2 Общественные группы, которые ввиду своих условий жизни и уровня цивилизации не участвовали в соглашениях, которыми устанавливались международные нормы
Библиография. С. Е. V a i 1 1 a n t, De neces- situdine juris gentium, quae europaeis gentibus intercedit cum septentrionalis Africae orae civitatibus, Amsterdam, 1831; G. T г i о n e, Gli Stati civili nei loro rapporti coi popoli bar- bari e semibarbari.
Studio di diritto internazionale, Torino, 1899. В данном случае имеются в виду кочевые и дикие народности; их неспособность понимать значение норм, образующих международное право, а вследствие этого нежелание руководствоваться ими служит основанием, в силу которого они не*участвуют в соглашениях и не присоединяются к ним, а такая непричастность сама по себе исключает для них возможность стать субъектом международного права. Противоположную точку зрения можно понять лишь как постулат естественного права. И на самом деле, это положение нашло своих сторонников среди представителей естественного права. Общий принцип, основанный как таковой на факте по существу относительном, допускает, однако, исключение. В течение XIX столетия нередко случалось, что государство-колонизатор. не занимая территории, населенные кочевыми племенами, ограничивалось заключением с вождями племен соглашения о протекторате. Эти последние признавали верховенство государства, которое гарантировало им свое покровительство, пользование территорией и прочие преимущества. Таким является так называемый колониальный протекторат в противоположность протекторату международному, который, согласно общей теории, имеется налицо, когда соглашение о покровительстве заключается между двумя государствами хотя бы различной цивилизаций. Немало было споров по вопросу о правовом значении такого рода соглашений*. Несомненно одно: или договор о протекторате, заключенный с туземным племенем, не имеет правовой силы, или же эта сила вытекает только из принципа pacta sunt servanda. В первом случае речь идет о чисто нравственном отношении. Во втором — такое соглашение формально не отличается от международного договора и сообщает хотя бы в самой ограниченной степени такому племени правоспособность по международному праву. Признавая правильным в том смысле, как об этом говорилось выше, принцип, в силу которого субъекты международного права отождествляются с государствами, мы не видим никакого основания отрицать правовое значение договоров о протекторате. Если оставить в стороне соображения политического порядка, вытекающие из конечных целей, которые ставит себе государство при заключении такого рода соглашений, — соображения, посторонние для правовой проблемы, то противоположная точка зрения основывается исключительно на социологическом и потому неадекватном понятии международно-правового субъекта. Если последний обычно исключается в отношении кочевых и диких племен, то не потому, что они не имеют государственной организации, а потому, что, не участвуя в актах, устанавливающих международные нормы, они не могут быть дестинаторами таких норм. Однако это основание исчезает с того момента, когда племя добровольно и сознательно связывает себя с государством соглашением, в отношении которого мы не видим причин для изъятия из правила pacta sunt servanda. Этим мы отвергаем также, рассматривая отныне как бесполезную, хотя в то же время признавая ее практические основания, теорию, предложенную Борзи, согласно которой государство-колонизатор якобы сообщает варварскому племени вымышленное свойство личности, вводя тем самым в область международного права конститутивный акт протектората. За исключением указанных случаев, отношения с «дикими» народностями изымаются из сферы права; однако они остаются подчиненными правилам нравственности, которая имеет гораздо более обширное поле применения и предъявляет свои требования и там, куда не достигает право94. Однако, кроме того, международное право может оказывать покровительство низшим народностям95 и оказывать его эффективно посредством соглашений, в-силу которых договаривающиеся стороны обязываются взаимно держаться определенного образа действий в интересах благосостояния этих народностей. Международно-правовые отношения возникают между государствами и обязывают их соблюдать постановления, предусмотренные Б соглашениях; покровительство, оказываемое этим народностям, есть, попросту говоря, объект и следствие таких отношений. Различные положения Берлинского генерального акта 16 февраля 1885 года, а также Брюссельского акта 2 июля 1890 года, если ограничиться только главными соглашениями, как раз имеют своей целью покровительство, а также повышение нравственного и материального уровня туземного африканского населения. Оба эти акта ныне заменены тремя конвенциями, подписанными в Сен-Жермене 10 сентября 1919 года и ратифицированными также Италией, которые в одних пунктах частично отменяют, в других подтверждают или изменяют, наконец, в прочих пунктах, особенно поскольку дело касается воспрещения определенных отраслей торговли, расширяют область применения и эффективность первоначальных соглашений В этом отношении представляется особенно значительной статья 22 Устава Лиги Наций, которая, подтвердив, что принцип благосостояния и развития народов, неспособных самостоятельно руководить собой в особо трудных условиях современном действительности, составляет священную миссию цивилизации, предусматривает в этих целях опеку над туземными народностями, которые в итоге войны перестали состоять под суверенитетом государств, управлявших ими ранее, опеку, порученную передовым нациям, которые способны выполнить такого рода миссию и расположены принять на себя таковую, вследствие чего они станут осуществлять ее в качестве мандатариев и от имени Лиги Наций. Здесь не представляется возможным излагать даже в общих чертах сложный и требующий осторожного (delicato) подхода институт колониальных мандатов. Достаточно подчеркнуть основную идею, которая, как бы на деле ее ни извращали, тем ке менее представляет самую смелую попытку, предпринятую до сих пор в целях оказания международного покровительства отсталым народам96. Библиография. P. Heilborn, System des Volkerrechts, cit., S. 58 ff.; D. A n z i I о t t i, L’azione indivi- duale contraria al diritto internazionale, «Rivista di diritto internazionale e di legislazione comparata», vol. V, 1902, pag. 8 segg.; H. R e h m, Unterthanen als Subjecte volkerrechtli- cher Pflichten, «Zeitschrift fiir Volkerrecht und Bundesstaatsrecht», Bd. I, 1906, S. 53 ff.; A. A d 1 e.r, Uber die Verletzung volker- rechtlicher Pflichten durch Individuen, «Zeitschrift fiir Volkerrecht», Bd. I, 1907, S. 614 ff.; J. Kohler, Volkerrecht als Privatrechts- titel, ibid., Bd. II, 1908, S. 209 ff.; G. D i e n a, L’individu devant Г autorite judiciaire et le droit international, «Revue ge- пёг. de droit intern, public», vol. XVI, 1909, p. 57 et seq.; A. Verdros s, Die volkerrechtswidrige Kriegshandlung und der Strafanspruch der Staaten, Berlin, 1920; Idem, DieVer- fassung der Volkerrechtsgemeinschaft, cit., §35; L. S t r i s o- we r, Einige Bemerkungen iiber Staatsvertrage, welche die Rechts- lage der Individuen betreffen, «Zeitschrift fur offentliches Recht», Bd. IV, 1925, S. 272 ff.97 Правосубъектность индивида в сфере международного права можно рассматривать с двух весьма различных точек зрения.
Согласно одной точке зрения, ныне устарелой, человек является субъектом международного права в качестве члена человеческого общества; в таком качестве, как говорится, человек имеет свою собственную индивидуальность, круг действий, способный охватить все страны света, правоспособность, принадлежащую ему исключительно в силу самого его существования, независимо от правоспособности, которая может принадлежать ему в качестве гражданина данного государства. Международными правами и обязанностями человека являются поэтому определенные права и обязанности, принадлежащие ему всегда и повсюду и, следовательно, в отношении любого государства. Таковы, например, право свободы, личной неприкосновенности, право выбора гражданства, право собственности, свободы совести, право на эмиграцию и т. п.98 Несмотря на несомненную путаницу, происходящую от смешения международного правопорядка и мнимого общечеловеческого права, которое означает нечто совершенно иное, нет смысла тратить время на доказательство того, что такого рода взгляд, поскольку он допускает существование индивидуальных прав, предшествующих какому бы то ни было конкретному правопорядку, остается всецело в области естественного права; иначе говоря, он выражает утверждение требования, с которым должны сообразоваться правопорядки отдельных государств. Если допустить, что последние с ними согласуются, то это требование воплотилось бы в правовые нормы, свойственные отдельным правопорядкам, то есть в единообразное внутреннее право. Каждый человек в таком случае был бы субъектом определенных прав и обязанностей в каждом отдельном правопорядке, а не в несуществующем правопорядке всего человечества. В действительности же всем известно, что такого рода предполагаемые права весьма далеки от всеобщего признания. Не менее известно также, что там, где закон не предоставляет данного права, как, например, права на эмиграцию или перемену гражданства, самое право не существует на самом деле, каким бы несправедливым ни казалось положение, которое его отрицает. Другие авторы, при более тщательном соблюдении требований юридической догматики, даже в последнее время поддерживают мнение, что, хотя нормы международного права установлены государствами и, по обшему правилу/ обращены непосредственно к государствам, тем не менее не исключена возможность того, чтобы в известных случаях эти нормы обращались также к отдельным лицам и тем самым превращали их в определенном отношении в субъектов международных прав и обязанностей. Это правильно установленное научное положение предполагает соблюдение всех методологических предпосылок в области международного права и не может быть надлежащим образом подвергнуто рассмотрению без соответствующего обсуждения самих предпосылок и без анализа конкретных случаев, в которых сохраняется возможность утверждать существование международных норм, управомочивающих или обязызающих отдельных лиц. Несомненно, что самая постановка проблемы полностью изменяется в зависимости от исходной точки зрения на взаимоотношения международного и внутреннего права. Точка зрения, принятая здесь, предполагает, что международные нормы приобретают правовую силу во внутригосударственных правопорядках не иначе, как путем рецепции, значение и последствия которой мы проследили выше. Противоположный принцип исключается вследствие различения разных правопорядков и вследствие представления о гесударстве как о единстве юридических свойств, в котором проявляется его международная личность. Нормы обычного права и соглашения, которые по видимости, возлагают обязанности на отдельных лиц, на самом деле возлагают на государство обязанность воспрещать и наказывать определенные действия индивидов или же уполномочивают его к этому, когда в противном случае это было бы запрещено. Обязанность отдельного лица не возникает, если государство не издает запрещающей нормы;* наказание не может иметь места при отсутствии карательного закона — nullum crimen sine lege. И нормы, которые по видимости предоставляют права индивидам, на самом деле обязывают или уполномочивают государство предоставлять данные права, так что индивид заимствует их не из государственной кормы, а из международной. Мы полагаем, что нетрудно было бы доказать, что те мнимые случаи, в которых дестинаторами международных норм якобы являются отдельные лица, отлично могут быть объяснены иначе, в полном согласии с основными предпосылками настоящей работы. Можно было бы начать со столь часто приводимой статьи 4 Гаагской конвенции 18 октября 1907 года относительно учреждения Международной палаты призового суда (конвенция, впрочем, так и не получила ратификации), которая предоставляла частному лицу право в известных случаях обращаться в палату и затем уже переходить к недозволенным действиям на войне, наказуемость которых якобы следует непосредственно из международного права (см., например, статью 3 Вашингтонского трактата 6 февраля 1922 года о применении подводных лодок и отравляющих газов во время войны). Чисто теоретическому положению статьи 4 конвенции об учреждении Международной палаты призового суда можно противопоставить иные, впрочем, не менее важные положения, касающиеся Постоянной палаты международного правосудия: статья 14 Устава Лиги Наций определяла компетенцию учреждаемой палаты в спорных вопросах, указывая, что палата будет правомочна разбирать и разрешать все споры международного характера, которые стороны передадут ей; статья 34 Статута предусматривает, что «только государства или члены Лиги Наций могут быть сторонами по делам, разбираемым судом». Поэтому международными спорами являются только споры между государствами или членами Лиги Наций. Разумеется, международный спор может иметь своим предметом .интересы индивидов или групп индивидов99 (например, интересы национальных меньшинств100, см. статью 69 Сен-Жерменского договора). На такого рода интересы приобретают значение в сфере международного правопорядка не иначе, как в виде обязанностей и взаимных притязаний государств; именно таков смысл этих правовых положений. Что касается смешанных третейских судов, учрежденных недавними мирными договорами, то они являются общими судебными органами двух государств, а не международными судебными органами; это вытекает также из того факта, что они в некоторых случаях имеют факультативную компетенцию, конкурирующую с компетенцией национальных судов «союзных и объединившихся держав» (см. Версальский мирный договор, пункт «Ь», абзац 2 статьи 304, а также соответствующие положения прочих мирных договоров). Положения указанных договоров, которыми отдельным лицам предоставляется право обращаться в третейские смешанные суды и которые устанавливают правила, применяемые этими судами, стали внутренними нормами каждого из договаривающихся государств благодаря надлежащему одобрению и обнародованию договора в порядке, предусмотренном соответствующими конституциями; они образуют единообразное внутреннее право, единообразное применение которого гарантируется существованием общего судебного органа.
Еще по теме 2 Общественные группы, которые ввиду своих условий жизни и уровня цивилизации не участвовали в соглашениях, которыми устанавливались международные нормы: