В момент революции царь находился в Ставке Верховного главнокомандующего, под защитой своего штаба. Верхи армии всеми силами стремились спасти царя и царизм. Выполняя повеление Николая II, генерал Иванов с батальоном георгиевских кавалеров выехал в 2 часа дня 28 февраля из Ставки, предполагая около 8 час.
утра I марта быть в Царском Селе. Туда же должны были направиться посланные в его распоряжение фронтовые части. Поезд Иванова прибыл в Царское Село с опозданием. Положение как здесь, так и в самом Петрограде было для нового командующего округом неясно. Чтобы ориентироваться в обстановке, Иванов вызвал в свой вагон начальника гарнизона Царского Села. Выяснилось, что обстановка для царизма складывается неблагополучно. В частях, расположенных в Царском Селе, началось брожение; узнав о прибытии эшелона Иванова, предназначенного для разгрома революции, воинские части стали занимать выходы на вокзальную площадь и окружать эшелон. Власти Царского Села были растеряны. Они выразили опасение, что в случае высадки батальона георгиевских кавалеров произойдут столкновения с местными войсками, а это создаст опасность для находящейся в Царском Селе семьи Николая II и других членов императорской фамилии. В таких условиях Иванов решил повернуть обратно, чтобы в более удобном месте собрать фронтовые части, назначенные в его карательную экспедицию. Иванов подписал приказ, в котором объявлял, что он приступил к исполнению обязанностей, возложенных на него царем. Приказ был помечен «1 марта 1917 года. Ст. Выгрицы», но напечатан в Царском Селе. Вот его текст: «Высочайшим повелением от 28 февраля с. г. я назна чен Главнокомандующим Петроградским военным округом. Прибыв сего числа в район округа, я вступил в командование его войсками и в управление его районом во всех отношениях. Объявляю о сем всем войскам, всем без изъятия военным, гражданским, духовным властям, управлениям, учреждениям, заведениям и всему населению, находящемуся в пределах округа» 516. Ho Иванову некем было командовать. Части, направленные в его распоряжение с Северного фронта, задерживались рабочими- железнодорожниками и переходили на сторону революции. Начальник 15-й кавалерийской дивизии, два полка которой двинулись в Петроград, генерал А. Мартынов писал: «He доезжая 19 верст до Пскова, на станции Черская, поезд был остановлен под тем предлогом, что железнодорожный путь занят. Нас продержали более суток. Железнодорожники и телеграфисты таинственно пересматривались и говорили, что ничем не могут помочь. Я подозревал, что вспыхнула железнодорожная забастовка, но впоследствии узнал, что путь действительно был занят около Пскова каким-то экстренным поездом, около Луги — двумя пехотными полками, которые были посланы туда с Северного фронта днем раньше, взбунтовались, перешли на сторону рабочих и выставили пулеметы» 517. 68-й пехотный Бородинский полк, включенный в состав карательной экспедиции Иванова, был задержап революционно настроенными солдатами. Да и сам Иванов не мог пользоваться свободой передвижения. Как сообщали «Известия Петроградского Совета» (5 марта 1917 года), машинист Петр Дерябин и его помощник Василий Трунов вели поезд генерала Иванова с георгиевскими кавалерами и «заставили его отказаться от предполагавшегося похода на Петроград». Движение поездов к столице брали под свой контроль и представители Временного комитета Государственной думы. Они исходили из того, что прибытие карательной экспедиции Иванова обострит положение и осложнит мирное разрешение кризиса. Комендант Николаевского вокзала, назначенный Военной комиссией, поручик Греков на основании приказа думского Комитета предписал начальникам всех станций и почтово-телеграфных отделений сообщать ему данные «о всех без изъятия воинских поездах, составе и количестве людей и роде оружия, имеющих своим назначением Петроград». Он требовал также присылки сведений о всех поездах, груженных боевыми припасами518. В ответ на это приказание генерал-квартирмейстер штаба Верховного главнокомандующего А. С. Лукомский отдал распоряжение военному начальству и железнодорожной администра ции обеспечить безостановочное движение поездов, исполнять приказание только «законных властей», а с нарушителями этих приказаний поступать по всей строгости военных законов. Опасаясь, что, вопреки запрещениям, воинские эшелоны отряда Иванова могут прорваться к столице, комиссар Временного комитета Думы Бубликов I марта предложил начальнику движения Виндавской