстоятельства таковы, что опи нередко сопряжены с ложыо, разум требует или воздерживаться от суждения, или считать сообщение ложным.

Книга Арно и ІІиколя сыграла большую роль в развитии логики и особенно в практике ее преподавания. Общая структура изложения логики, предложенная авторами из Пор-Рояля, нашла широкое признание, а их «Логика, ИЛИ Искусство мыслить» надолго стала, скажем так, образцом для написания руководств по логике, преподававшейся в качество общеобразовательной гуманитарной дисциплины. Лишь со второй половицы XIX в. с такого рода учебниками стали успешно конкурировать, постепенно их вытесняя, ориентированные на опытное естествознание трактаты но индуктивной логике, а затем и работы по математической логике. На новом витке

ЛОГИКА ПОР-РОЯЛЯ И ЕЕ МЕСТО В ИСТОРИИ ЛОГИКИ 4Q5

своего развития логика вновь делается узкоспециализированной отраслью знания. Она снова обретает свой технический язык — теперь уже не специальных латинских терминов в системе логико-грамматнческого анализа, а математических символов в системе искусственного формализованного языка. С помощью такого символизма математическая логика стала изучать структуры, которые старая логика не понимала, и решать проблемы, о существовании которых та не подозревала. Но вместе с тем она освободила себя от труда обращаться к какому бы то ни было виелог-ическому культурно-историческому содержанию, разве что лишь к некоему нормативному математическому идеалу, долженствующему стать основой для структурной реорганизации науки.

В этой краткой статье я преследовал три основные цели: во-первых, показать место «Логики Пор-Рояля» в общей эволюции науки логики; во-вторых, определить философские основания логической теории, которую излагают Арно и Николь; в-третьих, дать характеристику этой теории. Если мне удалось это сделать, то я смею надеяться, что помог читателю лучше понять и оценить работу авторов из ІІор-Рояля. К этому я хотел бы еще добавить, что из всех логических сочипенпй, в том числе и считающихся классическими, чтение «Логики Пор- Рояля» лично мпе доставило совершенно особенное удовольствие. Это — интересная, содержательная, талантливая книга, и мне остается только пожелать, чтобы она нашла своего внимательного и заинтересованного читателя.

A. JI. Субботин Август Гай Октавий (Гай Юлий

Цезарь Октавиан) 147, 148 Августин Аврелий 28, 32, 45, 68, 86, 128, 133, 142, 218, 220, 222, 231, 237, 271, 282, 296, 299, 343, 344, 346, 352—356 Александр Македонский 65 Амвросий Медиоланский 359 Аристотель 25—29, 43, 44, 61, 63-65, 108, 126, 133, 165, 167, 168, 190, 191, 203, 224, 229, 235, 236, 245-248, 251, 323 Архимед 335

Бароний Цезарь (Баропио Чеза-

ре) 127, 348 Беллармин Роберт (Беллармппо

Роберто) 353 Бембо Пьетро 284 Бернард Клервоскпй 223 Блондел Давид 358 Борромео Карло см. Св. Карл Буксторф Иоганн 108 Бэкон Фрэнсис 168

Вергилий (Публий Вергилий Марон) 139, 143, 168, 222, 238, 255,

280, 285

Вожла Клод Фавр де 283 Воссий Исаак 359

Гай 350

Гален Клавдий 190 Галилей Гал ил со 248 Гальба Сервий Сульпиций (римский император) 163 Гассенди Пьер 89, 126, 191, 255, 256,

258, 259

Гольвикус Христофор (Хельвиг

Кристоф) 253 Гельмонт Ян Баптист ван 25 Гесиод 285 Гомер 285

Гораций (Квинт Гораций

Флакк) 150, 153, 191

Дапиил (пророк Ветхого завета) 159

Декарт Рене 50, 306, 312 Демокрит 71

Дионисий Корипфский 350 Домициан Тит Флавий (римский император) 34 Донат (епископ из Нумидии) 142

Дю Перрон Жак Дави 348, 349

Евклид 88, 316-318, 320, 321,

334-338 Евсевий Кесарииский 348, 349, 359

Иаков Младший (апостол) 74, 359

Игнатий Богоносец 358, 359 Иезекииль (пророк Вотхого завета) 159 Иероиим Блаженный (Стридоп-

ский) 359 Иисус Христос 97—99, 118, 148, 149, 151, 152, 161, 260, 261, 345

Иоанн Златоуст см. Хрисостом Иоанн XII (папа римский) 127 Ириней 350

Калигула Гай Юлий Цезарь 34, 279

Кампапелла Томмазо 168 св Карл 233

Катон Младший (Утический)

Марк Порций 221 Квинтилиан Марк Фабий 236,

237, 240 Киприан Фасцпй Цецилий 358 Клавий Христофор (Клау Кристоф) 320 Клауберг Иогапп 240 Клерселье Клод 306 Климент I (папа римский) 359 Клодий Публий Анннй 231 Константин I Флавий Валерий (римский император) 348, 349 Корнелий Галл 141 Котта Гай Аврелий 262 Крассо Жан 165 Кресконий 142, 143

Лука (евангелист) 105, 160 Лукан Марк Анней 138, 139 Лукреций (Тит Лукреций Кар) 124

Луллий Раймупд (Лулл Рамон) 45

Марий Гай 62

Марцеллин (папа римский) 360 Марциап (епископ Арлезиан-

ский) 358 Мелисс Самосский 246 Метафраст Симеон 353 Милон Тит Анний 230, 231 Моптень Мишель де И, 234,

273, 275, 279 Морен Жан 348 Мориц Оранский 320 Мурена Луций Лиципий 220, 221

Навуходоносор II (вавилонский царь) 159

Ориген 359

Павел (апостол) 126, 142, 145,

150—152, 261, 345, 350, 359 Папий 350 Парацельс 25 Парменид из Элей 246 Паскаль Влез 13, 250, 272 Пеллетье (Пелетье) Жак (Пеле-

тарий Яков) 320 Перрон см. Дю Перрон Петилиан 126 Пето Дени 348 Петр (апостол) 350, 359 Иико делла Мирандола Джо- ванни Франческо 284

Платон 64, 65, 80, 299 Плутарх из Херонеи 254 Поликарп (епископ Смирнский) 359

Помпонацци Пьетро 65

Рамус Петр (Раме Пьер де ла) 16, 165, 221, 235, 236, 238, 240, 318 Руфин Аквилейский 359

Светопий (Гай Светоний Транк-

вилл) 15 Сенека Луций Анней 147 Сикст III (папа римский) 360 Сильвестр I (папа римский) 348, 360

Скалигер Юлий Цезарь 15, 109 Сократ 65 Сомэз Клод 358 Спонд Анри де 348 Стевин Симон 320—322 Стефан I (папа римский) 358

Тацит Публий (?) Корнелий 163 Теренций Публий 141 Тертуллиан Квинт Септимий Флоренс 38

Уссерий Яков (Ашер Джеймс) 359

Феодорит Киррский 359 Фест Порций (правитель Иудеи) 126 Филипп II (македонский царь) 65

Флад (Флуд) Роберт 25, 71, 89 Фома Аквинский 74

Хрисостом Иоанн 359

Цезарь Гай Юлий 156, 222 Целестин I (папа римский) 359 Цицерон Марк Туллий 15, 46, 71, 80, 91, 104, 220-222, 236, 240, 262, 263, 284, 315

Эпикур 71, 122, 123, 141, 143 Эразм Роттердамский 15