Глава II в СИБИРИ томско-енисейской

1. Продолжение заселения. 2. Попытки рудные. 3.

Указания на источники заселения. 4. Иркутск. 1. Томск и Кузнецк по счастливому положению своих округов, лежащих на хлебородной почве, несмотря на случав - шиеся разорения, увеличивались в населенности как числом острогов, так и крестьянских починков.

В числе переселенцев II периода начали во множестве являться те люди, которые после исправления священных и церковных книг, подняв жалкое знамя раздора с церковью, в 1684 г. видели свое осуждение в Москве, в лице дерзкого еретика попа Никиты. Старообрядцы в Сибири нашли три пристанища: в Тюмени, Таре и Томске; отчего ж не далее и не инде? Своеумию вздорливому и несговорчивому очень шло укрываться в муромских, поморских и уральских захолустьях, но найти приют в трех торго- I вых городах, эшелонами отстоящих от Урала, это означало какое-то намерение и вместе покатость к промышленности, в которой вознаграждает себя класс ненавидимый, для постановки своей с другой стороны в утраченном мнении. Ничего не стоило бы пропустить без внимания появление старообрядцев, если бы они не стоили Сибири тяжких воспоминаний, о каких нельзя слышать равнодушно.

Судя по времени, нетрудно заключить, что и Красноярский округ, красивый местоположениями и лежащий на почве легкопахатной, размножался по мере пришельцев. К югу, по падении Урянхайского ханства, явились под конец XVII столетия4 у подошвы Саянских гор форпосты: Таштыпский, Арбатский, Саянский, Шадатский и прочие.

Что ж касается до Енисейска, в котором еще с 1676 г. велено быть разряду и столу, или иначе — области, с заведыва- нием ангарских и забайкальских острогов, и следственно со включением Илимска, Иркутска и Нерчинска, Из- бранд Идее в свой проезд 1692 г. заметил в соседстве с сим городом многие селе- ния и монастыри, под именем которых надобно разуметь часовни, в личном или народном благоговении строившиеся. Енисейск, блюститель устюжской набожности и торговли, посредник в сибирских сообщениях между востока и запада, неминуемый ночлег дальних проездов и путей, долго пользовался по- четностию и в уме правительства, когда в 1695 г. пожаловано ему знамя; судя же по приливу и отливу людей, к восточному или южному краю стремившихся для торгов, равно и пересылаемых на Лену и за Байкал преступников, можно бы назвать этот город порто-франко. Тут не спрашивалось у последних: кто и откуда, а приказывалось, куда должно следовать, потому что возложено на Енисейск под главным наблюдением Тобольска во всем поспешествовать делам забайкальским и камчатским.

По сродству заселения с обработкою земли впишем, кстати, одну меру Сибирского Приказа, заботившегося опо- местить два класса служивых, военных и приказных в Енисейске, Илимске, Верхоленске и, конечно, Индинске, в 1672

г. выстроенном. Приказ 1679 года в поправку сулешевского пашенного распорядка* сделал особое распоряжение, чтобы детям боярским, атаманам, казакам и подьячим, в тех местах служащим, давать пашенные места за полные оклады от 5 до 10 десятин.

На севере весьма естественно монете быть заменяемой хлебом, потому что денежная ценность там сильно изменяется в отношении к хлебу из года в год. То же почти можно приложить и к прочим заенисейским острогам, где подвоз хлеба был труден и где недоставало хлебопашцев, избегавших мест лесистых и сырых, исключая Верхоленск. Почва и климат Верхоленска так хороши, что можно пожалеть, для чего начальства минувших времен, на основании IVcra- тьи расписания поместных окладов (16 марта 1676 г.), не ходатайствовали о превращении пашенных участков, детям боярским и атаманам назначаемым, в прямые поместья? Что за экономия в землях беспредельного края? 2.

В предгорьях Алтая блеснула надежда на открытие серебряной руды. В Кузнецком округе на речке Коштаке, невдалеке от речек Баракдитаи Китати, огласился прииск в 1695 г., и в следующем прислан грек Александр Л евандиа- на (5) с товарищами: ему удалось как-то выплавить из 16 п. руды 25 зол. чистого серебра. Выстроен острог на Коштаке для прикрытия от немирных соседей с поручением князцу Мышину оберегать заведения от степных наездников; но, когда работы были поведены в гору по приметам лучшей руды, сперва одолели воды, потом наскакали киргизы и погромили заведения. Руда, присланная в Москву из последних работ, испытана Вениамином Левандианою, братом первого, и признана негодною. Вот каков минералог, вдалеке управляющий горным производством! Между тем он требовал 250 работников, жизненных припасов по соразмерности и особых укреплений от набегов. По рассмотрении обстоятельств было предписано: а) в случае, если отыщется добрая руда, взять в Тобольске сотню человек из гулящих, с поденною платою на каждого по 4 деньги, сделав, однако ж, расчет между расходом и прибылью; б) если по расчету промысел представится убыточным, оставить производство и Л еванди- ану отправить на нерчинские прииски не прежде, как по удостоверении, что там руды добыты и есть дрова. Неизвестно, долго ли на Коштаке продолжалось рудное пачканье, но ос. Коштакский оставался и в следующем столетии. 3.

Выше было упомянуто о повелении отослать 500 крестьян с семьями к Иркутску, как пришедших в Западную Сибирь после переписи Поскочина.

С такою же мыслью, с какою водворены сюда крестьяне, надобно смотреть на многие постановления правительства, которое, не озабочивая себя трудным способом колонизации, помышляло заселить пространную к востоку Сибирь чрез устранение в нее преступников, гуляк беспаспортных и чрез попущение добровольных переселенцев из Верхотурского ведомства. Из числа таковых постановлений известны:

а) 24-й и 33-й пункты Новоуказных статей 1669 г., также милосердные указы Феодора III (6) о ссылке в Сибирь на пашню воров с семьями за одно и за два воровства, без отсечения рук и ног, равно и повинившихся в разбое без убийства, с отрезанием левого уха и с отсечением двух меньших пальцев на левой руке. Три указа, о которых речь идет, изданные при Феодоре в короткое время, свидетельствуют потомству, какими недугами тогда страдала Россия, не забывшая еще ужасной школы исторического злодея Стеньки Разина.

б) Указ 1686 г., которым повелевалось гулящих в Москве и пришлых людей без узаконенных видов штрафовать в первый раз 20-ю, в другой 50-ю, в третий 100 рублями, при невозможности же взыскания удалять их в Сибирь. Думать надобно, что такое повеление немало содействовало к пополнению городов сибирских, потому что нелегко в тогдашнее время было найти в кармане выкуп даже первой степени. В том же году даны 19

марта объезжим головам статьи, из которых 4-ю и 5-ю велено ссылать в Сибирь на вечное жилье кулачных бойцов и извощиков, на вожжах пойманных.

в) Особый наказ государев, нерчин- скому воеводе 1701 года (от 1 февраля) данный, показывает, что тамошний край, вопреки обыкновенному мнению, полагалось заселить крестьянами, се- мейно бежавшими в Сибирь в больших толпах. Так, напр., в 1697 г. послано в Нерчинск беглых крестьян с женами и детьми 624 души; к сожалению, и третьей доли не дошло до места, как видно из помянутого наказа*. Ибо сибирские начальства, ограничивавшиеся одним казачьим надзором за переходом семей, не пеклись подавать пособия просто- душным переселенцам, гибнувшим на Оби и Кети, худо обселенных. Отдавая дело сие как невозвратное на душу тогдашних воевод, не без удовольствия мы надпоминаем, что в происхождении переселенцев надобно искать изъяснение, отчего в нравах крестьян Нерчинского уезда и тамошних заводов доныне так прекрасно рисуется простота, добродушие, набожность и хлебосольство, несмотря на карымскую физиономию.

Вот указания на начала главнейшего заселения Иркутской губернии. Нет сомнения, что Лена от Усть-Кута, Колыма до Нижнеколымска равно и другие северо-восточные места, где завязалось русское племя, заселены больше или меньше преступниками, каковые были московские бунтовщики (1662), подделыватели противозаконной монеты и стрелецкие мятежники разных времен, не на службу посланные. В физиономии ленских жителей, которых не раз я видел, еще отливается какая-то безотрадность, сказывающая о жалком их происхождении. Если бы хотеть приписывать это климату, для чего же видишь лицо якута, полное свободы и живости? 4.

Что касается до Иркутска, это ясачное зимовье, постепенно обселявшееся сходцами промышленников и проворных людей, не замедлило, по важности положения среди бурят, превратиться в укрепление. Людное местечко состроило в замке Спасскую, сперва деревянную, церковь, с 1672 г. застроило Вознесенский монастырь, потом обнесло жилища свои стеною, все из дерева, и в 1686

г. получило действительное имя острога с правом управлять нарочитым округом насчет уездов Енисейского и Илимского. Остроги: Балаганский,

Идинский, Верхоленский, слобода Би- рюльская, в верху Лены, и впоследствии ос. Вельский приписаны к Иркутску вследствие грамоты от 21 апреля упомянутого года. Казалось бы, надлежало и острогам забайкальским (Верхнеудинс- кому и Селенгинскому) отойти от Енисейска в уездное ведомство Иркутска, но нет данных, чтобы утверждать это с достоверностию, тем более, что и самый Иркутск тогда состоял в областной зависимости Енисейска.

Через 26 лет казенного управления Иркутск представил послу Головину в 1687

и 1688 годах суда и способы к постепенной переправе за Байкал артиллерии, пороховой казны и 3 полков. Средоточная соседственность с Селенгою, Тунгускою и Леною, с тремя важными реками, открывающими пути к югу, западу и северо-востоку, с самого начала завещали Иркутску бесспорное значение в составе Сибирского Управления, несмотря на то, что низменная площадь, на которой уселся острог с селитьбою, есть речной намыв Ангары, известковый и холодный, едва ли к концу лета нагревающийся до +7° — 0°. Действительно, физическое положение этого места неважно: горизонт зрения перегорожен береговыми кряжами, с одним просветом к Тобольску, почва беспокойна по смежности волканических Байкальских гор, быстротекущая Ангара и Иркут безрыбны, одна Ушаковка дает легкую воду и целебное купанье. Ангара, говорят, прозрачная, но прозрачная, как душа холодная и едкая.

Пристань в горле, или истоке, Ангары, задвинутая береговыми хребтами с востока и запада, в виду Шаманского Камня, подле плещущейся волны Байкала, пристань Никольская, с песчанистым отстоем для судов, если бы и не знали ея прежде, в это время, конечно, вступила в свое назначение. Поспешим же за Байкал, чтобы поравняться историческою отчетностью с занятиями посла. Глава III