железной дороги «немедленно направить со ст. Дно в направлении на Бологое два товарных поезда, следом друг за другом, занять ими какой-либо разъезд, возможно восточнее ст. Дно, и сделать физически невозможным движение каких бы то ни было поездов в направлении от Бологое в Дно. За неисполнение или недостаточно срочное исполнение настоящего предписания будете отвечать, как за измену пред отечеством» 5|. He представляя ни масштабов, ни характера петроградских событий, Ставка рассчитывала, что одно появление в столице нескольких хорошо вооруженных и дисциплинированных фронтовых частей окажет устрашающее действие на мятежников и даст возможность ликвидировать «беспорядки». Она не направила в Петроград крупных соединений, не предприняла больших действий против революционного Петрограда потому, что не хотела оголять фронт и не была уверена в благонадежности фронтовых частей для борьбы с «внутренним врагом». Кроме того, верхи армии опасались, что кровавые столкновения между отдельными частями войск подорвут силу всей царской армии и еще больше снизят и без того невысокий престиж русского царизма среди союзных держав. По мере развития событий становилось все очевиднее, что сил, посланных Ставкой для подавления революции в Петрограде, совершенно недостаточно. Генерал А. С. Лукомский писал, что для этой цели нужно было сорганизовать вполне надежные отряды, сняв с фронта некоторые дивизии, но для этого потребовалось бы дней 10—12, а за это время весь тыл был бы охвачен революцией. Лукомский отмечает, что решение подавить революцию силой оружия, залив кровью Петроград и Москву, грозило прекращением борьбы на фронте и заключением мира. «Нужно было сделать все возможное для мирного прекращения революции, лишь бы борьба с врагом на фронте не прекращалась» 52. Задачи дальнейшего ведения империалистической войны стояли в это время у верховного командования и всего генералитета на первом плане, и они решали все другие вопросы с этой точки зрения. Впоследствии верхи армии подчинили борьбу с внешним врагом необходимости во что бы то ни стало задушить революционные силы. Ho в конце февраля—начале марта 1917 г. этого еще не было. Вооруженное выступление про- 51 «Красный архив», 1927, № 2 (21), стр. 36. 52 «Архив русской революции», т. II. Берлин, 1921, стр. 22. зав тив революционного Петрограда означало бы начало гражданской войны. Царский генералитет хотел предотвратить эту войну и направить все усилия страны на борьбу с Германией. Боязнь вооруженных столкновений в тылу сдерживала его воинственные стремления в отношении «внутреннего врага» и толкала на поиски мирных путей разрешения кризиса. Верхи армии оказывали давление на царя, чтобы заставить его пойти на некоторые уступки и, в частности, согласиться на «ответственное министерство». В верхах армии надеялись также и на то, что такое министерство сможет более успешно справиться с экономическими трудностями и революционным движением в тылу и поможет вести войну лучше, чем это делали предыдущие правительства. Вот почему, направив против революционного Петрограда карательную экспедицию, Ставка при первой же возможности пыталась вступить на другой путь борьбы с революцией. I марта в I час 15 мин. М. Алексеев послал вдогонку Иванову телеграмму, в которой отмечалось: «Частные сведения говорят, что 28 февраля в Петрограде наступило полное спокойствие. Войска, примкнув к Временному правительству в полном составе, приводятся в порядок... Воззвание к населению, выпущенное Временным правительством, говорит о незыблемости монархического начала России, о необходимости новых оснований для выбора и назначения правительства. Ждут с нетерпением приезда его величества, чтобы представить ему все изложенное и просьбу принять это пожелание народа» 519. Алексеев принимал желаемое за действительное. 28 февраля никакого спокойствйя в Петрограде не было, революция продолжалась, а установление новых оснований для выбора и назначения правительства вовсе не было «пожеланием народа». Народ боролся за уничтожение монархического строя. Только буржуазия намеревалась ограничиться созданием ответственного министерства и ждала царя, чтобы выпросить у него эту уступку. Буржуазия и верхи армии рассчитывали, что на такой основе можно разрешить создавшийся кризис и предотвратить вооруженное столкновение, нежелательное во время войны. «Если эти сведения верны, — продолжал Алексеев, — то изменяются способы ваших действий, переговоры приведут к умиротворению, дабы избежать позорной междоусобицы, столь желанной нашему врагу, дабы сохранить учреждения, заводы и пустить в ход работы. Воззвание нового министра путей Бубликова к железнодорожникам, мною полученное кружным путем, зовет к усиленной работе всех, дабы наладить расстроенный транспорт. Доложите его величеству все это и убеждение, что дело можно привести к мирному и хорошему концу, который укрепит Россию» 520. Мирного разрешения конфликта хотели и думские руководители. Думский Комитет не задержал полковника Доманевского, назначенного начальником штаба карательного отряда Иванова, когда тот явился в Таврический дворец, а повел переговоры с ним, чтобы через него вступить в соглашение с Ивановым. Б. Энгельгардт отмечает, что жребий был брошен и отступать было невозможно. «Ho Иванов мог удержать революцию в тех пределах, которые мне в ту пору казались допустимыми — союзниками и сотрудниками мы могли быть только на этой почве. Ho для этого нужна была уступка Иванова. Он должен был признать законной власть Временного комитета. Доманевский допускал возможность согласия Иванова... его смущала неизвестность настроения солдатской массы Иванова, он сомневался в беззаветной преданности престолу сборной команды георгиевских кавалеров. Охрана порядка в глазах солдат будет тождественна с восстановлением царской власти, за которую они бороться не станут. Вообще веры в успех миссия Иванова у него не было» 521. Так с обеих сторон созревал план ликвидации революции без применения вооруженной силы посредством соглашения между царизмом и монархической Государственной думой. Бурные революционные события сорвали возможность такого соглашения. Иванов не мог повести переговоры без санкции царя. Ho где был царь? Обеспокоенный событиями в столице, царь выехал из Могилева в Царское Село в 5 час. утра 28 февраля. Как всегда, вперед был послан специальный поезд с царской свитой (оба поезда назывались литерными). Все шло обычным порядком. В Смоленске, Вязьме, Ржеве и на других станциях литерные поезда почтительно встречали военные и полицейские власти и железнодорожное начальство, поезда двигались по графику, согласно намеченному маршруту. Сначала никто не знал, что делается в Петрограде, но по мере приближения к столице до царя и его свиты стали доходить известия одно тревожнее другого. Пришло сообщение, что весь столичный гарнизон перешел на сторону революции, что восставшие заняли вокзалы и контролируют движение поездов. Стало известно, что в Петрограде образовался Комитет, возглавляемый Родзянко, что разослана телеграмма Бубликова с призывом подчиняться этому Комитету, что какой-то поручик Греков распорядился направить литерные поезда не в Царское Село, а непосредственно в Петроград. Стало ясно, что если никому не известный поручик распоряжается движением императорских поездов, значит в столице произошли какие-то крупные изменения. В Малой Вишере были получены сообщения, что станция Любань и Тосно, через которые должны были следовать поезда, заняты революционными войсками. Тогда оба поезда вернулись на станцию Бологое, чтобы направиться в Царское Село кружным путем через Старую Руссу, Дно и Вырицу. Ho оказалось, что эта дорога тоже ненадежна и что по Виндавской железнодорожной ветке разрушен мост. Пришлось отказаться и от этого маршрута, — пути в Царское Село и столицу для царя были отрезаны. Захват революционными частями отдельных станций нарушил железнодорожное сообщение и прервал связь между Ставкой и столицей. Штаб Верховного главнокомандующего протестовал против распоряжений, отдаваемых Временным комитетом Государственной думы железным дорогам, считая, что это разрушает дисциплину, без которой победа над внешним врагом невозможна. В телеграмме на имя Родзянко от I марта 1917 г. Алексеев писал, что перерыв связи между Ставкой, Царским Селом и центральными органами военного управления грозит страшными бедами. Алексеев просил Комитет отдать срочное распоряжение о безотлагательном пропуске литерных поездов, о восстановлении непосредственной связи Ставки с центральными органами военного министерства и отмене контроля над сношением Ставки с этими органами. «При наличии такого контроля, — угрожал Алексеев, — я вынужден буду прекратить все сношения с центральными управлениями» 56. Временный комитет Государственной думы вовсе не хотел подрывать дисциплину, затруднять действия Ставки Верховного главнокомандования и ее сношения с военным министерством. Ho, объявив