П. С. Куслий Понятие истины в аналитической философии3

Онтология, эпистемология и этика, если верить большинству классиков философской мысли, - это три главные составляющие общей дисциплины философии. Эти три области также переплетены и зачастую взаимозависимы, хотя и не сводимы одна к другой.

Природа истины: предварительные определения и различия

Истина — одна из основных тем эпистемологии, наряду со знанием, обоснованием и мнением. Со времен Платона знание считается истинным и обоснованным мнением, но ни обоснованность, ни истина, ни наличие мнения сами по себе еще не говорят о наличии знания. Обоснованная мысль или теория может не быть истинной и не представлять знания. Она может быть логически возможной в том смысле, что ее никто вообще не формулировал. Истина также не требует ни знания, ни обоснования, ни мнения. Истинное утверждение может существовать, но при этом не быть известным мне или кому-нибудь еще, или я могу обладать истинными суждениями, но не обладать их обоснованием. Это будет означать лишь то, что я не обладаю знанием этих суждений, но никак не влияет на их истинность. Мнение, в свою очередь, это то, что высказывает тот или иной человек, т.е. отношение между высказывающим и высказываемым (мыслью и ее обладателем). Мнение является необходимым элементом знания, т.к. логически возможное истинное и обоснованное высказывание не будет знанием, если им никто не будет обладать. Четыре указанные темы (знание, мнение, обоснование и истина), являясь основными составляющими эпистемо логии, с одной стороны, взаимозависимы, ибо без какого-либо из них эпистемологическую теорию нельзя было бы считать полной, но, с другой стороны, не тождественны друг другу.

До начала XX в. в истории философии насчитывалось три основные теории истины: корреспондентная, когерентистская и прагматистская. Каждая из них рассматривала истину как свойство, приписываемое тем или иным носителям истинностного значения. В своем общем виде ни одна такая теория не имеет внятной, недвусмысленной формулировки. Так, корреспондентная теория определяет истину в терминах соответствия между содержанием носителя истинностного значения и реальностью. Согласно когерентистской теории, истинным является тот носитель истинностного значения, который согласуется или сообразуется с множеством других носителей. Наконец, прагматистская теория истины в самом общем виде сводится к утверждению о том, что истина приписывается носителю истинностного значения только в том случае, если сообразующееся с ним поведение или практические следствия этого поведения являются полезными. Более конкретным содержанием каждая из них наделялась уже в отдельных философских концепциях.

Прежде, чем перейти к рассмотрению самих теорий истины, необходимо сделать еще ряд оговорок, которые представляются важными. (1)

«Носители истинностного значения» — термин крайне размытый. В различных философских концепциях таковыми считаются вещи, различные по природе и по структуре. Так, природа носителя истинностного значения может рассматриваться как ментально-психическая (например, убеждения, верования), идеальная (мысли в понимании Г.Фреге, идеи или формы), семантическая (суждение, предложение, высказывание). При этом вопрос о том, какого рода сущности считаются носителями истинностного значения в той или иной философской концепции, непосредственным образом не связан с вопросом о том, как именно в этой концепции интерпретируется понятие истины. Так, верования или предложения могут рассматриваться в качестве носителей истинностного значения и в корреспондентных, и в когерентистских, и в прагматистских концепциях. Отличие будет касаться скорее условий, которые должны присутствовать для того, чтобы то или иное верование стало истинным. Поэтому природа носителя истинностного значения не является существенным и отличительным фактором той или иной теории истины, хотя в целом данный аспект крайне важен при оценке общей философской концепции, частью которой является некоторая теория истины. (2)

Сходным образом не имеет непосредственного отношения к определению того, с какой теорией истины мы имеем дело, и предлагаемый в той или иной теории способ обоснования носителей истинностного значения. Истинность, например, суждения может обосновываться фундаменталистски, т.е. путем сведения его к базисным, очевидным и самообосновывающим суждениям, или холистски, т.е. путем обоснования всей системы суждений, элементом которой является данное суждение. Различие между теорией истины и теорией обоснования крайне важно, т.к. позволяет избежать путаницы в случае с холизмом (теория обоснования) и когерентизмом (теория истины). Холистское утверждение о том, что обосновываются не единичные суждения, а системы, не следует путать с когерентистким тезисом о том, что суждение истинно, если оно сообразуется с другими суждениями в рамках общей системы, равно как не следует думать, что первое имплицирует последнее. Можно быть холистом относительно обоснования и одновременно сторонником коррес- пондентной теории истины, т.е. утверждать, что теория обосновывается лишь в своей цельности, т.к. составляющие ее суждения взаимосвязаны, но при этом считать, что истинной будет та теория, которая соответствует реальности. Также холистом можно быть, придерживаясь когерентистской теории истины, т.е. считать, что обосновываются теории лишь в своей цельности, но при этом истинными являются те, которые согласуются с другими нашими теориями, а не противоречат им. Наконец, холистом можно быть, и будучи прагматистом, считая, что теории обосновываются в своей цельности, но истинными из них являются те, которые наилучшим образом способствуют нашей успешной практике. Таким образом, убеждение о том, что холизм подразумевает когерентизм, неверно. Способ обоснования носителей истинностного значения не является признаком того, с какой теорией истины мы имеем дело. (3)

