Взгляды на стратегическое наступление

Официальная оценка характера будущей войны как революционно-классовой ориентировала советскую военную стратегию на самые решительные действия для достижения военно-политических целей. Поэтому в 30-е — 40-е годы разработка способов ведения стратегического наступления имела приоритетное значение в трудах отечественных военных теоретиков.

Эти же положения были закреплены и во всех руководящих документах. Во Временном полевом уставе 1925 г., например, отмечалось: «Обороняясь, можно только ослабить противника, но не уничтожить его. Уничтожение же его боевых единиц достигается только путем наступления»132.
Правда, были и сторонники более экономных способов действий, особенно в стратегическом масштабе. Так, командующий Сибирским военным округом Н. Н. Петин, выступая на 1 Всероссийском съезде командного и политического состава с докладом «Маневр как основной стимул стратегии и тактики», заявил: «Задача войны — разгром противника, но каким путем. Не путем поголовной резни, бойни, а путем психологического воздействия на массу, внушения ей мысли о бесплодности и бесцельности дальнейшего сопротивления и необходимости покориться воле противника. Достигнуть этого в рамках стратегии и тактики скорее всего можно маневром, который производит ошеломляющее, всесокрушающее впечатление своими молниеносными ударами, если последние наносятся неожиданно в наиболее уязвимые пункты неприятельского расположения»133.
Однако подобная точка зрения не была поддержана. Так, в «Наставлении по ведению операций» (1924) подчеркивалось: «Задачей каждой операции и боя является
уничтожение вооруженной силы врага и его технических средств борьбы»134. На этой позиции твердо стояло большинство, но активнее всех это требование отстаивал Тухачевский. Критикуя взгляды Петина, он в своей работе «Вопросы высшего командования» писал: «Операции ведутся для уничтожения живой силы врага, что необходимо для достижения целей войны. Наиболее выгодное уничтожение достигается путем пленения противника, так как помимо ослабления неприятельской армии пленные экономически укрепляют тыл победителя. Если пленение затруднительно или не удается, операция должна достигнуть уничтожения путем физического истребления врага. На активности, изобретательности, на решительном стремлении к уничтожению армии противника должны быть воспитаны командиры всех степеней»135. По мнению Тухачевского, после уничтожения вооруженной силы открывается беспрепятственная дорога для занятия основных промышленных районов противника, победа над последним автоматически передает в руки победителю всю обороняемую противником территорию, что является основным правилом.
Одним из важных вопросов являлось определение способов ведения стратегических операций. Анализируя опыт первой мировой и гражданской войн в России, отечественная военно-теоретическая мысль пришла к выводу, что в большой войне из-за высокой живучести армий для победы над противником недостаточно одного удара, одной наступательной операции, даже если она будет гигантской по своим масштабам. Необходима поэтому серия наступательных операций, проводимых на широком фронте и на большую глубину. Обосновывая это положение, Каменев в работе «Очередные военные задачи» подчеркивал: «В войне современных больших армий для действительного разгрома противника нужна сумма непрерывных и планомерных побед на всем фронте борьбы, последовательно дополняющих одна другую и связанных между собой по времени. Только при помощи такой цепи побед можно рассчитывать сокрушить волю противника, не позволив ему использовать имеющиеся в его распоряжении живые и материальные средства для восстановления разгромленных участков»136.
Оценка характера будущей войны как войны длительной, затяжной предопределяла необходимость ее расчленения на периоды, кампании и стратегические операции, определения характера и масштабов тех задач, которые могли быть решены на пути к конечной цели войны. Однако четких определений понятий «период войны», «этап войны», «кампания», «стратегическая операция» в 20-х и даже в 30-х годах еще не было, что приводило к их различному толкованию.
Тухачевский, например, под кампанией понимал «ряд операций, объединенных одной общей идеей и построенных на непрерывном действии»137. Кампании, по его мнению, могли характеризовать то целый период войны, то часть его, то совпадать с рядом последовательных операций. Свечин понимал под кампанией «несколько операций, объединенных временем и местом»...138 Н. Н. Мовчин считал, что кампания — это собирательное понятие, обнимающее собой всю совокупность действий на определенном театре военных действий за большой промежуток времени, а ряд последовательных операций составляет наиболее существенную и решающую часть кампании, хотя последняя может содержать в себе и несколько весьма непоследовательных операций139. В Большой советской энциклопедии за 1937 г. кампания определялась как «совокупность военных операций, связанных общим замыслом и составляющих по времени и месту определенный отрезок той или другой войны. А далее отмечалось: «Война в большинстве случаев состоит из кампаний, причем учитываются отдельные театры, на которых они развертываются140.
Еще сложнее обстояло с установлением целесообразной последовательности действий Вооруженных Сил и распределением их усилий. Все были согласны с тем, что даже после полного стратегического развертывания Вооруженные Силы не могут
вести стратегическое наступление одновременно на всех театрах военных действий против вооруженных сил нескольких государств, входивших во враждебную коалицию. Поэтому разгром их предусматривалось осуществлять путем проведения последовательного стратегического наступления, т. е. крупных операций на различных театрах военных действий, начиная с главного.
«...Ведя войну против коалиции, — писал Тухачевский, — нужно уметь построить план ликвидации не всей коалиции сразу, а по частям, последовательно и планомерно. Умение оценить таким образом обстановку, разложить ее на составные части, подметить значение одного, другого, третьего члена этой коалиции и правильно построить план их последовательной ликвидации, пока не создастся выгодное, подавляющее в нашу пользу соотношение сил, все это является основной трудностью и вместе с тем основой искусства современной стратегии. Борьба в наших условиях должна распадаться на целый ряд периодов войны»141.
Считалось, что для разгрома противника на главном театре военных действий — Западном необходимо развернуть два фронта, а на остальных — по одному фронту в составе 3—4 армий и 1—2 кавалерийских корпусов на каждом (всего до 50 дивизий).
Постепенно формировались и уточнялись взгляды на характер и способы ведения стратегических наступательных операций. Опыт первой мировой и гражданской войн в России показал, что глубина стратегического наступления имеет свой определенный предел, так как наступающие войска неминуемо слабеют за счет потерь в боях и больных, а также из-за того, что они вынуждены оставлять часть сил для закрепления занятой у противника территории, растягивать свои коммуникации и использовать резервы. Поэтому одной из важнейших проблем военно-теоретической мысли была проблема теоретического расчета глубины стратегического наступления в войне. Основательнее всего она была освещена Свечиным в «Стратегии», Тухачевским в «Вопросах высшего командования» и Триандафилловым в «Характере современных операций».
Свечин отмечал, что так как стратегическое наступление требует значительной затраты сил, предпосылкой длительного наступления является беспрерывный приток свежих сил, а в противном случае даже самое искусное стратегическое наступление ведет к катастрофе. «Политик, устанавливая конечную политическую цель войны, должен внимательно выслушать консультацию стратега, так как из политической цели определенно будет вытекать и конечная военная цель, — писал он. — Наступление, перевалившее за свою кульминационную точку, очень быстро приобретает характер авантюры, и всякое дальнейшее его развитие является лишь наиболее совершенной подготовкой перехода неприятеля от преследования негативных целей к преследованию позитивных целей, которые могут получить самый большой размах... Отсюда понятно, как важно оценить вовремя предел, за которым наступление переходит в авантюру и начинает обращаться в подготовку неприятельского контрудара... Наступающий должен помнить, что простое продвижение вперед только ослабляет его и представляет очень условный плюс: уменьшается то расстояние до кульминационной точки, на протяжении которого он может собрать урожай своих успехов.»142 Свечин настаивал на том, что, как только наступает момент потери войсками тактических преимуществ, стратегия должна пересмотреть вопрос о целесообразности продолжения операции и закончить ее на соответствующем рубеже, иногда, может быть, даже с отказом от части захваченной территории.
В 20-х годах из-за почти полного отстутствия автотранспорта подвоз всех средств материального снабжения войск приходился на железные дороги и гужевой транспорт. Поэтому считалось, что фронты в состоянии безостановочно в течение месяца продвинуться на глубину от 350 до 400 км. Однако на такую глубину не могла
наступать одна и та же группировка, хотя бы потому, что изменялся фронт наступления, а главное — противник был способен предпринять попытку либо ускользнуть из-под удара, либо подвезти новые силы. В результате для его разгрома на том или ином этапе стратегического наступления могло потребоваться создание новой группировки сил и средств.
С учетом этого при разработке способов ведения стратегического наступления большое внимание уделялось вопросам наращивания усилий войск и ведения последовательных фронтовых наступательных операций. «В наших западных условия, — писал по этому поводу Тухачевский, — ряд последовательных операций является нашим окончательным средством для уничтожения армий противника ... Наша Красная Армия... должна быть на сто процентов готова к выполнению непрерывных операций. В этом заключается основа нашего стратегического успеха, в этом заключается для нас ключ экономного ведения войны.»143 Он считал, что быстро развивающиеся последовательные операции могут не дать противнику возможности перегруппироваться, и он окажется прижатым к последнему рубежу в невыгодной для себя группировке.
Предполагалось, что в ходе непрерывного наступления на глубину 350—400 км фронты проведут 2—3 операции, после чего они вынуждены будут приостановить наступление на определенное время, чтобы наладить коммуникации и подтянуть тылы. Непрерывное наступление фронтов на глубину свыше 350—400 км считалось возможным лишь тогда, когда в первом столкновении (исходной операции) основной группировке противника удастся нанести решительное поражение, а уцелевшие его силы при отходе не успеют разрушить железные дороги и мосты, а также в случае, если в тылу врага вспыхнет революция144.
На основе обобщения опыта первой мировой и гражданской войн был сделан вывод, что стратегическое наступление должно вестись на широком фронте. Отмечалось, в частности, что одной из главных причин неудачи большинства наступлений, проведенных противоборствовавшими сторонами в позиционный период первой мировой войны, являлось то, что они предпринимались на узком фронте — 30— 40, максимально — 80 км. В результате этого оборонявшиеся имели возможность отражать удар наступавших, вводить в бой не только свои резервные дивизии, но и дивизии, снятые с пассивных участков фронта. Чтобы лишить противника этой возможности, рекомендовалось проводить стратегическое наступление с таким расчетом, чтобы в ходе первого удара наступающие войска охватили не менее половины, а минимум — треть обороняющихся сил. Триандафиллов, например, считал, что для успешного наступления фронта, развернутого на 400-километровом пространстве, активные действия необходимо вести в полосе не менее 150—200 км145.
Стратегическое наступление, проведенное на театре военных действий с таким размахом, естественно, вело к выводу о необходимости организации стратегической операции группы фронтов. Однако большинство военных теоретиков понимали под ним лишь крупную фронтовую операцию. В отличие от них Свечин называл ее «гигантской операцией», а Тухачевский — «решающей операцией».
Вообще в области стратегии многие коренные вопросы разрабатывались в 30-е годы недостаточно обстоятельно. В итоге по большей части проблем возник слишком большой разброс во мнениях. И это не случайно. По указанию председателя РВС СССР Фрунзе еще в 1925 г. цикл лекций по стратегии в Военной академии РККА был сокращен при одновременном увеличении времени на изучение тактики. С 1929 г. стратегия из чисто практического предмета превращается в военно-образовательный предмет с целью дать слушателям единую точку зрения «на все военное дело, прививать правильное понимание основ ведения войны и теории оперативного искусства»146. В приказах РВС СССР на 1924/1925 учебный год вопросы
стратегии практически не затрагивались, а все внимание концентрировалось на том, чтобы овладеть основами подготовки и ведения боя и операции оперативного масштаба. Такое положение сохранилось и в дальнейшем. Более того, наркомвоенмор Ворошилов в 1930 г. не поддержал предложение начальника Штаба РККА Шапошникова продолжать проведение больших маневров, ссылаясь на то, что «маневры — дорогое удовольствие, и часто делать их не можем»147. Фактически же это явилось следствием молчаливого запрета Сталина на вторжение в стратегическую область, которую он считал своей монополией. Вот почему разработка многих стратегических проблем оказалась недопустимо запущенной.
С учетом опыта стратегического руководства в гражданской войне одним из важнейших условий успешного проведения стратегического наступления считался умелый выбор направления главного удара, сочетавшийся с решительным массированием сил и средств. Главный удар предусматривалось наносить по основной группировке противника, по возможности по ее наиболее уязвимому месту. Тухачевский писал, что «в нормальных условиях обстановки, при выборе направления главного удара нужно исходить из соображений стратегического порядка, т. е. из условий выхода во фланг и тыл главной группировки противника с целью ее окружения и уничтожения»148.
Массирование сил и средств на направлении главного удара мыслилось проводить за счет смелого снятия их с второстепенных направлений фронта. Считалось, что во встречном сражении на направлении главного удара необходимо иметь 1,5— кратное              превосходство, при прорыве поспешно занятой обороны противника — кратное,              при прорыве подготовленной обороны — 5—6-кратное превосходство, а плотность артиллерии соответственно — 25—30, 40—50 и 60—80 орудий на 1 км фронта прорыва149. Причем продолжительность артиллерийской подготовки допускалась 3—5 часов. На направлении главного удара рекомендовалось использовать ббльшую часть авиации и бронесил.
Способы и формы ведения стратегического наступления избирались в зависимости от начертания линии фронта, характера обороны, группировки войск противника и других факторов. В коллективном труде «Армейская операция» намечались четыре формы ведения фронтовой операции. Первая — фронтальный удар, нанесенный обычно силами двух армий, с целью прорыва обороны противника и стремительного развития успеха в глубину. Вторая форма — концентрический удар (два фланговых удара по сходящимся направлениям) обычно двумя-тремя армиями, усиленными кавалерийскими соединениями, с целью окружения и разгрома главных сил противника. Третья форма — фланговый удар силами не менее двух армий с целью охватить или обойти основную группировку противника, прижать ее к естественному рубежу, а затем разгромить. Четвертая форма — фронтальный удар на широком фронте с расчетом раздробить фронт противника и разгромить его по частям.
Независимо от способа и формы ведения наступления выдвигалось требование главный удар дополнять рядом энергичных ударов на вспомогательных направлениях, чтобы, во-первых, лишить противника возможности маневра силами для отражения наступления основной группировки войск, а также ввести его в заблуждение в отношении намерений наступающего.
Окружение главных сил противника считалось самой эффективной формой стратегического наступления. Однако учитывалось, что в маневренной войне окружение и уничтожение крупных группировок — дело весьма трудное. Вот почему подобную форму операции рекомендовалось применять только при наличии значительного превосходства в силах, и, главным образом, при наступлении силами двух фронтов.