о взятии власти, он попытался поставить их под свой контроль. Опасаясь, что прибытие отряда Иванова сорвет усилия по мирному урегулированию создавшегося положения и вызовет гражданскую войну, думский Комитет не хотел допускать этот отряд к столице. Он намеревался вступить в непосредственные переговоры с самим царем, чтобы добиться от него уступок, с помощью которых можно было остановить дальнейшее развитие революции. Вот почему, препятствуя продвижению царских войск, думские лидеры не препятствовали продвижению к Петрограду самого царя. Ho и здесь сказалось бессилие как царских властей, так и думских деятелей. Все дело решали поднявшиеся на борьбу массы рабочих и солдат. Родзянко сообщал Рузскому, что солдаты, направленные с фронта на подавление петроградского восстания, взбунтовались, вышли из вагонов в Луге, «объявили себя присоединившимися к Государственной думе и решили отнимать оружие и никого не пропускать, даже литерные поезда. Мною немедленно приняты были меры, чтобы путь для поезда его величества был свободен; не знаю, удастся ли это» S7. Меры, принятые Родзянко, по всей вероятности, «не удались». На телеграфной и железнодорожной линиях действовали силы, не предусмотренные ни приказами Алексеева, ни распоряжениями Родзянко. Путь литерным поездам в столицу преградили сторонники революции, действовавшие по собственной инициативе. Сохранилась запись разговора с железнодорожником, оставшимся неизвестным, который просил передать коменданту Николаевского вокзала Грекову, что литерные поезда возвращены на станцию Бологое, а затем на станцию Дно и что все станции до Бологое выключены из действия. Представитель Военной комиссии недоумевал, заявляя, что было распоряжение пропустить литерные поезда на станцию Тосно. Ho его собеседник отговаривался незнанием этого распоряжения, упорно отказывался назвать место своего пребывания, заявляя, что не может больше находиться в месте, откуда ведет разговор «так как могут приверженцы старого правительства обнаружить», он добавлял: «Говорю для пользы родины и нового правительства». Оба поезда были возвращены обратно в Бологое58-59. He пробившись к Петрограду, литерные поезда повернули на Псков, где находился штаб Северного фронта. Почему именно сюда? Мнения приближенных царя на этот счет расходятся. Д. Дубенский отмечал, что царь и его окружение намеревались использовать войска этого ближайшего к столице фронта, чтобы пойти походом против петроградских рабочих и солдат. А. Лукомский утверждал, что царь рассчитывал найти в генерале Рузском более твердую опору, чем имел в генерале Алексееве. Опровергая это утверждение, полковник А. Мордвинов заявлял, что к Рузскому царь «относился безусловно с меньшим доверием, чем к своему начальнику штаба, и наше прибытие в Псков являлось вынужденным и совершенно непредвиденным при отъезде. Государь, стремясь возможно скорее соединиться с семьей, вместе с тем стремился быть ближе и к центру управления страной, удаленному от Могилева» 522. Утверждение Мордвинова, видимо, ближе к истине: едва ли Николай II намеревался сформировать новую карательную экспедицию против революционного Петрограда из войск Северного фронта. Дворцовый комендант В. Воейков сообщал, что в беседе с ним Николай II сказал, что он хотел бы проехать в ближайший пункт, где имеется аппарат Юза. Таким пунктом и был Псков. Можно полагать, что, почувствовав грозную опасность и потеряв всякую ориентировку в событиях, Николай II направился в наиболее крупный близлежащий центр — в Псков, чтобы встать под охрану войск Северного фронта, связаться оттуда по прямому проводу с Петроградом, Царским Селом и Ставкой и, выйдя из состояния неизвестности, определить план дальнейших действий против революции. Ни сам Николай, ни Алексеев, ни Рузский заранее не предполагали, что литерные поезда окажутся в этом городе. Узнав о том, что царь и его свита направились к Пскову, Ставка послала в 4 часа дня I марта телеграмму командованию Северного фронта для вручения ее царю тотчас по его прибытии в штаб фронта, в которой сообщалось о развитии событий. В начале революции царь и верхи армии рассчитывали, что Петроград можно будет изолировать и, опираясь на фронт, Москву и провинцию, разгромить вспыхнувшее восстание. Ho эти расчеты не оправдались. Вслед за революционным Петроградом на борьбу против царизма поднялась революционная Москва. 28 февраля командующий войсками Московского военного округа ген. Мрозовский докладывал Ставке, что в Москве остановились почти все предприятия, рабочие вышли на улицу с красными флагами и лозунгами. I марта он же сообщил, что в Москве «полная революция», воинские части переходят на сторону народа. В Ставку поступили донесения о революционных событиях в Кронштадте и о признании думского Комитета командованием Балтийского флота. Сообщая об этом, Алексеев в телеграмме царю со своей стороны замечал, что беспорядки могут перекинуться в другие центры, нарушится железнодорожное сообщение, прекратится подвоз продовольствия, наступит, голод, что приведет к дальнейшему развитию революции и окончанию войны. «Пока не поздно, — писал он, — необходимо немедленно принять меры к успокоению населения и восстановить нормальную жизнь в стране. Подавление беспорядков силою при нынешних условиях опасно и приведет Россию и армию к гибели. Пока Государственная дума старается водворить возможный порядок, но если от вашего императорского величества не последует акта, способствующего общему успокоению, власть завтра же перейдет в руки крайних элементов, и Россия переживет все ужасы революции. Умоляю ваше величество, ради спасения России и династии, поставить во главе правительства лицо, которому бы верила Россия, и поручить ему образовать кабинет. В настоящую минуту это единственное спасение. Медлить невозможно и необходимо это провести безотлагательно» б1. Ставка сама спешила. Через два часа после подачи этой телеграммы помощник начальника штаба Верховного Главнокомандующего генерал В. Н. Клембовский говорил с командованием Северного фронта по прямому проводу. Клембовский про сил передать царю просьбу генерала Алексеева и вел. кн. Сергея Михайловича о том, чтобы принять меры, изложенные в телеграмме, и поставить во главе правительства лицо, пользующееся доверием. Сергей Михайлович называл таким лицом М. Родзянко523. С призывами к царю о необходимости «мирного урегулирования» обращались и некоторые другие военные руководители. Генерал А. А. Брусилов в телеграмме, посланной вечером I марта, просил графа В. Б. Фредерикса доложить царю его просьбу «признать совершившийся факт и мирно и быстро закончить страшное положение дела». Он указывал, что междоусобица означала бы безусловный проигрыш войны и катастрофу во внутренних делах. «Каждая минута промедления, — писал Брусилов, — повлечет за собой новые напрасные жертвы и за труднит благоприятное разрешение кризиса» 524. Ho проходили не минуты, а часы, революция развертывалась все шире и верхам армии приходилось советовать царю соглашаться на все большие уступки. Сначала они просили Николая II поставить во главе министерства лицо, которому бы «верила Россия», теперь — назначить министерство, ответственное перед законодательными палатами. В 22 часа 20 минут I марта в новой телеграмме царю Алексеев указывал на настоятельную необходимость «немедленного издания высочайшего акта, могущего еще успокоить умы», призвать к власти ответственное перед представителями народа министерство во главе с председателем Государственной думы Родзянко. Алексеев выражал надежду, что думские деятели, руководимые Родзянко, еще могут остановить всеобщий развал. В той же телеграмме приводился проект царского манифеста о даровании ответственного министерства, составленный Ставкой. Алексеев умолял Николая II немедленно подписать его. Проект начинался с указания на необходимость во что бы то ни стало довести войну до победного конца. «Стремясь сильнее сплотить все силы народные для скорейшего достижения победы, я признал необходимым призвать ответственное перед представителями народа министерство, возложив образование его на председателя Государственной Думы из лиц, пользующихся доверием всей России». После некоторых колебаний царь согласился подписать манифест об образовании ответственного министерства. Прямым следствием этого решения была приостановка вооруженных действий против революционного Петрограда. 2 марта в 0 час. 20 мин. в Царское Село генералу Иванову была отправлена телеграмма, в которой говорилось: «Надеюсь, прибыли благополучно. Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не предпринимать. Николай» 525. В ту же ночь Ставкой было дано распоряжение командующим войсками Северного, Западного и Юго-Западного фронтов задержать посылку войск на Петроград. Царские генералы надеялись, что образование ответственного министерства внесет успокоение и все пойдет как по писаному: в Петрограде прекратятся «беспорядки», народ успокоится, угроза гражданской войны и опасность ослабления фронта будут устранены и Николай II будет благополучно продолжать свое царствование. Ho ответственного министерства требовала буржуазия, а не народ. Ни на одном знамени питерских демонстрантов такого лозунга не было. Рабочие и солдаты обагрили своей кровью улицы Петрограда не ради этой жалкой подачки от царя, а ради ликвидации царского режима. Алексеев и Рузский видели в Родзянко главу новой власти, а на деле думский Комитет властью не обладал. Над Родзянко и Комитетом властвовали другие силы или, как выражался Рузский, «крайние элементы того времени». Получив подписанный царем манифест, Рузский сообщил о нем по прямому проводу Родзянко. Ho согласие царя на создание ответственного министерства уже не могло оказать влияния на ход событий. Надежды с помощью такой меры остановить дальнейшее развитие революции рухнули. I марта в разговоре с Рузским Родзянко указал, что, очевидно, царь и Рузский не отдают себе отчета в том, что происходит в Петрограде. «Настала одна из страшнейших революций, побороть которую будет не так-то легко... Перерыв занятий законодательных учреждений подлил масла в огонь и мало-помалу наступила такая анархия, что Госуд. думе вообще, а мне, в частности, оставалось только попытаться взять движение в свои руки, чтобы избежать такой анархии, при таком расслоении, которое грозит гибелью государства. К сожалению, это мне далеко не удалось, народные страсти так разгорелись, что сдержать их вряд ли будет возможно» 526. М. Родзянко сообщал Рузскому, что создание ответственного министерства уже не успокоит народ, ненависть к царю достигла крайних пределов, ребром поставлен династический вопрос, выдвигается требование отречения Николая II в пользу сына при регентстве Михаила Александровича. Манифест об ответственном министерстве запоздал, «время упущено и возврата нет». В начале разговора Родзянко хвастливо заявил, что ему все верят и все его слушают. В полном противоречии с этим в конце разговора с Рузским Родзянко сказал: «Я сам вишу на волоске, а власть ускользает из моих рук, анархия достигает таких размеров, что я вынужден сегодня ночью назначить Временное правительство. .. Молю бога, чтобы он дал сил удержаться в рамках предела нынешнего расстройства умов, мыслей, чувств, но боюсь как бы не было еще хуже»66. Родзянко заявил, что ради спасения монархии и продолжения империалистической войны нужно пожертвовать монархом и заменить Николая II другим царем. Ознакомившись с содержанием разговора Родзянко с Рузским, штаб Верховного Главнокомандующего предложил Рузскому немедленно разбудит*» царя, сообщить ему содержание этого разговора и настаивать перед Николаем II, чтобы он отрекся от престола. Ho Рузский решил дождаться утра. Считая, что «добровольное» отречение Николая II от престола является единственным выходом из положения, начальник штаба Верховного Главнокомандующего решил опереться на мнение и авторитет командующих фронтами. Утром 2 марта Ставка сообщила командующим, что теперь «династический вопрос поставлен ребром и войну можно продолжать до победного конца лишь при исполнении предъявленных вновь требований относительно отречения от престола в пользу сына при регентстве великого князя Михаила Александровича». Представители Ставки заявляли, что необходимо установить единство мыслей и действий всех командующих, чтобы ценой дорогих уступок спасти действующую армию от развала и продолжать войну с внешним врагом. Генерал Клембовский добавлял: «Государь колеблется, единогласные мнения главнокомандующих могут побудить его принять решение единственно возможное для спасения России и династии»527. В разговоре по прямому проводу не все командующие высказали определенное мнение. Командующий Западным фронтом А. Е. Эверт ограничился заявлением, что вопрос «может быть разрешен безболезненно для армии, если только он будет решен сверху». Начальник штаба Румынского фронта В. В. Сахаров сказал: «По-видимому, как ни грустно, а придется согласиться с этим единственным выходом. Телеграмму составляю, но не было бы лучше отправить ее после получения от вас окончательного решения, основанного на мнении всех остальных? Ho было бы крайне желательно и даже более всего необходимо знать ответ с Кавказа». Сахаров хотел предварительно узнать мнение Николая Николаевича. Более определенно высказался командующий Юго-Западным фронтом А. А. Брусилов: «Колебаться нельзя. Время не терпит. Совершенно с