Кроме этого, видимо, следует признать, что онтологические установки, принятые в той или иной философской концепции, также не имплицируют какую-либо конкретную теорию истины. Под «онтологическими установками» мы понимаем природу реальности, утверждаемую авторами философских систем. Основной водораздел между онтологическими установками можно выразить в оппозиции реализма и идеализма. Реалисты считают, что реальность объективна и независима от человеческого сознания. В свою очередь реалистов можно также разделить на платоников и материалистов. И те, и другие считают реальность объективной и независимой от сознания, однако платоники в отличие от материалистов относят к реальности также и идеи, а не только материальные сущности. Позицию платоников, являющихся реалистами, не следует путать с позицией идеалистов, считающих, что реальность зависит от сознания и в этом смысле не является объективной. Наиболее ярким представителем позиции идеализма в истории философии, видимо, можно признать Дж. Беркли.

Отделение онтологических установок философской концепции от утверждаемой в ней теории истины также способствует избежанию путаницы и большого количества заблуждений. Так, неверно считать, что представитель корреспондентной теории истины обязательно должен быть реалистом. Корреспон- дентная теория определяет истину в терминах соответствия реальности. В этом тезисе ничего не говорится относительно того, какова природа реальности. Сторонник корреспондентной теории истины вполне может быть и реалистом, считая, скажем, что предложения соотносятся с фактами, которые в свою очередь состоят из предметов и их свойств и отношений. Однако он также может быть и идеалистом, рассматривая предметы и, следовательно, факты как, скажем, постулируемые сущности, конституирующиеся в той или иной степени нашим сознанием. То же самое и с другими вариантами теории истины. Основоположник прагматизма Ч.С.Пирс, как известно, был, например, реалистом, считая, что реальность «есть то, свойства чего независимы от того, что я или вы думаем о ней»1. Однако праг- матистское определение истины вполне допускает и идеалистическое толкование реальности. (4)

Наконец, последняя дистинкция, представляющаяся нам важной для систематического изложения теории истины, связана с оппозицией абсолютизма и релятивизма. Коротко говоря, согласно позиции абсолютизма, истинное неизменно. Релятивисты же утверждают, что истина может изменяться относительно принятой системы координат, теоретических, моральных и прочих установок исследователя, предметной области исследования и т.д. Аргументы релятивизма особенно сильны в таких областях, как теория морали, политика, культура и т.п. Иногда выдвигается даже мнение о том, что релятивистский подход — единственный, обусловливающий демократию, терпимость и сосуществование представителей различных культур, этносов, религий и т.д. Однако создается впечатление, что подобного рода рассуждения могут приводить к заблуждениям, если ими злоупотреблять при анализе теорий истины. Сторонник корреспондентной теории истины вполне может быть релятивистом и считать, что реальность изменяема и поэтому в одно время определенное утверждение может быть истинным, а в другое — ложным. Точно также обстоит дело с когерентизмом и прагматизмом: их сторонники вполне могут считать, что истинное может варьироваться в зависимости от концептуальной схемы и т.д. Важно то, что ни абсолютизм, ни релятивизм сами по себе не имплицируют ка- кую-либо конкретную теорию истины.

Таким образом, если отделить вопрос о том, в чем конкретно заключаются существующие теории истины от той «упаковки» из онтологических, эпистемологических и этических утверждений, в которую они «завернуты» в отдельных философских концепциях, то вопрос о природе истины может показаться гораздо тривиальнее или, по крайней мере, беднее, чем обычно принято считать. Однако если подходить к вопросу о природе истины строго и систематически, то, видимо, данного вывода избежать будет трудно. Само по себе его достижение, правда, не дает ответа на вопрос, какая же теория истины является верной. Однако представляется, что проведенный анализ весьма полезен тем, что помогает понять, насколько порой запутанным бывает исследование в области истины и как часто ведущиеся в философии споры якобы о природе истины на самом деле являются спорами о вещах, не имеющих непосредственного к ней отношения. В данной статье в нашу задачу не входит исследование вопроса о том, какая теория истины является верной. Наша задача — это исследовать теории истины, которых придерживаются философы, представляющие так называемую аналитическую философскую традицию. Чтобы решить данную задачу, нам необходимо будет для начала пояснить, что именно мы понимаем под термином «аналитическая философия», а затем проследить в каком виде в данной традиции представлены три упомянутые теории истины, а также исследовать новые, выдвинутые в ее рамках теории, претендующие на прояснение природы истины. Однако обо всем по порядку.

Природа аналитической философии

Термин «аналитическая философия» никогда не имел однозначного и четкого определения. Истоками аналитической философии являются труды Г.Фреге, Дж.Э.Мура и Б.Рассела, написанные в конце XIX — начале XX вв. Но сам термин «аналитическая философия» стал обшеупотребимым лишь в 60-е гг. прошлого столетия после известной англо-французской конференции в Руаймоне, посвященной анализу проблем, разрабатываемых в послевоенные годы оксфордской философской школой. С тех пор в объем этого термина стало входить все больше и больше философских течений, концепций и даже стилей. На сегодняшний день к аналитической философии может быть отнесен практически любой современный философский текст, в котором упоминаются имена основателей этого направления и исследуются поставленные ими проблемы.