Анализируя метод подхода к определению форм операций, Свечин писал, что они «избираются нами не произвольно, а диктуются соотношением сил и средств... мощностью различных магистральных путей, конфигурацией театра военных действий и важнейших его рубежей. Форма операции должна быть избрана такой, чтобы ставила наши войска в выгодное тактическое положение... В то же время форма операции должна быть максимально проста. Всякая добавка боевых и маневренных наслоений к операции неприемлема не только потому, что она крайне осложняет вопросы управления: всякий лишний маневр, всякий бой, не являющийся неизбежно необходимым для достижения цели операции, таит в себе величайшую опасность увлечь нас от цели на ложный путь... Форма операции по чеканности, ясности и стройности своих линий должна напоминать нам не завитушки рококо, а строгую прямолинейность очертаний греческого храма»150.
С середины 30-х годов большое внимание уделяется правильному расчету и обеспечению высоких темпов наступления войск, особенно в начале операции. Предполагалось, что в типовых условиях при встречном сражении с противником или при прорыве поспешно занятой его обороны среднесуточный темп наступления стрелковых войск должен составлять 10—12 км в сутки, при прорыве подготовленной обороны — 5—6 км, а при действиях в его оперативной глубине — 15—20 км151.
В то же время считалось, что даже самый блестящий прорыв не может иметь решающего значения, если он сразу же не перерастет в неотступное преследование противника. Для этого необходимо, чтобы главная ударная группировка действовала компактно, а ее наступление велось стремительно и носило маневренный характер. Предусматривалось, что наибольшего успеха дает параллельное преследование в сочетании с наступлением части сил с фронта. Главная ударная группировка фронта должна своими решительными и стремительными действиями не дать противнику возможность организованно отойти, осуществить перегруппировку и занять оборону на новом рубеже.
Изменение характера будущей войны в связи с быстрым ростом технических средств борьбы заставило по-новому подойти к исследованию проблемы прорыва стратегического фронта противника. В тезисах Штаба РККА «Тактика и оперативное искусство РККА начала тридцатых годов» отмечалось, что новые средства борьбы (авиация, артиллерия РГК, танки) позволяют «поражать противника одновременно на всей глубине его расположения в отличие от нынешних форм боя и атаки, которые можно характеризовать как последовательное подавление отдельных расчленений боевого порядка»152. На основании этих оценок была разработана теория глубокой операции. В основу ее было положено одновременное подавление артиллерией и авиацией обороны противника на всю глубину, быстрый прорыв и развитие тактического успеха в оперативный путем применения мощных подвижных соединений и воздушных десантов.
Согласно теории глубокой операции прорыв стратегического фронта противника предусматривалось осуществить в два этапа. На первом этапе предполагалось подавить оборону на всю тактическую глубину мощными ударами авиации и артиллерии, а затем прорвать ее безостановочным наступлением пехоты и танков. Второй этап включал ввод в прорыв подвижных войск — механизированных и кавалерийских соединений, высадку воздушных и морских десантов, развитие прорыва в глубину, превращение тактического успеха в оперативный, завершение разгрома противника с захватом важнейших его экономических районов, аэродромов и баз снабжения.
Непременными условиями успешного проведения глубокой операции считались завоевание господства в воздухе, наступление на широком фронте с решительным массированием сил и средств на направлении главного удара, изоляция района на

ступления ударной группировки от резервов противника путем нанесения по ним авиационных ударов и высадки воздушных десантов, а также воспрепятствования подвоза материальных средств его атакованным войскам.
Теория глубокой операции во второй половине 30-х годов проверялась и конкретизировалась на маневрах и военных играх в Белорусском, Киевском и других военных округах, а также на военно-стратегической игре, проведенной Генеральным штабом РККА в 1936 г. К сожалению, в дальнейшем ввиду репрессий, обрушившихся на ее авторов, о ней постарались забыть. Свое признание она получила лишь в 40-х годах. В декабре 1940 г. на совещании высшего командного и политического состава РККА генерал армии Жуков выступил с докладом «Характер современной наступательной операции». В нем, в частности, говорилось: «В условиях нашего Западного театра военных действий крупная наступательная операция со стратегической целью, мне кажется, должна проводиться на широком фронте, во всяком случае масштаба 400—450 км»153. Для проведения такой операции он считал необходимым сосредоточить 85—100 стрелковых дивизий, 4—5 механизированных и 2—3 кавалерийских корпуса, 30—35 авиационных дивизий. В принципе эти положения развивали идеи Эйдемана, Тухачевского и Триандафиллова, высказанные ими еще в 30-е годы.
Вместе с тем, исходя из опыта локальных конфликтов и начавшейся второй мировой войны, Жуков перечислил ряд новых требований к наступлению. «Современная наступательная операция, — отмечал он, — может рассчитывать на успех лишь в том случае, если удар будет нанесен в нескольких решающих направлениях, на всю глубину оперативного построения, с выброской крупных подвижных сил на фланг и тыл основной группировки противника. Одновременно с действиями на решающих направлениях наступательными и вспомогательными ударами противник должен быть деморализован на возможно широком фронте. Только такая наступательная операция может в относительно короткие сроки привести к окружению и разгрому основной массы сил противника на всем фронте предпринимаемого наступления»154
Как Жуков, так и Тимошенко, подводивший итоги совещания, детально и по большей части вопросов с новых позиций проанализировали характер и способы ведения современных фронтовых операций на главном — Западном — театре военных действий. По их мнению, современная операция полнее всего развертывается во фронтовом масштабе, причем фронт является оперативно-стратегической организацией. Достижение конечной цели войны или кампании предусматривалось осуществлять путем проведения ряда промежуточных фронтовых операций. Ширина полосы наступления фронта определялась в 80—300 км, глубина — 60—250 км, темп наступления — 10—15 км и более в сутки155.
Тимошенко выделил три формы оперативного прорыва, который, по его словам, надо рассматривать в качестве основного вида наступательной операции. Первая форма — это единый удар сосредоточенными силами нескольких ударных армий на сравнительно узком участке фронта (80—100 км) с задачей пробить брешь, а затем ее широко развернуть, что позволит обеспечить пропуск в тыл противника крупных конно-механизированных объединений и стремительное развитие успеха в глубину и в стороны флангов. Вторая форма предполагала наступление нескольких ударных армий на широком фронте (200—250 км) с расчетом нанести поражение всей группировке противостоящего противника, а кроме того сковать его резервы Третья форма предусматривала нанесение нескольких взаимосвязанных ударов в общей полосе шириной 350—450 км, образование отдельных армейских прорывов на нескольких направлениях, дробление фронта противника, окружение и разгром отдельных его группировок по частям.




