ПОУЧЕНИЕ ДЕТЯМ

Но он был так возбужден, что говорил не всегда последовательно и гладко, не совсем ясно выражал свои мысли.
Тем не менее кое-что из его речи можно передать его же словами. Он прочел вторую заповедь и сказал после этого: Резко запечатлеваемый в уме образ бога в сущности ничуть не лучше и не менее вреден человеческой при
роде, нежели каменные и бронзовые идолы, создаваемые первобытными людьми.

Он утверждал, что страстная, целиком захватывающая чувства и мысли человека привязанность к тому или иному представлению о боге и божественном не что иное, как идолопоклонство, которое губит людей до третьего и четвертого поколения, ибо оно противно человеческой природе. Большинство людей,— пояснил он свою мысль,— воспринимающее религию с жаром и силой, не соответствующими тому, как воспринимаются ими другие вещи, становятся односторонними ханжами. А так как люди вообще слабы и другими, чем они являются, стать не могут, то этот перевес религии делает их, с одной стороны, беспечными, невнимательными, неразумными и потому слепыми, а с другой — удивительно легкомысленными, восприимчивыми, чувствительными, притязательными и в то же время замкнутыми и склонными идти тайными, окольными, хитрыми путями, а также готовыми к насилию во имя господа.
А этого достаточно, чтобы сделать людей во всех случаях жизни ненадежными, ни к чему не пригодными, зависимыми и нищими существами, неспособными помочь себе в нужде и в затруднениях.
Таким образом,— повторил он,— перед мечтателем, создавшим себе образ бога, встает угроза господней кары, ниспосланной детям его вплоть до третьего и четвертого колена.
Бог не явился людям и скрыл от них тайны будущего в непроницаемой мгле, дабы гусеница хорошо чувствовала себя в своей оболочке. Окружающий нас туман создан богом и является благом для нас, если мы обретаем в нем покой. И мы опустошаем нашу душу, когда стремимся рассеять мглу, которой бог окружил нас. Бог сотворил и ночь, и день. Почему ты не хочешь покоиться в ночи, сотворенной богом, пока он не покажет тебе свое солнце, которого ты не можешь вызвать своими грезами из-за туч, за которыми оно сокрыто господом?
Бог является для людей богом лишь через посредство людей. Человек знает бога лишь постольку, поскольку он познает человека, то есть самого себя. Он почитает бога лишь постольку, поскольку чтит себя, а это значит постольку, поскольку он руководствуется в отношении
себя и ближних своих наиболее чистыми и прекрасными побуждениями, заложенными в нем природой. Поэтому и поднять человека до высоты религиозного учения должно не словами и образами, а делами своими.
Напрасно ты стал бы говорить бедняку: бог существует, а сироте — у тебя отец небесный. Словами и образами никто не научит другого познавать бога.
Но если ты поможешь нищему стать на ноги, ты этим покажешь ему бога; и если ты воспитаешь сиротку так, как бы отец воспитал ее, то ты научишь ее познавать бога, давшего сердцу твоему силу и умение воспитать ее. Религия не что иное, как стремление нашего духа укрощать плоть и кровь нашу благодаря привязанности к первопричине нашего бытия.
Эту власть духа над плотью человек приобретает лишь по мере того, как он с юных лет привыкает к трудностям жизни и своего призвания, приучается исполнять свой долг и обязанности легко, без особого усилия и напряжения.
А это ясно указывает нам, какие навыки следует развивать в человеке, если хочешь, чтобы власть духа над плотью и жизнь, согласная с религией и положением его, стали для него легкими и естественными.
Вы понимаете, конечно, что и на этот раз он не упустил случая, чтобы не высказаться против проповеди и многословия.
Он сказал: Вникните же, ради бога, в одно. Во всех ваших делах, везде, где нужно что-нибудь сделать и где вы хотите достигнуть определенной цели, первым правилом вашим является: поменьше слов и без проповедей. Так почему же учение о боге и вечности должно быть вложено в сердце и ум человека при помощи слов и проповедей, хотя бы во всех остальных случаях это было противно его природе?
Затем он внезапно прервал свою речь словами: Но что же мне делать? Молчать о боге? Сохрани меня господь! Пойдемте со мной в хижину бедняка и к плачущим сиротам, там вы познаете бога, научитесь быть добрыми и быть людьми. Пойдемте. Десять новых сирот осталось в нашей деревне, они друзья вашего детства, вы росли вместе, вы самые близкие им люди. Пой
демте и покажите им, что вы люди и что принимаете участие в горе ближнего.
Я тоже был сиротой и еще сейчас помню, как я, потеряв отца, бросился на его постель, преследуемый одной лишь мыслью: нет у меня на всем земном шаре человека, который принял бы участие во мне. И в этот момент— я никогда не забуду впечатления, какое это произвело на меня,— в комнату вошли двое соседей, они почти упали на меня, лежавшего с судорожно сжатыми руками и стиснутыми зубами распростертым на кровати, и принялись плакать без слов. Я помню и буду помнить до гроба, каким это было утешением для меня и как это помогло мне познать бога.
Затем он встал, как бы не сознавая, где находится, и сказал: Дети, дети, пойдемте к этим сиротам!
Дети окружили его, глаза их были полны слез, они искали его руку.
Тогда помещик поднялся со своего сиденья и сказал: Я буду с вами до конца этого поучения.
Все начальствующие лица и весь народ, бывший в церкви, последовали за пастором к дому Кинаста. Отец и дети стояли у одра покойной, когда помещик и пастор вошли в комнату.
Сначала они вошли одни и приказали всем ждать внизу у ограды и перед домом, пока они не позовут их.

