Приложения универсального эволюционизма

Несмотря на то что приведенная выше «расшифровка» понятия коэволюции не была дана Моисеевым, он пользовался интуитивным понимаем важности его при анализе самого широкого класса проблем. Вот строки из его последней книги «Универсум.

Информация. Общество»:
«Я написал несколько книг, благосклонно принятых научной общественностью, но мало повлиявших на общее пони
мание проблемы. В результате я пришел к выводу о необходимости специальной системы образования, в основе которой должна лежать некая мировоззренческая универсалия, которая очень хорошо описывается на русском языке словом «миропонимание». Иногда для этого используют словосочетание «картина мира», но последнее выражение мне кажется и более вычурным, и более узким, поскольку оно не охватывает внутренний мир человека. И оно, это миропонимание (или картина мира), должно быть действительно некой универсалией, основанной на данных науки и практическом опыте человека. И миропонимание не должно зависеть от того, где живет человек — в Европе, Африке или где-либо еще, ибо человек — единый биологический вид, и принципы его взаимоотношения с Природой в главном не должны допускать разночтений. Они должны обеспечить режим коэволюции с остальной биосферой, иначе они могут стать источником необратимых трагедий» (с. 13).
Таким образом, согласно Моисееву, именно выработанные в научном поиске принципы взаимоотношений с природой должны обеспечить режим коэволюции общества и биосферы.
Однако Моисеев не мог не понимать противоречий, присущих построению единой картины мира, пронизывающих всю систему научного познания. И он не прячет эти противоречия, а, наоборот, делает их исходным пунктом своей работы. «В науке всегда существовали две тенденции. Одна — это стремление к специализации: понять «всё большее о всё меньшем». Она отвечает сиюминутным потребностям практики. И соответствует тенденциям современного рынка. Другая тенденция — увидеть «большее, пренебрегая меньшим». Она отвечает стремлениям человека увидеть целостность того мира, в котором мы живем. И, значит, заглянуть в будущее, опуская некоторые детали, заменяя микроскоп телескопом. Сегодня происходит гипертрофированное развитие первой тенденции, что препятствует формированию целостного видения образа современного мира. В данной работе делается попытка развития второй тенденции, что отвечает моему замыслу обсуждать мировоззренческие универсалии. И помочь читателю сквозь всё многообразие фактов рассмотреть целостную картину той
эпопеи, участниками которой мы являемся. Конкретные детали служат лишь в качестве иллюстративного материала» (с. 13). Смена инструмента исследования, переход к поиску универсалий мировоззрения, означает, что Моисеев поднимает флаг поиска инвариантов, характерных для всех научных поисков. И слово «коэволюция» начертано на этом флаге.
В действии механизма научного исследования Моисеев видит столько же логики, сколько и произвола в выборе первоначальных принципов: «Дискуссия о справедливости тех или иных постулатов, если нет примеров им противоречащих, столь же бессмысленна, как и дискуссия о том, какой из религиозных мифов должен лежать в основе религиозного мировоззрения. Можно говорить лишь о непротиворечивости аксиом, что, однако, далеко не всегда удается. И кроме этого, системы аксиом не замкнуты. Но коль скоро мы приняли ту или иную систему исходных положений, дальнейшая цепочка причинно-следственных утверждений должна уже неукоснительно следовать законам логического мышления. Что, впрочем, не исключает необходимости появления новых аксиом.
Иными словами, любой науке, любому миропониманию должна предшествовать некая «метанаука» или «метамиропонимание». Она как бы подготавливает почву для будущей науки. И по мере развития научных знаний сфера метанауки не сужается, как это может показаться. Более того, мне кажется, что происходит обратное: на фоне расширения области логически строгих знаний расширяется и область метафизических представлений. Это следствие того, что в нашей практической деятельности еще быстрее растет множество новых проблем, требующих анализа. Только граница метафизики отодвигается в глубину либо микрофизики, либо макрофизики космоса. И даже основа основ современной науки — представление о причинности — подвергается ныне сомнениям...» (с. 25). Чтобы отделить науку от метанауки, необходима процедура объединения эксперимента и логики, позволяющая непрерывно совершенствовать и то, и другое. Что же это за процедура? Это не «бритва Оккама», поскольку та занимается лишь начальным «отбором» сущностей, не умножая их сверх надобности. Постоянное, согласованное, непротиворечивое развитие — это не что иное, как коэволюция! Именно в режи
ме коэволюции «эмпирических обобщений» — аксиом и цепочек причинно-следственных утверждений — видится построение здания науки Моисееву. И это не случайность! Это проявление тех самых принципов всеобщего, универсального эволюционизма, которые и составляют суть его концептуального подхода к процессу познания.