вами согласен» 68. Вслед за тем командующие фронтами дали письменные ответы в адрес царя и Ставки. Они поддержали предложение об отречении. Николай Николаевич коленопреклоненно молил царя спасти Россию и наследника: «Осенив себя крестным знамением, пере дайте ему ваше наследие. Другого выхода нет». Брусилов подчеркивал, что «необходимо спешить, дабы разгоревшийся и принявший большие размеры народный пожар был скорее потушен, иначе он повлечет за собой неисчислимое катастрофическое последствие. Этим актом будет спасена и сама династия в лице законного наследника». Эверт просил царя: «во имя спасения родины и династии» принять решение, согласованное с заявлением председателя Государственной думы, как единственно способное прекратить революцию. Сахаров называл заявление Родзянко преступным и возмутительным, называл Государственную думу разбойной кучкой, задумавшей злодейство, но и он вынужден был признать, что предложение Думы дает наиболее безболезненный выход528. Свое мнение командующие мотивировали тем, что для подавления «внутренних беспорядков» на армию положиться нельзя, что ее надо уберечь от политических потрясений для борьбы с внешним врагом, что только с помощью отречения Николая II можно спасти его династию. Часов в десять утра 2 марта Николай II узнал о разговоре Рузского с Родзянко. Стало ясно, что манифест об ответственном министерстве уже не спасет царя, что нужно отречение. Николай II записал в своем дневнике: «2 марта. Утром пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, так как с ним борется социал-демократическая партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение» 70. Узнав, что запрошены мнения командующих фронтами, царь решил подождать их ответов. В два часа дня ответы командующих были получены. Рузский в сопровождении начальника штаба Северного фронта Г. Н. Данилова и начальника снабжения фронта С. С. Савича явился к царю, прочитал ответы командующих, доложил ему о всем происшедшем за последние часы и изложил свое собственное мнение. He видя выхода из положения, царь согласился отречься от престола. Часа в три дня царь написал телеграмму Алексееву и Родзянко, в которой сообщал, что отрекается от престола в пользу -своего сына, с тем, чтобы он остался при нем до совершеннолетия, при регентстве великого князя Михаила Александровича. Ho отправка этой телеграммы была задержана. Принимая свое решение, Николай II знал мнение Родзянко и главнокомандующих, но не имел возможности выслушать своего главного советника — царицу. Между Псковом и Царским Селом не было связи. Александра Федоровна направила к царю двух гонцов, вручив им письма, но те еще не дошли до места назна- ченйя. В письмах Николаю II, помеченных 2 марта, Александра Федоровна писала, что Родзянко и его окружение не хотят допустить их встречи, «прежде чем ты подпишешь какую-нибудь бумагу, конституцию или еще какой-нибудь ужас в этом роде». He теряя надежды на лучшее, она писала царю: «Может быть, ты покажешься войскам в Пскове и в других местах и соберешь их вокруг себя? .. Два течения — Дума и революционеры — две змеи, которые, как я надеюсь, отгрызут друг другу головы — это спасло бы положение. Я чувствую, что бог что-нибудь сделает»529. Ho вопрос об отречении был решен. Правда, царь не спешил подписывать текст отречения, полученный из Ставки. Поступило сообщение, что в Псков едет председатель Государственной думы, и царь решил дождаться его. Родзянко к царю не приехал. В разговоре с Рузским он объяснял это двумя причинами. Он сказал, что войска, посланные на подавление революции, взбунтовались, не пропускают никаких поездов, и без его присутствия в Петрограде невозможно остановить разбушевавшиеся народные страсти. Ho Родзянко умолчал о главной причине его невыезда — о противодействии Совета. Вопрос об отношении Совета рабочих и солдатских депутатов к отречению царя слабо отражен в имеющихся материалах. Видимо, Исполнительный комитет Совета, подобно думскому Комитету, не предлагал провозглашать насильственное низвержение царя, а хотел добиться его добровольного отречения. Как рассказывал М. Рафес, в середине дня 28 февраля Н. Соколов сообщил под строгим секретом членам Исполнительного комитета Совета * что Временный комитет Государственной думы предпринимает меры к получению от Николая II акта об отречении. Он предлагал Исполнительному комитету Совета самостоятельно получить от Николая II этот акт. «Полного доверия Исполнительному (Временному. — 