*Картографический метод и изучение археологических культур

Кроме типологического, важнейшим методом археологии является картографический. Одни из первых карт распространения археологических памятников были напечатаны к Парижской выставке 1867 г. Они еще не ставили никаких исследовательских задач и содержали ряд анекдотических категорий, например, «пещеры, обитавшиеся допотопными животными и человеком после катаклизма».

И все же это были настоящие археологические карты. В 1874 г. Международный конгресс в Стокгольме уже утвердил специальные знаки для археологических карт. В конце XIX в. археологи стали составлять карты распространения типов вещей. При этом полагали, что массовое скопление однотипных вещей может указывать только на наличие каких-либо производственных центров или на торговые пути, по которым эти вещи распространялись.
Большое значение имели опубликованные в 1904 и 1912 гг. Г. Аберкромби карты распространения типов керамики бронзового века44 и в 1904—1907 гг. А. Лиссауэром карты распространения бронзовых вещей и булавок45. Картографирование стало неотъемлемой частью типологического метода. При его обосновании исходили из того, что каждая созданная человеческой рукой форма, несмотря на некоторые колебания в деталях, несет в себе типические черты принадлежности не только к определенному времени, но и к определенной территорий. Постепенно эти территориальные различия стали связывать не только с производственны- ми центрами и торговлей, но и с особенностями развития каждой области. 35

Картографируя однотипные археологические объекты, ученые стали замечать, что9 кроме объектов широкого распространения, можно обнаружить вещи, погребения, постройки, типические для замкнутого района и позволяющие отличить этот район от соседних. Это единство археологических памятников определенного промежутка времени на сплошной и ограни» ченной территории, единство, выражающееся в близком сходстве орудий труда, утвари, оружия, украшений, погребального ритуала, построек и т. д., а также в однообразном изменении их форм в течение времени, позже получило название «археологической культуры»46. Одинаковые типы вещей встречаются в постоянных сочетаниях с другими вещами, а также с определенной формой поселений, жилищ, обрядов погребения и т. д. Все это показывает, что несмотря на единство общих законов развития человеческого общества, его конкретные формы очень различны.' Различным человеческим группам свойственны материальная культура, обряды, верования и т. д., характерные только для данной группы и ни для какой другой 47.
Когда археологи стали разделять древности не только по времени, но и по территории, где они были найдены, обнаружились районы происхождения и распространения тех или иных типов — так называемые культурные провинции. Так, Г. Гильдебранд в 1873 г. в указанном выше сочинении о фибулах писал о северных, венгерских, итальянских и других их формах. Одновременно явилась идея, что за археологическими культурами (или культурными провинциями) скрываются древние племена и народы и что их даже можно связать с определенными народами, известными нам из письменных источников, или, как их тогда называли, «историческими народами». Например, И. Аспелин в 1875 г. приписывал евразийские древности бронзового века позднейшим угро-финнам и искал, пользуясь данными языкознания, их прародину на Алтае. Хотя раскопки в Восточном Средиземноморье с самого начала породили классификацию, основанную на названиях археологических культур, таких, как микенская, эгейская, кикладская и т. п., сразу же проявилось стремление дать археологическим группам исторические имена. Среди археологических явлений различали греко-финикийские, финикийские, троянские, фригийские, арийские, ахейские и т. п. В бронзовом и железном веках пытались обнаружить финикиян, лигуров, иберов, кельтов, тевтонов и т. д. Англичанин Джон Рис утверждал, что неолит был введен иберами, бронзовый век «Q» — кельтами или гуаделами, а железный век «Р» — кельтами или бритами48. Перед археологами возникла сложнейшая задача: решить, на каком языке разговаривали люди, создавшие ту или иную археологическую культуру. В более широкой постановке это — вопрос о возможности изучения древней истории народа и его происхождения на основании археологических данных.
В последней четверти XIX в. можно отметить несколько более или менее удачных попыток решения таких вопросов. Так, например, в средние века рядовые могильники в Северной Европе считали германскими, потому что их происхождение восходит к эпохе переселения народов, но Р. Вирхов и С. Мюллер приписали более поздние восточногерманские могильники славянам, выделив слой с керамикой, названной ими Burgwallkera- mik, и височными кольцами.
Рудольф Вирхов (1821—1902)—яркая фигура в германской археологии. Круг его научных интересов был очень разнообразен, и среди 1000 напечатанных работ есть исследования о могилах и черепах древней Трои, о египетских мумиях и т. п. В 1869 г. он вместе с этнографом Бастианом основал Берлинское общество антропологии, этнологии и праистории,

