Подавление историко-философских исследований

Издание трудов социалистов-утопистов, предпринятое В.П.Волгиным, его исследования по истории социалистических учений существенно расширили представления о развитии социальной философии в XVII — XIX веках. Круг трудов мыслителей прошлого, изданных в 20-50-е годы, был весьма широк. Здесь представлены и филосо- фы античности (Аристотель, Платон, Демокрит, Лукреций, Ксенофонт и др.), и мыслители Нового времени (Декарт, Спиноза, Бруно, Галилей, Ф.Бэкон, Беркли, Гоббс). Значительны и историко-философские исследования таких советских ученых, как И.А.Боричевский, П.П.Блонский, А.Ф.Лосев, С.Я.Лурье, А.О.Маковельский, Д.Д.Мордухай-Болтовской, В.К.Сережников, О.М.Фрейден- берг.

Однако приход и утверждение в советской философии когорты философов-сталинистов привели к падению уровня историко-философской работы, к резкому сужению тематики, к пересмотру всех прежних оценок мыслителей прошлого. Это уже заметно в статьях, опубликованных в 1932 году в юбилейном сборнике «Гегель и диалектический материализм», в частности в статьях М.Б.Митина «Гегель и диалектический материализм», П.Ф.Юдина «Борьба на два фронта и гегелевская диалектика», В.Ральцевича «Гегель — идеолог буржуазии». Количество издаваемых на русском языке трудов классиков философии начинает сокращаться. Они выходят только в сопровождении идеологического «конвоира» — его вступительной или заключительной статьи, где выносится вердикт о недостатках и заслугах того или иного мыслителя прошлого.

С 1940 года начинает выходить «История философии» под редакцией Г.Ф.Александрова, Б.Э.Быховско- го, М.Б.Митина и П.Ф.Юдина, задуманная в 7 томах. В 1941 году выпущен II том, а в 1943 году издан III том, посвященный развитию философии первой половины XIX века. Это издание подводило своеобразный итог историко-философских исследований в стране и отличалось многими достоинствами. Оно было с интересом встречено и учеными, и широкой советской общественностью. Так, В.И.Вернадский в мае 1942 года, прочитав первые два тома «Истории философии», заметил, что они «лучше и интереснее, чем ожидал» (Вернадский В.И. Письмо Б.Л.Личкову от 22 мая 1942 г. // Переписка В.И.Вернадского с Б.Л.Личковым. 1940-1944 гг. М., 1980. С. 95). Однако III том «Истории философии», достаточно высокий по профессиональному уровню, подвергся резкой критике в партийной печати, в частности в редакционной статье журнала «Большевик» (1944, № 78) под весьма примечательным названием «О недостатках и ошибках в освещении истории немецкой филосо- фии конца XVIII и начала XIX века». После выхода этой статьи, заклеймившей немецкий идеализм как реакционную философию прусского юнкерства, как идеологию захватнических войн и расизма, всякая работа над этим изданием была прекращена и начался радикальный пересмотр прежних оценок мыслителей прошлого. При этом III том был вообще изъят из научного обихода.

В послевоенный период пересмотр оценок немецкого идеализма и всей домарксистской философии продолжался. В 1945 году выходит книга Г.Ф.Александрова (возглавлявшего Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), а затем ставшего директором Института философии АН СССР) «История западноевропейской философии», которая, по сути дела, была учебным пособием по истории философской мысли. Однако по этой единственной историко-философской книге, выпущенной в эти годы, устраивается сначала первая дискуссия, которая не удовлетворила И.Сталина, а затем — вторая, на которой выступил А.А.Жданов, заявивший, что «потребовалось вмешательство Центрального Комитета и лично товарища Сталина, чтобы вскрыть недостатки книги»113. Дискуссия, проведенная 16-25 июня 1947 года в Институте философии АН СССР, была, разумеется, далека от научной. На ней господствовал все тот же стиль брани, политических ярлыков и обвинений в адрес фактически одного из приспешников сталинщины. Совершенно очевидно, что причина проведения этой дискуссии не в достоинствах или недостатках книги, а в том, что кто-то вообще притязал на лидерство в философии. Необходимо было уничтожить даже не «фронду», а последний островок философской работы, иссушить историко-философские искания, навязать истории философии схему, далекую от реального историко-философского процесса, или, проще сказать, подчинить ее установкам «гениального мыслителя всех времен и народов», что и было осуществлено в выступлении А.А.Жданова.