3. Б.) комитету Государственной думы быть не могло, — этот Комитет мог акт отречения царя Николая составить так, чтобы после него Россия могла иметь регента, чтобы сохранить монархический образ правления». М. Рафес сообщает, что «Соколов получил необходимые ему полномочия и соответствующую военную охрану. Ho спустя несколько часов стало известно, что он опоздал — представители Комитета Государственной думы провели в жизнь это требование» 530. Ho это сообщение не подтверждается другими источниками. Дело, видимо, не в том, что Соколов опоздал (между обсуждением вопроса об отречении царя в Исполкоме Совета и выездом представителей Думы к царю прошло не несколько часов, а двое суток). По всей вероятности, Исполнительный коми- тет Совета не предпринимал самостоятельных шагов, а намеревался, как и в других вопросах, действовать через думский Комитет. Опасаясь сговора думцев с царем, Исполнительный комитет Совета не хотел пропустить к нему М. Родзянко. В «Протоколе событий» говорится, что вечером 28 февраля Н. Чхеидзе сообщил Временному комитету, что вопрос о поездке Председателя Государственной думы к государю с требованиями об отречении его от престола обсуждался в Совете рабочих и солдатских депутатов, причем было решено, что «поездка может состояться лишь при условии, если в ней будет участвовать он, Чхеидзе, и если в проекте акта отречения будет опущена вторая его часть — о передаче престола наследнику Алексею и регентстве великого князя Михаила Александровича. Поезд должен сопровождать сильный отряд революционных войск. В случае же непринятия Временным комитетом этих условий поезда для следования председателя Государственной думы Советом рабочих и солдатских депутатов предоставлено не будет» 531. Скобелев пишет, что инициатива запрещения поездки Родзянко исходила от руководителей Совета. Они отдали соответствующее распоряжение железнодорожникам, а Скобелев в связи с этим был назначен Советом комиссаром Петроградского узла для политического контроля над деятельностью железных дорог 532. Несмотря на препятствия, встреча представителей Думы с царем все-таки состоялась. В. Шульгин рассказывает, что поздно вечером I марта состоялось совещание членов думского Комитета, на котором присутствовал А. Гучков, но не было ни Керенского, ни Чхеидзе и потому говорили совершенно свободно. А. Гучков заявил, что нынешнему государю, видимо, царствовать больше нельзя, но надо во что бы то ни стало спасти монархию, что если будет выпущена инициатива, народ расправится с монархией. По сообщению «Протокола событий», возвратившись из поездки по воинским частям, А. Гучков сказал, что надо сделать то, что решено было еще 28 февраля: поехать к царю и получить его отречение, тогда может наступить относительное успокоение, не будут опасаться «возврата назад»; пока же не будет снята присяга, многие будут отстаивать старый порядок и кровопролития не избежать. Родзянко доложил, что он хотел ехать к государю, но Совет рабочих депутатов его не пустил, потребовав, чтобы вместе с ним ехали Чхеидзе и батальон солдат. Тогда Гучков предложил поехать к царю тайно от Совета, никого не спрашивая, ни с кем не советуясь, и, поставив Совет перед фактом, «дать России нового государя». Гучков даже хотел предпринять этот шаг на свой страх и риск, если думский Комитет не даст ему санкцию на переговоры с царем об отречении. Изъявил желание ехать вместе с Гучковым член Временного комитета думы В. Шульгин. «Мы, — писал Шульгин, — обменялись еще несколькими словами. Я постарался уточнить: Комитет Государственной думы признает единственным выходом в данном положении отречение государя императора, поручает нам двоим доложить об этом его величеству и, в случае его согласия, поручает привезти текст отречения в Петроград. Отречение должно произойти в пользу наследника цесаревича Алексея Николаевича. Мы должны ехать вдвоем в полной тайне» 533. Ho как же на такой шаг решились правоверные монархисты Гучков и Шульгин? «Я отлично понимал, — писал Шульгин, — почему я еду. Я чувствовал, что отречение случится неизбежно и чувствовал, что невозможно поставить государя лицом к лицу с Чхеидзе... Отречение должно быть передано в руки монархистов и ради спасения монархии... Я знал, что в случае отречения (видимо, в случае передачи отречения в руки монархистов.—5. В.) революции как бы не будет. Государь отречется от престола по собственному желанию, власть перейдет к регенту, который назначит новое правительство.