7. Отношение к религии

«Новые пирроники» исходят из того, что христианский философ должен одновременно признавать несомненность двоякого рода положений. Будучи, как он выражается, «свидетелем рождения многих чудес» (небесные голоса, услышанные теми, иа кого снизошел дух божий, чудотворные иконы, другие чудотворные предметы, святые целебные источники и т. п.), Моптень заявляет, что проделанное им тщательное исследование этих фактов доказало, что ничего чудесного в них нет. Факты, противоречащие порядку природы и разуму, существуют лишь в воображении людей. «На самом же деле, что бы ни произошло, совершается согласно природе», естественно9S н может быть разумно объяспено. «Чудеса возникают лишь в меру нашего невежества относительно природы, но самой природе чудеса не свойственны» 96. Не раз выразительно описывая, насколько опасно в его время объявлять веру в чудеса «вздорными сказками», Монтень все же отваживается заявить: «Мне кажется, что простительно пе верить в чудо» — и прибавляет па всякий случай: «по крайней мере постольку, поскольку факту можно дать естественное, а не чудесное объяснение»''. Другие «новые пирроники» тоже отказываются призпавать суще ствование (по крайней мере в их время) чего-либо сверхъестест венного, что достаточно резко выражено Бейлем в его «Философ ском комментарии на слова Иисуса Христа»: «Всякая отдельная догма, выдвигается ли она как содержащаяся в Писании или как нибудь иначе, ложна, если ее опровергают ясные и отчетливые понятия естественного света» 98.

Этим определяется подход «повых пирроников» К OCHOBOIIO ложенням христианства. В «Опытах» доказывается, что завпен мость всех психических процессов от определенных состояний тела человека не оставляет сомнений в том, что, рождаясь с ic лом, душа вместе с ним и умирает. К тому же существует всооЛ щий закон природы: смерть всего, что рождается, неизбежна. Дли іеловека природа пе станет делать исключения — «нн природа,, пі разум этому не учат» Боден, Шаррон, Ламот Левайе того ке мнения. Даже Паскаль, считающий бессмертие души краеугольным камнем христианства, пишет: «Пусть .сама комедия и хороша, но последний акт кровав: две-три горсти земли на голо- іу— и конец. Навсегда» шо. А вот как судят эти авторы о воздая- ШІІ. Если нн одно событие, в том числе ни одно действие чело- іека, не совершается без воли божьей, то никакими разумными щводами нельзя оправдать ни адские муки в наказание за дурные юступкн, ни райское блаженство в награду за добрые дела: противно разуму, что великие люди античности, давшие непревзойденные образцы бескорыстия, милосердия, справедливости, муже- :тва, должны попасть в ад лишь потому, что жили до возникновения христианства. Так рассуждают Балле и Монтень, Боден н Бейль. Эти авторы говорят, следуя Эпикуру: признать, что все зло на Земле порождено богом, значило бы, что он не милосерден, а зол; считать, что зло совершается вопреки воле бога, который кочет этому воспрепятствовать, но не может, значило бы отрицать его всемогущество. Оба предположения кощунственны. Единственный вывод отсюда: бог в людские дела ие вмешивается не потому, что он зол ИЛИ слаб, а просто потому, что нп до людей, ни до их судеб ему никакого дела нет.

Суровой крнтпке подвергают эти мыслители и учение о первородном грехе. Даже Паскаль говорит, что «ничто не шокирует так наш разум», как это учение, представляющееся «очень несправедливым». Разве можно осудить навеки дитя, еще лишенное ноли, за грех, в котором оно принимало столь мало участия, что родилось на свет спустя шесть тысяч лет с тех пор, как этот грех был совершен» 101.

Религиозные догматы оказываются противными разуму, противными природе. Человек может уверовать в ннх, пишет Шаррон, когда он «выбит из нормального состояния болезнью... или безумием, экстазом, экзальтацией» 102; он может согласиться с и ими, пишет Ламот Левайе, если запретит себе даже на миг задуматься об их смысле, подобно тому как глотают горькое лекарство, зная, что, как только попытаешься его распробовать, сразу же его выплюнешь 103. Но велика ли цена такой веры? Как правило, пишут «новые Пирроники», вера внедряется в сознание люден не небесными, не сверхъестественными, а земными, естественными средствами. Религия—одно из человеческих изобретений, предназначенных для сплочения общества104. «Почитать того, кого мы создали, далеко не то же самое, что почитать того, кто создал нас» 105. Внушая подданным веру в вымышленного ими бога, правители всегда пользовались этим, «чтобы держать народ в узде и нрннуждать его служить себе». Окружающие с детства внушают ребенку веру так же, как с детства он незаметно для себя и помимо своей воли усваивает общепринятый язык, общепринятые обычаи и привычки. Религия, говорит Шаррон, не есть дело нашего выбора, нашего решения: человек даже не замечает, как он становится мусульманином или христианином. «Мы воспринимаем нашу религию,— пишет Монтень,— не иначе, чем воспринимаются другие религии. Мы находимся в стране, где эта религия находится в употреблении или нам внушает почтение ее древность, или авторитет людей, ее поддерживающих, или мы боимся того, чем она угрожает неверующим, или прельщаемся тем, что она обещает верующим... в другой местности другие свидетельства, сходные награды и угрозы могли бы тем же путем запечатлеть в нас противоположные верования. Мы становимся христианами в силу тех же причин, в силу которых становимся перигорцами или немцами» 106. То же говорят Гассенди, Ламот Левайе, Бейль.

Вопрос о соотношении знания и веры занимает большое место в работах всех рассматриваемых пами мыслителей. А «Бич веры» Жоффруа Балле (1573) всецело посвящен этому вопросу. Основная мысль этой работы: знание и вера антиподы, они исключают друг друга. Там, где разум просыпается, и, по мере того как появляются и расширяются знания, вера уступает им место и, наконец, вовсе исчезает. Папист вовсе лишен знания, у него есть только вера, он несчастнее всех. Не намного лучше участь гугенота, он тоже ослеплен верой. Анабаптист же «сведущ в науках», в какой-то мере пользуется разумом. Он «счастливее, чем паписты и гугеноты» 107, но знаний у него мало, и он не освободился от веры. Совсем в ином положении либертен-скептик, который благодаря своим познаниям полностью освободился от веры. Знания и размышление могут привести его к основанному на разуме познанию бога. В противном случае он может прийти к атеизму, который тоже есть не знание, а вера. Счастья достигает тот, кто, отбросив всякую веру, познает бога посредством разума па основе научных зианий. «...Вера,— пишет Балле,— не есть недостаточность знания, ибо где имеется знание, там вера умерла, и пе может существовать» 108. Боден развивает основные идеи «Бича веры» тоньше и обстоятельнее в своей «Беседе семерых», руко писные спискр которой получили большое распространение в кон це XVI в. и в XVII в.

В ходе «беседы» весьма обстоятельно выясняется, что истины общепринятых религий в свете разума оказываются бессмыслен ными.

В безусловной несовместимости знания и веры Монтень убежден так же, как Балле, Боден, Гассенди. В то, что знают, пишет Ламот Левайе, не верят: «Если вы хотите во всем согласовать веру с науками человеческими, вы ее совершенно уничтожите» ио.

Размышляя о несовместимости зла (которого так много на свете) с милосердием и всемогуществом бога, о несовместимости кары (обрушиваемой на миллионы невинных за первородный грех) со справедливостью бога, о несовместимости безнравственного поведения Давида, пророка Ильи и других «божьих людей» с предъявляемым христианину требованием видеть в них образцы высшей нравственности, о сотворении мира из ничего, о троичности бога — размышляя обо всем этом, Бейль обнаруживает, что во всех таких вопросах религиозная вера оказывается в вопиющем противоречии с «естественным светом». И он заявляет: «Нужно непременно выбрать между философией и Евангелием; если вы хотите верить в то, что очевидно и соответствует обычным представлениям, обратитесь к философии и откажитесь от христианства; если вы хотите верить в непостижимые таинства религии, обратитесь к христианству и откажитесь.от философии; ибо невозможно обладать одновременно очевидностью и непостижимостью» 11'.За сто лет до того,как увидели свет эти строки, ту же мысль выдвигал Боден: «Необходимо, чтобы то, что истинно, было истинно всегда. Одцо и то же не может быть истинным согласно теологам и ложным согласно натуралистам» 112.

Что же выбирают «новые пирроники» — знание или веру? Ответ на этот вопрос им диктует их рационализм. Отказ от веры в данном случае — вовсе не атеизм (хотя среди последователей Гассенди были атеисты — Ноде, Сирано де Берж^рак). Знание о существовании бога, о его милосердии убедительно доказаны разумом и опытом, пишет Кастеллнон, так что ни один разумный человек не станет его оспаривать113. Бейль, в отличие от большинства «новых пирроников» признающий существование прирожденных идей, считает знание о боге не прирожденным, а приобретенным: к этому знанию можно .прийти только исходя нз «первоначального и подлинного правила, каковым является естественный свет», разум. Знание о боге является «вторым правилом, ссылающимся на первоначальное правило», па разум. Если бы оказалось, что «учение, проповедуемое нам как снизошедшее с небес», «не согласуется с естественным светом... то следовало бы отвергнуть учение Иисуса Христа как ложное» 114. Если бы в Писании нашлись высказывания, противоречащие разуму, если бы для подтверждения противоречащего ему учення были совершены тысячи чудес, больше, чем совершил Моисей и апостолы, пишет Бейль, мы этому не поверим и будем правы, ибо «нечто истинно лишь постольку, поскольку оно согласно с первоначальным и всеобщим „светом" разума», а в нем заключены «аксиомы, против которых бессильны самые решительные и очевидные слова Писаний» "5.

Обсуждая множество событий, проблем, деятелен античности и современности, Монтень не касается нн библейской тематики, ни библейских персонажей. Современников этот мыслитель делит на три группы: невежественное большинство слепо верующих, не понимая, во что они верят; теологн, чья вера покоится па изучении Писання (в «Опытах» показана пустота их нескончаемых споров о смысле Писання); те, кто, «как, например, я н многие другие», руководствуются «здравым смыслом и имеют некоторое основание объяснить простотой и глупостью» верования тех, кто «придерживается старинного образа мыслей» И6. Отношение Моп- теня к теологам, отстаивающим этот «старинный образ мыслен», особенно ярко выражено в его «Апологии Раіімупда Себундского», где, пообещав защищать взгляды испанского томнста, автор не оставляет камня на камне от воззрений своего «подзащитного». Внимательные исследователи отмечают, что Монтень «часто занимается религией, но никогда не занимается Христом. Пи разу он не ссылается на его слова: сомнительно, читал ли он когда- нибудь Евангелие, или скорее несомненно, что он никогда его как следует не прочитал»117. Таково же мнение А. Арменго, Л. Брюнсвнка, Ш. Сент-Бева, П.' Судэя, М. Вейлера и других авторов.

Не все «новые пирроники» отходят от христианской традиции так далеко, как Монтень. Зато другие заходят на этом пути еще дальше.

Поэтому на протяжении всей рассматриваемой эпохи выходит много работ, в которых доказывается, что «новый ннрропизм» — личина неверия. Об опасности, которую представляет он для христианства, говорят в своих работах католики Дж. Садолето, П. Гал- лан, Г. де Брюз, Ф. Гарасс, Ж. Буше, Ш. Сорель, Ив де Пари, Ж. Баго, Г. де Бальзак, а также протестанты Ж. Дайэ, П. Ферри, П. Шане.

Это не означает, что тогда не было попыток использовать скептическую аргументацию для уничтожения разума во имя слепой веры. Франческо Пико делла Мирандола, племянник знаменитого итальянского гуманиста, издал в 1520 г. обширное «Исследование суетности языческих учений» («Examen vanitatis Doctrinae Gentium»), где доводами скептиков доказывается бессилие, бесплодность всей античной философии и всякого рационального познания вообще и единственным источником истины провозглашается откровение. Девяносто лет спустя Ж. П. Камю опубликовал «Скептический опыт» (1610), где скептицизм служит той же цели. Появлялись и другие работы, защищающие слепую веру скептическими аргументами. Но среди авторов таких работ не оказалось нн одного, кто оказал бы влияние на развитие скептической мысли эпохи, ни одного, чье имя не было бы забыто уже через несколько десятилетий после появления его произведений. Поэтому мы не останавливаемся здесь на произведениях подобного рода.

Возвращаясь к рассматриваемым иамн авторам, отметим, что, кроме Паскаля, мучительно пытающегося примирить рациональное знание с основоположениями традиционного христианства, «новые пирроники» отвергают концепцию двух истин, что противоречит их по видимости лояльным в отношении христианства заявлениям.

Это противоречие порождено исторической обстановкой, в которой жили II творнлн «новые пирроники». Если Р. Попкпн утверждает, что в XVII в. «церковью проявлялась в широком масштабе терпимость» 11ь, то тот факт, что в то время, «в сущности, невозможно было писать все, что думаешь» "9, отмечается пе только всеми современными исследователями, признающими наличие у «новых пирроников» рационалистической и антнфиде- нстнческой тенденций, но и сторонниками противоположной оценки этого течения. Уже упоминавшийся М. Дреано, например, признает, что социально-политические условия могли «заставить автора вуалировать свою мьісуіь и говорить ортодоксальным языком», ибо «даже самые незначительные слова могли повлечь за собой неприятные последствия для автора» 120. Монтень неодноКратно заявляет, что обстановка заставляет его делать вид, будто он разделяет мнения, в нелепости которых он уверен121, что он вынужден скрывать свои смелые и опасные мысли 122. Аналогичные заявления Шаррона, Гассенди, Бейля и общеизвестные опасности, которым они подвергались, дают основание считать, что лояльные нх декларации, в том числе и те, где ппрроннзм изображается как доктрина, не только не опасная для традиции, но, напротив, полезная для нее, предназначены лишь для усыпления бдительности ортодоксов.

В «Биче веры» Балле, в «Беседе семерых» Бодена, в трактатах «О еретиках», «Искусстве сомнения и веры» Кастеллнона пет ни заявлений о том, что лишь в имеющей сверхъестественный источник вере заключена истина, недоступная разуму, пи фнлнп- пик против разума. Дело в том, что «Беседа семерых» и «Искусство сомнения и веры» авторами не были опубликованы. И при их жизни, и после их смерти работы эти ходили по рукам в списках. Трактат «О еретиках» Кастеллнон опубликовал под вымышленным именем, надеясь, что его авторство не будет раскрыто. Балле простодушно изложил в своей кпиге без каких-либо предосторожностей все, что думает, но, издав ее, проставил на титульном листе свое имя. Неудивительно, что сразу же, как только книга увидела свет, и она и ее автор были отправлены на костер.

Таким образом, когда «новые пирроники» по тем или иным причинам не подвергали свои работы «внутренней цензуре», в этих работах отсутствуют высказывания, содержащиеся в произведениях, подвергшихся этой цензуре и приводимых некоторыми исследователями как доказательство фидеистической направленности нх скептицизма. Следует также заметить, что ни один из рассмотренных мыслителей пе предлагает поставить веру иа место рационального знания.