Подобную ситуацию вряд ли можно считать удовлетворительной, особенно если стремиться к систематизации проблем такого важного для современной философии течения, как аналитическая философия. Поэтому необходимо выбрать критерий, с помощью которого можно было бы определять аналитическую философию и отличать ее от других философских течений. Таких критериев существует множество. Аналитическую философию выделяют по методу философствования, по сти лю, по странам, из которых происходят ее представители, и т.д. Вряд ли можно выработать единый критерий, который был бы удовлетворителен для всех исследователей и оставался бы при этом четким и конкретным. Поэтому, не претендуя на то, чтобы удовлетворить всех исследователей данной проблематики, мы при выработке данного критерия будем опираться лишь на идеи и методы, которые были представлены в работах общепризнанных классиков аналитической философии и которые впоследствии стали основополагающими для всей традиции. Конкретно здесь речь идет о логическом анализе обыденного языка как способа решения философских проблем. «Философия логического анализа» — именно так называл Рассел новую традицию, начатую Г.Фреге и им самим2.

Предложенный Г.Фреге проект записи в понятиях1 был первой попыткой разработки формализованного языка, призванного прояснить туманности и многозначности обыденного языка и стать средством для неискаженной трансляции мысли. Именно в его работах языковая структура была впервые соотнесена с онтологической и были тематизированы главные исследовательские направления в аналитической философии. Теория дескрипций Б.Рассела стала развитием фрегевских идей, продемонстрировав, как с помощью формализованной записи могут преодолеваться логические парадоксы, возникающие в силу неясности обыденного языка. Л. Витгенштейн и вслед за ним представители логического эмпиризма рассматривали философию как деятельность, направленную на прояснение языка ученых путем сведения их предложений к базовым предложениям, соотносящимся с реальностью (в случае Витгенштейна) или переводимым в протокольные предложения о непосредственных данных чувств (в случае раннего Карнапа). Проблематика исследовательской программы от Фреге до Карнапа в известной степени суммировалась в работах Куайна, который утверждал, что существовать — значит быть значением квантифицированной переменной, а указанная им сложность в строгом отделении аналитических суждений от синтетичских стала основой для целого ряда ключевых для аналитической философии концепций, таких как неопределенность перевода, непостижимость референции, логическая относительность и на турализованная эпистемология. Помимо указанных философов, также важно упомянуть Дж. Э.Мура, критиковавшего психологизм и идеалистическую философию, а также показавшего, как анализ языка может использоваться для решения центральных вопросов этики, Д.Дэвидсона, развившего теорию семантического холизма на основе логико-семантических идей А.Тарского, Сола Крипке и его теорию имен как жестких десиг- наторов, Д.Льюиса и его философию модального реализма и др. Все эти философы, бесспорно, считаются аналитическими, и всех их объединяет установка на то, что философские проблемы решаются именно посредством логического анализа языка.

Предложенный нами критерий имеет некоторую ограниченность. При его последовательном применении такие известные философы, как Г.Эванс, Дж. Фодор и другие, могут не попасть в класс аналитических. Тем не менее данный критерий представляется нам вполне удачным. Во-первых, он позволяет объединить всех классических представителей аналитической философии от Фреге до Куайна, а во-вторых, с его помощью можно вынести из сферы рассмотрения философов, лишь упоминающих в своих текстах основоположников аналитической философии, но наделе использующих совершенно иные методы философского анализа. Таким образом, к аналитической философии мы не будем относить многих англо-американских прагматистов и идеалистов, современников и последователей таких философов, как Ф. Брэдли, У.Джеймс, ДжДьюи, представителей так называемой континентальной философии, в частности, П.Рикера, ФЛиотара, К.-О.Апеля и др. Наконец, в качестве аналитических философов мы не будем рассматривать и представителей оксфордской философии лингвистического анализа. Подходы к исследованию значения, предложенные Дж. Остином, П.Стросоном и П.Грайсом, без всякого сомнения, связаны с анализом языка. Однако, как признавали и сами классики данной философской традиции, их методы были скорее направлены на исследование того, как люди используют языковые единицы и что можно сказать об их значении в свете различных вариантов их использования, а не того, в каком отношении языковые единицы находятся к тому, что они обозначают. Таким образом, философия лингвистического анализа будет отнесена нами к сфере прагматики, а не семантики. А именно сфера семантики явилась основной областью исследований классических аналитических философов и их последователей.

Критика когерентизма и прагматизма

Проведя нужные различия и задав тем самым цель и область исследования, можно приступать к содержательной части статьи, а именно рассмотрению понятия истины в аналитической философии. Все три из рассмотренных выше теорий истины (корреспондентная, прагматистская и когерентистская) так или иначе фигурируют в текстах аналитических философов. При этом специфику концепции истины в аналитической философии можно свести к двум ключевым пунктам: (1) ни один известный аналитический философ не придерживался когерентистской или прагматистской концепции истины4, (2) помимо корреспондент- ной теории истины, сторонниками которой были многие аналитические философы, в рамках этого философского направления была порождена еще одна важная концепция истины, а именно дефляционизм. Рассмотрим данные пункты по очереди.