а вскоре после этого — Германское антропологическое общество. Он специально занимался археологией Померании, Мекленбурга и Бранденбурга, в частности памятниками, которые позже были названы «лужицкой культурой». Основываясь на раскопках, проведенных в 1868 г. на городище острова Рюгена, Вирхов выделил славянскую керамику с волнистым и линейным орнаментом и указал на ее отличие от лужицкой, которую он считал германской или догерманской. Вопрос этнической интерпретации в данном случае был чисто хронологическим. Из письменных источников была известна точная дата (1168 г.) разрушения славянского храма в Арконе (Рюген) датским королем. Памятники, где найдена была керамика, сходная с керамикой времени разрушения Арконы, можно было считать славянскими. Таковыми были признаны многие городища в Померании, Мекленбурге и Бранденбурге 49.
По письменным источникам, до великого переселения народов здесь жили германцы. Если бы Вирхов мог датировать лужицкие могильники, он мог бы решить, являются ли они германскими. Но эту дату ему не удалось установить, да и античные авторы указывают на V век как на время ухода германцев с этой территории, но не говорят о времени появления их там.
Замечательная постановка Вирховым вопроса об этнической принадлежности населения, создавшего ту или иную керамику, имела очень большое значение не только для древней истории Восточной Пруссии, но и для развития методики археологических исследований.
Выдающийся норвежский археолог И. Ундсет (1853—1893) в 1881 г. установил, что вещи латенского стиля принадлежат кельтам. В Верхней Италии, где по письменным источникам сменяли друг друга италики, этруски и кельты, В. Гельбиг (1879 г.) смог, благодаря находкам в тер- рамарах, проследить вторжение италиков в долину По, границу этрусской Болоньи и доэтрусские слои50. Вирхов определил ниже опознанного им славянского слоя слои бронзового века, которые он осторожно назвал «дославянскими». Делались попытки отыскать памятники германцев бронзового века, в частности, появилось утверждение скандинавских ученых, что примитивные культуры каменного века на севере являются финскими, а все более развитые — германскими. Это утверждение было голословным, чисто умозрительным, но важна была сама по себе постановка вопроса об этнической принадлежности «культурных провинций».
С развитием сравнительного языкознания и представлений лингвистов о вторжениях и переселениях индогерманских племен делаются попытки связать с археологией языковые явления. Так, Монтелиус (1884 г.), исходя из смены топонимов в Средней Европе, считал возможным проследить продвижение германцев и связать с ними северные мегалитические могилы. Филология в связи не только с топонимикой, но и с вопросом о происхождении племен, обращается к археологичёским данным в надежде, что гипотезы о пранародах и прародине обретут реальные черты. Филологи пытаются нарисовать картину этнографии Европы в последние века до нашей эры и проследить возникновение отдельных народностей. Такова работа Мюлленгоффа, в которой он пишет о происхождении германцев, опираясь на языковедческие и исторические данные51. О. Шредер в своем исследовании «Сравнительное языкознание и доистория» (1883 г.) прокладывал мост между словами праязыка и археологическими древностями. Он сделал попытку доказать, что наиболее ранние данные о поселении индогерманцев в Средней Европе относятся к эпохе неолита.
Поскольку Средняя и Северная Европа были лучше всего изучены языковедами и археологами, именно здесь был впервые поставлен вопрос 37 А. Л. Мовгаит