Бедный старик с поникшей головой сказал им: Волей божьей свершилась перемена. Мы знаем об этом, милый старик,— ответил помещик и прибавил по крестьянскому обычаю: — Да утешит тебя господь в твоей скорби.
Затем он усадил дрожавшего старика рядом с собой и пастором на лавку и взял его холодную руку в свои теплые. Старик, тронутый этим вниманием, пришел в себя и заговорил. Он поблагодарил помещика и рассказал, как приятно было его покойной жене козье молоко и как она за последние пять недель ничего, кроме нескольких ложек этого молока в день, не ела. Он рассказал также, что она, благодарение богу, в последнее время стала другой, интересовалась всем происходящим в деревне и особенно новыми порядками в школе, о которых она ежедневно расспрашивала детей. Однажды она сказала даже с глубоким вздохом: «Господи, если бы и я в шко
ле работала за прялкой, я бы не стала такой, какой была».
Она прибавила еще: «Да, это так», и, обращаясь к детям, она сказала: «Слава богу, что у вас теперь дело обстоит иначе».
Это так тронуло помещика и пастора, что они с трудом удерживали слезы.
Когда они вошли в комнату, они застали там Сусан- нели, стоявшую среди детей, как мать. Она убежала со своей городской работы и поспела домой за час до смерти матери; она кинулась на постель умирающей и, рыдая, просила у нее прощения и благословения. Мать не могла уже говорить, но она открыла глаза и указала на ухо, давая понять, что она еще слышит, на рот, а затем и на отца. Тот понял ее и, подавив скорбь, рассказал дочери, что мать сознала свою вину и просила у нее прощения, а также и то, что мать желала бы, чтобы она осталась с семьей и не покидала ее больше. При каждом слове отца дочь вздрагивала. Безмолвно склонила она голову и оставалась в таком положении, пока мать не угасла. Но когда она уснула вечным сном, дочь ее встрепенулась, приняв решение быть для сирот матерью и сестрой и не покидать их, пока они будут нуждаться в ней. С верой в нее отец и дети окружили девушку и прильнули к ней. Эту картину и застал Арнер, когда открыл дверь.
Он отозвал ее в сторону и спросил: Есть ли у вас что-нибудь поесть?
Она посмотрела на него и сказала вполголоса: Да.
Но это означало «нет», и, поняв ее, он сказал: Есть ли у вас масло в доме? Этого нет,— сказала девушка. Оно должно быть у вас, постарайся вернуть силы твоему отцу и корми его получше. Возьми тут кое-что, дай ему масла и вина, а я постараюсь на днях повидать его.
С этими словами он вышел.
Между тем начальствующие лица, ожидавшие у сарая, решили показать помещику и пастору, что и они способны на сострадание, и постановили освободить Ки- наста на всю жизнь от повинностей и разрешить ему безвозмездно заготовлять и привозить себе дрова.