Критическое отношение представителей аналитической философии к когерентистской и прагматистской теориям истины было ярко выражено в самых ранних их работах. Однако, видимо, было бы неправильно объяснять это только их ориентированностью на логику или даже новую математическую логику и использование ее методов при исследовании философских проблем. Ведь такой именитый сторонник когерентистской теории истины, как Ф.Брэдли, в свое время считался известным логиком, а один из его главных трудов называется «Принципы логики» (1883). Основатель прагматизма Ч.С.Пирс стоял у истоков новой символической логики и семиотики, а свою философскую систему считал продолжением развиваемой им общей теории знаков. Видимо, правильнее было бы сказать, что непринятие философами-аналитиками когерентистской и прагматистской теорий истины было скорее следствием их непринятия базовых онтологических предпосылок современных сторонников этих теорий.

Так, Ф.Брэдли, Г.Джоахим и другие представители британского идеализма являлись сторонниками метафизического монизма, т.е. отрицали множественность существующих в мире объектов и возможность существования между ними различных отношений, утверждая, что весь мир является единым объектом. Согласно разработанной в их трудах так называемой «теории внутренних отношений», изменение в отношении между двумя объектами сказывается на изменении и в природе самих объектов, поэтому наличие тех или иных отношений между объектами следует рассматривать как следствие тех или иных свойств объектов. Брэдли утверждал, что конституирование любого отношения природой его терминов (объектов) приводит к невозможности указывать на отдельные отношения или отдельные предметы. Поэтому, согласно Брэдли, следовало признать, что существует одна единая вещь или объект.

Критика данной метафизической концепции была представлена Дж. Э. Муром в его ранней статье «Природа суждения» (1899). Философия Мура с самого своего начала была ознаменована отстаиванием антипсихологизма и онтологического плюрализма: Мур считал, что мир состоит из объективно существующих материальных объектов, природа которых не зависит от сознания человека. Данную философскую установку Мура разделял и Б.Рассел, который вслед за ним начал критиковать идеалистическую философию. Именно Рассел был первым аналитическим философом, представившим критику ко- герентистской теории истины5. Данная теория истины рассматривалась им как следствие онтологического монизма, поэтому основным объектом расселовской критики стала именно метафизическая составляющая концепций философов-идеалистов. Иными словами, Рассел критиковал проповедуемую идеалистами когерентистскую теорию истины заодно с критикой их метафизики6 Однако, как мы постарались показать в начале статьи, сочетание идеалистической метафизики и когерентист- ской теории истины вовсе не является необходимым, поэтому критика метафизических предпосылок той или иной философской концепции, принимающей когерентистскую теорию истины, может стать решающей для критики самой этой философской концепции, но вовсе не обязательно принимаемой ею когерентистской теории истины. Поэтому из всех критических аргументов Рассела против монистической теории следует выбрать только те, которые могут быть использованы против когерентистской теории истины безотносительно того, каковы метафизические или прочие предпосылки той философской концепции, которая ее принимает.

Указанные аргументы в критике Рассела присутствуют. Они имеют логический характер и нацелены на сведение когерентистской теории истины к абсурду. Так, Рассел пишет, что если любое отдельное суждение (например, «2+2=4») безотносительно других суждений может считаться лишь частично истинным, то сама когерентистская теория в свою очередь тоже может претендовать лишь на частичную истинность и, следовательно, частичную ложность. Кроме этого, само утверждение о частичной истинности и частичной ложности любой истины содержит ряд неудовлетворительных следствий. Например, вынося приговор о виновности подсудимого, суд утверждает истинность суждения «А убил В», однако при этом суд одновременно должен допускать и то, что данное суждение является также ложным. Указанные сложности, по мнению Рассела, происходят из нечеткости в определении того, что означает «целое» в концепции идеализма.

В свете последнего замечания встает проблема, связанная с возможностью существования ложной, но внутренне согласованной теории. Если строго и последовательно применять когерентистскую теорию истины, то не вполне ясно, по какому принципу можно отличать согласованную ложную теорию от согласованной истинной. При этом подобные теории не всегда можно признать одновременно истинными, поскольку они зачастую могут находиться в отношении противоположности или даже противоречия относительно друг друга. Поэтому вряд ли когерентистскую теорию истины можно рассматривать как состоятельную. Ее главной проблемой, видимо, правильно считать то, что она накладывает слишком слабые условия для при знания истинным носителя истинностного значения7 Если даже признать, что истинные суждения (теории и т.д.) должны быть согласованными друг с другом, то из этого еще не следует, что согласованные суждения (теории) являются истинными. Смысл понятия истины следует отличать от критерия истинности. Согласованность является скорее критерием истинных суждений (теорий), но отнюдь не исчерпывает его. Различие между смыслом и критерием в контексте проблематики истины было также проведено Расселом, но уже в рамках его критики прагматистского понимания этого понятия.

Критика прагматистской теории истины в аналитической философии также изначально связывается с именами Рассела и Мура. В 1903 г. Дж. Э.Мур издал книгу «Principia Ethica», которая стала первым аналитическим исследованием по этике. Одним из центральных тезисов данной работы было утверждение о том, что понятие добра является абсолютным и не может быть редуцировано к другим понятиям, таким как удовольствие, предмет желания и др. Попытки подобной редукции, пишет Мур, заключают в себе так называемую «натуралистическую ошибку». Мур привел ряд примеров, показав, что отождествление понятия добра с другими понятиями приводит к недопустимым для этической теории следствиям. Схожий критический метод был применен Расселом при исследовании прагматистской теории истины, предложенной в работах У.Джеймса.

Согласно позиции Джеймса, истинной мыслью является та, вера в которую выгодна для нашей жизни, а сама истина превращается в разновидность блага. Джеймс пишет: «Мысли становятся истинными ровно постольку, поскольку они помогают нам приходить в удовлетворительное отношение с другими частями нашего опыта»8 Опираясь на цитаты из Джеймса, Рассел кристаллизирует данный подход в максиме «истинно то, во что стоит верить»9 Общую прагматистскую теорию он критикует также за неверные, на его взгляд, онтологические установки (отказ от фактов), однако в случае критики прагматистской теории истины он также предлагает логический аргумент. Рассел, опираясь на указанный метод Мура, утверждает, что понимание истины в терминах полезности делает само определение истины бессодержательным. Ведь если понятие истины отож дествляется с понятием полезности, то суждение «все суждения, которые истинны, полезны» становится эквивалентным суждению «все суждения, которые полезны, полезны». Таким образом, утверждает Рассел, сказать, что истинные суждения полезны — это не сказать по сути ничего. В этом следствии, по его мнению, заключается главное затруднение в понимании прагматистского подхода к истине.

В случае прагматистской теории истины проведенное Расселом различие между критерием истинности и значением понятия истины играет такую же важную роль, как и в случае его критики когерентистской теории. Для иллюстрации данного различия Рассел предлагает рассмотреть ту роль, которую играет библиотечный каталог. В нем перечислены все имеющиеся в библиотеке книги. И нахождение названия книги в каталоге является хорошим критерием того, что книга на самом деле находится в библиотеке. Однако это не означает, что для книги быть вписанной в каталог и находиться на полке является одним и тем же. Данные вещи нельзя отождествлять. Истинные суждения могут быть полезны, но это не означает, что полезность — определяющее свойство истинности. В той или иной ситуации полезными могут быть и ложные суждения, равно как и многие истинные суждения (как, например, суждение о температуре древесины в отдельно взятой точке моего стола) могут быть совершенно бесполезными. Таким образом, прагма- тистскую концепцию истины Рассел признает несостоятельной безотносительно рассмотрения вопроса об онтологических установках сторонников данной концепции.

Расселовская критика прагматистского понимания истины была направлена против теории У.Джеймса. Однако термином «прагматистская теория истины» обозначается не только теория истины, восходяшая к работам Джеймса, но и теория истины Ч.С.Пирса, которая имеет существенные отличия. Идеи Пирса обрели популярность лишь в 30-е гг. XX в., когда началась публикация его избранных работ. Можно предположить, что во времена расселовской критики прагматистской теории истины теория Джеймса представляла единственный известный подход к прагматистскому пониманию истины. Особенность понимания истины Пирсом хорошо выражает следующая ци- тата: «Мнение, которому суждено получить окончательное согласие всех исследователей, есть то, что мы имеем в виду под истиной, а объект представленный в этом мнении, есть реальное»10. Однако, используя критический метод Рассела и Мура, несложно предположить, каким мог бы быть их ответ на данное определение истины. Согласие всех исследователей может служить критерием истинности мнения, но никак не являться его значением. Само по себе согласие еще не определяет и не гарантирует истины, хотя, скорее всего, и будет иметь место при ее достижении.

Заканчивая рассмотрение критики когерентистской и праг- матистской концепций истины в аналитической философии, хотелось бы также сделать одно замечание, которое представляется важным. Высказанный выше тезис о том, что ни один аналитический философ не придерживался когерентистской или прагматистской теории истины, не означает, что другие идеи, высказывавшиеся сторонниками когерентизма или прагматизма, или близкие к ним установки не принимались в рамках аналитической философии. Так, например, в концепциях У.Куайна и Д.Дэвидсона сформулированы идеи эпистемологического и семантического холизма, заключающиеся в понимании обоснования отдельных суждений или придания им смысла только в контексте общей теории или языка в целом. Так, известный тезис Куайна (также известный как тезис Дюгема- Куайна) гласит, что предложение обретает свое значение только в контексте теории в целом, которая в свою очередь, будучи сопоставленной с данными опыта, подтверждается или опровергается. А, согласно максиме Дэвидсона, задать значение одного предложения можно, лишь задав значения всех предложений языка. Данные холистские идеи относительно подтверж- даемости и значения, как уже упоминалось в начале статьи, не следует путать с когерентистским пониманием истины. Ни Куайн, ни Дэвидсон, ни их последователи не были когерентиста- ми относительно истины.

Сходные выводы можно сделать и относительно влияния прагматизма на аналитическую философию. Видимо, первым аналитическим философом, усмотревшим важность прагма- тистских идей, был Р.Карнап. В работе «Проверяемость и зна чение» (1936) он признал значимость критики своей вери- фикационистской теории со стороны К.И.Льюиса (а также ряда других исследователей), представившего против теории Карнапа прагматистские критические аргументы. Данная критика, по словам самого Карнапа, способствовала его отказу от верификационизма и связанного с ним феноменалистского языка протокольных предложений в пользу теории подтвержаемости (confirmationism) и связанного с ней вещного языка" Однако в еще большей степени, чем у Карнапа, прагматистские идеи проникли в философию У.Куайна, который предлагал выбирать теории на основании праг- матистского критерия12. Все эти обстоятельства, однако, не означают, что Карнап или Куайн были сторонниками прагматистской теории истины, т.е. понимания данного понятия в терминах полезности или конечного согласия компетентных исследователей.

Корреспондентная теория

Корреспондентная теория истины представлена в работах как классиков, так и современников аналитической философии. Первым философом-аналитиком, придерживавшимся данной концепции, был все тот же Б.Рассел. Философия логического атомизма Б.Рассела является одним из наиболее ярких тому примеров. Свою версию корреспондентной теории истины он представляет как очевидный трюизм, который «заключается втом, что мир содержит факты, которые суть то, что они суть, независимо от того, что мы предпочитаем о них думать, и что существуют также убеждения, которые имеют отношение к фактам и которые посредством ссылки на факты являются либо истинными, либо ложными»13. Понятие факта Рассел определяет как то, что делает суждение истинным или ложным. Сами факты не являются истинными или ложными. Но они делают истинными или ложными определенные суждения. Так, суждение «идет дождь» истинно при одних погодных условиях и ложно при других. Конкретные погодные условия и являются соответствующим фактом.

Факты и выражающие их суждения, по Расселу, должны быть структурно изоморфными. Так в работе «Проблемы философии» он приводит пример о веровании Отелло о том, что Дездемона любит Кассио. Верование Отелло предполагает наличие субъекта (сам Отелло), двух объектных терминов (Дездемона и Кассио) и объектного отношения (любит). Для того чтобы это верование было истинным необходимо совпадение между этим отношением и трехместным отношением, существующим в реальности14. Структурная изоморфность между суждением и фактом должна сохраняться не только в случае утвердительных суждений, но и в случае отрицательных. Для этого Рассел вводит понятие отрицательного факта, который делает истинное отрицательное суждение таковым. Вопрос о существовании отрицательных фактов и их природе не был однозначно разрешен Расселом, и в различных работах он то отрицал, то признавал их существование.

Однако вообще понятие факта Рассел понимал в самом широком смысле. Факты могут иметь разную природу: они могут быть единичными и общими. Они также могут быть историческими, математическими, физическими и т.д. Главное - это то, что «факты принадлежат объективному миру»15 Они не задаются нашими мыслями и убеждениями. Суждения также не являются, по Расселу, именами фактов, поскольку относительно каждого факта может существовать два суждения: истинное и ложное.

Идея логической изоморфности между носителем истинностного значения и реальностью была также представлена J1.Витгенштейном в «Логико-философском трактате». Мир, согласно Витгенштейну, состоит из фактов, а не предметов. На факты указывают так называемые элементарные предложения формализованного языка. Они структурно совпадают с реальностью и отражают ее. Язык, таким образом, предстает в виде зеркала природы16.

Окончательную формулировку корреспондентной теории истины, представленной в работах Рассела и Витгенштейна, дал А.Тарский в статье «Семантическая концепция истины и основания семантики», которая вкратце может быть выражена в формулировке «суждение “снег бел” истинно, когда снег бел»17

Следует обратить внимание на то, что в данном определении не указано, как именно должна пониматься природа реальности, обоснования и т.д. Тарский не стремится и предложить философскую экспликацию понятия соответствия. Все подобные вопросы, как было показано выше, не имеют прямого отношения к теории истины.

Среди современных сторонников корреспондентной теории истины в аналитической философии следует упомянуть таких, какХ.Филд18 и М.Девитт19. Развиваемая ими версия корреспондентной теории истины опирается на формулировку

А.Тарского, однако формулируется в терминах каузальной теории референции, разработанной С.Крипке. Подробное рассмотрение отличий современных формулировок лежит за рамками области исследования данной статьи, поскольку связано с широким комплексом вопросов теории референции, изложение которых не представляется необходимым для экспликации общей роли корреспондентной теории истины в аналитической философии.

Дефляционистская теория

Единственной теорией истины, помимо корреспондентной, которая может считаться конституирующей для аналитической философии, является дефляционистская теория истины. Данная теория имеет множество версий, однако суть их всех заключается в одном: понятие истины является излишним и может быть сведено к другому понятию или заменено им. Предметом исследования дефляционистов является скорее то, что мы делаем, когда говорим, что такое-то суждение истинно. Дефля- ционистский тезис заключается в том, что истина не предикат, ибо нет такого свойства, как быть истинным. Поэтому утверждается, что остальные теории истины изначально неверны, ибо исследуют то, чего нет.

Отказ от понимания истины как свойства предложений уже присутствует в работах основоположника аналитической философии Г.Фреге. Истину он рассматривал как предметное значение предложения20. Истина или ложь являются денотатом предложения. А поскольку языковая единица, согласно Фреге, выражает свой смысл и указывает на денотат, то не следует говорить «”р” — истинно» или «”р” — ложно»; «р» указывает на свое истинностное значение, и поэтому сказать «р» уже само по себе означает указать на истину или ложь. Однако первым аналитическим философом, заявившим о том, что понятие истины является излишним, был, по-видимому, Ф.Рамсей. В своей статье «Факты и суждения»21 он утверждал, что сказать ««р» — истинно» то же самое, что просто сказать «р».

Отказ от понятия истины также связывается и с работой Венского кружка. Критикуя метафизическую философию, его представители отказались вообще от обсуждения вопросов онтологии. Ранний этап развития логического эмпиризма связывается с попыткой построения единого языка науки на основании протокольных предложений о непосредственных данных опыта. Вопрос об истинности или ложности подобных предложений Карнапом и его единомышленниками не ставился вовсе, ибо протокольные предложения считались очевидными, поскольку описывали непосредственные данные опыта. Все же остальные утверждения науки следовало строить на фундаменте этих самоочевидных предложений так, чтобы любое утверждение науки можно было свести к физикалистскому языку, на который в свою очередь были переводимы языки любого протокола22

На более позднем этапе развития логического эмпиризма Карнапом проводилось различие между внутренними и внешними вопросами онтологии. Внутренние вопросы — это вопросы о принадлежности тех или иных сущностей онтологии, постулируемой в том или иной языке. Такие вопросы Карнап считал тривиальными. Внешние же вопросы — это вопросы о существовании тех или иных предметов вообще, т.е. безотносительно конкретной языковой детерминации. Эти вопросы Карнап считал бессмысленными или псевдовопросами. Таким образом, вопрос об истине отдельных суждений здесь тоже не представлялся актуальным, поскольку также либо являлся тривиальным, либо был псевдовопросом.

Интересная дефляционистская теория истины была представлена Д.Дэвидсоном23 в результате развития идей А.Тарско- го. Значением предложения Дэвидсон считал его истинност ное значение. При этом он был сторонником так называемой «концепции семантического холизма», согласно которой, как было сказано выше, задать значение одного предложения можно было, лишь задав значения для всех предложений соответствующего языка. Задание значения конкретного предложения осуществлялось посредством придания ему соответствующего Т-предложения, т.е. предложения, в котором бы постулировались условия его истинности (например: «снег бел» истинно, когда снег бел). Таким образом, вопрос об истине некоторого предложения становится производным от вопроса о том, каково его Т-предложение. Таким образом, получается, что понятие истины полностью сводится к семантическим правилам того или иного языка и выражается в терминах понятий референции и выполнимости. Тем самым происходит дефляция этого понятия, т.е. лишение его собственного содержания.

Одной из наиболее влиятельных на сегодняшний день де- фляционистских концепций истины является так называемый «минимализм», предложенный американским философом П.Хорвичем24 Хорвич утверждает, что истина считается проблемным вопросом только потому, что суть дела представляется в туманном виде. В частности, речь идет о наших неверных ожиданиях относительно природы истины, ибо мы считаем, что в случае с истиной мы имеем дело некой скрытой структурой, которую необходимо прояснить, и что, прояснив эту структуру, мы сможем дать ответы на центральные вопросы логики, философии и семантики.

Однако на самом деле, считает Хорвич, истинностный предикат существует лишь для определенной логической цели: он способствует выработке определенной установки по отношению к некоторому суждению, содержание которого мы не готовы воспроизвести. Это бывает в случае, если мы не расслышали или не знаем сказанное, а также если хотим выразить определенное отношение к целому множеству суждений. В таких случаях понятие истины позволяет сформулировать суждение, представляющее альтернативный объект для нашей установки, которую мы хотели бы выразить по отношению к некоему суждению, содержания которого мы не знаем. Например, суждение «то, что сказал Оскар, истинно» позволяет нам выработать определенную установку к тому, что, собственно, сказал Оскар, даже если мы не уловили или не расслышали само содержание сказанного. Это суждение имеет форму «х есть F», а его значение заключается в том, что, получив дополнительную информацию (х = суждение р), мы можем выводить р. Полезность предложений с истинностным предикатом заключается именно в их свойстве обусловливать подобный вывод, ибо зачастую мы вынуждены верить именно в них.

Таким образом, Хорвич соглашается с дефляционистским утверждением о том, что «р — истинно» эквивалентно «р». Однако в этой эквивалентности он усматривает указанную полезность. Предикат «истинно» позволяет сделать из суждения «р» субъект нового суждения «р — истинно», которое, будучи эквивалентным «р», позволяет выразить нашу установку по отношению к этому суждению.

Дефляционистская позиция в силу своих скромных претензий и технической природы избегает суровых критических аргументов, подобных тем, которые выдвигаются против когерен- тистской и прагматистской теорий со времен ранних работ Б.Рас- села. Однако минималистская природа дефляционизма также и порождает ряд новых критических аргументов. Одним из основных является аргумент о природе науки. Этот аргумент заключается в том, что, даже если дефляционизм применим в таких отдельных областях науки как, скажем, лингвистика, принятие его относительно науки в целом тем не менее является проблематичным. Наука по своему определению предполагает некое движение к истине. Дефляционизм же, лишая понятие истины его абсолютной значимости, ставит вопрос об антиреализме науки, что в свою очередь вызывает существенную критику.

Заключение

Обсуждение этих и других проблем дефляционизма, корреспондентной теории, а также когерентизма и прагматизма составляет ядро современных дискуссий по проблемам истины внутри аналитической философии, а также и за ее пределами. Однако споры ведутся уже не столько относительно конкрет ных определений понятия истины, сколько о тех или иных следствиях этих определений, допустимость которых и является главным предметом разногласий. Разумеется, можно ожидать, что разрешение вопросов о следствиях, которые имеют те или иные концепции теории истины, будет способствовать выбору наиболее подходящей теории и даст ответы на множество других вопросов. Однако, как уже было сказано, вопрос о том, какая концепция истины является наиболее предпочтительной, лежит за рамками исследовательского поля данной статьи. При этом следует отметить, что даже если единственно верная концепция истины и будет найдена, это все равно вряд ли лишит все прочие концепции их общефилософской значимости.

Примечания 1

Пирс Ч.С. Избранные философские произведения. М., 2000. С. 288. 2

Russell В. A History of Western Philosophy. N. Y., 1972. P. 820. 3

Frege G. Begriffsschrift, eine der arithmetischen nachgebildete Formelsprache des reinen Denkens. Halle, 1879. 4

Данное утверждение можно считать чрезмерно сильным, поскольку можно указать на философов, написавших важные работы по аналитической философии, но при этом на определенном этапе отстаивавших когерен- тистскую или прагматистскую теорию истины. Одним из примеров здесь является X.Патнэм, который, как считается, предложил аргументы в защиту когерентистской теории истины в своей книге «Разум, истина и история» (1981). В этой связи хотелось бы отметить, что ничто не мешает любому отдельно взятому философу, пусть даже Патнэму, рассуждать не только в стиле, заданном классиками аналитической философии, но также и в других стилях. Данное явление не редкость. К.Поппер тоже начинал свой философский путь как член Венского кружка, а закончил идеями, которые были, скорее, ближе к инструментализму Дж. Дьюи, чем к идеям Р. Карнапа. В связи с этим мы будем считать, что Поппер, Патнэм и прочие мыслители в описанных случаях просто не рассуждали как аналитические философы, а соответствующие их высказывания нельзя отнести к аналитической философии, понимаемой согласно выработанному нами определению. 5

Russell В. The Monistic Theory of Truth // Philosophical Essays. N. Y., 1994. 6

Так, он пишет, что причиной несостоятельности когерентистской теории истины является «фундаментальная предпосылка всей монистической теории, а именно доктрина внутренних отношений». Ibidem. Р. 139. 7

Подробнее об этом см.: Kirkham Л. Theories of Truth. Cambridge, 1992. 8 Джеймс У Воля к вере. М., 1997. С. 230. 9

См.: Russell В. William James’s Conception of Truth // Philosophical Essays. N. Y., 1994. 10

Пирс Ч.С. Цит. соч. С. 292. 11

См.: Carnap R. Testability and Meaning / / Philosophy of Science. 1936. Vol. 3. №4. P. 419-471. 12

Куайн У Две догмы эмпиризма // С точки зрения логики: 9 логико-философских очерков, Томск, 2003. 13

Рассел Б. Философия логического атомизма. Томск, 1999. С. 7. 14

Рассел Б. Проблемы философии // Джеймс У Введение в философию; Рассел Б. Проблемы философии. М., 2000. 15

Рассел Б. Философия логического атомизма. Томск, 1999. С. 8. 16

Витгенштейн Л. Логико-философский трактат// Витгенштейн Л. Философские работы. М., 1994. 17

Тарский А. Семантическая концепция истины и основания семантики // Аналитическая философия: становление и развитие. М., 1998. 18

Field Н. The Deflationary Concept of Truth // G. MacDonald and C. Wright (eds) Fact, Science and Morality. Oxford, 1986. 19

Devitt M. Realism and Truth. Princeton, 1984. 20

Фреге Г. О смысле и значении // Логика и логическая семантика: Сб. тр. М., 2000. С. 230-247. 21

Ramsey F. Facts and propositions // Proceedings of the Arestotelian Society supplement to № 7. 1927. P. 153-170. 22

Подробнее см.: Карнап P. Физикалистский язык- универсальный язык науки //Журнал «Erkenntnis» («Познание»). Избраное. М., 2007. 23

Davidson D. Truth and Meaning, In Defence of Convention T // Inquiries into Truth and Interpretation. Oxford, 1984. 24

Horwich P Truth. N. Y., 1990.