Социокультурная среда как сторона современной идентичности
Социокультурная среда-сторона идентичности лучше всего описывается в терминах ризоматического мировидения. Концепцией ризомати- ческого мировидения мы обязаны Ж. Делезу и Ф. Гваттари, их совместной работе «Rhizome», вышедшей в свет в 1976 г.
Сам термин «ризома» заимствован из ботаники. Обозначает он там способ жизнедеятельности многолетних травянистых растений типа ириса. Ризома — стелющаяся культура, пускающая корни книзу и дающая покрытые листьями побеги кверху. Наблюдаемая коррелятивность между корнями и побегами заходит настолько далеко, что их графическую топологию можно считать взаимообратимой. По мере продвижения ризомо-растения вперед его ранее выброшенные корни и побеги постепенно отмирают. Каждый отрезок ризомы при благоприятных условиях может давать (и дает) жизнь новому растению. Ризому постмодернизм противопоставляет дереву как совершенно другому (классическому — Новое время) способу мышления. «Дерево» не устраивает постмодернизм очень многим, практически всем. Дерево держит философский дискурс в плену мифологического сознания с его организацией универсума, космоса по принципу «дерева мира». Мыслить «деревом» — значит мыслить мифологически, при том что по форме все может выглядеть сверхрационально. У дерева, далее, есть корень, а значит глубина, в которой, по общему мнению, заключена сущность, субстанция, основа-детерминанта всего являющегося нам мира. Дерево также является символом вертикально-властной организации бытия («власть всегда древовидна»), оно навязывает нам образы центра (ствол) и периферии (отходящие от ствола боковые ветви). Образ цен тра, впрочем, приходит здесь и с другой стороны — со стороны колец, ежегодно нарастающих в стволе дерева. Дерево с его вектором роста (и движением соков) от корней до кроны олицетворяет собой генетичес- ки-стержневое, линейно-сквозное видение мира. Своим непрерывным дихотомическим ветвлением дерево к тому же конституирует бинаризм, логику бинарных оппозиций. Любая упорядоченность, согласно постмодернизму, непременно приобретает древовидную конфигурацию. Деревом проросла, как полагают Делез и Гваттари, вся западная культура, что значительно ограничивает ее спонтанность, творчество и свободу. Вообще «у многих людей дерево проросло в мозгу», их мысли, решения и действия страдают одеревенелостью. В отличие от дерева, ризома являет собой множество беспорядочно переплетенных отростков и побегов, растущих во всех направлениях. Не имеет она и связующего центра в виде какого-то единого корня. Это непараллельная эволюция полностью различных образований, происходящая не за счет дифференциации, членения, ветвления, а благодаря удивительной способности перепрыгивать (переползать) с одной линии развития на другую (отсюда — «поперечное» мышление), исходить и черпать силы из разности потенциалов. Как трава, пробивающаяся между камнями мостовой, ризома всегда чем-то окружена и растет из середины, через середину, в середине. Ризома — это идеология между- изма, апология того, что избегает крайностей, дихотомического разъединения реально взаимодействующих частей. Ризома в постмодернизме уподобляется также сорняку, который стелется и переваливает через препятствия (борозды, каналы, ямы) именно из-за того, что его теснят, ограничивают, обступают со всех сторон культурные растения. И чем сильнее это давление, тем шире радиус действия данного сорняка, тем дальше он выбрасывает свои щупальцы- отростки, тем больше периферийной земли становится его жизненным пространством. Место ризомы там, где трещины, разломы, пустоты, бреши и другие провалы или лакуны человеческого бытия. Она их по-своему преодолевает. Для нее нет непроходимых границ, какими бы — естественными или искусственными — они ни были. Ризома учит нас двигаться по «пересеченной местности» нашего бытия. Она умножает стороны, аспекты, грани, превращает круг в многоугольник. Ризома — образ гетерогенности, сама гетерогенность, она всегда в становлении, у нее нет «ориентации на кульминационную точку или на внешнее окончание». В ризоме нет фиксированных точек или позиций, столь очевидных в структуре, дереве или корне.
Есть только «линии». Ризома есть сетка «линий ускользания», т. е. путей ухода от определенности, фиксированности, одеревенелости. Она лишена какой бы то ни было статики, всегда посредине своей собственной динамики, в ней невозможно выделить системную доминанту. Если дерево — символ космоса, т. е. порядка, целого, то ризома — символ хаоса, а точнее, хаосмоса [хаоса + (кос)моса]. Следуя Хайдеггеру, а за ним и Деррида, данную мысль можно сформулировать иначе: хаос — это та игра мира, которая делает возможной игру в мире (космос). Ризома представляет все существующее как негарантированное, ненадежное, текучее и мимолетное. Социально-теоретическая конкретизация «метафизической» ри- зомы дает сеть, сетевую структуру. Последнюю отличает отсутствие всяких скрепов и главного среди них — центра. Децентрированная сетевая структура представляет собой предельно допустимый минимум упорядоченности или организованности — дальше начинается либо хаос, либо властная нормализация творческой стихии бытия. Сетевая структура, по мысли К. Келли, вся состоит из краев, и поэтому открыта для любого пути, которым вы к ней подходите. «Все прочие топологии ограничивают то, что может случиться... Фактически множество поис- тине расходящихся компонентов может оставаться когерентным только в сети. Никакая другая расстановка (arrangement) — цепь, пирамира, дерево, круг, ступица — не может содержать истинное разнообразие, работающее как целое... Где бы мы ни наблюдали постоянное беспорядочное изменение, мы вправе ожидать и действительно видим сети»341. Сетевая структура представляет собой «новую социальную морфологию» (М. Кастельс) современного общества. Убедительной конкретизацией сетевой структуры выступает адхократическая (лат. ас/ hoc — для этого случая, для данной цели) организационная форма. Это как раз тот случай, «когда каждый организационный компонент представляет собой модуль, созданный для решения одной конкретной задачи, и взаимодействует со многими другими по горизонтали, а не только в соответствии с вертикальной иерархией»342. Наряду с адхократией конкретизирующим образом постмодернистской ризомы является также понятие блип-культуры (термин А. Тоффле- ра). Коммуникация эпохи модерна предполагала систематическую основу и готовые, завершенно-целостные картины мира. Для коммуникации эпохи постмодерна систематичность и готовые к употреблению картины мира не то что не характерны — противопоказаны. И связано это прежде всего с особым социально-онтологическим характером информации — ресурса для постмодерна ключевого, знакового. Информация легко поддается квантификации (делению на порции или фрагменты); в таком внутренне-расчлененном виде она в действительности и существует. Эти кванты-порции предстают перед нами в виде «блипов» — «вспышек» или «мелькающих изображений». Мы живем фактически в мире блип-культу- ры. Для одних, тех, кто не может расстаться с понятиями и представлениями исторически уходящего времени, этот мир кажется сплошным хаосом, настоящим бедламом: «блипы» атакуют со всех сторон, стремительные потоки информации несут непонятно куда. Для других же, тех, кто сумел приспособиться, разобраться в том, как устроены и процессуально организованы информационные потоки, ситуация много проще: надо только сложить эти «блипы» в ту или иную картину жизни. Тут открывается даже простор для позитивного творчества, индивидуального выбора, свободного самоутверждения — никакой предзаданности! Будущее, несомненно, за последней категорией людей. Социокультурный ландшафт современности, как ландшафт ризо- матический, состоит не из структур или других каких-то «устойчивостей», а из потоков и расплывающихся кластеров, референтные группы и ценностно-нормативные формирования в нем имеют постоянно меняющуюся, ситуативную, адхократную конфигурацию. Здесь ничто не гарантировано и потому так важны коммуникативные линии взаимопонимания — пусть очень тонкие, где-то даже пунктирные, высвечивающие, как молнии, неопределенности и риски нашего бытия.