II. политическая философия и наука: от конфронтации к взаимовлиянию

В политическом познании соотношение науки и философии традиционно решалось в 20 в. на основе оппозиции фактуального и ценностного знания, знания о существующем и о должном. Нейтральность ученого противопоставлялась ангажированности философа, объективность познания выставлялась против субъективного мнения, рациональность против вкуса. Попытка построить политическую науку, которая бы характеризовалась всеми атрибутами научного знания, рассматривалась как цель и способ институционализа- ции новой профессиональной отрасли познания. Наиболее отчетливо это проявилось в американской поли- тической науке, которая во второй половине 20 в. стала рассматриваться в качестве парадигмальной и в европейском политическом познании. Чарльз Мерриам - классик американской политической науки - в 1923 г., констатировав упадок априорных размышлений по поводу политики, которые были характерны для предыдущих столетий, говорил о возможности создания точной науки о политике, которая базировалась бы на систематическом наблюдении и строгом анализе: «Никогда не создавалось больших возможностей, чем теперь, для точного и научного познания процессов политического управления; и никогда не было большего стремления ученых к развитию объективных и аналитических методов наблюдения за этими процессами и для детального понимания природы законов, которые управляют ими и должны направлять их адаптацию и реконструкцию» [ Merriam, 1993, р. 129,146].

Период господства в политическом познании научных методологий в 40-60-е годы (прежде всего би- хевиорализма и структурного функционализма) характеризовался стойким убеждением в возможности создания ценностно-нейтрального политического знания, основанного на принципах объективности, истинности, эмпиризма, верификации и фальсификации, строгости, обоснованности, всеобщности. Политическая философия трактовалась как знание ценностное и нормативное и была оттеснена на периферию. Политическая философия, как считали политические ученые, привносила в исследование субъективные ориентации философа, ориентировала познание на то, чтобы говорить «о должном», а не «о фактичном».

В 70-е годы кризис сциентистского мировоззрения приводит, с одной стороны, к возрождению интереса к политической философии, с другой стороны, к попытке пересмотра научной методологии познания на основе сочетания тенденций, идущих от науки и от философии. Как отмечает Э. Сексонхаус, «в прошлое уходят позитивизм и требования верификации как единственной философской установки в социальных науках при возрождении нормативного дискурса в обществе, обеспокоенном опасностями, которые таит в себе необузданное развитие науки... Политические ученые в целом, и политические теоретики в особенности, не намерены больше некритически придерживаться обязательного различения факта и ценности, господствующего в социальных науках нескольких поколений...» [Saxonhouse, 1993, р. 9]- В этой связи пересмотру подверглись вопросы статуса политической философии и философа в политике (обществе), соотношения качественной и количественной методологий, роли политического знания в политике, соотношения политической науки и политической философии. Как результат, философия и наука открываются перед миром политическим, они становятся чуткими к его по- требностям, включаются в то, что можно обозначить либо как процесс коммуникации, либо как процесс дискурсивных практик. В теоретико-познавательном плане стирается острота постановки вопроса о факте и ценности, который в истории политического (и всего социального) познания породил множество споров. Применительно к политическому познанию в настоящем четко просматривается тенденция снятия оппозиции философии и науки. Это проявляется в создании критической политической философии и науки, повышении гносеологического статуса категории «политическое событие» и в сближении теоретической составляющей политической науки с политической философией.