Монополия государства на средства массовой информации как основа политической цензуры (на примере радиовещания)

Эти необыкновенные свойства «великого говорящего» были гениально распознаны В. И. Лениным и его окружением буквально с первых шагов технического развития радио в России, сначала в качестве военного средства (радиобомбы, оперативная связь), а затем как мощного идеологического орудия партии, так называемого «митинга миллионов», которому даже в самые тяжелые для советской власти дни оказывалось предпочтение в государственном финансировании294. Здесь большевиками учитывались два важнейших фактора — с одной стороны, особая русская привязанность и предрасположенность к устной речи, которую так тонко подметил еще Морис Палеолог295, с другой — огромная территория России, а также большой процент малообразованных людей.

История формирования государственного пропагандистского канала весьма примечательна, поскольку развитие радио как средства связи, его информационного и творческого потенциала совпало с процессом становления сталинского режима. С одной стороны, не надо было ломать старые традиции и формы. С другой, как нечто совершенно новое, радио в своей и содержательной, и организационной основе очень чутко впитывало все атрибуты тоталитарной власти. Вот почему «чудо XX века», действительно зарождавшееся как народная трибуна и мощное культурное средство, трансформировалось в «постоянно бубнящую черную тарелку»296, символизирующую сталинскую эпоху. Эта история особенно показательна с точки зрения понимания происшедших в этот период необратимых деформаций, которые сделали всю систему социокультурных ценностей советского общества незыблемой.

Не стоит забывать, что речь идет о зарождении нового синтетического коммуникативного канала, с развитием которого мир обрел новые психо-эстетические формы общения и получения информации. Особую привлекательность радио имело в глазах обывателя, мифологизировавшего всех, кто был связан со «звучащим невидимкой», для обывателя радио имело своеобразную притягательную силу. Поэтому так непросто и противоречиво складывались взаимоотношения между «четвертой властью» и «властью первой», отчетливо сознававшей зависимость своего политического успеха от уровня ангажированности журнализма297. Вообще заслуги прессы и журналистов в становлении и «обслуживании» тоталитарных режимов не только значительны, но зачастую и определяющи. Подмена нравственных основ профессиональной этики журналиста принципами «партийности печати и литературы» обусловила функции и характер советских масс-медиа. Впрочем, общим местом является утверждение о том, что об уровне демократии в государстве свидетельствует наличие независимой и самостоятельной журналистики и что, напротив, тоталитарный режим различными средствами, от непосредственной цензуры до мер финансовой, кадровой и иной политики, стремится к созданию системы «карманных» масс- медиа, полностью зависимых от власти.

Именно в связи с той действительно первостепенной ролью, которая была исторически отведена радио в 1920-1930-е гг., особое значение приобретает анализ механизма идеологического руководства им со стороны партии и государства, формирования системы контроля над его работой.

Прежде всего следует выделить те специфические аспекты, которые характеризуют контроль над радио со стороны господствующей идеологии. Эта специфика вытекает из правового статуса информационного канала. Статус, в свою очередь, напрямую обусловлен законодательством в области свободы слова и печати; организационными формами собственности радиокомпаний и агентств, радиопередающих средств связи; конкретными формами и методами идеологического контроля над содержательной частью радиосообщений.

Формирование радиоэфира идет по нескольким направлениям: определение структуры вещания — «эфирной сетки» или программы вещания, с помощью которой осуществляется распространение общественнополитических, культурных и других ценностей298, и организация непосредственного контроля (предварительного и последующего) цензурными органами микрофонных материалов. Непосредственный контроль проходит в два этапа: 1) просмотр и утверждение микрофонных папок; 2) прослушивание (тотальное или выборочное) радиопрограмм299. Здесь достаточно четко можно проследить картину складывания системы контроля внутри Радиокомитета.

Система сталинской радиопропаганды складывалась в первое десятилетие существования пролетарского государства, что почти совпало по времени с началом речевых радиопередач и организацией регулярного вещания. Становление государственно-идеологического контроля над радио прошло следующие периоды: 1917— 1920 гг. — «военно-технический»; 1921-1924 гг. — организационно- и творчески-«поисковый»; 1924-1928 гг. — создание «идеальной модели» организационного начала и внутреннего содержания вещательных программ, становление жанрово-тематической структуры радиожурналистики, формирование основ радиорежиссуры; 1928-1933 гг. — «ведомственный» — принадлежность радиовещания сугубо техническим ведомствам — Наркомпочтелю РСФСР, а затем Наркомату связи СССР, возникновение системы радиопропаганды; 1933-1990 гг. — «государственный» — от создания Государственного Радиокомитета при СНК СССР вплоть до основания в 1990 г. альтернативного государственного канала — ВГТРК, позже независимых коммерческих телерадиовещательных компаний — НТВ и ТВ-6.

Очень важным по своей сути событием в истории радио и радиовещания в нашей стране стала организация осенью 1924 г. акционерного общества «Радиопередача». Развитие радиодела в стране встало на совершенно особую, по сравнению с другими масс-медиа, организационно-творческую почву. Учредители акционерного общества (Трест заводов слабого тока, РОСТА, Наркомпочтель и др.)300 в уставных документах определили его следующие функции и задачи: объединение всего радиодела в стране, организация широковещания, строительство и эксплуатация радиостанций, торговля радиоаппаратурой, издательская, рекламная и другая коммерческая деятельность301. Такая постановка дела превращала радио в самостоятельную, самоокупаемую и даже вполне доходную сферу деятельности, гарантирующую акционерам и журналистам свободу не только финансовую, но и творческую.

Первый этап существования «Радиопередачи», несмотря на большие внутренние проблемы страны, характеризовался полной поддержкой ее деятельности со стороны государства и партийных органов. Это выражалось не только в восторженных отзывах в печати о первых радиопередачах — радиогазетах и радиопостановках, но и, что гораздо более важно, в государственном финансировании и предоставлении кредитов. Так, в 1925 г. вместо первоначально заявленных 200 тыс. руб. государство предоставило «Радиопередаче» долговременную ссуду в 2 млн руб.302

Однако уже в 1926 г. появились проблемы в получении с Наркомпочтеля части абонентной платы за радиоустановки. Эти сложности, а также противоречия между представителями «Радиопередачи» и государственными органами управления культурой и связью (Наркомпрос, Наркомпочтель) приняли хронический характер, становясь непримиримыми. Кроме этого, все доходы от абонентной платы и продажи радиоприемников шли не на развитие радио, а в государственную казну. Так началась борьба радио с государством за стремительно увеличивающуюся прибыль и возможности влияния на аудиторию.

Созидатели идеологии понимали значение нового коммуникативного средства для «распространения и внедрения идей коммунизма для дальнейшей победы на арене классовой борьбы»303; они подчеркивали важнейшую функцию радио «на пути к проникновению политической активности граждан Советского Союза» (Г. В. Чичерин). И если «романтик» А. В. Луначарский с пафосом говорил о «развитии в нашем социалистическом Союзе этой новой изумительной формы междучело- веческой связи», то «главный безбожник» Е. М. Ярославский в своем приветственном слове первой Радиогазете304 вывел формулу гласности, которая заключалась в том, что «пока СССР является единственной страной, где пролетарские массы могут пользоваться государственным аппаратом...», они «пользуются ничем не ограниченной свободой слова». Оставляя в стороне присущее коммунистическим вождям лицемерие, мы тем не менее должны констатировать, что советское радиовещание на заре своего существования действительно было близко к идеальной модели «народной трибуны» — доступной, демократичной, с практически беспрецедентной для того времени аудиторией.

По сравнению с периодической печатью, которая подвергалась цензуре еще по «Декрету о печати» 1917 г., радио в начале 1920-х гг. имело только общее, координирующее руководство Агитпропа ЦК РКП(б). В постановлении «О радиоагитации» от 2 марта 1925 г. говорилось в рекомендательном стиле также о «необходимости привлечь внимание парторганизаций к делу радиоагитации...»305 Только в июне 1925 г. для осуществления единого руководства делом радиоагитации была создана Радиокомиссия ЦК, в которую вошли А. В. Шотман, И. А. Халепский, Ф. И. Драбкина, А. С. Енукидзе и др. Постановлением ЦК РКП(б) «Радиоагитация» от 22 июня 1925 г. «руководство и контроль радиоагитацией в советском порядке было возложено на Наркомпросы республик (через Главлиты и Главреперткомы)»306.

В то время отличия радио от периодической печати обуславливались не только техническими особенностями вещания (передачи шли в эфир непосредственно из студии) и спецификой подготовки радиопередач различных форм и жанров (только выпуски радиогазет имели предварительно написанные тексты, заверенные редактором, а затем и представителем Главлита), но и позицией высшего политического руководства и его ближайшего окружения относительно свободы слова в радиоэфире, которая отличалась от последующих жестких цензурных норм. Реальному цензурному контролю подвергались только тексты пропагандистских радиопередач — радиогазет, статей и др. Художественные, музыкальные и культурно-просветительные программы не только предварительно не проверялись, но и довольно часто не имели заранее написанных текстов. Как вспоминает один из организаторов музыкально-художественного вещания, «музрук» (руководитель музыкального вещания) Г. А. Поляновский, лекции по истории музыкальной культуры он и его коллеги читали по так называемым лекционным карточкам, рабочим тезисам, свободно и каждый раз по-разному излагая тему307. Этим «грешили» не только музруки (Г. А. Поляновский, М. С. Куржиямский, С. Чемоданов и др.), принадлежавшие к плеяде высокообразованных профессионалов, свободно владеющих звучащим словом, но и многие лекторы и докладчики, приглашенные к микрофону в атмосфере, пока еще достаточно свободной для высказывания различных точек зрения и дискуссий. Только постановлением ЦК ВКП(б) от 10

января 1927 г. был определен обязательный порядок прохождения всех эфирных материалов через органы Главлита с последующим хранением их в архиве308. Но это было позже...

С конца 1925 г. постепенно стал складываться порядок осуществления контроля над структурой и содержанием радиопрограмм, обстановкой и режимом работы в учреждениях радиовещания. Так, 2 ноября 1925 г. приказом № 21 по правлению акционерного общества «Радиопередача» был установлен порядок, при котором лицам, не имеющим непосредственного отношения к передаче, категорически запрещалось входить в радиостудии309. В дальнейшем проблема охраны микрофонов и введения строгой пропускной системы решалась с помощью органов внутренних дел.

Инициатива создания механизма идеологического управления радиовещанием исходила от органов управления пропагандой Агитпропа ЦК ВКП(б) и Главлита. При этом позиция первого была более либераль ной и заключалась в определении общей директивы о необходимости контролировать все возрастающее влияние радио. Позиция Главлита основывалась на стремлении расширить перечень объектов контроля и тем самым увеличить штаты, льготы и средства, отпускаемые государством на его деятельность, и в результате создать мощную ведомственную империю, способную оказывать существенное влияние на общественно-политическую жизнь страны.

Первое принципиальное решение «О радиоцензуре» было принято на заседании Радиокомиссии Агитпропа ЦК РКП(б) 3 декабря 1925 г. Главлиту было предложено немедленно приступить к контролю радиовещания, положив в основу временную инструкцию, которая устанавливала: 1) политический контроль Главлита над работой радиовещательных организаций; 2) обязательную регистрацию в органах Главлита всех учреждений и организаций, занимающихся радиовещанием, с указанием используемых радиостанций; 3) создание института уполномоченных Главлита, отвечающих за политическую сторону работы радиовещательных организаций; 4) предварительный контроль материалов и выдача разрешительных виз; 5) специальный контроль за трансляцией докладов и прений, происходящих на съездах и конференциях и др.310 Было также принято решение возложить ответственность за организацию радиоцензуры на специально созданный при Главполитпросвете Центральный радиосовет, в состав которого входили представители ЦК РКП(б) и МК РКП(б), ВСЕРАБИС, Наркомпочтеля, Главполитпросвета, Главлита, ОГПУ, Реввоенсовета СССР, ВЦСПС, МГСПС и акционерного общества «Радиопередача».

Изначально радиоцензура (предварительная и последующая), несмотря на возражения Главлита, была рассредоточена по различным ведомствам: художественно-просветительные программы и радиогазеты были включены в сферу контроля Главлита, іуб (обл)литов, а лекции и доклады — в сферу контроля Главполитпросвета, губ (обл)политпросветов. Последующий контроль радиовещания осуществлялся одновременно органами Главлита, Главполитпросвета и Политконтроля ГПУ. Было также принято решение об обязательном предоставлении для цензуры предварительных программ радиопередач с их последующей публикацией в прессе: план художественно-просветительного репертуара — за три месяца, детальные радиопрограммы — не менее чем на неделю вперед; внеплановые радиопредачи подвергались оперативному цензурированию311. Примечательным является тот факт, что регулярная публикация радиопрограмм в прессе была вызвана именно требованиями цензуры, а не стремлением удовлетворить потребности аудитории.

Тем не менее воплощение разработанной схемы контроля на практике было осуществлено позже. Во всяком случае, дискуссии относительно целесообразности предварительной радиоцензуры шли достаточно продолжительное время. Точка зрения Агитпропа была двойственной, она складывалась явно под воздействием радиожурналистов и организаторов радиовещания, пользующихся в ЦК большим авторитетом и часто вышедших из недр партийного аппарата. С одной стороны, считалось, что предварительный просмотр (с последующей проверкой) необходим, с другой — высшие партийные органы признавали, что «методы осуществления предварительного контроля должны быть достаточно гибкими и не задерживать работу радиовещательных станций»312. Именно это обстоятельство давало редакциям возможность чувствовать себя относительно самостоятельно и не ощущать каждодневно тягостный груз ответственности перед цензорами.

Однако Главлит занял активную позицию по отношению к введению предварительного контроля на радио. Весной и летом 1926 г. Главлит неоднократно обращался в ЦК с предложениями «взять на себя политическую ответственность за радиовещание», организовав «по аналогии с печатными произведениями... полный предварительный контроль»313. Предложения сопровождались критикой радиовещания и угрозами, что если не будут приняты своевременные меры, то работа партии идеологически будет провалена. Говоря о «трудностях в деле организации радиоконтроля», Главлит называл прежде всего неукомплектованность штатами, что было не чем иным, как тактическим приемом: незадолго до этого Главлит категорически отклонил попытки принятия Закона о печати, существенно ограничивающего сферу его деятельности314. Второй трудностью, по мнению Главлита, являлись «кустарные методы» радиовещания, которые приводили к различного рода «экспромтам», исключающим полноценную предварительную проверку. Указывалось также на то, что редакции зачастую не имеют даже тезисов выступлений докладчиков (особенно часто это случалось во время трансляций заседаний съездов, митингов и др.). В качестве примеров был приведен случай «поздравления т. Калинина с заключением нового брака» и «попадания в эфир во время трансляции первомайских речей с мавзолея на Красной площади фразы А. И. Рыкова: «Очень устал. Какого черта никто меня не сменяет»». Однако самым ярким проявлением «недопустимой свободы» прямых трансляций, по мнению цензоров, являлась «недопустимая брань (матерщина) в прямом эфире, которая в таком обилии может нанести большой вред престижу СССР не только у нас, но и за границей»315.

Сознавая, что предлагаемые жесткие меры могут привести «к срыву и парализации работ радиовещательных организаций», Главлит тем не менее предлагал следующее: ввести предварительный фактический контроль тех материалов, которые могут быть представлены в печатном виде (в рукописях), и последующую их проверку через приемник или на месте передачи; выделить от организаций лиц, ответственных за идейное содержание лекций и докладов, в том числе партийных работников, отвечающих за трансляции съездов и конференций; ввести строгий надзор за микрофоном для предупреждения случаев злоупотребления; уста новить порядок согласования с Главлитом всех замен радиопрограмм; организовать специальную подготовку работников радио по ознакомлению их с цензурными требованиями. Безусловно, такая программа могла быть реализована только при наличии новых должностных единиц, предоставленных Главлиту — заведующего контролем по радиовещанию (1 шт. ед.) и политредактора по радиовещанию (3 шт. ед.) 316.

Первый период борьбы за влияние и контроль на радио был обозначен критикой, развернувшейся в прессе и на заседаниях многочисленных радиокомиссий и радиосоветов в ЦК ВКП(б), Главполитпросвете, Наркомпросе, Главреперткоме, конкурирующих идеологических инстанций. «Радиопередача» все больше испытывала давление и вмешательство с их стороны в свои внутренние дела. Для того чтобы утвердиться на заявленных позициях «главного идеолога», Главполитпросвет, возглавляемый Н. К. Крупской, инициировал в 1926 г. «дело “Рабочей радиогазеты”», которой были предъявлены обвинения в «поверхностности, беглости, обывательщине и даже черносотенстве». Говорилось, что «в ней нет ничего, что помогало бы втягиванию рабочего в общественную работу, в строительство социализма», зато «газета пестрит сенсационными известиями о мужьях, вешающих своих жен, о пожарах, хищениях»317. Заключение было категоричным: требуется серьезная реорганизация.

Реакция руководства «Рабочей радиогазеты» в лице назначенного на эту должность ЦК ВКП(б) А. Садовского была решительной по форме и обоснованной по содержанию: безграмотные и необоснованные обвинения Главполитпросвета, в частности, в «черносотенстве только на основании сообщений о плохих жилтовариществах, проворованных сберкассах, прогулах и выходах из партии», были полностью отметены. На обсуждение в Агитпропе ЦК был представлен обстоятельный отчет о действительном положении вещей в радиовещании. Руководство «Радиогазеты» яростно сопротивлялось вмешательству в свои дела расплодившихся к этому времени культурных ведомств системы Наркомпроса РСФСР и Главлита. Вышедшая из недр ЦК партии «Рабочая радиогазета» признавала в худшем случае только его высокое покровительство, стремясь за счет этого вырваться из-под опеки цензоров.

Идея принадлежности и подчинения радио непосредственно органам высшего политического руководства была напрямую высказана в материалах к обсуждению этого вопроса в Агитпропе ЦК в октябре 1926

г. Говоря о пройденном пути, А. Садовский в своих тезисах признавал, что «Рабочая радиогазета» является, прежде всего, «массовым агитатором-пропагандистом, выступающим с московской трибуны по радио от лица партии, советской власти и самого рабочего класса». С другой стороны, радио в лице «Рабочей радиогазеты» должно выявлять позицию рабочей общественности, формировать пролетарское общественное мнение по основным вопросам текущей политики пар тии, советской власти и конкретным вопросам рабочего быта. Другими словами, признавая неотъемлемую связь партии со средствами массовой информации, радиожурналисты тем не менее оставляли за собой право обратной связи с народом. При этом налаживание живой связи с рабочими массами не носило формальный характер, оно включало не только рабселькоровское движение, но и непосредственное привлечение к микрофону представителей народа, организацию обращений к партийным собраниям и съездам318. «Идеологическое воздействие должно быть тесно увязано с информацией. Одно должно дополнять другое, а не заменять. Должна быть соблюдена правильная пропорция... Для того, чтобы не оттолкнуть слушателей, чтобы не превратить газету в “агитку", “Рабочая Радиогазета” должна сохранить свежесть и необходимую полноту информации», — так удивительно прозорливо «пионеры советского радио» формулировали теоретические основы электронных средств массовой информации. И далее: «Радиогазета при известных условиях может быть мощным политическим орудием, особенно в моменты крупных международных потрясений (пример: английская забастовка в мае 1925 г.). Живая речь, кроме того, действует на психику гораздо сильнее, чем печатное слово. Масштабы действия радиогазеты не ограничены. Все это говорит за то, чтобы “Рабочая Радиогазета” находилась в ведении ЦК ВКП(б)»319. Поставленные на полях тезисов в нескольких местах возле последней фразы вопросы отражают позицию ЦК на этот период: высшее руководство страны в лице И. В. Сталина и его ближайшего окружения пока еще не в полной мере оценили возможности радио в борьбе за власть.

Вскоре на более низком уровне, в Наркомпросе РСФСР, было выработано следующее решение: дело идеологического руководства и контроля в области радиовещания осуществляется Наркомпросом РСФСР через Главполитпросвет и Главлит. При этом: 1) на Главполитпросвет возлагается идеологическое руководство радиовещанием (совместная разработка программ и планов, контроль за выполнением общих директив высших органов и др.); 2) на Главлит возлагается осуществление идеологического и военно-политического контроля над широковещанием (утверждение отдельных программ радиовечеров, а при необходимости и — самих материалов, предназначенных к широковещанию, издание правил и распоряжений по контролю над радиовещанием)320.

Таким образом, оставаясь организационно независимым, радио, прежде всего общественно-политическое вещание, постепенно оказывалось в сетях многочисленных органов управления идеологией и культурой, приближаясь по методам прохождения материалов в эфир к печати. Установление системы идеологического руководства радиовещанием и контроля над ним шло в период бурных творческих дискуссий о специфике радиоискусства и радиорежиссуры, о феномене радиокоммуникации и природе радиоканала321.

Развитие радио выражалось не только в выработке теоретикометодологических основ вещания, но и в бурном росте его технических возможностей: строительстве новых приемноиередающих радиостанций в центре и провинции, увеличении производства приемников322. Это вызвало появление местных радиогазет на уровне области, губернии, города, которые в свою очередь, попали в сферу внимания партии323. 7

января 1927 г. на Секретариате ЦК ВКП(б) было принято постановление о руководстве парткомитетами работой радиотелефонных станций, «используя их максимально в агитационных и просветительных целях». Для осуществления этого намечалось выделить из состава парткомитета «ответственного партийного товарища», который должен был отвечать за все передаваемые в эфир материалы, организовать их предварительный просмотр и проверку выступающих перед микрофоном лекторов и докладчиков, обеспечить охрану микрофонов324.

Развернувшаяся во второй половине 1920-х гг. острая внутрипартийная борьба вызвала усиление власти центра и идеологического контроля во всех сферах общественно-политической и культурной жизни. XV съезд ВКП(б) в 1927 г. признал необходимым «всемерную мобилизацию пролетарских масс и особое усиление борьбы на идеологическом и культурном фронте»325. После съезда был принят ряд партийных постановлений, фактически вводивших военно-политический и идеологический контроль над прессой как со стороны партийных органов, так и со стороны Главлита. К этому времени частные издательства практически были ликвидированы. Система партийно-государственного контроля окончательно сложилась, однако радио, по сравнению с другими средствами массовой коммуникации, организационно все еще оставалось общественным и независимым акционерным обществом, владеющим и распоряжающимся всем имуществом, материальными и техническими средствами связи, со своими творческими и техническими кадрами, прибылью. Необходимо было законодательно заключить радио в рамки сложившейся государственной системы, поставив его тем самым в полную от нее зависимость. Началась планомерная «операция захвата», имеющая свой сценарий, режиссуру, драматургию, применявшуюся в практике советского «политического театра» неоднократно. Руководство «Радиопередачи», оценив обстановку, приняло «план обороны», который заключался в том, чтобы, опередив официальные власти, выйти первыми со своими предложениями о реорганизации радиовещания, подстроившись тем самым под общую линию огосударствления и окончательного свертывания нэпа.

Накануне этих событий, в начале лета 1927 г., была предпринята последняя попытка отстоять идеологическую самостоятельность, заручившись прямым руководством ЦК ВКП(б). Ответственный редактор из ЦК должен был нести персональную ответственность за содержание и политическую направленность радиопередач. Но эта попытка потерпела поражение. Предложения А. Садовского о независимости радиогазет и самостоятельности редакционного аппарата были решительно отклонены на заседании Радиокомиссии Агитпропа ЦК 24 июня 1927

г.326 Резко критическая оценка парторганами в целом положения в «Радиопередаче» предопределила неизбежность перемен и подтолкнула руководителей акционерного общества к решительным действиям опережающего характера.

К октябрю 1927 г. в недрах «Радиопередачи» была разработана программа реорганизации всего радиодела в стране. Она предусматривала: 1) выделение радиодела в самостоятельный орган, не подчиненный никакому ведомству; 2) финансовую самостоятельность за счет получения целевого сбора и доходов от продажи радиоаппаратуры; 3) концентрацию радиотехнических средств в руках широковещательных организаций в целях обеспечения интересов радиовещания327.