Схема 32. Киевские маневры 1935 г. (замысел и действия сторон)

По расчетам Тимошенко, на ударных направлениях следовало бы иметь 50—100 орудий и 50—100 танков на 1 км фронта. При нанесении удара сосредоточенными силами на узком участке оперативное построение войск фронта должно быть из 2 оперативных эшелонов, 1—2 подвижной и авиационной группы, резервов специального назначения. В состав первого оперативного эшелона намечалось включить 7 армий, а во второй — 1 общевойсковую армию. В подвижной группе фронта рекомендовалось иметь механизированный и кавалерийский корпуса или 1—2 механизированных корпуса, в авиационной группе — фронтовую авиацию и воздушные десанты. В том случае, если фронт наносит несколько взаимосвязанных ударов, второй эшелон и подвижную группу целесообразнее создавать только в армиях, наступавших на направлении главного удара.
В первом эшелоне намечалось развертывать ударную и сковывающую армии. Ударная армия предназначалась для наступления на главном направлении. Она могла иметь в своем составе 14—18 стрелковых дивизий (4—5 стрелковых корпусов), 10—12 артиллерийских полков резерва Главного командования, 6—8 отдельных танковых бригад, 2—3 авиационные дивизии, механизированный или кавалерийский корпус. Сковывающая армия предназначалась для прикрытия флангов, сковывания противника и разгрома его сил на второстепенных направлениях.
Наступательную операцию фронта предполагалось проводить в два этапа: на первом — сокрушить оборону противостоящего противника на всю ее оперативную глубину (100—120 км), на втором — завершить его разгром и создать условия для проведения новой фронтовой наступательной операции. Начинать ее предусматривалось с мощной артиллерийской и авиационной подготовки продолжительностью от 1,5 до 2 часов. Наступление стрелковых войск и танков непосредственной поддержки пехоты должно сопровождаться огнем артиллерии и массированными ударами авиации. При этом в зависимости от характера обороны противника и полноты разведданных о расположении его огневых средств артиллерийская подготовка атаки могла осуществляться огневым валом на глубину до 2 км, последовательным сосредоточением огня по важнейшим объектам обороны или сочетанием этих видов огня.
Подвижную группу фронта рекомендовалось использовать в двух вариантах. В случае, если тактическая зона обороны противника хорошо оборудована в инженерном отношении да еще плотно занята его войсками, весьма целесообразным вводить эту группу в прорыв после стрелковых корпусов. Если противник не располагает необходимыми силами для создания прочной обороны на второй полосе, подвижные группы лучше вводить в прорыв сразу после того, как стрелковые корпуса преодолеют его главную полосу. При вводе в прорыв группу намечалось строить в несколько эшелонов: особый — воздушный десант; первый — бомбардировочная авиация; второй — части тяжелых танков; третий — части средних и легких танков; четвертый — мотопехота; пятый — артиллерия; шестой — стрелковые войска.
Задача подвижных групп заключалась в стремительном продвижении в глубину обороны противника, разгроме его подходящих резервов, недопущении создания ими нового фронта, выходе на пути отхода основной группировки противника и при поддержке авиации окружении ее во взаимодействии с воздушно-десантными войсками. Причем поспешно занятые оборонительные рубежи требовалось прорывать с ходу, не ожидая подхода стрелковых войск и тоже при поддержке авиации. Развитие тактического успеха в оперативный должны были осуществлять не только подвижные группы, но и главные силы фронта. Оперативный прорыв считался завершенным тогда, когда достигался разгром главной группировки противника и его оперативных резервов, а в то же время создавались условия, исключавшие возможность занятия противником оборонительных полос в тылу, чтобы восстановить фронт.

А. НАСТУПАТЕЛЬНАЯ ОПЕРАЦИЯ УДАРНОЙ АРМИИ



Б. ФРОНТОВАЯ НАСТУПАТЕЛЬНАЯ ОПЕРАЦИЯ



Схема 33. Предвоенные взгляды на построение наступательной операции
(глубокая операция)

В качестве важнейших условий достижения целей операции рассматривались: уничтожение основной группировки противника по частям в процессе ее отхода, упреждение врага в занятии выгодных для обороны рубежей отходящими частями и выдвигаемыми резервами. Преследование должно было осуществляться стремительным наступлением подвижных соединений по путям, параллельным отходу основных сил противника, что позволяло упредить его на переправах, в теснинах, на узлах дорог, задержать его отход, а затем окружить и уничтожить. Основная роль в преследовании отводилась подвижным соединениям, авиации, воздушным десантам. Им предписывалось не ввязываться в затяжные бои за крупные центры сопротивления или опорные пункты, а обходить их.
В связи с тем, что предстоящая война рассматривалась как маневренная, должное внимание уделялось встречным сражениям. Указывалось, что они могли возникнуть как в начальный период войны, когда обе стороны будут стремиться к захвату инициативы, так и в ходе наступательной операции, когда удастся прорвать тактическую зону обороны противника. Характерными особенностями встречного сражения считались: отсутствие ясности и определенности в быстро меняющейся обстановке; стремительность и скоротечность развития боевых действий, требующих всемерного проявления инициативы; борьба за упреждение в развертывании, за выигрыш флангов, захват и удержание инициативы.
Решающее значение в наступательных операциях придавалось организации непрерывного и твердого управления войсками. От командующих фронтами требовалось правильно учитывать политические и военные факторы обстановки, ее возможные изменения, четко формулировать цели операции, определять необходимые для их достижения людские и материальные ресурсы. Важнейшей задачей командования и штабов считалось глубокое проникновение в планы противника, создание и поддержание в ходе операции превосходства над ним в силах и средствах на главном направлении, осуществление гибкого маневра войсками, поддержание устойчивого взаимодействия между участвующими в операции видами Вооруженных Сил, родами войск и элементами оперативного построения.
Все эти установки были в основном правильными и для своего времени передовыми. Однако они недостаточно учитывали возможное противодействие противника, степень устойчивости современной обороны, но главное — опирались на моральное превосходство Красной Армии, которого в действительности не было, и не брали во внимание реальный материальный потенциал Вооруженных Сил. Поэтому многие положения теории наступления оказались в первые годы войны нежизненными и не могли быть реализованы на практике.
Взгляды на стратегическую оборону
Отечественная военная стратегия в 20-е — 30-е годы признавала не только правомерность, но и необходимость как оперативной, так и стратегической обороны. Ее целесообразность и важность признавались в целом ряде случаев: при неблагоприятной общей стратегической обстановке, прежде всего на второстепенных направлениях и театрах военных действий, для экономии сил, выигрыша времени, отражения наступления превосходящих сил противника, закрепления достигнутого успеха и решения других задач.
Но даже в те годы отношение к обороне было весьма противоречивым. Ее роль, главным образом, в силу политических соображений, принижалась. Постоянно подчеркивалось, что оборона — это вспомогательный вид военных действий и что обороной не только войну, но и сражение выиграть нельзя И это не было случайным,

так как подготовка и воспитание армии велось в духе решительных и бескомпромиссных действий, безусловной победы в будущей войне.
В последующем недооценка обороны как в теории, так и в практике стратегического планирования начала проявляться все определеннее. Особенно явственно это стало вырисовываться на рубеже 30-х — 40-х годов. Дело дошло до того, что об обороне говорили как об «уделе обреченных». О стратегической обороне не только ничего не появлялось в военной литературе, но и в разговоре упоминать о ней считалось большим грехом. Правда, совсем она не отрицалась, ибо допускалась как эпизодический момент действий Вооруженных Сил при выполнении задач оперативного прикрытия стратегического развертывания до вступления в сражение главных сил.
События советско-финляндской войны вынудили несколько изменить отношение к обороне. Но полностью ее недооценка так и не была тогда преодолена. Не случайно поэтому проблемы обороны оказались разработанными значительно слабее, чем вопросы наступления. Это не значит, однако, что представления об обороне, способах ее организации и ведения не развивались. В 20-х годах под влиянием опыта гражданской войны в основе взглядов на стратегическую оборону лежала идея сдерживания и истощения противника в маневренных боевых действиях. Стратегическая оборона в начале возможной войны мыслилась как средство обеспечения развертывания Вооруженных Сил или прикрытия участков фронта между направлениями, на которых предпринимается наступление.
Обосновывая это положение, Тухачевский в 1923 г. писал: «Наши будущие боевые столкновения... будут маневренного характера, т. е. решительного и подавляющего... Стремление к решительным столкновениям потребует смелых, плотных группировок на решающих направлениях и смелого оголения участков неважных, связующих. Войска связующих участков на неважных направлениях обыкновенно будут обороняться, а при недостатке сил иногда и отступать»156. При зтом как в первом, так и во втором случае на передний план выдвигался вопрос: на что делать ставку — на сохранение своих войск или на удержание территории? По данному вопросу в печати развернулась оживленная дискуссия. Большинство авторов стояли на той точке зрения, что главная задача — уберечь войска от разгрома. В коллективной работе «Армейская операция», например, утверждалось: «В случае оборонительных действий встает вопрос о том, чему отдать предпочтение, сохранению ли живой силы, или сохранению во что бы то ни стало обороняемой территории. Исходить в этом случае прежде всего нужно из того положения, что без живой силы оборонять территорию невозможно. Если нет шансов на удержание позиций, на выигрыш сражения, то лучше из такого положения ускользнуть, перегруппироваться и дать новые бои в более выгодных, более обеспеченных условиях. Рисковать живой силой приходится лишь в том случае, когда район обороны совпадает с районом, от которого зависит возможность продолжения войны, т. е. районом военной обрабатывающей промышленности. Только в этом случае необходимо связать участь армии с участью обороняемой полосы или района... В нормальных условиях живая вооруженная сила является основной заботой командования. При наступлении его заботой будет уничтожать живую силу врага, при обороне и отступлении — сохранять свою живую силу. Всякие компромиссы и неясности в решении этих вопросов являются обычно источником неудач и поражений»157.
Возможность того, что обстоятельства могут вынудить оставить территорию, допускал Фрунзе, который, отстаивая правомерность отхода, писал: «...отступление не есть бегство... бывает и стратегическое отступление, вызываемое стремлением либо сохранить живую силу, либо сократить фронт, либо глубже завлечь врага, чтобы тем вернее его разгромить»158. В то же время другие авторы настаивали на необходимости жесткого удержания обороняемых рубежей, а выбор способов ведения стратеги
ческой обороны, применения маневренных или позиционных ее форм ставили в зависимость от размеров территории государства и важности прикрываемых объектов. Свечин, например, отмечал: «В будущих войнах нужно считаться с тем, что хотя бы некоторые участки позиционного фронта будут организованы уже с самого начала, в период оперативного развертывания. Если граница тянется лишь на немногие сотни километров и опирается на солидные географические рубежи, то можно ожидать уже в начале войны возникновения позиционного фронта»159. Он подчеркивал также обусловленность плотности обороны фронта характером обороняемого района. «Богатый промышленный центр, — писал Свечин, — важный узел сообщений, близость ценной для рокировки магистрали заставляют крепче занимать участок; остальная местность, лишенная ценных географических объектов, будет прикрываться слабее, но эта разница не будет столь значительна, как в маневренной войне»160.
Соответственно в теории рассматривалась возможность организации оперативной и тактической обороны на нормальном и на широком фронте. На нормальном фронте оборону рекомендовалось создавать на тех направлениях, где надо было удержать занимаемые рубежи, а оборону на широком фронте — на второстепенных направлениях, где требовалось удерживать только важнейшие районы. При любых вариантах построения обороны особое значение придавалось ее активности, смелому нанесению по противнику решительных контратак и контрударов с целью разгрома прорвавшихся опасных группировок, восстановления положения и создания нового устойчивого оборонительного фронта Оборону предполагалось эшелонировать в глубину, создавая полосы охранения, главного сопротивления и корпусных резервов, а также тыловые рубежи на глубину до 100 км. Средняя ширина полосы обороны фронта определялась в пределах 400 км.
С начала 30-х годов взгляды на стратегическую и оперативную оборону изменились: все внимание теперь сосредоточено на обеспечении ее непреодолимости. «Оборона должна быть непреодолимой для врага, — отмечалось во Временном полевом уставе 1936 г., — как бы силен он ни был на данном направлени и»161. В связи с этим требовалось повысить ее способность противостоять массированным ударам крупных сил артиллерии, авиации и танков. Однако разработке этих вопросов помешали репрессии. По существу, к данной проблеме вернулись лишь в 1940 г., уже после начала второй мировой войны.
На совещании высшего командного и политического состава РККА, состоявшемся в декабре 1940 г., генерал армии И. В. Тюленев в своем докладе «Характер современной оборонительной операции» был вынужден признать: «Мы не имеем современной обоснованной теории обороны, которую могли бы противопоставить современной теории и практике глубокой армейской наступательной операции»162. Вывод его таков- оборонительные действия в зависимости от задач, предусмотренных оперативным планом и условиями, которыми они вызваны, могут носить либо длительный характер, что, по его словам, якобы обрекает обороняющегося на неудачи, а следовательно, и на позиционную войну, либо временный характер, что «вызывается закономерностью общего боя и позволяет обороняющемуся при создании наивыгоднейших для него условий нанести противнику поражение малыми силами»163. С учетом общего плана войны, оперативной задачи и ряда экономических причин он считал, что оборонительные операции будут строиться на сильных инженерных укреплениях и широком использовании новейших средств борьбы, находившихся на оснащении современных армий. «Чтобы противопоставить современному мощному наступлению, эшелонированному на большую глубину, стремящемуся одновременно парализовать сильной авиацией, мотомехсоединениями всю оборону, — подчеркивал Тюленев, — необходимо так организовать оборону, чтобы она была способна не только дать одновременный мощный




