А.Л. Никифоров Понятие истины в теории познания1

Современный отказ от понятия истины

Мы будем иметь в виду понятие истины в его классическом смысле, или в смысле теории корреспонденции: истинна та мысль, которая соответствует своему предмету.

Удивительно, что в течение XX в. — века грандиозных успехов человеческого познания — понятие истины постепенно вытеснялось из философии науки. Логический позитивизм заменил понятие истины понятием верифицируемости, т.е., грубо говоря, понятием соответствия чувственно данному. Г.Рей- хенбах на место понятия истины пытался поставить понятие вероятности, рассматривая истину и ложь как предельные случаи высокой и низкой вероятности2. У К.Поппера истина рассматривается либо как недостижимый идеал, либо заменяется понятием степени правдоподобности. Т.Кун, И.Лакатос, их коллеги и современники вообще не пользуются понятием истины в своих методологических построениях, а П.Фейера- бенд прямо призывает выбросить понятие истины на свалку исторических заблуждений человечества.

По-видимому, во второй половине XX в. философия науки начинает заражаться тем критическим отношением к идеалам Просвещения, которое еще в начале этого века проявилось в литературе и искусстве. Наиболее ярко это движение против идеалов красоты, нравственности и разума выразилось в изобразительном искусстве. Движение дадаистов зародилось в разгар Первой мировой войны, в 1915 г., и быстро охватило всю Европу, включив в свои ряды кубистов, абстракционистов, фо- вистов и т.п. В 1918 г. появился «Манифест Дада», в котором прямо отвергались логика, нравственность и традиционное искусство. Яркое представление об идеологии дадаизма дает выставка 1921 г., устроенная в Париже. Она включала в себя живописные произведения, графику, коллажи и предметы ширпотреба. Освещения не было, поэтому посетители просто не могли рассмотреть, что именно висело на стенах или стояло на постаментах. Специально посаженный за ширму человек непрерывно осыпал присутствующих ругательствами. Один из устроителей выставки, Андре Бретон, впоследствии известный теоретик сюрреализма, якобы желая помочь посетителям разглядеть выставленные произведения, зажигал спички в разных концах выставочного зала. Луи Арагон мяукал, другой участ ник выставки непрерывно повторял: «Дождь капает на голову!», еще два участника играли в зале в пятнашки. Все это иллюстрировало хаос, абсурд, насмешку над здравым смыслом и искусством. В 1924 г. эстафету у дадаистов подхватывают сюрреалисты, наиболее известным представителем которых был талантливый бесстыдник Сальвадор Дали. Наконец, молодой психиатр и философ Жак Лакан после многочисленных встреч и бесед с Дали переносит эти идеи хаоса и абсурда в философию и становится одним из основателей французского постмодернизма3. П.Фейерабенд вовсе не с целью эпатажа публики часто ссылается на дадаистов и порой себя именует дадаистом: именно выступление дадаизма против разума, нравственности и красоты он перенес в философию науки под лозунгом борьбы против жестких методологических правил, стандартов, норм, в конечном счете — против истины.

Постмодернизм рассматривает науку как некий дискурс, как языковую игру наряду с другими языковыми играми, как производство каких-то текстов. Научная игра ничем не отличается от других игр и оценивается только с точки зрения удобства ее использования. Нет никаких границ между наукой и иными играми или текстами, поэтому наиболее перспективными оказываются междисциплинарные исследования, т.е. изготовление текстов, соединяющих в себе термины и утверждения из самых разных областей и, таким образом, лишенных какого бы то ни было смысла. Соответственно постмодернизм отказывается и от различения традиционных областей философского исследования — онтологии, гносеологии, антропологии и т.д. И, конечно, научные тексты могут оцениваться как удобные, полезные, привлекательные с эстетической точки зрения, но не как истинные или ложные. Об этом речь в принципе не может идти4. Важно просто говорить, болтать, а имеет ли смысл твоя болтовня, об этом никто не спрашивает. Вот так нас пытаются отбросить в доплатоновские времена и вновь погрузить в хаос пустопорожних разговоров, иллюзий, сновидений, мифов и предрассудков. Монопольное господство марксизма в отечественной философии советского периода ограждало нас от волн безумия и абсурда, прокатывавшихся по Европе. Однако в последние два десятилетия многие отечественные философы, поддавшись модному поветрию, отправились в поход против разума и истины. Рассуждения о равноправии разнообразных когнитивных практик, о культурной обусловленности всех результатов познавательной деятельности, о влиянии познавательных средств, в частности, используемого языка, на эти результаты, об онтологической относительности и т.п. — все это явно или неявно предполагает отказ от понятия истины. Хорошее представление о модных ныне тенденциях в философии дает дискуссия о релятивизме, поводом для которой послужила статья нашего известного философа Л.А.Микешиной «Релятивизм как эпистемологическая проблема»5 Завершая свою статью, она пишет: «...необходимо переосмыслить основные понятия классической теории познания — рациональности, субъекта, объекта и особенно истины, наивно-реалистического понимания ее объективности, «абсолютности» и «единственности», выявить их неклассические смыслы, реализуемые в современной науке»6 Позицию Л.А.Микешиной горячо поддерживает и усиливает М.А.Розов: «Факты убедительно показывают, — объявляет он, — что мы познаем не мир как таковой, а нашу деятельность в этом мире»7. Противоположную точку зрения и общую оценку всего постмодернистского движения с присущей ему ясностью выразил Д.И.Дубровский: «Модный ныне крайний релятивизм (с его «плюрализмом», «многомерным образом реальности», «нелинейностью» и т.п.), несмотря на метафорический и снобистский антураж, производит в «сухом остатке» красиво упакованные банальности, повторяет общие места, а главное, не замечает того, что впадает в самоотрицание»8

Л.А.Микешинасовершенно права, указывая нахорошо известные трудности, связанные с использованием классического понятия истины: неясность понятия «соответствие», посредством которого определяется понятие истины; отсутствие достаточно четких критериев, позволяющих отделить истину от заблуждения, проблема гносеологической оценки истории по знания и т.д. К тому же до сих пор нет четкого и общепринятого представления о том, что такое знание и чем оно отличается от мнения и веры. Поэтому важно и нужно исследовать разнообразные факторы, релятивизирующие результаты познавательной деятельности, уточнять понятия субъекта, объекта и предмета познания, но, как мне представляется, все такого рода исследования сохраняют смысл лишь до тех пор, пока мы явно или неявно сохраняем классическую идею истины. Это становится совершенно очевидно, если попытаться представить себе, что однажды мы всерьез и полностью отказались от понятий истины и лжи. 2.