об исторической интерпретации археологических находок, об установлении связей археологических находок с современными народами.
Наиболее ярко вопрос о сопоставлении археологической культуры в народа и попытка на основании непрерывной генеалогии культуры судить о генеалогии народа — ее носителя поставлен О. Монтелиусом в его статье «О вторжении наших предков на север», опубликованной на немецком языке в 1888 г. в «Archiv fur Anthropologie». Монтелиус ставит вопрос о том, с каких пор германские племена, местожительство ко- торых от начала нашей эры по нынешнее время отмечено на территории Дании, Швеции и Норвегии, живут там на самом деле, т. е. когда совершилось их переселение в эту область. «Если мы хотим,— пишет Монтелиус,— на основании остатков древнего времени ответить на вопрос, когда наши предки сюда переселились, то мы должны исходить из наиболее ранних данных, когда, по свидетельству истории, наши предки фактически здесь жили, и, идя отсюда, ретроспективным путем исследовать следующие периоды до тех пор9 пока археологические памятники (Altertumsdenkmaler) дадут нам опору, чтобы сделать вывод о вторжении другой народности. Если подобные данные могут быть обнаружены, к примеру, в каменном веке, то наиболее вероятно, что на- селение оставалось здесь неизменно с этого времени и что, следовательно, наши германские предки переселились сюда еще в каменном веке». Монтелиус пытается показать, что нет никакого разрыва между железным и бронзовым веком севера, никакого перерыва в развитии, и делает вывод, что жители севера уже в бронзовом веке были те же самые, что и в последующее время, т. е. принадлежали к германскому племени. Если удастся перекинуть мост от бронзового века к неолиту, то можно будет утверждать, что германские племена поселились здесь еще тогда. В этих рассуждениях Монтелиуса содержатся важнейшие для археологии выводы: возможность сопоставления археологической культуры и народа и возможность на основании непрерывного развития культуры судить о генеалогии народа — ее носителя.
Сейчас, когда такой метод исследования широко распространен, трудно себе представить, что даже самые выдающиеся археологи XIX в. его не знали. Монтелиус нигде, кроме названной статьи, этот метод не применял и в последующие годы к нему не возвращался. Поэтому неудивительно, что открытие метода было приписано впоследствии ученому, наиболее широко его применявшему,— германскому археологу Густаву Коссинне
(1858—1931).
Коссинна был по образованию германистом, учеником Мюлленгоффа. Занимаясь проблемой индогерманского пранарода и прародины, поставлен-* ной лингвистами, он пришел к выводу, что средствами одной лингвистики эту проблему решить нельзя, что необходимо привлечь археологию и антропологию. В 1895 г. он выступил в Касселе на заседании Германского антропологического общества с докладом «Die vorgeschichtliche Aus» breitung der Germanen in Deutschland», а спустя несколько лет со вторым докладом — «Die indogermanische Frage, archaologisch beantwortet».
Что существенно нового предложил Коссинна по сравнению с Монте» лиусом, названная статья которого была ему хорошо известна?
Монтелиус, проследив культурное развитие скандинавских стран от нео~ лита до эпохи викингов и не обнаружив разрыва в последовательности явлений, пришел к выводу, что предки современных скандинавов, германские племена, должны были жить на севере еще в эпоху неолита. Его не интересовали границы этой «германской» области в эпоху неолита. Коссинна же поставил вопрос о границах отдельных культур, или, как