Пастор позвал теперь их и детей в дом. Остальные оставались у дверей и под окнами.
Кинаст с трудом верил тому, что говорил ему один из толстосумов. Хотя в деревне существовал обычай, согласно которому семь стариков освобождались от повинностей, сохраняя свои гражданские права, но доставались эти льготы обычно только негодяям, состоящим в родстве с начальниками, или плутам и наглецам, которых они опасались.
В это время пришедшие к ним дети, разбившись на группы по возрасту, окружили сирот; каждый старался стать ближе к тому, которого лучше знал. Они пожимали им руки и говорили: Да утешит тебя господь в твоей скорби.
После этого наступила глубокая тишина, и глаза всех наполнились слезами. Но вот пастор заговорил: Дети мои, близок бог там, где люди любят друг друга.
Затем он подвел одного за другим к одру усопшей, которая лежала, как образ преодоленного горя, и каждому давал напутственное слово. Это было поучение, подобное поучению святого. Потом он подвел их к сиротам и, когда они подавали им руки, он говорил: Будьте братьями и вспоминайте об этом часе, когда вы думали о боге.
При этих словах он встал и, как бы продолжая свое поучение в церкви, обратился к людям, простирая к ним руки: Да благословит и хранит вас господь. Пусть засияет его светлый лик над вами, и да будет он милостив к вам. Ступайте теперь с миром, живите благочестиво, как подобает христианам, и любите друг друга, как Христос любил нас. Аминь!
Община стала расходиться, и все в один голос говорили: Как это было чудесно!
А отцы и матери говорили друг другу: Если так учить детей, они должны стать угодными богу, иначе оно и быть не может. />У всех была одна мысль: поблагодарить помещика и пастора. Один высказал ее громко, и восклицания «да, да» и мокрые от слез глаза были ответом на это. И вот народ в десяти шагах от дома Кинаста остановился, и,

когда помещик и, пастор подошли, старик Ренольд, которого просили об этом другие, выступил и перед всем народом, все больше стекавшимся к дому, поблагодарил помещика и пастора, говоря, что сердца их полны и они могут сказать лишь, что они им вместо бога.
Гробовое молчание окружавшей их толпы и глубокие человеческие переживания потрясли помещика и пастора; с минуту они стояли, не будучи в состоянии ответить. Но затем помещик сказал: Мы хотели бы сделать вас счастливыми, если бы это было в наших силах.
И народ ответил благородному отцу своему: Мы, слава богу, видим и знаем это.
Он ничего больше не сказал. Народ стал тихо расходиться. Тогда он взял руку пастора в свою руку и сказал ему: Слава богу, мы шагнули вперед в делах нашей деревни, дальше, чем даже сами предполагали.

<< | >>

↑

Источник: И. Г. Песталоцци. Избранные педагогические произведения в трех томах.Том 1. 1961

Еще по теме ПОУЧЕНИЕ ДЕТЯМ:

- Воспитание ребенка - Дидактика - Дошкольное образование - Избранные педагогические труды - Инновационная педагогика - История педагогики - Книги по педагогике - Коррекционна педагогика - Логопедия - Педагогика и воспитание - Педагогическая методика преподавания - Социальная педагогика - Физическая культура и спорт -