Сам факт проведения этой дискуссии в первые послевоенные годы производил и производит по меньшей мере странное впечатление. Громадные территории страны лежали в развалинах. Не было пищи, крова над головой, не хватало одежды. В стране еще были продуктовые кар- точки, голод 1946 и 1947 годов усугубил и без того ужасное положение в сельском хозяйстве. Нищенская оплата по трудодням в колхозах, широкое использование женского и детского труда, драконовские законы, применяемые даже к подросткам, «шарашки», куда были согнаны лучшие интеллектуальные силы страны, разгул бериевщины... А в это время партийное и идеологическое руководство разворачивает дискуссию по истории философии!

Выступление А.А.Жданова было движимо стремлением навязать «философскому фронту» догматические клише, заставить историков философии пересмотреть оценки мыслителей прошлого, подчинить их работу прямолинейным схемам и догматам. Именно в эти годы складывается и утверждается сталинско-ждановская версия истории философии. Необходимо хотя бы вкратце охарактеризовать ее особенности, чтобы понять, насколько она была далека от реального развития философской мысли.

Во-первых, эта версия продолжала все ту же линию догматической трактовки классовости и партийности философии, о которой говорилось выше. Подвергнуть своих противников «уничтожающей критике» (С. 261), «быть непримиримыми в борьбе» (С. 263), отказаться от мысли, что «одна и та же идея в различных конкретных исторических условиях может быть и реакционной, и прогрессивной» (С. 263), — таково, по мнению Жданова, содержание принципа партийности. Это означало, что все представители домарксистской и современной философии должны рассматриваться как философские лакеи империализма, использующие весь арсенал средств для того, чтобы «поддержать перепуганного хозяина» (С.

Идея классового подхода к духовной культуре, высказанная впервые французскими историками XIX века, оказалась для идеологов сталинизма (к тому же вульгаризировавших ее) удобным средством «расщепления» культурного процесса, инструментом, с помощью которого формировался образ врага и идеологического противника. Авторитарная идеология поддерживала в общественном сознании этот образ и, в свою очередь, сама зиждилась на такого рода психологических ориентациях.

Во-вторых, согласно этой версии существовал лишь один путь развития философии: «Научная история фи- лософии, следовательно, является историей зарождения, возникновения и развития научного материалистического мировоззрения и его законов» (С. 257). То есть все, что не укладывается в эту схему, должно рассматриваться как нечто ошибочное и не имеющее никакого значения для развития мысли. В развитии философской мысли не допускалась многовариантность, а те альтернативы, которые допускались, например материализма и идеализма, диалектики и метафизики, по сути дела, представляли собой псевдоальтернативы, поскольку заранее было ясно, что материализм выше идеализма, а диалектика плодотворнее метафизики. Итак, однолинейная трактовка истории философии, связанная с отказом от изучения осознанного исторического выбора, осуществляемого в ходе философских исканий, приводила к неприятию многообразия и многокрасочности философской мысли.

В-третьих, этот жесткий подход к истории философии, не допускающий альтернатив и противоположных философских позиций, был обусловлен догматическим толкованием наследия основоположников марксизма-ленинизма. В нем не должно было быть ошибок, и оно оценивалось как выражение «абсолютной истины». Такой подход и способ философской работы, естественно, приводил как к «цитатничеству», так и к ужасающему единообразию в историко-философских исследованиях.

В-четвертых, вся прежняя философия, впадая в «грех» идеализма и метафизики, характеризовалась как нечто сугубо негативное и бесплодное. Согласно оценке А.А.Жданова она «была не годна как инструмент практического воздействия на мир, как инструмент познания мира» (С. 259). По его словам, «творцы философских систем прошлого... не могли способствовать развитию естественных наук» (С. 259). Такого рода оценка классической философии и ее отношения к естествознанию, конечно, давала искаженное представление об отношении философской мысли к естествознанию.

