Восточный вопрос

На протяжении нескольких веков по-стоянно растущая Османская империя представляла серьезную угрозу для всей Европы. Войска турецких султанов вышли на Балканы, подобрались к берегам Днепра, границам Германии, осаждали Вену.

Православные народы Балканского полуострова усилили борьбу за отделение от мусульманской Турции. В 1821 г. начались восстания в Молдавии, Валахии и Греции. Султан Махмуд назвал это «мятежом неверных» и развернул против греков массовый террор. По его приказанию в день Пасхи 1821 г. у дверей патриаршей церкви был повешен константинопольский патриарх в полном церковном облачении, затем начались погромы в православных церквях, было убито несколько русских матросов.

Перед европейскими державами встала проблема: помогать ли христианским народам Балкан в их борьбе за независимость и как вообще вести себя по отношению к ослабленной Оттоманской империи? Эту проблему назвали Восточный вопрос.

Сам термин «Восточный вопрос» появился, видимо, в 1822 г. на международном конгрессе Священного союза в Вероне, во время обсуждения положения, возникшего на Балканах в связи с греческим восстанием.

80

Ответ на Восточный вопрос искали не только в России, но и в Англии, во Франции, в Австрии. Каждое из этих государств надеялось извлечь из слабости Турции наибольшие выгоды для себя и не дать сделать этого другим. Именно поэтому Восточный вопрос — это целый клубок международных противоречий, в центре которого — ослабленная Оттоманская империя.

Российская империя стремилась решить в Восточном вопросе две собственные проблемы.

Во-первых, Россия считала себя обязанной помогать единоверцам на Балканах и в Закавказье: болгары, сербы, греки надеялись на помощь России, поскольку русский царь считался покровителем всех православных в мире.

Наиболее решительные сторонники освобождения православного мира мечтали снова превратить мусульманский Стамбул в православный Константинополь. Символом этого считалось возвращение креста на храм Святой Софии в Стамбуле.

Во-вторых, Российская империя не могла развивать свои южные земли без свободного выхода торгового и военного флота в Средиземное море через контролируемые Турцией проливы: Босфор и Дарданеллы.

Серьезным препятствием в решении этих проблем было следование политике легитимизма, т. е. сохранения целостности всех европейских государств и помощи правительствам в их борьбе против революций. Ведь Балканский полуостров — в Европе, и на него распространялись эти правила международных отношений.

Императора Александра I очень мучило сложившееся положение: вроде бы, как единственный православный государь, он был обязан помочь единоверцам в Греции, тем более что султан нарушил статью «бабкиного» Кю-чук-Кайнарджийского договора, согласно которому Османская империя предоставляла «твердую защиту христианскому закону и церквям оного». Но ведь нельзя нарушать самим же установленные международные правила. Руководитель греческих повстанцев (бывший гвардейский офицер русской армии, потерявший руку в войне с Наполеоном) Александр Ипсиланти просил русского царя прогнать турок из Европы и тем самым приобрести титул «освободителя Греции».

Русское общество сочувствовало грекам, считая их борьбу с османскими завоевателями борьбой «страны героев и богов» за возвращение утраченной свободы. Живший в то время в Кишиневе А. С. Пушкин был «твердо уверен, что Греция восторжествует», и хотел лично участвовать в войне с Турцией. Его хороший знакомый, будущий декабрист М. Ф. Орлов командовал в то время дивизией и ждал приказа выступить на помощь грекам.

81

Но Александр колебался. Сначала ответом на жестокую казнь патриар ха стал ультиматум султану: «Блистательная Порта ставит христианские государства в необходимость задать себе вопрос: могут ли они спокойно смотреть на уничтожение целого христианского народа, могут ли они терпеть оскорбления религии и допускать существование государства, угрожающего нарушить мир, купленный Европой ценой стольких жертв...» Из Константинополя было отозвано русское посольство, в южных губерниях России стали собираться войска для похода. Партнеры по Европейскому союзу были извещены о возможности новой русско-турецкой войны. Более того, Александр интересовался, что союзники предложат вместо турецкого владычества, если оно будет уничтожено во время войны?

«Нельзя вообразить себе, до какой степени они [греки] очарованы надеждой спасения и вольности... Ипсилантий, перейдя границу, перенес уже имя свое в потомство. Помоги ему Бог в святом деле, желал бы прибавить — и Россия», — писал в 1821 г. в частном письме граф П. Д. Ки-селев84 .

Эта «военная тревога» лета—осени 1821 г. вызвала серьезное сопротивление Англии и Австрии. Их дипломаты усиленно уверяли Александра, что греческая революция ничуть не лучше итальянской, и турки, при всей их жестокости, делают в Греции то же, что австрийские войска в Неаполе и Пьемонте. Вдобавок Александр получил известия о существовании тайных обществ в его собственной армии. Идея борьбы со «всемирным заговором» против правительств и даже против христианского учения оказалась для царя выше всего остального. Свой отказ от активных действий против Турции Александр объяснял так: «Ничего не может быть более выгодного для меня и моего народа, более согласного с общественным мнением в России, как религиозная война против турок; но я увидел в волнениях Пелопоннеса при-знаки революции — и удержался».

Осенью 1822 г., на конгрессе в Вероне, Александр объявил, что греки недостойны его симпатии, отказал во встрече греческой делегации, уверявшей, что борьба против турецкого владычества не имеет аналогии с итальянскими и испанскими смутами. В заключительном циркуляре Веронского конгресса, под которым стояла и подпись Александра, высказывалось явное осуждение Греции, восстание которой по принципам, форме и целям — чисто революционное (хотя «улучшение судьбы этой христианской нации» высказано желательным).

Но и на этом выводе Александр не остановился. После того как в 1823 г. французские войска «навели порядок» в Испании, остался только один неспокойный угол Европы — южный. И там водворить спокойствие, по мнению Александра, должны были русские войска, представляющие «европейские вооруженные силы». Но эта идея неожиданно вызвала сопро-

82

тивление всех партнеров. Более того, мысль Александра сохранить целостность Турции (по всем правилам легитимизма) и создать три небольших вассальных султану греческих государства по примеру Молдавии и Валахии вызвала резкое неприятие у самих греков, стремившихся только к независимости. А в это время в Греции высадилась мощная египетская армия, была осаждена греческая столица. Наконец, Александр заявил, что ничего уже не требует от Европы, оставляет за собой право самому свести свои счеты с Турцией и «отомстит за себя», если Турция не даст ему законного удовлетворения ранее предъявленных требований.

Поблизости от турецкой границы началось сосредоточение русских войск, сам Александр поехал в южные губернии. Англия и Австрия с тревогой следили за приготовлениями России и собирались ввести войска в Грецию, если русские перейдут пограничный Прут. Намечался резкий поворот в европейской политике, возможно близкий по напряжению тому, что привел к Крымской войне... Но это была осень 1825 г., и Александр не вернулся из своей поездки на юг.

Все изменилось с воцарением Николая I. Он говорил: «Брат завещал мне крайне важные дела и самое важное из них — восточное дело»86, но повел дела по-своему. Первым же его дипломатическим актом стало заключение договора с Англией о примирении турок и греков. Позже к договору

83

присоединилась Франция. Европейские державы стремились любой ценой остановить кровавое усмирение греческого восстания. Николай не собирался, в отличие от Александра, расчленять Грецию, но договорился с англичанами, что в духе Венской системы Турция останется целостной, а Греция получит внутри нее широкую автономию.

Однако пока европейцы прилагали дипломатические усилия, турецкие войска взяли оплот повстанцев — город Миссолунги, вырезали там все мужское население, включая мальчиков старше 12 лет, а женщин и детей продали в рабство. Россия, Франция и Англия решились на применение «крайних мер». Когда турецкий султан собрал огромный флот с намерением высадить в Греции новую сильную армию и начать массовое истребление христианского населения, соединенному русско-англо-французскому флоту было приказано этому воспрепятствовать. 8(20) октября 1827 г. в бухте Наварин соединенный союзный флот разгромил огромную флотилию турок. Османская империя осталась без большей части своих морских сил.

Русско-турецкая война 1828—1829 гг. После гибели турецкого флота султан объявил Россию своим непримиримым врагом и призвал мусульман к священной войне против «неверных». В ответ на явно враждебные действия Турции Россия весной 1828 г. объявила ей войну.

Русская армия перешла границы Турции на Кавказе и на Дунае. Война оказалась тяжелее, чем предполагали в России. Турки сражались упорно. Лишь на следующий, 1829 год, когда пали ключевые крепости Эрзерум на Кавказе и Силистрия на Дунае, а русская армия Дибича впервые перешла Балканский горный хребет и двинулась на Константинополь, султан запросил мира. Мирный договор был подписан в городе Адрианополь (нынешний Эдирне в Турции) в сентябре 1829 г. Адрианопольский мирный договор обеспечивал автономию Греции (в 1830 г. она приобрела полную независимость), укреплял автономию Сербии и Дунайских княжеств, признавал за Россией новые территории на Кавказе (к югу от Кубани) и в устье Дуная.

Наконец, Турция выплачивала России довольно крупную контрибуцию. Император Николай не хотел в то время расчленения Османской империи. Его больше устраивал «слабый сосед», с которым, как казалось, было легко договориться по любым вопросам. Овладение Константинополем (фактически уничтожение Турции как самостоятельного государства) не возводилось в ранг государственной политики. Министр иностранных дел Нессельроде заявлял: «Мы не хотим Константинополя. Это было бы самым опасным завоеванием, которое мы могли бы сделать». Действительно, контроль над черноморскими проливами и Малой Азией, самой удобной дорогой с Запада на Восток, был слишком лакомым куском для любой «великой дер-

84

жавы», и попытка России заполучить такой контроль автоматически объединяла против нее всех. Николай I помнил это в 20—30-е гг., но забыл в 1850-е...

«Странно, что общее мнение приписывает мне желание овладеть Константинополем и Турецкой империей; я уже два раза мог бы сделать это, если б хотел... Мне выгодно держать Турцию в том слабом состоянии, в котором она ныне находится. Это и надобно поддерживать, и вот настоящие сношения, в коих я должен оставаться с султаном» (Николай I — Н. Н. Муравьеву)87.

В 1833 г. Николай пришел на помощь султану, когда его вассал, египет-ский паша, поднял восстание. Продвижение египетских войск к Стамбулу создало угрозу Османской династии и вообще существованию империи.

Ситуацию спасли русский флот, вошедший в Босфор, и русский экспедиционный корпус, буквально загородивший египтянам дорогу на Стамбул. В благодарность султан заключил с Россией Ункяр-Искелесийский договор 1833 г., считающийся наивысшим достижением русской дипломатии в Восточном вопросе. Фактически Россия и Турция заключили оборонительный союз на 8 лет: Россия обязывалась в случае необходимости прийти на помощь Турции «сухим и морским путем», а Турция должна была по требованию России закрывать проход в Черное море иностранным военным кораблям.

Но через 8 лет этот союз продлен не был. Успехи России вызвали резкое недовольство европейских стран, прежде всего Англии. Никто не хотел, чтобы Турция охраняла российские интересы. В 1841 г. ради поддержания европейского политического равновесия Россия согласилась вместе с другими странами «наблюдать за поддержанием целостности и независимости империи Оттоманской» и пойти на восстановление старого турецкого правила, запрещающего любой иностранной державе вводить в Босфор и Дарданеллы военные суда. Вплоть до конца Первой мировой войны российские военные корабли не могли проходить через проливы.

С этого времени Турция постепенно переориентируется от союза с Рос-сией на союз с Англией и Францией. Эти страны экономически привлекали Турцию сильнее, чем Россия. Английский экспорт хлопчатобумажных тканей превышал русский в 43 раза. Ассортимент товаров, поставляемых Англией в Турцию, увеличился в 1825—1855 гг. на 45 предметов, английский экспорт вырос в течение 1840-х гг. более чем в 2 раза. Стало очевидно, что Россия проигрывает борьбу за решающее влияние на «слабого соседа». С середины 1840-х гг. ее восточная политика качественно меняется.

В 1844 г., во время поездки в Англию, Николай заявил: «Турция умирает. И потом дополнил: «В России есть два мнения относительно Турции: одни утверждают, что она при смерти; другие — что уже умерла»88. Образ

85

Турции как «смертельно больного человека», чье наследство надо поскорее поделить, вытеснил прежние идеи поддержания «слабого соседа». В самом начале 50-х гг. все беседы Николая с английским посланником сводились к предложениям поделить в ближайшем будущем Османскую империю. Николай не претендовал на захват всей территории Турции. В его планы входило создание множества мелких вассальных государств по примеру Валахии и Молдавии; при этом Египет и остров Крит предназначались Англии, часть территорий — Франции и Австрии. Константинополь Николай предполагал оставить под временным контролем международных вооруженных сил.

Удивительным образом события в Турции и в 1878-м, и в 1918 г. происходили как бы по плану Николая: Османская империя распалась, европейские державы в той или иной степени получили контроль над образовавшимися государствами, а в Константинополе расположились англо-французские «силы порядка». Однако для 1853 г. такой план был неприемлем. Англия понимала, что раздел Османской империи ведет к слишком очевидной выгоде для Российской империи. Более того, все разговоры Николая о «больном человеке» воспринимались как приглашение к совместному вооруженному выступлению против Турции по примеру 1827 г.

Лондон был против такого плана, однако его официальные ответы были настолько вежливы и обтекаемы, что Николай решил, будто Англия по крайней мере не будет ему мешать. Это была его первая серьезная ошибка. Вторая состояла в излишней уверенности в своих постоянных союзниках — Пруссии и Австрии. Мы уже видели, что на протяжении трех лет после революции 1848—1849 гг. Николай бесцеремонно вмешивался в борьбу двух этих государств за первенство в Центральной Европе. Его действия затмили спасительный Венгерский поход, за который, по мнению Николая, Австрия должна была быть вечно благодарна России. В беседе с английским послом Николай мог себе позволить выразиться: «Говоря о России, я имею в виду и Австрию». Еще одна серьезная ошибка Николая заключалась в признании невозможности союза двух извечных противников — Англии и Франции. Вся эпоха Наполеоновских войн, свидетелем которых был и Николай Павлович, прошла под знаком противостояния двух этих западных держав. Николай понимал, что воцарившийся в 1852 г. Наполеон III будет жаждать самоутверждения путем военных побед по примеру дяди Наполеона I, понимал, что Россия — прекрасный объект для реванша за 1812 год, за символ поражения нации в Наполеоновских войнах.

Николай не признавал новоиспеченного французского монарха равным себе, как некогда Александр Бонапарта, и упорно отказывался называть его в посланиях «братом», как того требовал этикет. Он припоминал, как век назад Франция на протяжении 40 лет не признавала русский император-

86

ский титул, поэтому вместо «мой брат» он писал «добрый друг», что приво-дило Наполеона III в бешенство. Конфликты между православными и католиками по поводу прав на Святые места в Палестине (т. е. на территории Турции) фактически отражали конфликт между их русским и французским покровителями. А поскольку Турция явно отдавала предпочтение католи-кам и Франции, русский православный царь получил возможность высту-пит с требованиями восстановления прежних прав и привилегий православ-ной общины. Эти требования зимой 1853 г. повезла в Стамбул (на тогдаш-нем чуде техники — пароходе-фрегате «Громоносец») русская миссия во главе с потомком сподвижника Петра I, морским министром князем А. С. Меншиковым. Уверенность Николая в собственном могуществе и в благоприятном балансе сил в Европе позволила Меншикову вести перегово-ры в ультимативном, не терпящем возражений тоне и даже нарушать дипло-матические приличия; он всем видом показывал, что война России не страшна. Меншиков и Николай не знали, что за спиной Турции стоит Анг-лия и английский посол Редклифф, именовавшийся в дипломатической переписке как «второй султан», дирижирует всем ходом переговоров. При этом внешне Англия поддерживала показной нейтралитет (за это ее в Рос-позже начнут называть «коварный Альбион»). Одновременно Наполе-он III инструктировал своего посла в Стамбуле: к турецким берегам отправ-лен французский флот для того, чтобы на любые попытки России начать боевые действия ответить объявлением войны.

Весной 1853 г. обе стороны столкнулись в главном вопросе русско-ту-' рецких переговоров. Россия требовала законодательно оформить право ее покровительства над православным населением Турции — так же, как это сделано относительно покровительства Франции над католиками. Турция утверждала, что речь идет о многомиллионном населении и оформление та-кого права будет явным вмешательством в турецкие внутренние дела. В мае пароход «Громоносец» с русским посольством отплыл обратно в Одессу, означало дипломатический разрыв. В июне Николай решил «припуг-нуть турок, в очередной раз введя свои войска в вассальные Турции Думские княжества. Но если в 1848 г. это было воспринято европейским со-обществом и самой Турцией как нормальная мера защиты региона от революции, то теперь это сочли нарушением границы и прекрасным поводом к войне. «Мы и теперь готовы остановить движение наших войск, если Оттоманская Порта обяжется свято соблюдать неприкосновенность православной церкви», — официально заявил Николай. А в частном письме император прогнозировал: если турки откажутся от требований, он пригласит Австрию занять Сербию и Герцеговину, объявит их независимость, «и, вероятно, будут везде бунты христиан, и настанет последний час Оттоманской империи»89. Все лето 1853г. прошло в тщетных попытках снять напряже-

87

ние дипломатическими путями. Русские войска стояли у Дуная, Турция не соглашалась на признание особых прав для православных. В октябре турецкий султан объявил о состоянии войны с Россией. Турецкие войска начали боевые действия, появились первые жертвы. Николай подписал манифест о войне с Турцией.

Так Восточный вопрос превратился в Восточную войну, которую по решающему театру боевых действий назвали в России Крымской, хотя боевые действия развернулись и на севере, в Белом море, и на северо-западе — в Балтийском, и на Кавказе, и на Дальнем Востоке — на Камчатке. В России подумывали о походе на Индию, и даже у Австралии, на «дальнем юге», появились военные заботы: туда проникли небеспочвенные слухи о возможной военно-морской экспедиции русских.