тогда писали, «культурных провинций». Он указал, что в эпохи, на которые падает первый свет письменных источников, можно заметить полное созвучие исторических и археологических источников. Везде, где в эпоху викингов жили германские племена, открыты германские погребения и найдены германские вещи, которые помогают установить границы германского расселения гораздо более точно, чем древние письменные источники. Из этого Коссинна делал вывод, что если в исторические и раннеисторические эпохи существует такое соответствие культуры и народа, областей распространения культур и областей расселения народа, то так же должно было быть и в доисторические времена.

Другой новой идеей Коссинны было то, что можно не только очертить границы культуры для определенного времени, для определенной ступени развития, но и проследить ее расширение или сокращение от одного периода к другому и корнн более поздних культур в более ранних. Так, идя ретроспективным путем, можно перенести название известного исторического народа (скажем, кельтов, германцев или славян) на далеко отстоящие по времени, уходящие в глубину веков доисторические культуры. Казалось, что Коссинна нашел путь для того, чтобы ввести в историю анонимные археологические культуры, что достигнута цель, над достижением которой тщетно билась наука в течение целого века.
Позже, в 1911 г., Коссинна писал относительно своего метода: «Этот метод пользуется выводами по аналогии, так как они позволяют осветить древние, темные времена ретроспективно, идя от ясной современности или от все же древних, но обладающих богатыми источниками эпох. Он освещает доисторические эпохи через эпохи, которые стоят в свете истории.
Руководящая точка зрения, доказывающая справедливость этого для раннеисторических эпох, тысячу раз испытанная, постоянно вновь подтверждаемая и поэтому имеющая значение не только для указанного времени, но и для далекоотстоящих доисторических периодов, состоит в следующем: четко ограниченные археологические культурные провинции совпадают во все эпохи с совершенно определенными народами или племенами» 52.
Характеризуя утверждения Коссинны, Г.-Ю. Эггерс справедливо пи-* шет, чтодля Коссинны отождествление культуры и народа не представляет проблемы, не требует доказательств, это решено, это вопрос, ответ на который очень прост, это вера, это догма! Сравнивая Коссинну с Монтелиусом, Эггерс указывает, что Монтелиус, разработав типологический метод, стал классиком археологии, так как он не только нашел правильный путь, но и предвидел возможные ошибки и отклонения. Коссинна с его слепой верой в безусловность своего метода не только его четко не разработал и не сформулировал, но и закрыл путь к критике. В результате в основе правильная идея и поныне не вылилась в четкую методическую форму, какой хронологические исследования располагают уже в течение 70 лет 53.
Вместе с тем трудно назвать другую идею, которая оказала бы такое влияние на европейскую археологию, как идея Коссинны.
В Германии учение Коссинны попало на благоприятную почву. Национализм в кругах германской буржуазии и аристократии был силен уже в конце XIX в. Слушатели доклада Коссинны в 1895 г. приняли его с энтузиазмом, но они даже не представляли себе, как мало обоснованы его утверждения. В XX в. учение Коссинны нашло еще более широкий круг поклонников54. В особенности шовинистические и расистские черты учения Коссинны импонировали реакционно настроенным кругам немецкого общества, спекулировавшим на ущемленном Версальским договором

национальном чувстве немцев. Метод Коссинны Ьыл поставлен на службу текущей политике, что отнюдь не способствовало его развитию и критике. Еще хуже стало (уже после смерти Коссинны), когда при Гитлере доистория была объявлена «важнейшей национальной наукой» и приобрела поддержку фашистов. Мировоззрение и метод Коссинны были провозглашены «всемирноисторической догмой», и поэтому всякая свободная дискуссия по научным вопросам стала невозможной.
Большим мужеством нужно было обладать, чтобы выступить в 1941 г. с критикой Коссинны, как это сделал его ученик Э. Вале55, но эта критика была неполной, а настоящая критика началась на родине Коссинны лишь после 1945 г.
Вале — скептик. На примере трех неудачных попыток определить по археологическим находкам и их группам этническую принадлежность и связи он опровергает основные положения своего учителя. Во-первых, бывает, что смена населения не находит отражения в археологических находках. Во-вторых, случается, что большие перемены образа жизни происходят без смены населения. В-третьих, бывают такие лакуны в типологическом развитии вещей и явлений, которые вовсе не свидетельствуют о приходе нового контингента жителей. Это — затруднения, преодоление которых невозможно при обычном сопоставлении археологической культуры и народа. Вале не отрицает возможность такого сопоставления вообще, он лишь указывает, что такое сопоставление нельзя механически применять к любому археологическому комплексу. Бывают случаи, когда особенности типов вещей и типологических рядов диктуются индивидуальностью мастера, поисками художника, что следует учитывать не только в современном развитии ремесла и искусства, но и в первобытном.
Гораздо более резкой, исходящей из полного неприятия самих основ метода Коссинны была его критика в советской археологии. Наиболее серьезному разбору метод Коссинны подвергся в статьях В. И. Равдоника- са56 и Е. Ю. Кричевского57. Советские ученые критиковали ошибки и извращения сторонников метода этнического определения археологических культур, их расизм и шовинизм.
Взгляды германских ученых на этнические проблемы подверглись осуждению не только со стороны советских археологов. Во многих европейских странах археологи видели в учении Коссинны прообраз фашистской археологии и доистории и поэтому решительно выступали против его ошибок и преувеличений. Некоторые, как, например, английский археолог Кроуфорд, вообще считали тему этнической интерпретации второстепенной и не заслуживающей внимания, а исследования германских ученых неудачными 58.
В послевоенные годы критика взглядов Коссинны усилилась, хотя и продолжали выходить книги, в которых они принимались безоговорочно 59.
Серьезному рассмотрению вопрос о соотношении археологической культуры и этноса подвергнут в книге Мартина Яна «Разграничение культурных групп и народов в доистории»60. Сам Коссинна лишь отрывочно в различных работах формулировал свои выводы и не потрудился свести их воедино. Книга Яна является первой такой сводкой. Однако, излагая взгляды своего учителя, Ян подвергает критике его утверждение, что археологическая культура представляет замкнутую область, которая отличается от соседних областей и имеет точно очерченные границы. Ян указывает, что четких границ в первобытных общинах не было, кроме, может быть, тех случаев, когда были серьезные естественные препятствия, например, горы. Были переходные районы, где смешивались элементы двух соседних культур, или незаселенные пространства, которые по мере роста
населения и ввиду экстенсивных форм ведения хозяйства постепенно за~ селялись. Поэтому часто оказывалось, что зоны между культурными провинциями, которые мы можем связывать с позднейшими известными из письменных источников народами, заселены какими-то племенами, которые мы не можем отнести ни к одному из этих больших народов. Кельты, германцы, иллирийцы, балты, славяне оставили эти племена в промежуточных зонах в покое, и мы даже не знаем, как эти племена назывались. Ян считает неудачным само название, которое Коссинна дал своему методу— «Siedlungsarchaologie» (буквально — «археология поселений»), и предлагает назвать его «Volkergeschichtlichen Methode». Действительно название «Siedlungsarchaologie» не передает ни сущности, ни задач метода и тем более не соответствует его содержанию, что Коссинна в своих построениях анализировал лишь вещи, их формы и типы и почти не учитывал результаты раскопок поселений.
Из всего сказанного ясно, однако, что критика Яна не затрагивает важнейших принципиальных сторон метода Коссинны, а лишь пытается его улучшить.
Более серьезной критике подвергся метод Коссинны в работах Эг- герса61. Он не только рассмотрел недостатки «Siedlungsarchaologie», но и внес ряд предложений по усовершенствованию методики картографирования 62.
Вопрос об археологических культурах и изучении истории племен и народов с позиций, близких к позициям советских ученых, рассматривает профессор университета им. Гумбольдта в Берлине К.-Х. Отто 63.
Некоторые итоги критики метода Коссинны в современной литературе подведены в книге Хахманна, Коссака и Кюна «Народы между германцами и кельтами»64. Первую ошибку Коссинны авторы видят в том, что он с абсолютным доверием относился к показаниям письменных источников и считал нужным понимать их буквально. Это характерно не только для Коссинны, а для всех германских археологов его времени. Между тем, как показывают Хахманн и его соавторы в своей книге, вследствие разных причин античные историки сознательно или по случайному стечению Обстоятельств искажали истинную картину, и в вопросах, определения по письменным источникам мест расселения древних племен и народов доверие к этим источникам сильно поколеблено. Для римских авторов есть только два понятия — германцы или кельты, никаких других племен они не знают. Между тем, основываясь на принятых принципах археологического определения германцев, племена, жившие на нижнем Рейне (сигамбры, убии, трибоки и др.), нельзя назвать ни германцами, нк кельтами. Еще археолог Г. Бехагель (его книга издана посмертно после второй мировой войны) показал, что кроме тех германцев, которых можно* считать предками немцев, были и другие «германцы», называемые так античными источниками, но чуждые на самом деле «коссинновским германцам» 65.
Второй ошибкой Коссинны и его школы является то, что письменным источником отдается предпочтение перед археологическими, которые считаются объяснимыми только при наличии письменных свидетельств. Между тем, внимательное изучение обеих групп источников показывает, что они часто относятся к различным явлениям и потому должны подвергнуться анализу и интерпретации независимо друг от друга и лишь после этого могут сопоставляться и комбинироваться в единую историческую картину.
Третья ошибка взглядов Коссинны состоит в том, что он не учитывает возможности полного исчезновения следов какого-либо народа. Сравнительное языкознание пытается отыскать древние языки Европы, за кото-

рыми должны стоять народы, разговаривавшие на этих языках. Естественно предположить, что некоторые языки исчезли бесследно. Считают, что таких языков было много. Но Коссинна исходил из того, что в археологических материалах есть абсолютное соответствие с имеющимися у нас сведениями о языках. Об исчезнувших языках и народах он и не думал.
Четвертая ошибка Коссинны в том, что в соответствии с концепцией народа, созданной немецким мыслителем XVIII в. И. Г. Гердером и развитой романтиками, он рассматривал культуру во всех ее проявлениях как эманацию народного духа и видел в жизни народа единство, которое благодаря сумме принадлежащих к нему индивидуумов развивается как живой организм. Общепринятым переводам римских терминов natio, gens, civitas, pagus греческими edvog и Tfevog он придавал значения, которых они не имели в древних языках. Школа Коссинны не понимала, что определение народа и нации в XIX в. было политически окрашенным постулатом, идеей, но никакой не реальностью. Перенося понятия XIX в. в глубокую древность, археолог допускает ошибку, сказывающуюся на всех последующих реконструкциях.
Пятой ошибкой Коссинны является то, что он не учитывал, что археология располагает лишь фрагментами древних культур, которые могут быть реконструированы только на основе данных других наук и главным образом этнографических. Но Коссинна закрыл себе этот путь, заявив, что современные примитивные народы не сопоставимы с древними германцами. И вообще Коссинна брал данные археологии очень односторонне. Поселения он вообще не учитывал, а могильниками мало интересовался. Он принимал в расчет лишь добытые в земле и поступившие в музеи вещи. Для него могильник был идентичен сумме откопанных в могильнике вещей, а культура — сумме ее элементов.
Шестой ошибкой Коссинны было то, что намечая по археологическим находкам «культурные провинции» (или культурные круги) или даже только круги сходных форм, он объяснял их появление только при помощи этнического определения. Он совершенно не рассматривал влияние религиозных, хозяйственных, технических или социальных факторов.
Таковы основные ошибки Коссинны и его школы в вопросах этнической интерпретации археологических культур. Я не касаюсь ярко проявившихся в его работах черт расизма и шовинизма, политической тенденциозности и т. п., которые лежат уже за пределами науки и которые неоднократно критиковали и советские и зарубежные ученые.
Но стоит ли так подробно останавливаться на научных ошибках Коссинны? К сожалению, теория Коссинны со всеми ее недостатками оказала большое влияние на археологическую науку в европейских странах. И поныне этническое определение археологических культур не обрело еще характера четкого методического приема. К этому крайне запутанному вопросу мы еще вернемся в дальнейшем.

<< | >>

↑

Источник: А.Л.МОНГАЙТ. АРХЕОЛОГИЯ. ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ. КАМЕННЫЙ ВЕК. 1973

Еще по теме *Картографический метод и изучение археологических культур:

- Альтернативная история - Античная история - Архивоведение - Военная история - Всемирная история (учебники) - Деятели России - Деятели Украины - Древняя Русь - Историческая литература - Историческое краеведение - История Востока - История древнего мира - История Казахстана - История наук - История науки и техники - История России (учебники) - История России в начале XX века - История советской России (1917 - 1941 гг.) - История средних веков - История стран Азии и Африки - История стран Европы и Америки - История стран СНГ - История Украины (учебники) - История Франции - Методика преподавания истории - Научно-популярная история - Новая история России (вторая половина ХVI в. - 1917 г.) - Периодика по историческим дисциплинам - Публицистика - Современная российская история - Этнография и этнология -