План, разработанный в «Радиопередаче», содержал важнейшую идею о создании единого межнационального информационного пространства на территории всей страны с развитой местной радиовещательной структурой, учитывающей национальные особенности республик, краев и областей. План предусматривал создание государственного Радиоагентства при СНК СССР во главе с Советом, состоящим из представителей всех союзных республик, ВЦСПС, ВСНХ и др. Этот план был, по существу, альтернативой, дающей возможность сохранения относительно демократических условий для получения и распространения информации средствами радио. Однако эта альтернатива наряду с другими была жестоко подавлена. Радио железной рукой было превращено в одно из мощных средств идеологической обработки масс. Его задача должна была состоять в том, «чтобы, всемерно пропагандировать успехи в строительстве коммунизма, показывать жизнь советского общества в ее непрестанном движении вперед, освещать ход социалистического соревнования за выполнение и перевыполнение государственных планов хозяйственного и культурного строительства, распространять опыт новаторов промышленности и сельского хозяйства»328. Определяющую роль в провале предложенного плана сыграло то обстоятельство, что в процессе огосударствления радио вся техническая база (приемнопередающие радиостанции) была передана из радиовещательных организаций в Наркомпочтель. Этот аспект требует специального разъяснения, поскольку ранее никогда не рассматривался в контексте истории управления СМИ.

Испытывая на себе усиление идеологического давления, радио между тем до последнего сохраняло свою независимость от власти за счет технических особенностей распространения информации — звучащего слова. «...Наша печать должна, во-первых, возможно более правильно информировать о положении вещей. Мы, разумеется, не можем рассказывать «всем, всем, всем» о некоторых вещах, не можем потому, что это принесет вред пролетариату», — высказывал Н. И. Бухарин официальную точку зрения на допустимую степень гласности. Тем не менее для переходного периода характерны были даже демагогические рассуждения о «необходимости вовремя информировать массы о существующих трудностях и недостатках», «о роли рабселькоровского движения в осуществлении связи с массами»329. Если слово печатное было полностью подконтрольно, то слово звучащее нет-нет да и доносило до слушателей реалии и подлинную атмосферу жизни тех лет. Несмотря на все попытки исключить непредвиденные ситуации в «живом» эфире, у приглашенных к микрофону имелась возможность высказать свою точку зрения. Отключение трансляции и политика в отношении использования радиоэфира входили в прерогативу радиовещательных организаций. Вот почему намеченная реформа радиовещания включала не только преобразование собственности из акционерной в государственную (этим и объясняется промежуточный «ведомственный» вариант передачи всего управления радио в Наркомпочтель), но и отторжение от радиовещательных организаций их технических средств — радиостанций — для возможности манипуляции и в, крайних случаях, отключения микрофонов.

Руководство «Радиопередачи» полностью сознавало, что, утратив свою власть над «кнопкой», оно попадает в полную зависимость от государства — идеологическую, финансовую и техническую, превратясь по сути в придаток Агитпропа ЦК, не имеющий перспектив творческого и политического развития. Указывая на «организационные недостатки в технической базе радиовещания», «Радиопередача» в своих «Тезисах

о технических средствах радиовещания» отмечала несогласованность технических и строительных планов Наркомпочтеля, его стремление обособить техническую базу от радиовещания, в особенности недопустимые попытки оторвать эфирные студии и трансляционные узлы от радиовещания, и пр. Основная установка «Радиопередачи» по этому вопросу была следующая: «Не радиовещание применительно к технике, а техника применительно к радиовещанию, его задачам и нуждам; техника — целиком в руках и в полном распоряжении радиовещательных организаций, которые кровно, непосредственно и более чем кто-либо другой заинтересованы в своей технической базе, в ее усовершенствовании и полной пригонке к радиовещанию. Единство техники и радиовещания, а не разрыв. Радиостанции, трансляционные узлы, линии и студии — для радиовещательных организаций то же, что собственные типографии для газетных издательств, — они им позарез необходимы, им принадлежат, на их целиком средства (даваемые государством) и по их планам строятся и им целиком подчинены. В соответствии с этим является вредным и утопичным стремление Наркомпочтеля... забрать себе все радиовещательные станции от радиовещательных организаций и от республиканских, краевых и прочих исполкомов и других организаций»330.

Окончательный этап борьбы за радиоэфир между государством и «Радиопередачей» проходил уже в условиях финансового бойкота радиовещания, организованного с помощью заинтересованных ведомств, и прежде всего Наркомпочтеля331. Если еще в начале 1927 г. Н. И. Бухарин, обеспокоенный материальным положением «Радиопередачи», говорил о том, что радио бьется в тисках чудовищных бесстыдно высоких цен на радиоаппаратуру, то в последнем квартале 1927 г. финансирование радиовещательных органов было полностью прекращено. Одновременно усиленно распространялись слухи о якобы несметных денежных средствах, получаемых радио от целевого сбора и абонентной платы, и говорилось о том, что предполагается их немедленное снижение вплоть до полной ликвидации. Общественное мнение было подготовлено.

Начало 1928 г. ознаменовалось регулярными обсуждениями на самом высоком уровне проектов по реорганизации радиовещания. Однако окончательное решение было принято только после многочисленных комиссий. Но не все из них выполнили возложенные на них задачи. Так, выводы комиссии НКРКИ в подавляющем большинстве содержали положительную оценку деятельности «Радиопередачи» по всем направлениям332. Повторная проверка проводилась членами Комиссии по вопросам кино и радио при Политбюро ЦК, которая б июня 1928 г. вынесла постановление о содержании радиовещания. Справедливости ради, следует отметить, что в заключении и этой комиссии (в особенности в неотредактированном архивном варианте) замечания носили, в основном, рекомендательный характер333. 20

июня 1928 г. состоялось «судьбоносное» заседание Комиссии ЦК по улучшению постановки дела радио и кино, которое было полностью посвящено окончательному решению этого вопроса. Присутствовавшие на заседании представители всех борющихся сторон в полной мере аргументировали свою точку зрения и окончательно определили судьбу советского радио на будущие десятилетия. Главными противниками — «Радиопередачей» и Наркомпочтелем — были выдвинуты друг против друга жесткие обвинения в несостоятельности руководить радиовещанием и проводить политику партии. В своем выступлении

А. Бердников («Радиопередача») пытался отстоять решение Комиссии НКРКИ об организации Радиовещательного агентства вневедомственного типа. У «Радиопередачи» даже имелась устная договоренность с М. И. Калининым и А. С. Енукидзе о создании Радиоагентства при ЦИК. Бердников бесстрашно обвинял Наркомпочтель в желании присвоить отпущенные на развитие радиовещания бюджетные средства и в полном провале массовой радиофикации. Однако он и его товарищи оказались в изоляции, преданные даже своими коллегами из Ленинграда, которые вовремя подстроились под общий хор и заблаговременно перешли «под крышу» Наркомпочтеля. В своем выступлении заведующий Ленинградским радиовещательным узлом Гурвич отчитался о своем месячном опыте работы в аппарате Наркомпочтеля так: средств отпущено достаточно, созданная партийная радиокомиссия «подрабатывает все идеологические вопросы», «товарищи из Наркомпочтеля стараются помочь, это самое главное, а дальше есть партия, которая нами руководит».

Позицию Н. К. Крупской можно оценить более как житейскую, нежели партийно-наркомпросовскую. Привычно призвав профсоюзы к активной позиции, она обратилась к крестьянской мудрости: «Тут место крадучее, кто ни сядет, обязательно красть будет, а я сяду, и я украду»334. На грани приличия прозвучало выступление Антипова (Наркомпочтель), уверенного в полной безнаказанности и поддержке «сверху». На общем фоне неожиданным было эмоциональное и мужественное выступление представителя Украины Захарченко, поддержавшего «Радиопередачу» и лично А. Бердникова. Однако его одинокий голос потонул в возбужденном гуле организованной травли: последние итоги были подведены в выступлениях Б. А. Ройзенмана (Радиокомиссия при ЦК) и С. В. Косиора (Политбюро ЦК), решительно проводивших политику ЦК, с одной стороны, и либерально рассуждавших о целесообразности и интересах радиослушателей — с другой. Несмотря на приведенные слова «отца радио» А. Шотмана о том, «что в руках Наркомпочтеля радио погибнет», главным аргументом были все-таки другие (Б. А. Ройзенмана335): «Теперь относительно постановления Коллегии РКИ. Т. Бердников сидит и все время указывает мне на постановление Коллегии РКИ. Конечно, дисциплина у нас есть, Коллегия РКИ постановила, а ЦК партии постановил другое. А ЦК над всеми, брат! И здесь, извините меня пожалуйста, нечего мне тыкать, что я должен проводить постановление РКИ. Я здесь член комиссии и должен проводить мнение ЦК партии. Я стою за то, чтобы это дело передать скорее Наркомпочтелю»336.

Стенограмма заседания Комиссии полностью раскрывает весь цинизм и заранее определенный характер поведения его участников, демонстрируя в образах и диалогах «карнавализацию власти эпохи сталинизма» (по Бахтину)337. Но упорное сопротивление «радистов» и решение комиссии НКРКИ повлияли на общий итог обсуждения, и было принято компромиссное решение о передаче радиодела в Наркомпрос РСФСР.

Между тем 4 июля 1928 г. Политбюро ЦК приняло постановление о ликвидации «Радиопередачи» с дальнейшим возложением ее функций на Наркомпочтель РСФСР, несмотря на предложения Радиокомиссии Политбюро ЦК. 13 июля было принято постановление СТО «О реорганизации радиовещания», деятельность акционерного общества «Радиопередача» была приостановлена в соответствии с положением

об акционерных обществах от 17 августа 1927 г.338 Вся организация и руководство радиовещанием были возложены на Народный комиссариат почт и телеграфов339. Можно только предполагать, как стремительно разворачивались события. Сложившийся к этому времени механизм принятия решений по всем вопросам был таким: решающее слово было за членами Политбюро, а последнее — за Сталиным и его ближайшим окружением. Приняв соответствующее принципиальное решение относительно управления радиовещанием, равно как и законодательного уровня постановления (СТО340); этот вопрос, как и многие другие, решили «опросом».

Необходимый профессионально-идеологический уровень руководства радиовещанием должен был обеспечить созданный по решению Секретариата ЦК ВКП(б) 24 августа 1928 г. Радиосовет при Наркомпочтеле. В его состав вошли Н. И. Смирнов и М. И. Салтыков (НКПТ), А. А. Садовский («Рабочая радиогазета»), Б. С. Ольховой и П. М. Керженцев (Агитпроп ЦК), А. С. Костров (ЦК ВЛКСМ), Е. Коган (МК ВКП(б)), А. Я. Голышев (Главполитпросвет), А. И. Гусман (ВЦСПС), А. И. Свидерский (Главискусство)341. Полувоенное ведомство, каким был Наркомпочтель, контролировалось ЦК ВКП(б) через партийные организации сверху донизу. 17 октября 1928 г. ЦК ВКП(б) направил всем ЦК союзных республик, крайкомам, обкомам, губко- мам и окружкомам партии письмо «Об усилении внимания к органам Наркомпочтеля», предписывающее партийным инстанциям усилить контроль над местными органами Наркомпочтеля, укрепить их политическими кадрами0 .

Однако победившая на этом этапе линия Наркомпочтеля хоть и выполнила основной заказ «сверху» по огосударствлению радио и отделению технических средств в пользу «связистов», но сильно обострила внутреннюю обстановку внутри Радиоуправления НКПТ СССР. Статус второстепенного, провинциального управления не мог удовлетворить Агитпроп ЦК, радиожурналисты также были недовольны. Последовали новые решения и директивы, которым предшествовал уже привычный «обмен любезностями» с обвинениями в развале радиоработы. Решение Политбюро ЦК ВКП(б) от 21 августа 1931 г. «О радиовещании»343 было направлено на «наилучшее использование радио в целях агитации и пропаганды и выделение радиовещания из ведения НКПТ в ведение ЦК ВКП(б) (руководитель — Ф. Кон), оставив в НКПТ административно-хозяйственную часть»344. 26 августа 1931 г. Политбюро приняло повторное решение об организации самостоятельного Радиокомитета, но в старой структуре Наркомпочтеля при идеологическом руководстве Культпропа ЦК345.

Борьба продолжалась и на заключительном этапе формирования Радиокомитета в 1932-1933 гг.: 7 сентября Президиум ЦИК СССР принял решение о выделении радиовещания из ведения Наркомата связи и передаче его в ведение специально организуемого Комитета по радиовещанию при ЦИК СССР346. Это решение было подкреплено обстоятельной запиской А. С. Енукидзе, который последовательно при держивался занятой ранее в ЦК позиции от имени фракции ВКП(б) в Президиуме ЦИК о необходимости освобождения важнейшего средства агитации от «узковедомственных лап НКС»347. Рассматривая различные варианты, в том числе и проект Л. Кагановича, который делал упор на самофинансирование путем введения абонентной платы348, 1

декабря 1932 г. Политбюро ЦК приняло решение о подчинении вновь созданного Радиокомитета СНК СССР349. Но 16 января 1933 г. Политбюро вновь проявило нерешительность и склонилось в пользу ЦИК СССР350. Привычная чехарда с отменой ранее принятых решений повторилась и на сей раз. Наконец, 31 января 1932 г. постановлением СНК СССР был образован Всесоюзный комитет по радиофикации и радиовещанию (ВРК) при СНК СССР, первым председателем которого был назначен П. М. Керженцев, бывший управляющий делами СНК СССР. Деятельность нового комитета полностью финансировалась и контролировалась государством. Принадлежность приемно-передающих средств Наркомату связи СССР была подтверждена законодательно, Радиокомитету была отведена роль «советчика и помощника» в вопросах радиотехнического строительства351. Таким образом, была создана государственная структура управления, с помощью которой отныне осуществлялось руководство всех форм, прежде всего идеологическое.

Параллельно с уничтожением организационно-финансовой и технической независимости радио шло цементирование радиоцензуры, которая приобретала все большую схожесть с цензурой печатной. Еще в январе 1928

г. приказом по правлению акционерного общества «Радиопередача» был введен строгий порядок оформления микрофонных текстов с визами заведующего отделом или его заместителя и уполномоченного Главлитом. Только правильно оформленные микрофонные материалы допускались для передачи по радио, после чего все без исключения микрофонные экземпляры передавались ответственному дежурному по радиопередачам для их дальнейшего хранения352. В постановлении СНК РСФСР от 5 октября 1930 г. о Главлите был закреплен обязательный контроль всех материалов, передаваемых по радио, в том числе и художественно-образовательных353.

Расширенная сеть радиовещания на местах также была заключена в жесткие рамки инструкций и положений о контроле всех видов и жанров радиовещания — радиогазет, радиобюллетеней, подробных тезисов докладов, лекций и бесед, других непериодических изданий. Проверялись полные тексты в оригиналах — или отпечатанные на пишущей машинке, или разборчиво написанные от руки, а все изменения, введенные непосредственно перед эфиром, подлежали вторичной разрешительной визе354. Для осуществления предварительного и последующего контроля в структуре облгорлитов были созданы специальные группы радиовещания, установлены радиоприемники и радиоточки не только на работе, но и на квартирах сотрудников355.

Редкие откровения цензоров в ведомственной засекреченной периодике раскрывают внутреннюю «кухню» и психологию крепнущего «монстра» — Главлита. Оживают строки нестареющей пьесы Е. Шварца «Тень» о «несметных количествах цензоров в сказочной стране.., все бывшие людоеды.., работающие по совместительству оценивателями в ломбардах». Авторитетное мнение одного из «радиооценивателей», уполномоченного Свердловского обллита Трухановского, сводилось к тому, что контроль над радиоматериалами связан с особыми трудностями, «которые заключаются в том, что надо не только просмотреть материал, но и учесть, что после него и что перед ним идет. Иллюстрирую примером: допустим, идет доклад о соцсоревновании, о субботниках и т.п., и сразу же после этого начинается концертное отделение, первым номером которого стоит — песнь “Замучен тяжелой неволей” или что-нибудь в этом роде... Дается важная политическая передача, а текст иллюстрируется глупейшими частушками или резко несоответствующей музыкой. Теперь о контроле за радиоперекличками... очень легко допустить нарушение перечня. Почему? Да потому, что “слово не воробей: вылетит — не поймаешь". А инструктировать товарища, который сидит где-нибудь в глухом углу, очень трудно... В перекличке часто участвует до 100 человек и более. Выключать же микрофон в процессе хода переклички представляет большие трудности, да и не всегда успеешь»356.

Вот почему одним из явных проявлений идеократии было запрещение в 1937 г. радиоперекличек, нарушение которого грозило уголовной ответственностью357. Другими важнейшими признаками деформации в сфере радиовещания были: ликвидация в 1932 г. по рекомендации ЦК самой демократичной формы вещания — радиогазет; централизация в 1936 г. системы подготовки тиражированных микрофонных текстов радиопередач в аппарате ВРК и их обязательная рассылка для местного вещания (т. е. насильственное распространение через местные радиостанции материалов из Москвы); регулярные кадровые чистки358.

Тяжелейшим испытанием для коллектива Радиокомитета было сфабрикованное в недрах НКВД в 1935 г. «дело Радиокомитета», — своеобразный «юбилей» десятилетия советского регулярного радиовещания, в результате которого весь руководящий состав был снят с партийными взысканиями и в дальнейшем репрессирован. Основой для очередной расправы и «закручивания гаек» явились результаты работы комиссии КПК, председателем которой был назначен Шохин, заведующий группой просвещения и здравоохранения КПК. В итоговой справке, направленной через Н. Ежова и В. Шкирятова в ЦК ВКП(б) (секретарям ЦК — Сталину, Кагановичу, Андрееву, Жданову), отмечалось чрезвычайно тяжелое состояние аппарата центрального и местного вещания. Среди особых провинностей назывались функциональная система построения аппарата, самостоятельность дирекций в проведении гонорарной политики и распределении ставок, ведение отдельного делопроизвод ства и пр. Главным недостатком считалось отсутствие планирования и централизации.

Гораздо более серьезные обвинения предъявлялись по поводу политических срывов в эфире, которые были перечислены в следующем порядке: «после передачи контрреволюционного скетча «Мама» по радиостанции им.

Радиокомитет был назван «радиопроходным двором», засоренным «антисоветскими классово чуждыми элементами, рвачами и халтурщиками», среди которых — бывший коннозаводчик, присяжный поверенный, офицер, который при читке обвинительного заключения по делу Кирова назвал Котельникова «товарищем» (диктор В. Ю. Про); троцкисты (дикторы Рабинович, Ремизова, Дюшен); бывший меньшевик, «вычищенный при чистке соваппарата» (руководитель сектора самообразования С. Л. Паперный), и другие «мягкотелые либералы без орг- способностей» и рвачи (Гусман, руководитель сектора искусств). Вывод был очевиден: «отсутствие твердого, оперативного руководства, «функ- ционалка», бесплановость, разбухший аппарат, обильно зараженный мелкобуржуазной богемой, рвачеством, и засоренность классово чуждыми элементами — создали такое положение, при котором радиовещание не только не выполняет своей исключительной роли в деле политического и культурного воспитания широчайших масс, но и не обеспечивает охрану микрофона от использования его скрытыми врагами»359.

Несмотря на обстоятельную справку П. М. Керженцева на имя И. В. Сталина от 14 апреля 1935 г., отстаивающую с точки зрения профессионала целесообразность проверенной временем структуры Радио комитета, доказывающую неизбежность эфирных «накладок» в работе с микрофоном, Керженцеву и другим «героям» был вынесен строгий выговор360. Вскоре руководство Радиокомитета было полностью обновлено361.

Устрашающие действия власти, регулярные чистки и проверки творческих кадров радиожурналистики, строжайший предварительный контроль микрофонных материалов, регламентированных с 1938 г. до минуты362, жестокие санкции ко всем, допустившим ошибки в эфире, привели к желаемой цели: из репродукторов доносилось однообразное славословие о «гении вождя» и «новых победах и достижениях», клеймились «враги народа» и звучали многочасовые трансляции с политических процессов.

Для того чтобы оценить значение проводимой информационной политики следует уточнить, что коммуникативный процесс имеет три стадии функционирования: подготовительный, непосредственносозидательный и последующий, т. е. осуществление обратной связи с аудиторией. С первых дней существования советского радио структура и содержание информационного потока радиоэфира формировались осмысленно и научно обоснованно: Главполитпросвет и специальное бюро при Культотделе «Радиопередачи» осуществляли анализ эффективности вещания и состава аудитории. Дифференциация радиовещания с целью удовлетворения запросов самых различных категорий радиослушателей (по возрастному и социальному признакам), с одной стороны, и достижения максимальной эффективности радиопропаганды, с другой стороны, вызвала появление новых адреснотематических модификаций «Радиогазеты». Была установлена тесная связь с аудиторией, которая в дальнейшем вылилась в массовое рабселькоровское движение.

Структуру радиовещания в этот период демонстрирует таблица, в которой учтено количество передач с момента начала регулярного радиовещания в ноябре 1924 по ноябрь 1925 и с ноября 1925 г. по ноябрь 1926 г.

Таблица 2

Структура основных направлений и форм советского радиовещания

в 1924-1926 гг.363 Направление и формы 1924-1925 гг. 1925-1926 гг. Радиогазеты 642 735 Лекции и доклады:

агитационно-пропагандистские

культурно-просветительные 28

400 43

375 Концерты студийные* 50 369 Трансляции художественные** 10 153 Источник: Новости радио. 1927. № 8. 20 февраля.

* Имеются в виду только концерты, организованные для передачи в эфир специально из радиостудий.

** Учтены внестудийные трансляции концертов и музыкальных спектаклей. Оригинальные спектакли радиотеатра из-за малочисленности их в тот период не учитывались.

Таблица 3

Структура эфирной сетки по основным направлениям вещания

1926-1931 гг. Период Направления информаци

онное агитац.-

пропаганд. культ.- просветит. художест

венное музыкаль

ное 1926 январь 02.10* 01.20 00.25 - 01.00 апрель 02.50 01.30 02.00 - 03.30 август 02.30 - 06.00 - 06.30 октябрь 01.00 02.00 03.00 04.00 02.30 1928

май 02.00 01.15 04.00 _ 06.30 1930 январь 03.15 02.15 3.20 01.00 - август 03.00 09.00 01.00 01.00 - 1931 март 03.25 02.40 00.20 01.00 00.35 Источники: Сведения получены в результате статистического подсчета (с соответствующей выборкой) радиопрограмм, опубликованных в газетах «Правда» и «Известия». (Издание ВРК при СНК СССР «Радиопрограммы» начало выходить в свет только с января 1934 г.)

‘ Здесь и далее: цифры до точки — часы, после точки — минуты: например, 02.10=2 ч 10 мин.

Очевидно преобладание передач пропагандистского характера (к этому времени выходило пять центральных радиогазет), значителен рост пассивной текстовой пропаганды, «агитки» — лекций и докладов. Однако совершенно очевидны изменения, произошедшие в художественном эфире. Наряду с чтением передовиц из газет, художественный эфир заполнялся трансляциями из оперных театров, концертами классической музыки, фольклора.

Как в дальнейшем распределялись в эфирной сетке основные направления вещания показано в таблице 3.

Структура вещания год от года усложнялась, образуя сектора общественно-политического вещания, самообразования, искусства, детского вещания, интернациональных передач. Главные пропагандистские задачи радио концентрировались вокруг политических, экономических и культурных проблем, каждая из которых представляла целый комплекс тематических направлений вещания. Так, в секторе общественнополитического вещания в 1930-е гг. существовали редакции, которые готовили направленные передачи для различных групп слушателей: колхозников, красноармейцев, молодежи, женщин.

С ликвидацией радиогазет и организацией в августе 1932 г. редакции «Последних известий» произошла существенная перестройка эфирной сетки «вещательного дня»: ежедневно передавалось четыре выпуска «Последних известий» (по станции им. Коминтерна в 7 ч 30 мин., 12

ч 00 мин., 18 ч 00 мин., по станции ВЦСПС в 23 ч 30 мин.).

В 1930-е гг. был очень распространен жанр репортажа, получивший свое теоретико-эстетическое обоснование в документальном кино (Дзига Вертов), параллельно развивающийся в публицистике и радиожурналистике. Аудитория была заворожена актуальными репортажами

о полете стратостатов, встрече челюскинцев, парадах с Красной площади, из черноморских глубин и лаборатории академика И. Павлова. Эта имитация проникновения в реальную жизнь, сдобренная возбужденными патетическими комментариями, создавала тем не менее определенную документальную среду (архивные звукозаписи 1930-х гг. хранятся в РГАФД). Соотношение информационных и документальных передач резко уменьшилось в пользу чисто пропагандистских радиопрограмм, готовившихся в недрах созданного в 1936 г. Отдела микрофонных материалов. Невысокий профессиональный уровень текстов, однообразие жанров (лекция, беседа, литературная композиция), а главное — их тематика («Церковные шпионы японского империализма», «Ленин и Сталин — вожди и организаторы Красной Армии», «За сталинские семь-восемь миллиардов пудов зерна», «Работа академика Лысенко и яровизация сельскохозяйственных продуктов», «Поднять теоретический уровень и политическую закалку наших кадров» и пр.) превратили речевой эфир второй половины 1930-х гг. в однообразный фон, на котором контрастно выделялось художественное364 и музыкальное вещание.

Объем программ музыкального вещания уже в начале 1930-х гг. превышал объем всех других видов вещания. А к 1936 г. они стали занимать половину всего объема эфира. В течение месяца Центральное радио давало более 500-600 передач — концертов, опер, музыкальных монтажей. Одним из ведущих направлений была классическая музыка русских и западных композиторов: передавались концерты, знакомившие радиослушателей с различными музыкальными эпохами и стилями; транслировались оперные и музыкальные спектакли из ведущих театров Москвы и Ленинграда. Радио предоставляло микрофон и советским композиторам, устраивая всесоюзные радиопремьеры операм О. Чишко «Броненосец Потемкин», В. Юровского «Дума про Опанаса», Д. Кабалевского «Мастер из Кламси». Именно на радио в 1934 г. прозвучала и получила восторженную оценку музыкального критика365 опера Д. Шостаковича «Катерина Измайлова», ставшая в дальнейшем объектом беспощадной борьбы партии с формализмом в музыке.

Предметом острых дискуссий являлась легкая музыка на радио. «По кочкам и ухабам радиоэстрады. Покончим с репертуарным безобразием эстрадной дирекции», «Какая же должна быть легкая музыка на радио?» — из этих заголовков публикаций и многочисленных откликов радиослушателей на страницах отраслевой периодики видно, что эта проблема имела принципиальный характер, достигая в определенных выступлениях идеологических высот. Особые нарекания со стороны авторитетных советских музыкантов и композиторов вызывала танцевальная и джазовая музыка366. Однако, уступая пожеланиям определенной части аудитории, музыкальная редакция планировала концерты легкой и танцевальной музыки в ночное время. В программы таких концертов включались выступления джаз- оркестров под управлением Л. О. Утесова и О. Лунгстрема, зарубежных музыкантов.

Долгое время было принято считать радиоаудиторию безгранично доверяющей «голосу правды из Москвы». Это связано, прежде всего, с недоброкачественными социологическими исследованиями и отсутствием источников, свидетельствующих об ином отношении к официальной радиопропаганаде. Однако даже немногочисленные, просочившиеся сквозь время и спецхраны сведения, опровергают, хотя бы частично, мнение об одноцветном конформизме советского общества. Единичные критические оценки читателей и радиослушателей, в основном анонимные, рассматривались как враждебные выпады и пересылались в ОГПУ для дальнейшего расследования. Например, на переданный в 1926 г. по Ленинградскому радио фельетон, в котором бичевался буржуазный образ жизни, пришел такой отклик: «Так же было и у нас на Соловках, так же скулы дробили, заставляли писать заключенных опровержение на иностранную заметку... Все так и было... Да здравствует правда!» А вот реакция анонимного радиослушателя на передачу кулинарных советов: «...объявляете, что готовить, а вы дали муки, масла, рису и т. д.? Хорошо вам говорить, если вас Советы кормят, а нас морят, а также и деревни»367.

В дневниках В. И. Вернадского имеются записи о первых днях войны, в которых говорится о бездарности и лживости сообщений радио.

Конечно, нельзя сравнивать восприятие личности планетарного масштаба с реакцией массовой аудитории. Однако документально собранные свидетельства, приводимые А. И. Солженицыным в «Архипелаге ГУЛАГ», дают определенный социальный срез общества и его дифференцированную активность: «То обожествление Сталина и та вера во все, без сомнения и без края, совсем не были состоянием общенародным, а только — партии; комсомола; городской учащейся молодежи; заменителя интеллигенции (поставленного вместо уничтоженных и рассеянных); да отчасти городского мещанства (рабочего класса)... Именно с 30-х годов рабочий класс стал главным костяком нашего мещанства, весь включился в него. Как, впрочем, и большая часть советской интеллигенции, у кого не выключались репродукторы трансляции от утреннего боя Спасской башни до полуночного Интернационала, для кого голос Левитана стал голосом их совести... Однако было и городское меньшинство, и не такое уж маленькое, во всяком случае из нескольких миллионов, кто с отвращением выдергивал вилку из радиотрансляции, как только смел; на каждой странице каждой газеты видел только ложь, разлитую по всей полосе; и день голосования был для этих миллионов днем страдания и унижения...

Сказав о городе, не упустим теперь и о деревне.., несравнимо трезвее города, она нисколько не разделяла обожествления батьки Сталина (да и мировой революции)... В одном селе Рязанской области 3 июля 1941 собрались мужики близ кузни и слушали по репродуктору речь Сталина. И как только доселе железный и такой неумолимый к русским крестьянским слезам сблажил растерянный и полуплачущий батька: “Братья и сестры!..”, — один мужик ответил черной бумажной глотке: “А-а-а, б...дь, а вот не хотел”, — и показал репродуктору излюбленный грубый русский жест, когда секут руку по локоть и ею покачивают. И загоготали мужики. Если бы по всем селам да всех очевидцев опросить, — десять тысяч мы таких бы случаев узнали, еще и похлеще»368.

Эти и другие подобные им проявления относительной устойчивости человеческой психики (как мы убедились, не зависящей от образовательного уровня людей) к идеологической лоботомии заставляли систему в целях самосохранения все больше узурпировать коммуникативные каналы, модель которых так красочно описана в романе Д. Оруэлла «1984».

К началу 1940-х гг. в целом завершилось формирование мощного пропагандистского канала. Дальнейшее ужесточение партийногосударственного контроля радиоэфира связано с переходом во второй половине 1940-х гг. вещания на звукозапись, сведшей практически на нет «живой» эфир, с жесточайшей идеологической цензурой «по горизонтали», установившейся после секретного постановления Секретариата ЦК КПСС от 7 января 1969 г. «О повышении ответственности руководителей органов печати, радио, телевидения, кинематографии, учреждении культуры и искусства за идейнополитический уровень публикуемых материалов и репертуара»369. Однако все это стало возможно только в результате тех качественных изменений, которые произошли в первые пятнадцать лет становления тоталитарного государства и его радио.

Подведем выводы.

Создаваемые средствами радиожурналистики и радиоискусства звуковые художественные образы играют огромную роль в формировании социальной психологии, морально-нравственных критериев, эстетических и этических норм общества. Особенности передачи и восприятия радиоинформации сделали этот коммуникативный канал особенно привлекательным для партийно-государственной власти.

Советское радиодело начинало свой путь в годы нэпа, поэтому первоначальной формой его организации была акционерная, что превращало радио в самостоятельную, самоокупаемую и даже вполне доходную сферу деятельности, гарантирующую акционерам и журналистам свободу не только финансовую, но и творческую. Именно в этот, наиболее плодотворный период, были заложены основы советской радиожурналистики и радиоискусства.

Политическая цензура на радио имела свою выраженную специфику. Она была связана с уникальными возможностями звуковой передачи информации и особенностями ее восприятия. Поэтому долгое время традиционная, «печатная» цензура не могла адаптироваться к новому «объекту». Фактически только с введением обязательного предварительного документирования радиопрограмм в конце 1920-х гг. стало возможно говорить о реальном контроле над эфиром. Однако «прямые» трансляции, которые получили распространение по мере технического развития радиовещания, все равно не поддавались привычному дословному контролю. Не говоря уже о безграничных интонационных возможностях человеческого голоса, способного вобрать в себя всю палитру мыслей и чувств, не подконтрольных даже самой бдительной цензуре. Понимание этого пришло к партийным идеологам не сразу, а постепенно, как и осознание колоссальных информационнопропагандистских возможностей, которые таило в себе радио, предтеча телевидения.

Борьба за тотальный контроль над радио и его огосударствление проходила в три этапа. Первый был связан с организацией политической цензуры радио под руководством Агитпропа ЦК ВКП(б). Второй знаменовался критикой в прессе и на заседаниях многочисленных радиокомиссий и радиосоветов в ЦК ВКП(б), Главполитпросвете, Наркомпросе, Главреперткоме и прочих конкурирующих идеологических инстанциях с целью создания общественного мнения. Третий этап включил в себя ликвидацию акционерного общества «Радиопередача», огосударствление всех форм деятельности радио и элиминирование технической базы радиовещания в распоряжение органов управления связи.

По решению ЦК в 1933 г. постановлением СНК СССР был образован Всесоюзный комитет по радиофикации и радиовещанию (ВРК) при СНК СССР, деятельность которого полностью финансировалась и контролировалась государством, а принадлежность приемно-передающих средств Наркомату связи СССР была оформлена законодательно. Реальными проявлениями идеологического управления явились: ликвидация радиогазет, запрещение радиоперекличек, централизация системы подготовки тиражированных микрофонных текстов радиопередач в аппарате ВРК и их обязательная рассылка для местного вещания, регулярные кадровые «чистки».

В результате идеологического и управленческого процесса к середине 1930-х гг. в СССР сложилась разветвленная сеть государственных учреждений, которые параллельно по отношению друг к другу выполняли функции политической цензуры. Причиной столь «расточительной» политики являлась не столько бюрократическая неразбериха, сколько продуманная система взаимопроверки и конкуренции, существовавшей в связи со стремлением каждого учреждения доказать свою самостоятельность и эффективность. Одновременно с доносами друг на друга шло постоянное уточнение и разграничение функций между контролирующими органами.

В этот же период фактически сложились отраслевые системы управления сферами культуры и искусства (радиовещанием, кинематографом и др.), которые превратились в подсистемы политической цензуры. Одновременно с этим процессом шла массовая ликвидация литературных организаций и группировок, был создан единый Союз советских писателей, также ставший подсистемой политической цензуры. Руководимая напрямую Агитпропом ЦК деятельность Союза была направлена на унификацию литературной жизни и централизацию политической цензуры в сфере литературы. В результате монополизации всех средств и каналов радиовещания включая и технические, государство приобрело мощное информационное орудие, которое использовалось в пропаганде и манипуляции массовым сознанием.

Примечания 1

Декреты Советской власти. М., 1957. Т. 1. С. 24-25. 2

Газета Рабочего и Крестьянского правительства. 1918 г. 22 февраля. (№30). 3

Правда. 1917 г. 10 ноября (№ 1). 4

Там же. 5

На заседании председательствовал В. И. Ленин, докладывал по этому вопросу Я. М. Свердлов.

е ГА РФ. Ф. 130. Оп. 23. Д. 10. Л. 36. 7

Протокол № 18. 8

По этому вопросу докладывал Аванесов. 9

ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 34. Д. 19. Л. 24-25. 10

Там же. Ф. 9425. Оп. 16 (б — библиотека). № 281. С. 15. 11

Доклад о работе военной цензуры за 1918 г. был представлен 13 января 1919 г. в Реввоенсовет Республики заместителю Председателя Реввоенсовета Склянскому. 12

Газета Рабоче-Крестьянской Красной Армии и флота. 1918 г. (№53). 13

Газета Рабоче-Крестьянской Красной Армии и флота. 1918 г. (№87). 14

РГВА. Ф. 25883. On. 1. Д. 87. Л. 38-39. 15

ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 94. Д. 98. Л. 33-34об. 16

РГАЛИ. Ф.591. Оп. 1.Д.8.Л. 1. 17

ГА РФ. Ф. 130. Оп. 2. Д. 1036. Л. 19. 18

РГВА. Ф. l.On.2. Д. 181. Л. 81. 19

Положение было утверждено Приказом Реввоенсовета Республики от 23 декабря 1918 г. Согласно ему учреждался Отдел Военной цензуры Регистрационного Управления Реввоенсовета Республики. 20

РГВА. Ф. 1. Оп. 2. Д. 181. Л. 64-66. 21

Там же. Л. 66-69. 22

РГВА. Ф. 25883. On. 1. Д. 87. Л. 42-43. 23

Там же. Л. 43-44об. 24

ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 94. Д. 98. Л. 23. 25

Там же. Оп. 1в (б). № 281. Л. 26-27. 26

Текст перлюстрированных писем приводится без каких бы то ни было изменений, включая старое правописание, жаргонизмы и грамматические ошибки. 27

Документ копийный, подписан цензорами Быковой и Лисиной. Имеется резолюция: «Письма отправить, копию Росс. Центр. К-ту Коммунистической партии. Ст. Цензор Н. Обухов. 27 / III 20 г.» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 109. Д. 80. Л. 23). 28

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 109. Д. 80. Л. 12. 29

Письмо было отправлено из действующей армии 17 сентября 1920 г. по адресу: Царицыно, с. Новоникольское, Огородову. 30

Документ заверен цензорами Рыжковым и ответственным руководителем А. Лундиным. Имеется резолюция: «Секр. Строкову для направления в отдел деревни и ВЧК. 8 / XI» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 109. Д. 80. Л. 20-21). 31

РГВА. Ф. l.On.2. Д. 181. Л. 14об. 32

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 109. Д. 39. Л. 15. 33

Сведения о структуре органов внутренних дел ввиду засекреченности этих документов в ЦА ФСБ были почерпнуты в кн.: Лубянка. ВЧК - ОГПУ - НКВД - НКГБ - МГБ - МВД - КГБ 1917-1960»: Справочник / Сост., введение и прим. А. И. Кокурин, Н. В. Петров, научный ред. Р. Г. Пихоя. М., 1997. 34

Забегая вперед, следует сказать, что в 1938-1941 гг. работа этих подразделений заключалась в наблюдении за состоянием дел в соответствующих отраслях народного хозяйства с помощью негласных методов (агентурный аппарат), выявлении «антисоветских» и «контрреволюционных» элементов, дальнейшей их разработки, аресте и следствии; работа госбезопасности в этих сферах строилась по отраслевому принципу. 35

Заседание МСНК — Пр. № 722 от 1 августа 1921 г. 36

ГА РФ. Ф. 130. Оп. 5. Д. 112. Л. 9. Решение принято единогласно. 37

Приказ подписан заместителем председателя ВЧК Уншлихтом (ЦАФСБ. Ф.66. On. 1. Д. 103. Л. 131). 38

Приказ подписан заместителем председателя ВЧК Уншлихтом (ЦА ФСБ. Ф. 66. On. 1. Д. 102. Л. 156). 39

РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 2. Д. 940. Положение принято на заседании МСНК 13 октября 1921 г. и в тот же день подписано В. И. Лениным. В ВЧК оно было объявлено 17 октября приказом ВЧК № 345 / с. 40

Каверин В. П. Эпилог // Нева. 1989. № 8. С. 5. 41

Елис. Васильева. «Две вещи в мире для меня всегда были самыми святыми...» // Новый мир. 1988. № 12. С. 136. 42

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 86. Д. 17. Л. 55-58 об. 43

Там же. 55-56. 44

Там же. Л. 58. 45

Там же. Л. 57. 46

Там же. Л. 58. 47

СУ. № 49. Ст. 622; Известия. 1922 г. 12 августа. 48

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 86. Д. 17. Л. 58. 49

Там же. 50

Пр. СТ. ЦК ВКП(б) № 62. П. 15. 51

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 112. Д. 378. Л. 3. 52

Там же. Л. 4. 53

Пр. № 24 / 576 заседания Коллегии НКП от 7 мая 1924 г. 54

ГА РФ. Ф. 2306. On. 1. Д. 2945. Л. 151-152. 55

Пр. СТ № 2. От 6 июня 1924 г. П. 2. 56

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 112. Д. 567. Л. 2-3. 57

Там же. Оп. 60. Д. 178. Л. 3-3. 58

Там же. Ф. 325. On. 1. Д. 505. Л. 5. 59

Там же. Ф. 5. On. 1. Д. 2730. Л. 3-5об. 60

ДСВ. Т. 1. С. 296-298. 61

ГА РФ. Ф. 395. Оп. 9. Д. 1. Л. 91. 62

Там же. Ф. 1235. Оп. 96. Д. 105. Л. 122-125об. 63

РГАЛИ. Ф. 395. Оп.Э.Д. 1.Л.91. 64

ГА РФ. Ф. 395. Оп. 9. Д. 91. Л. 79. 65

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 112. Д. 293. Л. 9-11. 66

ГА РФ. Ф. 298. On. 1. Д. 113. Л. 89-92. 67

СУ РСФСР. 1917. № 7. Ст. 1. 68

Сборник декретов и постановлений рабоче-крестьянского правительства по народному образованию. Вып. 1. С. 6. 69

ГА РФ. Ф.2306. Оп. 1.Д. 113. Л. 184. 70

СУ РСФСР. 1918. № 68. Ст. 740. 71

СУ РСФСР. 1919. № 44. Ст. 440. 72

Вестник театра. 1920. № 74. 73

СУ РСФСР. 1919. № 44. Ст. 433. 74

ГА РФ. Ф. 1250. On. 1. Д. 55. Л. 41. 75

СУ РСФСР. 1921. №12. Ст. 78. 76

Пр. ПБ № 54 от 28 октября 1920 г. П. 3. 77

РГАСПИ. Ф. 17. Оп.З. Д. 118. Л. 2-3. 78

Пр. Коллегии НКП № 15 / 25 от 15 марта 1922 г. 79

ГА РФ. Ф. 2306. On. 1. Д. 2102. Л. 7-9об. 80

Пр. ПБ № 115 от 27 марта 1922 г. П. 9. 81

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 284. Л. 3. 82

СУ. 1922. № 40. Ст. 461. 83

СУ Украины, 1922, № 5. Ст. 563. 84

Сборник важнейших декретов и постановлений ТССР за 1917— 1922

гг. Ст. 126. 85

СУ Белоруссии. 1923. № 12. Ст. 7. 86

СУ Азербайджана. 1924. № 4. Ст. 197; № 5. Ст. 230. 87

СУ Киргизии. 1923. № 13. Ст. 70, 72. 88

ГА РФ. Ф. 130. Оп. 6. Д. 961. Л. 1. 89

Там же. Ф. 130. Оп. 6. Д. 961. Л. 2. 90

Известия ВЦИК. 1922 г. 23 июня (№ 137). 91

Лебедев-Полянский П. И. (1881 / 82-1948) — член РСДРП с 1902 г., в 1918-1920 гг. председатель Пролеткульта. В течение десяти лет возглавлял Главлит, в дальнейшем переключился на литературоведение. Академик АН СССР (1946). 92

РГАЛИ. Ф. 2493. On. 1. Д. 3. Л. 17-17об. 93

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. ИЗ. Д. 271. Л. 128-143. 94

РГАЛИ. Ф. 2493. On. 1. Д. 3. Л. 14. 95

ГА РФ. Ф. 9425. Оп. 1в (б). № 281. С. 28-29. 96

ЦГАЛИ СПб. Ф. 31. Оп. 2. Д. 24. Л. 45. 97

РГАЛИ. Ф. 2493. On. 1. Д. 3. Л. 21. 98

Дата образования Главреперткома. 99

Пр. Главполитпросвета № 1 / 54 от И января 1922 г. 100

ГА РФ. Ф. 2313. On. 1. Д. 69. Л. 1, 3,11-13. 101

Пр. Коллегии НКП № 47 / 57 от 30 ноября 1922 г., ГА РФ. Ф. 2306. On. 1. Д. 2102. Л. 7о6.-9об.; Ф. 259. Оп. 24. Д. 64. Л. 130-133. 102

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 112. Д. 615. Л. 30. 103

СУ. 1923. № 14. Ст. 177; Архивные варианты: ГА РФ. Ф. 130. Оп. 7. Д. 134. 180-181; ГА РФ. Ф. 259. Оп. 24. Д. 64. Л. 130-133 и др. 104

ГА РФ. Ф. 130. Оп. 7. Д. 134. Л. 181. 105

Из доклада о деятельности Главреперткома от 5 декабря 1923 г. 106

ГА РФ. Ф. 2306. On. 1. Д. 2269. Л. 4-6. 107

Там же. Л. 7-9. 108

Там же. Л. 13. 109

Там же. Л. 4-18об. 110

Документ подписан заведующим АПО ЦК ВКП(б) В. Кнориным (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 113. Д. 243. Л. 240-242). 111

Имеется в виду сцена, в которой Тиль-Тиль и Митиль встречаются со своими умершими бабушкой, дедушкой, братом и сестрой в загробном мире.

1,2 ЦГАЛИ СПб. Ф. 31. Оп. 2. Д. 27. Л. 585. 113

СУ РСФСР. 1925. № 25. Ст. 182. 114

ЦГАЛИ СПб. Ф. 281. Оп. 3. Д. 1. Л. 631. 115

Пр. ПБ № 1 от 14 ноября 1925 г. П. 11, 16. 116

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 531. Л. 6-7. 117

Там же. Оп. 113. Д. 271. Л. 128. 118

Там же. Оп. 60. Д. 753. Л. 325-326. 119

Там же. Ф. 17. Оп. ИЗ. Д. 271. Л. 132-133. 120

Там же. Л. 134. 121

Там же. Л. 135. 122

Там же. Л. 136. 123

Пр. № 147 заседания ОБ ЦК от 27 ноября 1922 г. П. 29. 124

Пр. № 16 заседания ПБ ЦК от 6 мая 1923 г. П. 5. 125

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. ИЗ. Д. 271. Л. 141-142. 126

Там же. Л. 142. 127

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 113. Д. 223. Л. 1-4. 128

В отношении кинопроизводства в начале 1920-х гг. существовал такой порядок: сценарии просматривал и разрешал к постановке Художественный совет ГПП, а поставленную по этому сценарию картину смотрел и разрешал ГРК. 129

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. ИЗ. Д. 243. Л. 238-239. 130

Там же. Л. 240-245. 131

Пр. СТ № 8 от 20 января 1928 г. 132

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. ИЗ. Д. 590. Л. 4. 133

ГА РФ. Ф. 2306. Оп. 75. Д. 33. Л. 4-5об. 134

Там же. Оп. 69. Д. 1632. Л. 55, 56, 58об.-60об. 135

Там же. Ф. 395. Оп. 9. Д. 55. Л. 36-39. 136

СУ РСФСР. 1928. № 41. Ст. 313. 137

ГА РФ. Ф. 2306. On. 1. Д. 1818. Л. 4. 138

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. ИЗ. Д. 243. Л. 3-4. 139

Там же. Л. 3-4, 240-245. 140

Пр. НКП № 9 от 10 января 1929 г. П. 3. 141

ГА РФ. Ф. 2306. Оп. 69. Д. 1876. Л. 2. 42

Пр. Коллегии НКП № 18 / 825 от 28 января 1929 г. П. 2. 43

ГА РФ. Ф. 2306. Оп. 69. Д. 1875. Л. 40-43 с об. 44

Пр. ОБ № 52 от 25 февраля 1929 г. П. 2. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 113.

Д. 223. Л. 10-13. 45

Пр. СТ № 32 от 4 мая 1928 г. 46

Пр. ОБ № 33 от 7 мая 1928 г. 47

РГАСПИ. Ф. 17. On. 113. Д. 619. Л. 6-7; Д. 620. Л. 8. 48

Пр. СТ № 137 от 19 июля 1929 г. 49

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 113. Д. 761. Л. 47-48. 50

Из протокола Главреперткома от 15 мая 1929 г. 51

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. ИЗ. Д. 761. Л. 48-49. 52

РГАЛИ. Ф. 645. On. 1. Д. 108. Л. 51-103. 53

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. ИЗ. Д. 761. Л. 49-56. 54

ГА РФ. Ф. 1575. Оп. 10. Д. 618. Л. 27-30; Ф. 2306. Оп. 69. Д 2058. Л.192-193об. 55

РГАЛИ. Ф. 645. On. 1. Д. 149. Л. 317. 56

Там же. Л. 302-303. 37

ГА РФ. Ф. 406. On. 1. Д. 1112. Л. 67-69. 58

Там же. Л. 49. 59

Пр. № 24 от 6 апреля 1930 г. П. 2. ГА РФ. Ф. 406. On. 1. Д 112. Л.43-43об. 60

Пр. № 6 заседания СТ ЦК ВКП(б) от 11 августа 1930 г. П. 10.

Главлите; Пост. ОБ от 6 августа 1930 г. пр. № 5. П. 6. Присутствовали

Стецкий, Эпштейн, Самохвалов, Кокорев. 61

Пр. ОБ № 11 от 6 сентября 1930 г. 62

Пр. ПБ № 6 от 5 сентября 1930 г. П. 41 / 41; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 794. Л. 11-12. 63

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 180. Л. 45. 64

Там же. Л. 46. 65

СУ. 1930. № 50. Ст. 599. 66

СУ. 1931. № 31. Ст. 273. 67

ГА РФ. Ф. 259. Он. 24. Д. 6. Л. 42а. 68

Пр. ПБ № 2 от 8 и 10 июня 1931 г. П. 47 / 41. 69

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 829. Л. 12. 70

Аналогичные запреты были в инструкциях Главлита в середине 1920-х гг. 71

ЦГАЛИ СПб. Ф. 281. Оп. 3. Д. 1. Л. 55-60. 72

Там же. Д. 39. Л. 63-64. 73

Там же. Д. 43. Л. 158. 74

Борьба с враждебными политическими партиями и антисоветскими элементами. 175

По штатному расписанию в СПО входило 196 сотрудников. Начальник — Г. А. Молчанов. 176

Отдел занимается охраной руководителей партии и правительства, обысками, арестами, наружным наблюдением. 177

Отдел занимается обеспечением секретности в ведомствах. 178

В тексте сознательно не указано название журнала. 179

Имеется в виду книга Кибальчича «Завоеванный город». 180

ЦГАЛИ СПб. Ф. 281. Оп. 3. Д. 22. Л. 2-2об. 181

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 272. Л. 35-38. 182

Там же. Д. 275. Л. 84-88. 183

См.: Невежин В. А. Синдром наступательной войны. М., 1997. 184

Пр. ПБ № 145 от 15 сентября 1933 г. П. 15 «О принятии с поправками проекта постановления о военной цензуре». 185

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 930. Л. 6, 62. 186

ап РФ. ф. 3. Оп. 34. Д. 37. Л. 41. 187

Там же. Л. 42. 188

СУ РСФСР. 1934. № 10. Ст. 66. 189

СУ РСФСР. 1933. № 52. Ст. 277. 190

СУ СССР. 1936. № 5. Ст. 40. 191

РГАЛИ. Ф. 962. On. 1. Д. 12. 192

С 1938 г. Всесоюзный Комитет по делам искусств при СНК СССР (КПДИ СССР). 193

АП РФ. Ф. 3. Оп. 35. Д. 18. Л. 60-70. 194

ГА РФ. Ф. 9425. On. 1. Д. 12. Л. 176. 195

Там же. Л. 170. 196

РГАЛИ. Ф. 962. Оп. 3. Д. 645. Л. 4-6. 197

Пр. № 250. 198

РГАЛИ. Ф. 962. Оп. 3. Д. 147. Л. 87-88 199

Пр. № 257 от 4 июня 1937 г. (РГАЛИ. Ф. 962. Оп. 3. Д. 147. Л. 114.) 200

Пр. № 281. (РГАЛИ. Ф. 962. Оп. 3. Д. 343. Л. 101.) 201

О положении в Главлите Н. Г. Садчиков информировал

В. М. Молотова. 202

Этот вопрос обсуждался 31 января 1936 г. на Оргбюро Центрального Комитета партии, где было принято решение выделить Главлит и его органы на местах из системы Наркомпроса, создав Главное управление по делам цензуры при СНК СССР и подчиненные ему соответствующие управления при Совнаркомах союзных и автономных республик и краевых и областных исполкомах. Решение не было реализовано. 203

ГА РФ. Ф. 9425. On. 1. Д. 1. Л. 29-34. 204

Решение Политбюро ЦК ВКП(б) о новом организационном устройстве НКВД и ликвидации ГУГБ было принято 28 марта 1938 г. 205

РФ. Ф. 9401. Оп. 8. Д. 11. Л. 39-65.

208 Там же. Ф. 9425. On. 1. Д. 3. Л. 83-84.

207 Пр. КПДИ СССР № 401 от 4 августа 1938 г. (РГАЛИ. Ф. 962. Оп. 3.

Д. 345. Л. 2.) Ликвидирована решением Политбюро ЦК. Пр. № 17 от 25 декабря 1934 г. (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 955. Л. 60).

209 209

211 212

213

214

215

216

217

218

219 213

221 222

223

224

225

226

227 223

229

230

231

232

233

234

235

236

237

238

239

240

Автором статьи являлся Максимов В. Е., подписавшийся псевдонимом В. Евгеньев.

РГАЛИ. Ф. 962. Оп. 3. Д. 388. Л. 46-51.

Трегуб С. А. (1907-1975) — литературовед и критик.

РГАЛИ. Ф. 962. Оп. 3. Д. 388. Л. 53-74.

Там же. Д. 497. Л. 229-233.

ГА РФ. Ф. 5446. On. 1. Д. 153. Л. 233-239.

РГАЛИ. Ф. 962. Оп. 3. Д. 348. Л. 56-57.

Там же. Д. 500. Л. 30.

Там же. 492. Л. 4-5.

Там же. Д. 809. Л. 53-56.

Докладная записка зам. начальника Главреперткома И. Бурмистренко (РГАЛИ. Ф. 962. Оп. 3. Д. 486. Л. 42-44).

РГАЛИ. Ф. 962. Оп. 3. Д. 486. Л. 38-39.

Там же. Д. 487. Л. 44.

Структура была послана на утверждение заместителю Председателя СНК СССР Н. А. Булганину.

ГА РФ. Ф. 5446. Оп. 24. Д. 490. Л. 12-16.

Там же. Оп. 23. Д. 1866. Л. 72-75.

Там же. Ф. 259. Оп. 38. Д. 396. Л. 144.

Луначарский А. В. Собр. соч. М., 1967. Т. 7. С. 498.

ГА РФ. Ф. 2306. On. 1. Д. 385. Л. 374.

ГА РФ. Ф. 2306. Оп. 24. Д. И. Л. 8-12.

Письмо Луначарского Ленину 21 ноября 1919 г. об освобождении ученых и литераторов, членов Петроградского Дома литераторов, арестованных ВЧК, а затем дальнейшие его просьбы об этом же см.: РГАСПИ. Ф. 5. On. 1. Д. 1170. Л. 17, 21.

ГА РФ. Ф. 130. Оп. 3. Д. 230. Л. 130-131о6.

Аймермахер К. Политика и культура при Ленине и Сталине. М., 1998. С. 29.

Луначарский А. В. Собр. соч. Т. 7. С. 401-406.

Троцкий Л. Д. Партийная политика в искусстве // Литература и революция. М., 1923. С. 159-168.

Луначарский А. В. Собр. соч. Т. 7. С. 496.

Троцкий Л. Д. Партийная политика в искусстве. С. 159-168.

Там же. С. 101.

Красная новь. 1923. № 7. С. 257-276.

Воронский А. К. О текущем моменте и задачах РКП в художественной литературе // Пролетариат и литература. Л., 1925. С. 45-54. Аймермахер К. Указ. соч. С. 18-36.

К вопросу о политике РКП(б) в художественной литературе: (Совещание Отдела печати) // Вопросы культуры при диктатуре пролетариата. М., 1925. С. 56-139. 241

В защиту искусства. М., 1979. С. 282-285. 242

Вопросы культуры при диктатуре пролетариата. С. 215-220. 243

Блюм А. В. За кулисами «Министерства Правды»: Тайная история советской цензуры. 1917-1929. СПб., 1994; «Счастье литературы»: Государство и писатели. 1925-1938: Документы / Сост. Д. Л. Бабиченко. М., 1997. 244

РГАСПИ. Ф. 329. Оп. 2. Д. 4. Л. 44-45. 245

1920-е гг. действовало как минимум 81 литературная организация, общество и объединение в области литературы. Вот их названия, которые удалось выявить по документам государственных архивов: ВАПП / ВОАПП, МАПП, Пролеткульт, РАПП, ЛАПП, Суриков- ский литературно-музыкальный кружок, Трудовая артель литераторов, Общество взаимопомощи литераторов и ученых, Литературное общество рабочих литовцев в Америке, Союз литовских пролетарских писателей и поэтов им. Юлия Янониса, «Звено» («Литературное звено» ), Л ЦК ( « Конструктивисты» ) .Литературный фронт, Коллектив рабоче-крестьянских писателей и поэтов им. Неверова, Рабочая весна, ВОЛФИЛ, Дом Печати, Союз Приблизительного Равенства, Брейшит, Бригада М-1, Литературная коммуна, Московские вечера, Вечера рассказа, Атака, Общество содействия молодым дарованиям, Общество ревнителей французской культуры, Институт итальянской культуры, Союз поэтов и имажинистов, Общество истинной свободы памяти Л. Н. Толстого, Общество изучения художественной словесности при РИИИ, Московский кружок еврейских литераторов, Общество литературоведов-марксистов при Комакадемии, Всероссийское литературно-драматическое и музыкальное общество им. Пушкина, ЛОКАФ, Московский лингвистический кружок, Общество любителей российской словесности при 1 МГУ, Маспер, Всероссийское литературно-драматическое и музыкальное общество им. Островского, Артифекс («Вторники на Кузнецком»), Кружок памяти В. Брюсова, Литература и быт, ВСПоэтов, ВЦПоэтов, ВСПисателей (Всероссийский союз писателей) ФОСП, ВУСПП / ВСПП, Никитинские субботники, Круг, Кузница, Твори, Литературный особняк, Общество А. П. Чехова и его эпохи, Всероскомдрам, Союздрампис, МОДПИК, ОДПИК, Драмсоюз, СРД, Масткомдрам, Футуризм, Ассоциация любителей живого слова и литературы, Тургеневское общество, Современная Россия, Ассоциация вольнодумцев, Немецкое культурное общество, Писательский кооператив «Полярная звезда», Искусство молодых, Дворец искусств, Пушкинский кружок, Ассоциация содействия литературному музею при Библиотеке им. Ленина, Книжная лавка писателей, Дом литераторов, Биокосмисты, ЛЕФ, Московское товарищество писателей, Резец, Литературные декады.

24е СУ. 1922 г. № 49. Ст. 622.

Письмо НКВД в Агитпроп ЦК ВКП(б) от 13 января 1929 г. «Литературно-художественные группировки» — информационная база данных как подпроект российско-немецкой научноисследовательской программы «Структура, формы и механизмы советской культурной политики 1917-1940 гг.: (Документация и научный анализ)» (Институт русской и советской культуры им. Ю. М. Лотмана (Рурский университет, Бохум, ФРГ), Росархив, РГАЛИ, РГАНИ, РГАСПИ, ГА РФ, РГАКФД).

249

250

251

252

253

254

255

256

257

258

259 249

261 262

263

264

265

266

267

268

269

270

271

272

273

274

247

248

Об этом подробнее см.: Коржихина Т. П. Извольте быть благонадежным! М., 1997.

РГАЛИ. Ф. 2493. On. 1. Д. 3. Л. 19.

Закушняк А. Я. Вечера рассказа. М., 1984. С. 122.

РГАЛИ. Ф. 393. On. 1. Д. 1. Л. 26-27об.

Там же. Ф. 1638. On. 1. Д. 10. Л. 1.

Там же. Ф. 1095. On. 1. Д. 2. Л. 1.

Письмо Правления ЛЦК И. Сельвинского, К. Зелинского,

Э. Багрицкого, Л. Луговского, Б. Агапова 1929 г. (РГАЛИ. Ф. 1095. Оп. 2. Д. 16. Л. 1-2.)

ГА РФ. Ф. 393. Оп. 43а. Д. 1636. Л. 14-21.

Там же. Оп. 57. Л. 42-42об.

Там же. Ф. 2307. Оп. 10. Д. 358. Л. 91-94.

Там же. Ф. 393. Оп. 43а. Д. 1770. Л. 178-178об.

Пр. СТ № 118 от И мая 1929 г. П. 56.

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. ИЗ. Д. 728. Л. 229-229об.

Там же. Д. 327. Л. 12.

Пр. ПБ № 25 от 13.05.1926 г. П. 22.

Воронский А. К. (1884-1943) возглавлял журнал «Красная новь» (в 1921-1927), затем издательство «Круг». В 1928 г. исключен из партии и по постановлению Особого отдела ОГПУ 31 сентября 1929

г. выслан на три года. Восстановлен в 1931 г. в партии, работал в Гослитиздате. 1 февраля 1937 г. арестован и приговорен Военной коллегией Верховного суда к расстрелу. Реабилитирован посмертно. АСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 560. Л. 5-6.

Пильняк Б. Человеческий ветер. Тбилиси, 1990. С. 5.

Пильняк Б. Горький и советская печать, Кн. 2. М., 1965. С. 39.

Новый мир. 1926. № 6. С. 184.

Там же.

Там же. 1927. № 1. С. 256.

ГА РФ. Ф. 5446. Оп. 55. Д. 1050. Л. 6.

Там же. Л. 4 Там же.

Более подробно об этом см.: Павлова Т. В. «Пильняк жульничает и обманывает нас...»: (К истории публикации «Повести непогашенной луны» Б. Пильняка) // «Исключить всякие упоминания...» Очерки истории советской цензуры. С. 65-78.

273 СУ РСФСР. 1928. № 22. Ст. 157. 276

Пр. ОБ № 122 от 27 мая 1929 г. П. 2. 277

ГА РФ. Ф. 393. Оп. 43а. Д. 1632. Л. 149-152об. 278

Там же. Л. 168. 279

Там же. Оп. 41. Д. 54. Л. 140-140об. 280

Там же. Ф. 393. Оп. 77. Д. 259. Л. 1. 281

Там же. Оп. 64. Д. 249. Л. 66. 282

Там же. Ф. 393. Оп. 84. Д. 75. Л. 35-39. 283

Там же. Ф. 2306. On. 1. Д. 3439. Л. 77. 284

РГАЛИ. Ф. 3107. On. 1. Д. 43. Л. 33-39об. 285

ГА РФ. Ф. 5525. Оп. 14. Д. 171. Л. 31-36. 286

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 62. Л. 32. 287

Правда. 1932 г. 27 апреля. С. 1. 288

Сталин И. Вопросы ленинизма. 2-е изд. М., 1947. С. 35-360. 289

РГАЛИ. Ф. 1698. On. 1. Д. 971. Л. 1-8. 190

Оруэл Дж. «1984» и эссе разных лет: Роман и художественная публицистика. М, 1989. С. 278. 291

ГА РФ. Ф. 2306. On. 1. Д. 429. Л. 190-191. 292

Ромм М. И. Точка отсчета: Москва. М., 1987. С. И, 166. 293

Лотман Ю. М., Цивьян Ю. Диалог с экраном. Таллинн, 1994. С. 145-146. 294

В. И. Ленин и радио. М., 1973. С. 66. 295

Палеолог М. Царская Россия накануне революции. Репринтное воспроизведение издания 1923 г. М., 1991. С. 31-32. 296

Ямпольский Б. Московская улица // Знамя. 1988. № 2. С. 108. 297

Один из устойчивых мифов, всячески поддерживаемых официальной историографией, свидетельствовал, что И. Сталин, уделяя огромное внимание литературе и кинематографу, тем не менее недооценивал роль радио. Это легко опровергается не только всём комплексом выявленных материалов, но и широко известными фактами, когда в роковые моменты истории Сталин прибегал именно к безграничным возможностям радиоэфира. 298

В данном случае репертуарная политика осуществлялась с большей свободой, поскольку можно было стихи нежелательных поэтов или легкую музыку транслировать поздно ночью или «во время Марьи Ивановны» (на профессиональном жаргоне — дневное время, когда у радиоприемников находятся главным образом домашние хозяйки).

2" о технологии цензуры радиоматериалов см. подробнее: Горяева Т. М. Журналистика и цензура: (Источниковедческий анализ радиоматериалов 20-30-х гг.) // История СССР. 1990. № 3. С. 112-123. 300

Далее всюду «Радиопередача». 301

Позднее, в августе 1925 г., в число акционеров вошло Главное военнотехническое управление, а для наиболее тесной увязки работы «Радиопередачи» с требованиями военного ведомства в ее правление был введен начальник Главного военно-технического управления И. А. Халепский (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 60. Д. 804. Л. 166).

303

304

305

306

307

308

309

310

311

312

313

314

315

316

317

318

319

320

321

История советской радиожурналистики: Документы. Тексты. Воспоминания. 1917-1945 / Т. М. Горяева (отв. сост.), Я. Н. Засурский (ред.). М., 1991. С. 24-25.

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 60. Д. 757. Л. 120.

Цитируется из заключительной части радиолекции А. В. Луначарского «Культура СССР и значение радио» (23 ноября 1924 г.) перед выпуском первой «Радиогазеты» (РГАЛИ. Ф. 279. On. 1. Д. 91. Л. 44).

Первый выпуск «Радиогазеты РОСТА» вышел в эфир 24 ноября 1924 г.

История советской радиожурналистики: Документы. Тексты. Воспоминания. 1917-1945. С. 96-97.

Известия ЦК РКП(б). 1925 г. 22 июня. № 22-23. С. 8.

Поляновский Г. А. 70 лет в музыке. М., 1981. С. 28.

Справочник партийного работника. Вып. 6. Ч. 1. М., 1928. С. 739; Архив ОРТ. On. 1 л / с. Д. 7. Л. 38-38об.

Архив ОРТ. On. 1 л / с. Д. 2. Л. 28.

ГА РФ. Ф. 5451. Оп. 9. Д. 457. Л. 28-29.

Там же. Ф. 5451. Оп. 9. Д. 457. Л. 24.

Справка подотдела агитации Агитпропа, направленная в Главлит 24

января 1926 г. (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 60. Д. 808. Л. 190).

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 60. Д. 808. Л. 166.

См. об этом: Горяева Т. М. Долгая дорога к гласности // Index. Досье на цензуру. 1997. № 1. С. 74-81.

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 60. Д. 808. Л. 164-165.

Там же. Л. 180,171.

Там же. Л. 116.

Там же. Л. 110.

Там же. Л. 105.

322

323

Протокол закрытого заседания Коллегии Наркомпроса от 23 декабря 1926 г. Присутствовали: Луначарский, Покровский, Яковлева, Ходоровский, Крупская, Мещеряков. Докладчик — Мордвинкин (ГА РФ. Ф. 2306. Оп. 69. Д. 603. Л. 29). В связи с возросшей нагрузкой по контролю за репертуаром «Радиопередачи» в учреждениях системы Главлита были установлены радиоприемники (например, в Ленинградском гублите 2 приемника) (ЦГАЛИ СПб. Ф. 31. Оп. 2. Д. 27. Л. 241).

См. публикации в журнале «Радиослушатель» и газете «Новости радио».

Декрет СНК ССР о радиостанциях специального назначения (СУ 1923

г. С. 1433-1435); постановление СНК СССР «О частных приемных радиостанциях» (СЗ. 1924. С. 44-46); Постановление СНК

СССР «Об очередных задачах в области радиофикации Союза ССР» (СЗ. 1928. С. 1212-1215).

324

325

326

327

328

329

330

331

332

333

334 330

33fi

337

338

339

340

341

342

343

344

345

346

347

348 337

250

351

352

Горяева Т. М. Радиогазета середины 20 — начала 30-х гг. как исторический источник // История СССР. 1984. № 1. С. 56.

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. ИЗ. Д. 257. Л. 2-3.

КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Изд. 8-е. Т. 4. М., 1970. С. 19.

ГА РФ. Ф. 5508. On. 1. Д. 1028. Л. 2-3, 10.

ЦГАЛИ СПб. Ф. 317. On. 1. Д. 3. Л. 55-71. Полностью информационное письмо «Радиопередачи», содержащее тезисы об организации радиовещания, опубликовано в: «Исключить всякие упоминания...»: Очерки истории советской цензуры. С. 78-106.

Это идеологическое клише, повторяющееся в юбилейных статьях по случаю Дня радио из года в год, в данном случае цитируется по статье председателя Комитета радиоинформации при Совете министров СССР А. Лузина в «Известиях» от 7 мая 1952 г. (С. 3).

Бухарин Н. И. Текущий момент и задачи нашей печати. Йошкар-Ола, 1928. С. 22.

ЦГАЛИ СПб. Ф. 317. On. 1. Д. 3. Л. 64.

АП РФ. Ф. 3. Оп. 35. Д. 14. Л. 10-11.

ГА РФ. Ф. 5508. On. 1. Д. 1028. Л. 2-3.

Там же. Ф. 2313. Оп. 6. Д. 234. Л. 188-191, 195-201.

АП РФ. Ф. 3. Оп. 35. Д. 102. Л. 132-232.

Б. А. Ройзенман — член комиссии НК РКИ, член Радиокомиссии при ЦК ВКП(б).

АП РФ. Ф. 3. Оп. 35. Д. 102. Л. 196-198.

Кормер В. О карнавализации как генезисе «двойного сознания»: Двойное сознание интеллигенции и псевдокультура. М., 1997.

С. 276.

СЗ СССР. 1927. № 49. Ст. 500.

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 113. Д. 637. Л. 102.

Первоначально предполагался значительно более высокий уровень принятия решения по реорганизации радиовещания — СНК СССР. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. ИЗ. Д. 650. Л. 12.

СЗ СССР. 1928. Отд. 1. № 46. Ст. 413.

Пр. ПБ № 70 от 21 августа 1931 г.

Известия ЦК ВКП(б). 1928. № 31. С. И.

АП РФ. Ф. 3. Оп. 35. Д. 14. Л. 15.

ГА РФ. Ф. 3316. Оп. 12. Д. 511. Л. 2.

АП РФ. Ф. 3. Оп. 35. Д. 14. Л. 19-20.

Там же. Л. 16.

Там же. Л. 17.

Там же. Л. 24.

Радиоежегодник. М., 1934. С. 21. 353 Архив ОРТ. Оп. 1л / с. Д. 8. Л. 71-71об. (на тексте имеется виза Главлита и ГПУ и росписи всех начальников вещательных редакций). 354

СУ. 1931. №31. Ст. 273.

335 Инструкция инспекторам райлитов и ответственным руководителям радиоузлов о порядке осуществления предварительного контроля радиоматериалов (ЦГАЛИ СПб. Ф. 281. Оп. 3. Д. 23. Л. 6-6об.). 356

ЦГАЛИ СПб. Ф. 281. Оп. 3. Д. 23. Л. 63. 357

Там же. Д. 27. Л. 269. 358

Приказ № 511 по ВРК при СНК СССР от 29 октября 1937 г. (Архив ОРТ. On. 1 л / с. Д. 75. Л. 270). 359

Архив ОРТ. On. 1 л / с. Д. 27. Л. 87-89; ГА РФ. Ф. 6903. On. 1. Д. 34. Л. 87-89; Ф. 5508. On. 1. Д. 1849. Л. 37-37о6. 360

АП РФ. Ф. 3. Оп. 35. Д. 14. Л. 44-60. 361

Выписка из протокола Комиссии КПК № 68 от 9 мая 1935 г. 362

АП РФ. Ф. 3. Оп. 35. Д. 14. Л. 70-71. 363

Приказ № 694 уполномоченного СНК СССР по охране военных тайн в печати и начальника Главлита (ГА РФ. Ф. 9425. Оп. 2. Д. 3. Л. 154). 364

См. об этом: Шерель А. А. Рампа у микрофона. М., 1985. 365

Поляновский Г. А. Новая победа советского музыкального театра // Радиопрограммы. 1934. № 23. С. 3. 366

Керженцев П. М. О легкой музыке, классическом наследии и культуре музыкального вещания // Радиопрограммы. № 55. 1934 г. 25

ноября. 367

ЦГАЛИ СПб. Ф. 317. On. 1. Д. 2. Л. 75, 222. 368

Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ // Малое собр. соч. М., 1991. Т. 7. С. 18, 20. 369

РГАНИ. Ф. 5. Оп. 63. Д. 146. Л. 23-26.