В-пятых, вне поля зрения историков философии оставались такие проблемы, как динамика философского сообщества, развитие философских школ, развертывание исследовательских программ на том или ином этапе истории философии. Тем самым философская мысль обезличивалась, деперсонализировалась, лишалась связи с личностным видением проблем бытия, науки, нравственности, искусства. Любой философ прошлого выступал пред- ставителем только определенного класса. Этот деперсонализированный подход к истории философии, лишавший философа какого-либо значения в историко-философском процессе, приводил к тому, что все философские системы превращались в идеологии неких безличных сил, а немецкая классическая философия превращалась в феодально-аристократическую реакцию на французскую буржуазную революцию.Эта оценка неверна не только потому, что она умаляет революционно-демократическую линию в немецкой философии и не позволяет осмыслить историю немецкого идеализма во всей ее сложности и противоречивости, но и потому, что с историко-философского горизонта исчезает при этом личность философа, драматичность и нередко трагичность ее философских исканий и борьбы за истину.

В-шестых, в послевоенные годы авторитарной идеологией все более превозносилась отечественная наука и техника, а зарубежная мысль, в том числе и философская, по мере развертывания «борьбы с космополитизмом» умалялась. Число историко-философских исследований западноевропейской философии уменьшалось из года в год. Так, за три года (1951 — 1953) в 18 номерах журнала «Вопросы философии» было опубликовано всего 8 статей по зарубежной домарксистской философии. Статьи же по истории русской домарксистской философии писались в большом количестве и по одному шаблону, без анализа реальной философской ситуации в дореволюционной России. В итоге многие наши отечественные философы не издавались, их философское наследие объявлялось далеким от «столбовой дороги» человечества, что, конечно же, деформировало представление об истории философии. Развитие отечественной философской мысли было настолько «выпрямлено», что она оказалась весьма далека от проблем и особенностей русской культуры. «Борьба с космополитизмом» на самом деле обернулась лишь схематизмом нашей собственной истории, отсечением многих линий в ее развитии, отрывом от социокультурных истоков и научно-теоретического контекста ее философских идей.

Подобная вульгаризация и схематизация историко- философского процесса, лишавшая историю философии проблематичности, поискового характера, закономерно порождала нигилистическое отношение к истории философии, на что, видимо, и рассчитывали люди типа Жда- нова. Историко-философские исследования постепенно свертывались, разработка архивных материалов не поддерживалась, издание трудов мыслителей прошлого сокращалось, история философии, по сути дела, сводилась к некоему «историко-философскому введению» и из программ многих, даже гуманитарных, вузов исчезла.

Поистине ум, лишенный памяти прошлого, не обогащенный его опытом и тем самым не улавливающий перспективы в настоящем, легко свернуть на путь конъюнктурщины и официальной апологетики. Сталинско-жда- новская версия истории философии была опасна уже тем, что она вела к апологетике сталинизма, к прославлению сиюминутных решений, к идеологизации философской мысли и к повторению прошлых ошибок.

Судьба философии в эпоху сталинщины трагична. Подавление философии, а затем подавление с помощью идеологизированной философии многих перспективных научно-исследовательских направлений имели губительные последствия как для самой философии, так и для научного знания в целом. Вся структура философского знания была искажена. Долгое время совершенно не развивались такие области философии, как гносеология и методология науки, этика и эстетика. Социология и социальная психология третировались как «буржуазные науки». Громадный круг проблем социальной философии, философии культуры и права вообще остался вне поля зрения советских философов. Крайней деформации подверглись нормы и ценности научного сообщества в целом и философского сообщества в частности. Эта деформация отражала деморализацию общественной жизни в эпоху сталинщины, утверждение авторитарных принципов в социальной, политико-идеологической и культурной жизни страны.

Весна 1956 года и весна 1985 года — таковы основные вехи на пути десталинизации нашего общества и нашей культуры. Прошедшие между ними годы показали всем нам, сколь трудно изживание дракона сталинизма из экономической, политической и культурной жизни, сколь нелегок процесс очищения наших душ от яда авторитарной идеологии и сколь велики должны быть усилия для создания правового общества, для утверждения гласности и перестройки всей нашей жизни на демократических началах.

Суровая драма народа. Сб. ст. М., 1990.