Схема 34 Советско-финляндская война 1939—1940 гг.

огневой отпор на всей глубине проникновения танковых, моторизованных, авиационных и пехотных соединений, но и сломить наступающего морально и физически частыми контрударами, а также общим контрнаступлением оперативных резервов, в полном взаимодействии с войсками фронта нанести противнику сокрушительный удар»164. Тем не менее генерал Тюленев в своем докладе ограничился только рамками армейских оборонительных операций. Однако и нарком обороны Тимошенко в своем заключительном слове не поставил вопрос о стратегической и даже о фронтовой обороне. В результате теория стратегической обороны и ведения фронтовой оборонительной операции, как и прежде, ограничивалась теми положениями, что имели отношение к действиям сил прикрытия в начале войны. Предполагалось, что в ходе ее войскам не понадобится прибегать к длительной обороне, а тем более в широких масштабах, что отрицательно сказалось на ведении оперативной и стратегической обороны в ходе Великой Отечественной войны.
Правда, на том же совещании ряд проблем оперативной обороны получили более глубокое, чем прежде, освещение. В частности, и Тюленев, и Тимошенко заявили, что к обороне следует переходить тогда, когда нет достаточных сил для наступления или когда в создавшейся обстановке она выгодна для того, чтобы подготовить наступление. Оба они подчеркивали, что оборона может применяться как на второстепенных фронтах, так и на главных направлениях. В последнем случае переход к обороне должен осуществляться с целью «выждать время до исхода операций на других направлениях, фронтах или театре» либо для подготовки наступательной операции, а также если «оборона является составной частью задуманного маневра операции»165.
Впервые на этом совещании было указано, что оборона должна быть противоар- тиллерийской, т. е. рассчитанной на сохранение живой силы и огневых средств от поражения массовым артиллерийским огнем противника. Отмечалось также, что современная оборона должна быть противотанковой, чтобы обеспечить отражение массовой танковой атаки на решающих участках, когда на 1 км фронта приходится 100—150 танков наступающего врага. Наконец, требовалось, чтобы оборона была противосамолетной, т. е. способной противостоять сильному авиационному воздействию наступающего противника.
Исходя из опыта советско-финляндской войны, Тимошенко поставил вопрос о том, чтобы современная оборона была «многоэшелонной, многополосной, глубокой, с нарастающим в глубине сопротивлением», а также упорной и активной166. По его мнению все эти черты наиболее полное выражение найдут в рамках армейской оборонительной операции, хотя в законченном виде они проявились прежде всего как во фронтовом, так и в стратегическом масштабах.
Относительно армейской обороны на совещании было подтверждено требование о создании в ее рамках полосы обеспечения, тактической и оперативной зон обороны. Указывалось, что полоса обеспечения глубиной 10—15 км должна создаваться в условиях непосредственного соприкосновения с противником с той целью, чтобы его сдержать и измотать, выиграть время для подготовки оборонительной полосы. Для ее обороны предназначались передовые части и разведывательные подразделения. Не исключалось и создание передовой оперативной зоны заграждения глубиной от 30 до 50 км.
Тактическую зону обороны предусматривалось оборонять стрелковыми корпусами первого эшелона. В ее границах создавались две полосы, а между ними отсечные позиции. Первая полоса глубиной 8—10 км являлась основной, для ее удержания выделялись главные силы армии и корпусов. Считалось, что уже при бое за нее противник будет измотан, обескровлен и остановлен. Полосу предполагалось создавать из главной позиции сопротивления и позиций вторых боевых эшелонов и резервов дивизии. Перед главной полосой, на удалении 1—3 км, намечалось иметь

позицию боевого охранения, а иногда и передовую позицию. Вторая полоса, на которой располагались корпусные резервы, должна была преградить прорвавшимся подвижным войскам противника доступ в глубину обороны и в то же время служить исходным рубежом для собственных контратак и контрударов. Общая глубина тактической зоны обороны составляла 15—20 км.
Оперативная зона включала в себя тыловой армейский рубеж, противотанковые районы и отсечные рубежи. Они предназначались для борьбы с подвижными войсками противника, прорвавшимися в глубину обороны. В оперативной зоне располагались и действовали армейские резервы, усиленные бронетанковыми войсками и противотанковыми средствами резерва Главного командования. Глубина оперативной зоны составляла 20—30 км, а общая глубина армейского оборонительного района — 50—60 км. Подчеркивалось, что инженерное оборудование местности — одно из решающих условий, обеспечивающих прочность обороны. Поэтому предусматривалось иметь линии сплошных траншей с ходами сообщения и укрытиями для личного состава.
При обороне на вероятном направлении главного удара противника ширина полосы обороны войск определялась из следующих средних нормативов: для армии —
alt="" /> 80—100 км, для стрелкового корпуса — 20—30 км и для стрелковой дивизии — 6—12 км. При обороне на второстепенном направлении армия оборонялась в полосе 200 км и более, корпус — 50— 60 км, дивизия — 20—24 км. В этих случаях оборона основывалась не на траншейной системе, а на очагах сопротивления, главным образом батальонных районах обороны. Для отражения атаки танков противника требовалось на 1 км фронта главной полосы обороны иметь до 13—17 противотанковых орудий, а также привлекать всю ар- §              тиллерию и авиацию действующих
II              войск167. В целях срыва атаки про-
ll              |              тивника предусматривалась артил-
а||              лерийская и авиационная контр- * |              подготовка.
^              В основу ведения обороны бы
ли заложены непременные требования: упорство, активность и решительность действий,готовность в любое время перейти в наступление. В успешном отражении наступления противника большое значение придавалось подвижности войск, их умению быстро осуществлять маневр из глубины и с неатакованных участков на угрожаемые направления. Особое внимание уделялось контрударам, которые считались высшим проявлением активности обороны. Главная цель контрударов — это разгром вклинившегося противника и создание условий для перехода в наступление.
К проведению контрударов привлекались резервы армий и корпусов. Контрудары предусматривалось наносить в ходе борьбы за удержание тактической и оперативной зон обороны, а иногда и перед передним краем своей обороны для срыва наступления противника и нанесения ему потерь. Из всех вариантов предпочтение
отдавалось нанесению контрударов при подходе противника ко второй полосе тактической зоны обороны. В ходе борьбы за оперативную зону контрудары должны были проводиться во взаимодействии с подошедшими фронтовыми резервами. Однако основным средством нанесения армейских и фронтовых контрударов являлись механизированные корпуса. Одновременно с ведением позиционной обороны предусматривалась и маневренная оборона. Именно так стали называть подвижную оборону. Ее мыслилось применять в тех случаях, когда подавляющее превосходство противника исключало возможность ведения позиционной обороны.
Количество оборонительных рубежей и длительность удержания каждого из них зависели от характера местности, своих сил и наличия времени. На каждом из намеченных рубежей обороняющиеся войска должны были организовать упорное сопротивление, чтобы вынудить противника к развертыванию главных сил Оборонительные действия на рубежах предусматривалось вести специально создаваемыми эшелонами войск.

Первый эшелон должен был удерживать рубеж до тех пор, пока второй не займет следующий рубеж и не организует на нем оборону. Лишь после этого первый эшелон получал задачу на отход под прикрытием огня второго эшелона на последующий промежуточный рубеж с целью организовать там оборону. Последний рубеж служил основой для перехода войск к упорной позиционной обороне или в контрнаступление.
Основой маневренной обороны считались оборонительные бои на промежуточных рубежах, ускользание от противника, сочетаемое с короткими ударами и действиями из засад. Сила маневренной обороны заключалась во взаимодействии маневра (подвижных действий войск) с огнем и широким применением всех видов заграждений. При этом важная роль отводилась заблаговременно созданным сильным подвижным резервам, особенно противотанковым. Ведение маневренной обороны обычно предусматривалось на широком фронте и на значительную глубину. К сожалению, нападение Германии на СССР сразу же поставило Красную Армию в такое положение, при котором все попытки организовать и вести стратегическую и оперативную оборону на основе изложенных выше положений оказались сорванными
Взгляды на стратегическое применение ВВС, Войск ПВО и ВМФ
В межвоенный период велись активные исследования в области стратегического применения видов Вооруженных Сил в возможной войне.
Разработкой теоретических проблем применения Военно-воздушных сил занимались Генеральный штаб, Главное управление ВВС, а также большая группа военных ученых. Важный вклад в решение этой задачи внесли А. С. Алгазин, В. Колосовский, А. Н. Лапчинский, С. А. Меженинов, В. В. Хрипин и ряд других военных теоретиков. В 1925 г. Колосовский, отмечая возросшее значение авиации в войне, поставил вопрос
об              особой воздушной стратегии — «искусстве наиболее рационального применения воздушных сил в масштабе всего театра войны»168. В статье «Стратегия воздушной войны» он выделил следующие характерные черты воздушной стратегии: наступате- льность, непрерывность и повторяемость ударов. На зтой же точке зрения стоял, по существу, Меженинов, полагавший, что необходимо создать такие воздушные силы, которые были бы способны «провести операцию самодовлеющего значения» с целью «потрясения жизненных центров» на территории противника. Алгазин разработал теорию самостоятельных и совместных воздушных операций ВВС169.
Другие специалисты также отдавали должное авиации, но они рассматривали ее действия только в тесном согласовании с операциями наземных войск и Военно- морского флота. При этом считалось, что ВВС будут решать задачи, связанные с ведением разведки, завоеванием господства в воздухе, авиационной поддержкой войск
и сил флота, изоляцией поля боя, ведением борьбы с резервами противника, разрушением тыловых объектов, дезорганизацией управления противника и т. п. Эти положения уже в 1928 г. прошли проверку на специальных маневрах ВВС РККА, в которых приняли участие три авиационные бригады и авиагруппа. Отрабатывались действия авиации фронта «в интересах наземной операции» и по прикрытию железной дороги от воздушного нападения. В отчете о маневрах отмечалось, что удар по железной дороге в период оперативных перевозок при противодействии ВВС противника — это ничто иное, как воздушная операция, проводимая путем сосредоточения боевой группы авиации в составе нескольких однотипных бригад.
На Всесоюзных Бобруйских больших маневрах, состоявшихся в сентябре 1929 г. с участием войск Белорусского, Московского, Ленинградского, Украинского и Северокавказского военных округов, авиация выполняла следующие задачи: наносила удары по оборонявшемуся «противнику», развивала успех штурмовыми действиями совместно с конницей и мотомеханизированными частями, прикрывала свои войска, наносила бомбовые удары по железным дорогам и транспортным узлам с целью срыва оперативных перевозок «противника», вела борьбу с воздушным «противником» для достижения собственной свободы в действиях.
Опыт этих маневров был затем обобщен в теоретическом труде Лапчинского «Воздущные силы в бою и операции». В нем автор исследовал вопросы применения авиации в различных видах операций сухопутных войск и при самостоятельных действиях. Особое внимание он уделил борьбе за господство в воздухе. По мнению Лапчинского, абсолютное господство в воздухе вообще недостижимо, можно достичь лишь временного или местного превосходства в воздухе169. Причем, по его словам, для этого необходимы совместные действия всех родов авиации, зенитных средств, дальнобойной артиллерии, стрелковых войск, конницы, мотомеханизированных частей и партизан. Хрипин, наоборот, считал, что завоевание господства в воздухе можно достигнуть не только силами истребительной авиации, но и с помощью ударов по аэродромам на всю оперативную глубину. В свою очередь, Алгазин предполагал достичь господства в воздухе активными комбинированными и согласованными действиями всех родов авиации.
В 30-х годах в теоретических исследованиях центральное место заняли подготовка и проведение Военно-воздушными силами различных видов воздушных операций. Отрабатывались они и практически. Так, в феврале 1934 г. под руководством помощника командующего Ленинградским военным округом по авиации В. Н. Лопатина был проведен оперативно-тактический сбор высшего начсостава. На сборе проводились занятия на тему «Воздушная операция по срыву железнодорожных перевозок противника». По итогам сбора был сделан вывод, что возможны следующие виды воздушной операции: воздушно-бомбардировочная, воздушно-десантная и их сочетание. «Наиболее частая и эффективная форма самостоятельного использования авиации, — отмечал Лопатин, — является воздушно-железнодорожная операция»171.
В 1936 г. по приказу наркома обороны Ворошилова Военно-воздушным силам предлагалось всесторонне отработать «самостоятельные действия и операции Воздушных Сил в условиях взаимодействия авиации с другими родами войск в современном общевойсковом глубоком бою и операции»172. Необходимые теоретические установки на этот счет содержались в вышедшей в апреле 1936 г. «Временной инструкции по самостоятельным действиям Воздушных Сил РККА». Согласно ей авиационным армиям резерва Главного командования в начале войны предстояло наносить удары по самолетам противника на аэродромах, морскому флоту в море и на базах, разрушать крупные политико-экономические центры в глубине территории врага, срывать мобилизацию и стратегическое сосредоточение путем проведения целого ряда самостоятельных операций. Указывалось, что при решении этих задач
воздушная армия РГК может действовать: самостоятельно на морском театре или на фланге фронта; во взаимодействии с воздушными силами фронта в начальном периоде войны, когда для нанесения решительного удара по авиации противника используется вся боевая авиация, а также при проведении решительной операции на направлении главного удара.
В конце 30-х и начале 40-х годов центральное место в стратегическом использовании ВВС стало отводиться проблеме достижения господства в воздухе. С учетом опыта локальных и начавшейся второй мировой войн П. П. Ионов в статье «Господство в воздухе», опубликованной в 1937 г., выделил три его вида: тактическое, оперативное и стратегическое. Тактическое господство означало, по его мнению, достижение господства авиации в ограниченной зоне действия наземных войск над полем боя. Под оперативным господством понималось временное господство в воздухе на период проведения наземной, воздушной или морской операции. Стратегическое господство в воздухе предлагалось понимать так, как его понимал итальянский генерал Д. Дуэ, т. е. как такое положение, «при котором мы, разгромив воздушные силы противника, уничтожив источники их восстановления (склады и авиационную промышленность) и не допуская восстановления этих источников, в состоянии выполнять все свои последующие задачи»173.
Решение задачи по достижению стратегического превосходства в воздухе предполагалось возложить на воздушные армии. Такие армии, названные авиационными армиями особого назначения (АОН), стали создаваться с января 1936 г. Однако в г. на основе опыта советско-финляндской войны был сделан вывод об их гро- моздскости и трудноуправляемости. Потому-то они и были расформированы. Несмотря на это, некоторые военные теоретики считали необходимым иметь в составе ВВС стратегические воздушные армии для проведения самостоятельных воздушных операций стратегического назначения.
В декабре 1940 г. на совещании высшего командного и политического состава РККА высказывались различные точки зрения по вопросам применения ВВС. Но большинство поддержали положения, выдвинутые в докладе начальника Главного управления ВВС Красной Армии генерал-лейтенанта авиации П. В. Рычагова. Среди основных задач авиации он особо выделял задачу по завоеванию стратегического и оперативного господства в воздухе174. Ее выполнение предлагалось организовать путем проведения ряда воздушных операций по уничтожению действующей авиации противника, запасов материальной части и горючего, разрушению авиационной промышленности. В оперативном масштабе господство в воздухе считалось необходимым завоевывать на период определенной операции. Отмечалось, что лучшим способом поражения авиации противника на земле является одновременный удар всех родов авиации по большому количеству аэродромов возможного базирования вражеской авиации. Фронтовую авиацию предполагалось использовать преимущественно для поддержки наземных войск, их прикрытия с воздуха, обеспечения высадки десантов, но особенно для нанесения ударов по стратегическим и оперативным резервам противника и по его тылу. Особое внимание обращалось на взаимодействие авиации с конно-механизированными войсками. Однако проблемы обеспечения живучести ВВС так и остались без достаточно обстоятельной проработки.
Теория стратегического применения войск ПВО начала разрабатываться в конце 20-х годов. Первоначально в ее рамках рассматривалась защита объектов только в приграничной полосе. В дальнейшем встал вопрос об организации противовоздушной обороны объектов на всей территории страны, для чего считалось целесообразным создавать зоны, районы и секторы ПВО. В каждом из них для отражения воздушного нападения намечалось иметь части зенитной артиллерии, истребительную авиацию, прожекторные части, средства воздушного наблюдения, оповещения и
связи (ВНОС). По вопросу применения авиации ПВО существовали различные точки зрения. Одни теоретики, в частности, Н. С. Виноградов и М. Спирин, предлагали сконцентрировать истребители и другие средства ПВО для обороны отдельных пунктов. Другие, например А. Н. Лапчинский и М. Е. Медведев, полагали целесообразным использовать истребительную авиацию для обороны целого района или создать подвижный фронт противовоздушной обороны. Но несмотря на то, что вопросы противовоздушной обороны уже к началу 30-х годов теоретически были разработаны, на практике она строилась по-старому. Отсутствовали единый план противовоздушной обороны и централизованная система управления175.
В таких условиях начальник 6-го управления Штаба РККА М. Е. Медведев в сентябре 1931 г. предложил установить четкие понятия ПВО армии и тыла (территории страны), срочно реорганизовать и пересмотреть систему противовоздушной обороны. В последующие годы была всесторонне разработана система ПВО военного, административно-политического и промышленного пункта (центра). В ее основу была положена идея создания глубоко эшелонированной ПВО, базирующейся на тесном взаимодействии авиации и зенитной артиллерии. Эта система была рассчитана на отражение массированных ударов авиации противника с любых направлений, в широком диапазоне высот и скоростей полета, в любое время суток и в любых метеоусловиях.
С учетом опыта начавшейся второй мировой войны и возросших возможностей бомбардировочной авиации возник вопрос о необходимости не только объектового, но и зонального прикрытия важнейших центров и районов. Принципы зональной ПВО были детально разработаны в труде Виноградова «Противовоздушная оборона крупного центра», изданном в начале 1941 г. Их суть заключалась в том, что в угрожаемой зоне важнейшие пункты обеспечивались пунктовым прикрытием, а вся угрожаемая зона — пространственным прикрытием. Борьбу с авиацией противника намечалось вести двумя методами: уничтожением его самолетов на аэродромах путем нанесения ударов бомбардировщиками, а в воздухе — истребителями и зенитной артиллерией176. В соответствии с «Наставлением ПВО пунктов», изданным в г., требовалось оборонять отдельные объекты, пункты и районы, наиболее подверженные угрозе нападения с воздуха, а силы и средства ПВО использовать массированно для прикрытия важнейших объектов.
Новые взгляды на стратегическое применение Военно-морского флота сформировались на рубеже 20-х — 30-х годов. Процесс этот проходил в острой дискуссии. Некоторые военные теоретики, например Б. Б. Жерве, высказывались за необходимость завоевания полного господства на море путем уничтожения флота противника или его блокирования в операционной базе177. Эта концепция потребовала бы строительства большого количества надводных кораблей. К тому же она не учитывала роли и значения быстро развивающейся морской авиации, не говоря уже об использовании подводных лодок в первой мировой войне.
М. А. Петров, К. И. Душенов и др. в своих трудах, опубликованных во второй половине 20-х годов, начали разрабатывать теорию «малой войны на море». Так, А. М. Якимычев, учитывая огромную стоимость современных крупных кораблей и невозможность в ближайший период построить мощный линейный флот, настаивал на том, чтобы перейти к наиболее приемлемому способу ведения борьбы — к «малой войне»178. Для ее ведения он предлагал использовать авиацию, подводные лодки, торпедные катера и другие быстроходные легкие силы надводного флота.
Официальные документы придерживались середины. Во Временном полевом уставе 1936 г., например, указывалось, что наряду с самостоятельными операциями флот может участвовать «в совместных действиях с сухопутными войсками на мор
ском побережье»179. В 30-е годы значительное внимание уделяется разработке способа нанесения комбинированных ударов по превосходящему морскому противнику. Его суть сводилась к одновременной атаке надводными кораблями различных классов, подводными лодками и авиацией с использованием артиллерии береговой обороны и минно-артиллерийских средств. Основными условиями успешных действий считались создание превосходства сил флота над противником на направлении главного удара, правильное комбинирование разнородных сил в оперативном и тактическом взаимодействии. На морских сообщениях противника предусматривалось в первую очередь использовать подводные лодки. При ведении боевых действий на приморских направлениях флот должен был поддерживать сухопутные войска огнем корабельной артиллерии и ударами морской авиации, прикрывать их фланги от ударов противника с моря, обеспечивать свои морские сообщения и нарушать коммуникации противника, а также высаживать в его тыл морские десанты и, наоборот, воспрещать высадку его морских десантов.
На качественно новый уровень в 30-е годы была поднята разработка проблем тылового обеспечения войск в операциях всех видов. Мобилизационное развертывание тыла планировалось осуществлять исходя из взглядов на начальный период войны. В первую очередь требовалось отмобилизовать тыловые части и учреждения армий прикрытия приграничных военных округов, а также основных сил авиации и войск ПВО. Фронтовые тыловые части и учреждения, военно-учебные заведения и запасные части планировалось отмобилизовывать после развертывания фронтов, а находящиеся в глубине территории страны подлежали отмобилизованию в последнюю очередь. Поэтому в мирное время содержалось лишь небольшое количество органов стратегического тыла, необходимое для обеспечения повседневной деятельности войск и развертывания тыла в установленные мобилизационными планами сроки.
Фронтовой тыл предполагалось развернуть на базе окружных стационарных тыловых учреждений. Для размещения тыловых частей и учреждений, использования местной материально-технической базы фронту определялся тыловой район глубиной до 500 км, через который должны проходить 2—3 железные дороги. Считалось, что для проведения фронтовой наступательной операции необходимо иметь 8—10 боекомплектов боеприпасов, до 10 заправок горючего, продовольствия и зернового фуража на месяц179.
Количество ремонтных предприятий для фронтов определялось наличием в них боевой, транспортной и специальной техники, а также предполагаемым числом ее ремонтов при подготовке и в ходе операции. В основу технического обеспечения легла единая для всех родов войск и служб планово-предупредительная система обслуживания и ремонта: текущий осуществлялся экипажами (расчетами) и войсковыми ремонтными средствами, средний — в ремонтных подразделениях и учреждениях оперативного звена, капитальный — в ремонтных учреждениях фронтов, центра и на предприятиях промышленности.
Взгляды на организацию медицинского обеспечения нашли отражение в «Наставлении по санитарной службе Красной Армии», введенном в действие приказом наркома обороны от 9 мая 1941 г. Во фронте планировалось иметь фронтовой эвакуационный пункт емкостью в 40 тыс. коек, эвакуационно-транспортные и противоэпидемические средства, органы управления во главе с военно-санитарным управлением. Во фронтовом тылу намечалось также развернуть лечебные учреждения местного (на 3—15 тыс. коек) и вспомогательного эвакопунктов (на 20 тыс. коек)181. К фронтовому эвакопункту приписывались военно-санитарные поезда из расчета 3—5 на каждый корпус.
Непосредственное руководство тылом Красной Армии возлагалось на Генеральный штаб, руководство тылом округов, армий, соединений и частей — на соответ
ствующие штабы. Считалось, что в маневренной войне только общевойсковые штабы будут постоянно в курсе обстановки и смогут правильно организовать работу тыла.
Так складывалась система теоретических взглядов по главным проблемам военной стратегии накануне Великой Отечественной войны. Параллельно формировалась база для их практической реализации в военное время.
Стратегическая подготовка Вооруженных Сил к отражению агрессии
Быстро нараставшая военная опасность, ее предвзятая оценка вынуждали большевистское руководство и командование Красной Армии уже с конца 20-х годов принимать все более энергичные политические, экономические, дипломатические и собственно военные меры по укреплению обороны государства и подготовке Вооруженных Сил к отражению той мнимой, а затем и реально возможной агрессии. Особенно активно и масштабно они стали осуществляться с 1940 г., когда угроза близкой и неизбежной войны стала очевидной.
По этим вопросам была проделана значительная работа, но многое было и упущено. Далеко не все, что требовалось сделать, удалось реализовать. Как и на рубеже х — 30-х годов, так и особенно накануне Великой Отечественной войны были допущены грубейшие ошибки и просчеты, которые затем поставили страну и армию в тяжелейшее положение. Суть их раскрыта и проанализирована во многих трудах, вышедших в последние годы Отталкиваясь от этого анализа в настоящей работе, представляется необходимым остановиться главным образом на вопросах стратегической подготовки страны и армии к отражению вероятной агрессии, прежде всего в таких важнейших областях, как стратегическое планирование, обеспечение высокой постоянной боевой готовности Вооруженных Сил, планирование и подготовка их стратегического и мобилизационного развертывания. Эти вопросы постоянно находились в центре внимания Генерального штаба РККА, других органов стратегического руководства, хотя подход к ним неоднократно и притом коренным образом менялся.
Еще в начале 20-х годов Штаб РККА разработал первый вариант плана ведения войны. Весной 1926 г. он был утвержден председателем РВС СССР Ворошиловым. В соответствии с ним главным театром войны считался Западный. В его границах выделялось шесть театров военных действий: 1-й и 2-й финские, Прибалтийский, 1-й и 2-й польские, Румынский. Предусматривались два варианта возможного развертывания Красной Армии на западе: первый — в случае нападения на СССР армий Польши, Румынии, Эстонии и Латвии при вооруженном нейтралитете Германии, Финляндии и Литвы и косвенной поддержке Великобритании и Франции; второй — в случае нападения Польши и Румынии при нейтралитете всех прибалтийских стран и той же позиции европейских держав.
По обоим вариантам для отражения возможной агрессии соединения РККА на Западном театре войны намечалось довести до 112 дивизий и 7 бригад. А распределение их по направлениям определялось в зависимости от вариантов развязывания войны. Считалось, что наличных сил будет недостаточно для противостояния объединенным силам противника, состав вооруженных сил которого после их развертывания оценивался в пределах 122 пехотных и кавалерийских дивизий. При таком положении перед Красной Армией ставилась задача поочередно разгромить группировки врага на северо-западе, западе и юго-западе. Последовательность нанесения ударов устанавливалась в зависимости от конкретных условий военно-поли- тической обстановки.
Эти оценки и планы в начале 30-х годов были пересмотрены. При этом учитывались качественное усиление вооруженных сил противника, усиление военной угрозы не только на западе, но на востоке и на юге, а также возросшие военно-экономиче
ские возможности СССР. Исходя из этого изменилась нарезка театров военных действий Кроме Западного стали рассматриваться Ближневосточный, Средневосточный, Дальневосточный и Прибалтийско-Скандинавский ТВД. Главным театром войны по-прежнему оставался Западный. По расчетам Штаба РККА вероятный противник на этом театре в случае войны против СССР будет в состоянии выставить 123 дивизии, 1 340 самолетов и 500 танков. На востоке — Китай и Япония, а на юге — Иран и Турция могут развернуть 63 дивизии, 875 самолетов и 160 танков.
Для отражения возможного нападения по мобрасписанию «МП-31» на западных границах предусматривалось развернуть 110 стрелковых дивизий, ос-новные силы стратегической конницы, почти все танки и большую часть авиации. В отличие от предыдущих планов их развертывание намечалось осуществить с некоторым упреждением. При этом учитывалось, что как главный противник Польша может завершить сосредоточение и развертывание своей армии на 16-й день мобилизации. Для упреждения ее предполагалось развернуть первый стратегический эшелон Красной Армии на 12-й день мобилизации, а второй — на 28-й день. В соответствии с этим планировалось сосредоточить главные силы (63 дивизии) севернее Полесья, где ожидалось нанесение главного удара польской армией.
В связи с резким изменением международной обстановки в середине 30-х годов, особенно после прихода в Германии к власти Гитлера и заключения им антико- минтерновского пакта, стратегическое планирование стало осуществляться на принципиально новых оценках. Главным противником СССР стала считаться Германия, а в качестве ее возможных союзников — Польша, Венгрия, Финляндия, Турция, Румыния, Болгария, Литва, Латвия, Эстония. Разработанный с учетом этого Генеральным штабом РККА план войны предусматривал, что против Советского Союза может быть развязана агрессия с участием Польши, Эстонии и Финляндии, но при нейтралитете остальных Прибалтийских государств. На развертывание своих армий им, по мнению Генерального штаба РККА, могло потребоваться от 20 до 30 суток. Вероятная группировка вооруженных сил противника оценивалась в 137 дивизий, 13 бригад, до 7 500 орудий, 6 300 танков и танкеток, около 3 700 самолетов. Ожидалось, что в составе главных сил севернее Полесья будет задействовано из этого числа до 90 дивизий. Со стороны РККА для отражения нападения севернее Полесья намечалось развернуть 82 дивизии, а после этого предусматривалась возможность нанесения упреждающего удара по развертывающемуся противнику с целью его разгрома по частям. На востоке в качестве возможного противника рассматривалась Япония.
В конце 30-х годов неблагоприятное развитие обстановки в мире, особенно в Европе, вынудило руководство СССР и Красной Армии еще раз радикально пересмотреть все оценки и стратегические расчеты. 24 марта 1938 г. начальник Генерального штаба РККА Шапошников представил на рассмотрение наркому обороны Ворошилову доклад по новому варианту стратегического развертывания Вооруженных Сил СССР. В ноябре он был проанализирован на заседании Главного военного совета и в основном одобрен.
В соответствии с уточненной оценкой Советскому Союзу надлежало готовиться к войне на два фронта: на западе — против Германии, Италии, Польши и тяготевшим к ним Румынии, Финляндии, Эстонии, Латвии и Литвы; на востоке — против Японии. Считалось, что зти государства могут выставить от 230 до 240 пехотных, моторизованных и кавалерийских дивизий, 13 077 орудий, 7 980 танков, 5 775 самолетов. Предполагалось, что на западе будут задействованы 146—156 дивизий, 8 500 орудий, 6 380 танков и 4 136 самолетов. Развертывание этих сил представлялось по двум вариантам. Первый вариант: севернее Полесья создавалась группировка из почти 90 дивизий, 8 кавалерийских бригад, 5 500 орудий, 3 800 танков и 2 700 самолетов, а южнее Полесья — около 40 дивизий и 13 кавбригад, 2 000 орудий, 2 500
танков и 1 ООО самолетов. Второй вариант считался менее вероятным: севернее Полесья будут развернуты 43 дивизии, 2 168 орудий, 1 ООО танков и 900 самолетов, а южнее него — 93 дивизии, 5 332 орудия, 4 700 танков и 2 800 самолетов182. На Восточном ТВД ожидалось развертывание японских войск в составе 27—33 дивизий, 9 бригад, 2 827 орудий, 1 400 танков и 1 ООО самолетов.
Советские войска планировалось развернуть с таким расчетом, чтобы нанести противнику поражение как на западе, так и на востоке, причем основные усилия — до 80% всех — сил предполагалось сосредоточить на Западном ТВД. В случае агрессии на данном театре намечалось немедленно отразить нападение противника, в кратчайшие сроки перейти в наступление и нанести ему главный удар либо к северу от Полесья, либо южнее него. На Восточном ТВД ставилась задача не допустить вторжения японских войск в пределы Дальнего Востока, нанести им решительное поражение в Северной Маньчжурии и удержать за собой тихоокеанское побережье.
Но уже спустя год обстановка коренным образом изменилась. Среди новых факторов, определивших необходимость пересмотра плана войны и всей системы стратегического планирования, особое значение приобрели три: изменение внешнеполитического курса СССР, подписание 23 августа 1939 г. договора о ненападении между Советским Союзом и Германией, начало второй мировой войны.
В соответствии с приложенным к советско-германскому договору секретному протоколу разграничивались сферы интересов двух стран. Граница между ними на случай территориальных и политических изменений в Финляндии, Эстонии, Латвии и Литвы устанавливалась по северной границе Литвы, а в Польше — по линии рек Нарев, Висла и Сан. Кроме того, Советскому Союзу предоставлялось право реализовать свои интересы в отношении Бессарабии.
Дальнейшие события развивались стремительно. 1 сентября 1939 г. войска вермахта напали на Польшу и стали быстро продвигаться в глубь ее территории. Правительства Франции и Великобритании объявили войну Германии, однако активных военных действий с целью оказания помощи Польше не предпринимали. 17 сентября польскую границу перешли советские войска (Украинский и Белорусский фронты). Продвигаясь почти без сопротивления, они к началу октября вышли на демаркационную линию Львов—Брест—Белосток, захватив при этом в плен более 450 тыс. польских солдат и офицеров183. 29 сентября между СССР и Германией был подписан договор о дружбе и границе, опять же с приложением секретных протоколов и карты. В соответствии с секретным протоколом территория Литвы попадала в сферу интересов Советского Союза, а к Германии отходили Люблинское и часть Варшавского воеводств.
Под давлением СССР правительства Эстонии, Латвии и Литвы вступили в переговоры с советским правительством. 28 сентября вынуждены были подписать договор с СССР Эстония, 5 октября — Латвия, а 10 октября — Литва. По этим договорам Советский Союз обязался оказывать им военную помощь в случае нападения на них любой державы. С этой целью он получил право разместить на их территории свои войска, создать морские и воздушные базы. Со своей стороны и Прибалтийские государства обязались оказать помощь СССР в случае нападения на него любой европейской державы через их территорию, а также со стороны Балтийского моря.
Подобного рода договор руководство СССР предложило подписать и правительству Финляндии. В октябре 1939 г. на переговорах в Москве финской делегации было предложено заключить пакт о взаимопомощи, предусматривавший дислокацию контингента советских войск и создание военных баз на территории Финляндии. Однако ее правительство не приняло это предложение. Тогда на его рассмотрение был направлен новый вариант. Его суть заключалась в том, чтобы на Карельском перешейке отодвинуть существующую государственную границу на несколько де
сятков километров в глубь Финляндии, передать СССР ряд островов в Финском заливе, часть полуостровов Рыбачий и Средний в Баренцевом море, а также полуостров Ханко в аренду на 30 лет для строительства там советской военно-морской базы. В обмен на это Финляндии предложили в два раза большую по размерам, но неравноценную по качеству и значению территорию Северной Карелии. Правительство Финляндии, ссылаясь на свой нейтралитет, заявило, что не может уступить Ханко и острова, но готово сделать другие равноценные уступки, притязания же СССР оно оценило как проявление «русского империализма». В этой связи финны предупредили Москву, что будут любыми средствами защищать свою территорию и независимость. В Москве это расценили как прямую угрозу СССР.
Во второй половине ноября 1939 г. войска 7-й армии Ленинградского военного округа получили приказ совместно с авиацией и силами Краснознаменного Балтийского флота разгромить финские части, овладеть на Карельском перешейке укрепленной линией Маннергейма, а далее во взаимодействии с 8-й армией наступать в общем направлении на столицу Финляндии — Хельсинки184.
Поводом для начала военных действий послужил инспирированный советской стороной инцидент, в районе селения Майнила. По официальной версии штаба Ленинградского военного округа, финская артиллерия 26 ноября обстреляла советскую территорию, что привело к гибели 4 и ранению 9 командиров и красноармейцев. Ясно однако, что в этом Финляндия никак не была заинтересована. Начавшаяся 30 ноября бесславная война выявила крупнейшие недостатки в боеспособности и подготовке Красной Армии, что стоила ей больших жертв185. Только к середине марта г. Финляндия вынуждена была подписать мирный договор, согласно которому граница северо-западнее Ленинграда отодвигалась за линию Выборг—Сартавала. К СССР отходили Карельский перешеек, ряд островов в Финском заливе, небольшая территория с городом Куолоярви, а также часть полуостровов Рыбачий и Средний, полуостров Ханко передавался советской стороне в аренду с правом создания на нем военно-морской базы. Летом 1940 г. в состав СССР были включены Эстония, Латвия и Литва, а затем были присоединены Бессарабия и Северная Буковина.
В результате всех этих мероприятий государственная граница СССР была отодвинута на запад. В стратегическом плане это обстоятельство безусловно имело позитивное значение, так как позволяло снизить угрозу ряду важнейших промышленных и административных центров страны, выиграть пространство и время для отражения неминуемой агрессии Германии. Но вместе с тем перенос границы вызвал немало осложнений, связанных с необходимостью перестройки всей группировки войск первого стратегического эшелона, прочного укрепления новых границ, оперативного оборудования приобретенных территорий, переработки всех оперативных планов.
Во второй половине 1940 г. на новой границе началось строительство 20 укрепленных районов (УР), предназначенных надежно прикрыть важные операционные направления, а также создать опорные рубежи для действий полевых войск в обороне и наступательных операциях. Для руководства строительством УР в системе Наркомата обороны было создано Управление начальника строительства (УНС), которое возглавил заместитель наркома обороны маршал Шапошников. Для выполнения строительных работ было привлечено 84 только что сформированных строительных батальона, 25 отдельных строительных рот и 17 автомобильных батальонов. Кроме того, с апреля 1941 г. к этому количеству добавились 160 инженерных и саперных батальонов приграничных округов и 41 саперный батальон внутренних округов186. Хотя были установлены крайне сжатые сроки выполнения работ, из-за недостатка материалов и вооружения строительство задерживалось. Чтобы как-то исправить положение, военные советы Прибалтийского, Киевского и Западного Осо
бых военных округов с одобрения правительства приняли решение снять орудия со многих дотов законсервированных старых УР и перебросить их для оснащения строящихся укрепленных районов. Однако и эта вынужденная мера не смогла удовлетворить все потребности в вооружении. К началу войны строительство новых УР так и не было закончено. Из построенных 2,5 тыс. дотов, только около 1 тыс. имели орудия, в остальных устанавливались одни пулеметы. Между некоторыми УР и узлами обороны имелись совсем неукрепленные участки шириной от 10 до 80 км и более. Причем большая часть укрепрайонов оказалась в непосредственной близости от границы. Огневые сооружения их могли быть поражены даже огнем прямой наводкой, так как они находились в зоне наблюдения противника. Да и боеготовность некоторых УР оказалась не на высоте из-за неукомплектованности постоянных гарнизонов.
Вместе с долговременными огневыми сооружениями в приграничной полосе возводились различного рода укрепления для полевых войск. Строительство же тыловых оборонительных рубежей за новыми УР намечалось только с началом войны. Поэтому единственным тыловым оборонительным рубежом оперативно-стра- тегического назначения оставалась линия старых укрепленных районов. Директива Генштаба от 8 апреля 1941 г. обязывала командующих Западным и Киевским Особыми военными округами содержать Себежский, Слуцкий, Шепетовский, Изяславский, Староконстантиновский и Остропольский УР в таком состоянии консервации, чтобы на 10-й день войны можно было их привести в боевую готовность. Но это требование так и осталось на бумаге. С февраля 1941 г. началось строительство противодесантной обороны на о-вах Саарема (Эзель), Хийумаа (Даго), Моон, а также в Ви- плавском и Либавском УР на побережье Балтийского моря. Однако к началу войны строительные работы там были в стадии развертывания.
Большой размах той весной получили работы по созданию в приграничных районах полевых аэродромов и строительству на постоянных аэродромах бетонных взлетно-посадочных полос. Предусматривалось построить 190 аэродромов. Однако недостаток сил и средств, не говоря уже о времени, не позволил завершить намеченный план к началу войны. Во многих районах авиация по-прежнему базировалась скученно и слишком близко от границы, не хватало запасных аэродромов. Но главное в другом: местоположение всех аэродромов было точно известно противнику.
Существенное значение в подготовке Западного ТВД имело строительство железных и шоссейных дорог, различных складов и линий связи. Пропускная способность железных и автомобильных дорог в Прибалтике, Западной Белоруссии и Западной Украине была недостаточной, к тому же железные дороги еще требовалось перешить на общесоюзную колею. Основные железнодорожные узлы оставались слаборазвитыми, так как многие линии не имели вторых путей, что в значительной степени сказывалось на возможностях по обеспечению стратегического развертывания войск с началом войны. Не удалось также закончить прокладку подземных линий связи.
Наряду с этим принимались меры по усилению состава приграничных военных округов. Во второй половине апреля в западных приграничных военных округах началось формирование 10 артиллерийских противотанковых бригад резерва Главного командования и 4 воздушно-десантных корпусов. Из внутренних военных округов, Забайкалья и с Дальнего Востока перебрасывались на запад 8 стрелковых дивизий и 2 воздушно-десантные бригады. Кроме того, планировалось направить управления 2 стрелковых и механизированного корпуса, 2 стрелковые, 2 танковые и моторизованную дивизию. Войска доукомплектовывались и оснащались новой техникой. В мае и начале июня, были призваны из запаса около 800 тыс. военнообязанных, что позволило повысить укомплектованность почти 100 стрелковых ди
визий, ряда УР и других войск. 14 мая нарком обороны отдал приказ о досрочном выпуске курсантов военных училищ и немедленной отправке их в войска. Еще раньше он приказал командующим приграничными военными округами все дивизии, дислоцировавшиеся в тыловых районах, к 1 июля скрытно перевести ближе к государственной границе, в районы, предназначенные им по плану обороны. Но приграничные дивизии оставались на прежнем месте, и вывод их к государственной границе мог быть осуществлен лишь по особому приказу.
Из-за того что Сталин, а под его давлением и Генеральный штаб РККА ошибочно оценивали обстановку и намерения возможного противника, все необходимые меры для приведения Вооруженных Сил в боеготовное состояние не принимались. Поступавшие от разведки данные о сосредоточении у советских границ около 160 полностью боеготовых немецких дивизий, о возможном нападении вермахта 15, 22 или 25 июня 1941 г., о вероятных замыслах германского командования, почти точно воспроизводивших план «Барбаросса», Москва либо игнорировала, либо рассматривала как провокационные. Более того, 14 июня в газете «Правда» было опубликовано сообщение ТАСС, в котором объявлялось, что слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы. Все это дезориентировало командование Красной Армии, связывало ему руки и притупляло бдительность.
Несмотря на чрезвычайную опасность, нависшую над СССР, верхи проявляли беспечную медлительность в отношении переработки плана войны. Подготовка его велась с начала 1940 г., а первый вариант был готов уже к концу июля того же года. Но план не был рассмотрен. Лишь в сентябре нарком обороны Тимошенко представил в ЦК ВКП(б), Сталину и Молотову доклад об основах стратегического развертывания Вооруженных сил. В докладе, как и в плане на 1938—1939 гг., указывалось, что Советскому Союзу надо быть готовым к борьбе на два фронта: на западе — против Германии, поддерживаемой Италией, Венгрией, Румынией и Финляндией, а на востоке — против Японии, пока занимающей позицию вооруженного нейтралитета. Правда силы Германии, ее союзников и Японии определялись в более значительных размерах: 280—300 дивизий, 12 тыс. танков, почти 30 тыс. орудий и 14—15 тыс. боевых самолетов187. Предполагалось, что свои главные удары противник нанесет на Ригу, Ковно, Полоцк и Минск. Одновременно допускалась возможность его наступления от Сувалок и Бреста на Волковыск и Барановичи, а также из района Люблина на Киев.
Варианты развертывания Красной Армии остались прежними, но группировки были существенно усилены. Предложение начальника Генерального штаба Шапошникова о сосредоточении главных сил РККА севернее Полоцка категорически отверг нарком обороны Тимошенко. 5 октября 1940 г. план стратегического развертывания РККА был рассмотрен руководством страны. При этом Сталин указал наркому обороны и Генеральному штабу на необходимость более рельефного обозначения сосредоточения усилий в Европе, прежде всего на юго-западном направлении, а потому следовало еще более усилить Юго-Западньй фронт. Хотя второй вариант развертывания главных сил (севернее Припяти) и не был отвергнут, но и поддержки не получил. Доработанный с учетом этих поправок документ был 14 октября утвержден ЦК ВКП(б) и правительством СССР. Его окончательная корректировка проводилась в мае и начале июня 1941 г. При этом на юго-западное направление дополнительно выделялось еще 25 дивизий.
Перенацеливание основных усилий с западного на юго-западное направление явилось серьезной ошибкой, допущенной под прямым давлением Сталина, считавшего, что основные события развернутся именно на юге. Он был абсолютно убежден, что Германия в первую очередь вознамерится овладеть Украиной и Донбассом, без
которых она якобы не в состоянии вести длительную войну. В результате такого решения западное направление оказалось ослабленным.
Всего для отражения возможной агрессии со стороны третьего рейха и его союзников предусматривалось привлечь 237 стрелковых дивизий из 303, 51 танковую дивизию из 61, 25 моторизованных дивизий из 31, все противотанковые бригады и воздушно-десантные корпуса, основную часть артиллерийских полков РГК и авиации188. Войска первого стратегического эшелона (186 дивизий) предполагалось свести в четыре фронта: Северо-Западный, Западный, Юго-Западный и Северный. Второй стратегический эшелон должна была составить 51 дивизия РГК. Прикрытие развертывания возлагалось на армии первого эшелона приграничных военных округов. В основе плана прикрытия, по существу, лежал принцип организации армейской обороны, а действия фронтов на случай внезапного нападения противника не определялись. Не были разработаны мероприятия и в случае возможного срыва развертывания противника.
Новая схема стратегического развертывания Вооруженных сил СССР, естественно, потребовала коренной переработки мобилизационного плана. С августа 1940 г. по январь 1941 г. Генеральный штаб подготовил три варианта плана. В феврале последний вариант был доложен Сталину и им утвержден, хотя отдельные уточнения плана продолжались вплоть до июня. В сравнении с планом 1938—1939 гг. удельный вес развертываемых стрелковых дивизий сокращался на 2,3%, а кавалерийских соединений — в 3 раза. Количество развертываемых механизированных соединений увеличивалось в 5 раз, а авиационных частей и войск ПВО — в 2 раза189. Хотя это было и правильным решением, многие недостатки, присущие прежнему плану, так и не были устранены. В частности, планировалось формирование нереально большого количества новых соединений и частей, не учитывались возможности промышленности по обеспечению войск оружием и военной техникой, не определялись меры по завершению мобилизации в случае упреждающего удара противника.
Для проверки основных положений нового плана войны в Генеральном штабе под руководством Тимошенко в январе 1941 г. были проведены две оперативностратегические игры. Они позволили уточнить ряд расчетов, но самый важный вопрос, связанный с отражением внезапного удара агрессора, так и остался неотработанным. Было недостаточно уточнено также истинное положение войск на границе, что не позволило по-настоящему реально оценить слабость созданных там группировок.
В середине мая, когда обстановка еще больше обострилась, началось скрытное выдвижение на запад пяти (19, 20, 21, 22 и 16-й) армий из Северокавказского, Орловского, Приволжского, Уральского и Забайкальского военных округов. Но в июне оно было частично приостановлено. С 13 июня стали проводиться отдельные мероприятия по развертыванию войск прикрытия. Буквально в последний момент были отданы указания о маскировке аэродромов, но выполнить их не успели. 18 июня в округа поступило распоряжение о выделении фронтовых управлений и выходе их на командные пункты. Но все эти меры осуществлялись слишком робко, а главное — с большим опозданием.
Более организованно действовал флот. 19 июня нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов на свой страх и риск приказал всем флотам перейти на боевую готовность № 2, а в ночь на 22 июня по его приказу все флоты и флотилии были приведены в полную боевую готовность № 1. Это позволило морякам успешно отразить первые удары противника и в целом организованно начать боевые действия. Тимошенко 13 июня попытался было убедить Сталина в необходимости привести войска приграничных военных округов в боевую готовность и развернуть первые эшелоны по планам прикрытия, но на все аргументированные доводы наркома Сталин заявил: «Вы что
же, предлагаете провести в стране мобилизацию, поднять сейчас войска и двинуть их к западным границам? Это же война!»190. Увы! Слишком поздно удалось получить согласие Сталина и на директиву о боевой готовности, отданную лишь в ночь на 22 июня В результате до многих штабов и войск она просто не дошла.
К утру 22 июня 1941 г. советские войска располагались следующим образом:
Все войска Ленинградского военного округа оставались в местах своей постоянной дислокации. Для усиления кандалакшского направления перевозилась по железной дороге одна танковая дивизия. В Прибалтийском Особом военном округе в полной боевой готовности находились 6 стрелковых дивизий 8-й и 11-й армий, 2 механизированных корпуса (без отмобилизования). 3 дивизии 8-й армии заняли районы обороны согласно плану прикрытия. К границе из глубины территории округа выдвигались 3 дивизии фронтового и армейского резерва, а остальные продолжали оставаться в лагерях и пунктах дислокации.
В Западном Особом военном округе все соединения и части армий первого эшелона располагались в местах постоянной дислокации. 3 стрелковых корпуса, выдвигаемые из глубины территории округа, оказались в 150—400 км от границы. В глубине округа формировались воздушно-десантный и 2 механизированных корпуса, 3 противотанковые бригады, для укомплектования которых не хватало технических средств.
Войска Киевского Особого военного округа также оставались в пунктах постоянной дислокации. 5 стрелковых корпусов окружного резерва совершали марш в 100—250 км от границы. В глубине территории округа располагались воздушно-де- сантный и 3 механизированных корпуса. Только в Одесском военном округе дивизии первого эшелона были подняты по тревоге, а авиация рассредоточена на оперативные аэродромы.
Всего к 22 июня западные приграничные военные округа имели в своем составе 170 дивизий, 2 отдельные стрелковые и 12 воздушно-десантных бригад. Кроме того, на их территории располагались 7 дивизий, 2 бригады, 11 оперативных полков внутренних войск и 49 пограничных отрядов. В 10—50 км от границы в первом эшелоне армий прикрытия находились 53 стрелковые и 3 кавалерийские дивизии, 2 отдельные стрелковые бригады. Второй эшелон, располагавшийся в 50—100 км и более от границы, составляли 13 стрелковых, 3 кавалерийские, 24 танковые и 12 моторизованных дивизий. В 100—400 км от границы сосредоточились 62 дивизии резерва округов, на рубеже рек Западная Двина и Днепр — еще 13 дивизий, предназначенных для Юго-Западного фронта и армий резерва Главного командования. В движении были 10 дивизий внутренних военных округов191. Все самолеты оставались на постоянных аэродромах.
В целом созданная группировка войск не была подготовлена ни к обороне, ни к наступлению. В этом одна из главных причин тех тяжелых неудач, что постигли Красную Армию в начале Великой Отечественной войны. По сути, это результат тех серьезных противоречий, которые характеризовали развитие отечественной военной стратегии в межвоенный период. Наряду со многими безусловно правильными идеями она включала и явно ошибочные установки. В свою очередь стратегическая практика часто не считалась с выводами теории, а исходила, как правило, из прагматических соображений, которые порой позволяли успешно решать текущие задачи, но весьма негативно проявляли себя в долгосрочной перспективе.

Еще по теме Взгляды на стратегическое наступление:

1. Стратегическое наступление
2. О стратегическом характере современных войн и способах стратегического применения Вооруженных Сил
3. § IV О том, что многочисленность лиц, одобряющих какой-нибудь взгляд, не есть знак истинности этого взгляда
4. Стратегическая оборона
5. 1.2 Причины наступления республиканского междуцарствия
6. НАСТУПЛЕНИЕ РУССКИХ ВОЙСК
7. Наступление Красной Армии летом—осенью 1943 г.
8. Наступление на Евразию
9. Стратегический подход:
10. НАСТУПЛЕНИЕ КОНТРРЕВОЛЮЦИИ
11. Система стратегических действий Вооруженных Сил
12. 5.8.1. Ультраимпериализм переходит в наступление
13. Наступление ислама и Турции
14. Провал наступления Карла XII
15. Урок 13 НАСТУПЛЕНИЕ «ВАРВАРОВ» В ЕВРАЗИИ