И в этом же суть его рассмотрения того, что лежит за пределами науки. Вновь обратимся к его высказываниям:
«У каждого человека неизбежно смешиваются два вопроса — «как?» и «зачем?». Порой разделить их невозможно. За первый вопрос ответственна наука, он поддается изучению, достоверность которого может отвечать или не отвечать определенным критериям; второй — это прерогатива веры. Вопрос «зачем?» лежит вне науки, хотя для многих он важнее первого».[‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡]
Здесь видно характерное столкновение на границе внутреннего и внешнего по отношению к науке вопросов. Вопрос «зачем?» явно телеологичен, и Моисеев исключает его из науки — в науке ему помогает универсальный эволюционизм и понятие коэволюции, позволяющее избежать телеологических тупиков. Однако в дальнейшем, в обществе, вновь приходится рассматривать совместное развитие — на этот раз научных и моральных принципов общества. И вновь возникает представление о коэволюции — отсюда вывод о необходимости сораз- вития науки и морали, откуда следует необходимость и новых моральных интуиций, и экологического императива. Мораль предстает всегда самым консервативным, медленно меняющимся компонентом общества, тогда как наука всегда нацелена на наиболее быстрый рост. Мораль — это поиски совершенства, это преобразование, направленное к оптимуму, тогда как наука — это усилитель интеллекта отдельного человека и практика расширения наших знаний и умений, т. е. проективное преобразование. Их временные, динамические характеристики совершенно различны, однако только вместе они составляют единое общество, идущее путем коэволюции. В отрыве от морали наука бесполезна — в этом суть откровений атомной эры, начиная от моральных трагедий творцов
атомной бомбы Оппенгеймера и Сахарова и кончая проблемами экологии, которые все больше проникают в сознание и власть предержащих, и простых людей.
Еще один аспект применения универсального эволюционизма — анализ общественных систем, которому посвящены публикации как 1980-х, так и 1990-х годов. Характерной чертой моисеевского анализа является выделение мирового процесса глобализации: «Процесс возникновения единой планетарной экономической системы и ее возможной структуры уже хорошо просматривался в те годы, когда я работал над «Агонией России», и даже раньше. Я назвал эту формирующуюся планетарную систему миром ТНК — транснациональных корпораций».[§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§] Таким образом, глобализация для Моисеева — это эволюция мировой системы хозяйства, причем в этой эволюции можно выделить небольшое число корпораций, которые в состоянии оказать определяющее влияние на этот процесс.
Таким образом, глобализация, вовлекая в себя всю мировую систему, дает импульс изменения прежде всего немногим — наиболее восприимчивым, способным к расширению частям мирового хозяйства, и этими частями, как следует признать, являются не экономики отдельных стран, а международные корпорации. Небольшое число измерений определяет размерность мировой системы — и это закономерный системный эффект, эффект рангового распределения (он же гиперболический закон, или закон Ципфа), благодаря которому на нашей планете существует не так много городов с населением более 10 млн человек или (в шуточной интерпретации Моисеева) «20% населения выпивают 80% пива».
Моисеев рассмотрел эту ситуацию с позиций универсального эволюционизма и нашел одно решение, которое было необыкновенно просто и своевременно. А именно: центры будущей мировой цивилизации будут располагаться в Америке, Европе и Китае — наиболее быстро развивающихся очагах. Что же делать остальным? Моисеев отвечает: наводить мосты между указанными центрами, создавать и наращивать инфраструктуру — создавать и развивать линии транспортировки, великие
торговые пути. Для России ее географическое положение между указанными центрами делает в ближайшем будущем оправданной серьезную ставку именно на транспортные артерии. Проводя инвентаризацию возможных торговых путей, Моисеев предложил обратить самое пристальное внимание на современные возможности судоходства Северным морским путем с использованием атомных ледоколов, поскольку хорошо известно, что именно на судах перевозка грузов дает наибольший экономический эффект по сравнению с железнодорожным, автомобильным или авиатранспортом. Идею Северного морского пути достаточно интенсивно обсуждали, но посчитали ее реализацию слишком дорогой и на этом забыли не только про Северный путь, но и саму идею использования территории России как транспортного моста между центрами цивилизаций. Несмотря на столь грустный финал, представляется, что схема центров и связей как дополнительных друг другу элементов легко может быть найдена и в рамках представления эко- номико-эволюционного процесса в виде преобразований дополнительных типов симметрии — ортогонального поворота (оптимума типа воронки) и проективной связи.

<< | >>

↑

Источник: Самсонов Александр Львович. Система мира и миры систем. 2009

Еще по теме Приложения универсального эволюционизма: