Топы определения

Топы определения являются основной составляющей аргументации в статусе определения. Как источники изобретения топы определения представляют собой ходы мысли, посредством которых конкретные данные приводятся к общим понятиям или нормам.

Определить — значит указать существенные черты определяемого предмета и отличить его от сходных предметов. [349]
Присущее и привходящее. Предмет мысли характеризуется множеством особенностей, совокупность которых лежит в основе нашего представления о нем. Среди этих особенностей выделяются существенные и несущественные. Существенные особенности предмета постоянны. Некоторые из таких существенных особенностей являются общими для классов или групп однородных предметов, другие характеризуют отдельные группировки предметов внутри классов. Присущими являются те особенности предмета, без которых существование предмета представляется невозможным. Привходящими являются переменные или необязательные особенности предмета: привходящее (акциденция) «есть то, что в предметах и бывает и отсутствует, не разрушая предмета. И снова: акциденция есть то, что может одному и тому же предмету как принадлежать, так и не принадлежать» 1.
«Носителем» сущности является отдельный предмет, а класс мыслится при условии абстракции от частных особенностей входящих в него индивидуальных предметов.
Акциденции подразделяются на отделимые и неотделимые. Отделимые акциденции представляют собой состояния или положения предмета (молодость, старость, болезнь, здоровое состояние), которые проявляются в тех или иных условиях места, времени, обстоятельств. Неотделимые акциденции представляют собой особенности многих предметов (например, курносый нос, высокий рост), неотъемлемые от них. Рассмотрим пример показательной аргументации.
[3.20.] «Именем научного мировоззрения мы называем представление о явлениях, доступных научному изучению, которое дается наукой; под этим именем мы подразумеваем определенное отношение к окружающему нас миру явлений, при котором каждое явление входит в рамки научного изучения и находит объяснение, не противоречащее основным принципам научного искания. Отдельные частные явления соединяются вместе как части одного целого, и в конце концов получается одна картина Вселенной, Космоса, в которую входят и движение небесных светил, и строение мельчайших организмов, превращения человеческих обществ, исторические явления, логические законы мышления или бесконечные законы формы и числа, даваемые математикой. Из бесчисленного множества относящихся сюда фактов и явлений научное мировоззрение обусловливается только немногими основными чертами Космоса. В него входят также теории, связанные с борьбой или воздействием других мировоззрений, одновременно живых в человечестве. lt;...gt; Наконец, безусловно, всегда оно проникнуто сознательным воле- [350] вым стремлением человеческой личности расширить пределы знания, охватить мыслью все окружающее.
В общем, основные черты такого мировоззрения будут неизменны, какую бы область наук мы ни взяли за исходную — будут ли это науки исторические, естественно-исторические или социальные, или науки абстрактные, опытные, наблюдательные или описательные. Все они приведут к одному научному мировоззрению, подчеркивая или развивая некоторые его части. В основе этого мировоззрения лежит метод научной работы, известное определенное отношение человека к подлежащему научному изучению явлению. Совершенно так же, как искусство немыслимо без какой-нибудь определенной формы выражения, будь то звуковые элементы гармонии, или законы, связанные с красками, или метрическая форма стиха; как религия не существует без общего в теории многим людям и поколениям культа и без той или иной формы выражения мистического настроения; как нет общественной жизни без групп людей, связанных между собой в повседневной жизни в строго ограниченные от других таких же групп формы; как нет философии без рационалистического самоуглубления в человеческую природу или в мышление, без логически обоснованного языка и без положительного или отрицательного введения в мировоззрение мистического элемента, так нет науки без научного метода. Этот научный метод не есть всегда орудие, которым строится научное мировоззрение, но это всегда орудие, которым оно проверяется. Этот метод есть только иногда средство достижения научной истины или научного мировоззрения, но им всегда проверяется правильность включения данного факта, явления или обобщения в науку, в научное мышление» [351].
Схема аргумента:
(BVCVPViVV... -gt; А);
(L -gt; В) Л (L -gt; С) Л (L -gt; D) Л (L -gt; N) Л ...;
(Li —gt; X) Л (L2 -gt; V) Л (L3 -gt; Z)^(L^ А).
Как видно из схемы, в примере используется индуктивное умозаключение, поскольку подразумевается, что состав научных предметов может расширяться, но все они будут обладать общим свойством, и дополнительная посылка эпихейремы в виде сравнительного аргумента.
В примере [3.20] сущность науки устанавливается «апофатиче- ски» и «катафатически» — путем устранения ее переменных, т. е. акцидентальных характеристик, связанных с видами наук, инструментарием научного познания, но и путем утверждения сущности иных, рядоположенных науке форм мысли — религиозной, художественной, философской, которые для науки не обязательны.
Сходным образом, т. е. путем устранения переменных и утверждения постоянных характеристик лица и поступка, определяется сущность в судительной аргументации. В последней, однако, устанавливается сущность факта, что является основанием его определения.
Отношение. «Отношение есть связь, в которую мышление ставит или которую мышление находит между двумя содержаниями сознания» [352]. Как топ отношение устанавливается между значениями слов, которые фиксируют определенные устойчивые связи предметов мысли. В топе отношения существенны: определенность и направленность; строение; обязательное и факультативное.
Отношение взаимно определяет соотносящиеся категории — сын/отец, муж/жена, брат/сестра, старший/младший — и тем самым приобретает собственное содержание: отцовства, супружества, кровной связи, но каждое из этих отношений специфично: в нем выделяются значения соответственно старшинства и равенства поколений, мужского и женского, кровного и приобретенного родства. Поэтому отношение селективно (избирательно), так как содержит только некоторые признаки из числа возможных {тесть/зять, свекровь/невестка), оппозитивно, так как в ряду отец/сын сын противопоставлен дочери, может содержать значение степени {прапрадед/прадед/дед/внук/правнук/праправнук) в отношении к позиции, из которой отношение рассматривается: моего, твоего, его потомка или моего, твоего, его предка, степени близости или дальности.
Отношение может быть направленным {отец/сын — иное отношение, чем сын/отец, брат/сестра — иное, чем отец /сын, сестра/брат, хотя их содержание и строение будут одинаковыми), и ненаправленным {брат/брат, сестра/сестра).
Отношения могут быть бинарными (двойственными), например правый/левый, тернарными, например, единственное, множественное, двойственное (парное) число в старославянском языке.
Отношение может быть обязательным и факультативным. Приведенные выше отношения терминов родства свойственны семантике русского языка (в другом языке они могут быть иными) и предстают как естественные и необходимые, так называемая «культурная

константа». Но в определенных культурных, политических и т. д. условиях отношение может специально устанавливаться и формулироваться, например большевики/меньшевики. Отношения типа лес/поле, город/деревня также факультативны, но в ином смысле: здесь необязательно само по себе противопоставление, в то время как оно является основой отношений большевики/меньшевики, правый/'левый, верх/низ.
Характер связи составляющих отношения играет весьма значительную роль в построении аргументов. Рассмотрим примеры богословской и судебной аргументации.
[3.21.] «Говоря о Нем „прежде всех веков”, мы показываем, что рождение Его было вневременно и безначально; ибо не из сущего приведен в бытие Сын Божий, сияние славы и образ ипостаси Отца (Евр. 1, 3), живая премудрость и сила (1 Кор. 1. 24), Слово ипостасное, сущностный и совершенный, и живой образ Бога невидимого (Кол. 1,15), но Он всегда был с Отцом и в Отце, рожденный от Него вечно и безначально. Ибо не было когда-либо Отца, когда не было бы и Сына, но вместе — Отец. Вместе — Сын, от Него рожденный. Ибо без Сына Он не мог бы быть назван Отцом. А если Он был, не имея Сына, то не был Отцом, и если после этого получил Сына, то после этого сделался и Отцом, прежде этого не будучи Отцом, и из положения, в котором Он не был Отцом, превратился в такое, что стал Отцом, что хуже всякого богохульства» [353]
Схема обоснования:
ARB ^ (А^ В); =Ф (А В) Л (~? -gt; ~А).
Если имеет место отношение А к В, то из наличия А следует наличие В и наоборот; следовательно, если имеет место А, то имеет место В\ и если нет В, то нет и А, что противоречит условию.
[3.22.] «Мне ужасно трудно заканчивать мою защиту. Я никогда ничего не прошу у присяжных заседателей. Я могу вам указать только на следующее: никаких истязаний тут не было, недоразумения на этот счет порождены актом вскрытия в связи с бестолковым показанием подсудимого. Чарнецкая умерла гораздо легче, чем мы думаем: она потеряла сознание от первого стеснения ее горла. Поэтому всякие истязания должны быть отвергнуты. Затем, вы непременно должны отвергнуть также и тот признак, будто Наумов убил Чарнецкую как слуга. Обстоятельство это значительно возвышает ответственность, а между тем Наумов тут был вовсе не в роли слуги: он не желал делать кражи, он не пользовался ночным временем, когда он один имел доступ к своей хозяйке, он был здесь просто-напросто в положении всякого, кого бы эта старуха вывела из себя своей безнаказанной жестокостью. Он действовал не как слуга, а как человек. Поэтому „нахождение в услужении” во всяком случае должно быть вами отвергнуто. Но ведь убийство все-таки остается. Я, право, не знаю, что с этим делать. Убийство — самое страшное преступление именно потому, что оно зверское, что в нем исчезает образ человеческий. А между тем, как это ни странно, Наумов убил Чарнецкую именно потому, что он был человек, а она была зверем».
Схема аргумента:
A R В (А -*• С Л D); Л ~?gt;; =gt;¦ ~А R В.
Если имеет место отношение «хозяин/слуга», то для деяние характеризуется определенными особенностями («он не желал делать кражи, он не пользовался ночным временем»), но таковые не имели места, следовательно, и отношение (как причина деяния) не имело места.
Для построения посылок в примере [3.5] адвокат выстраивает отношения: слуга/хозяйка, слуга/не слуга, слуга/человек, человек/зверь. Основой первых двух отношений выступает отношение слов роль/ положение — «он не был в роли слуги», а был «в положении всякого», что и связывается с правовым определением отношения «нахождение в услужении». Наличие отношения слуга/хозяин опровергается в целях уменьшения ответственности, но для переноса ответственности на жертву нужно другое отношение и поэтому используется на первый взгляд неуместное слово «человек», которое занимает пустую ячейку — (нулевое) место в противопоставлении слуга /не слуга (человек) и в данной фразе остается нейтральным. Но далее ступенчатой подстановкой слов выстраивается новое отношение, уже обязательное, общеязыковое — человек/зверь.
Получается цепочка энтимем: убийство слугой хозяина является отягчающим обстоятельством; Наумов убил хозяйку не как слуга; следовательно, соответствующий пункт статьи закона к нему неприменим; убийца Наумов — человек, убитая Чарнецкая подобна зверю; убить зверя не безнравственное деяние; следовательно, деяние, совершенное Наумовым, не является в полной мере безнравственным; Наумов совершил убийство в состоянии аффекта; Чарнецкую рано или поздно все равно кто-нибудь убил бы (эти две посылки содержатся в тексте примера [3.5]); не безнравственные, совершенные в состоянии аффекта и неизбежные поступки заслуживают снисхождения; следовательно, Наумов заслуживает снисхождения.
Вполне очевидно, что эти силлогизмы не могут рассматриваться как доказательные, но редукция, также построенная на топе отношения, делает их убедительными.
Род и вид. Родо-видовые отношения принципиально значимы для топики, поскольку аргументация, связывающая представления об общем и частном, характерна для обсуждения любой проблемы в любом статусе.
Под родовым понятием в самом широком смысле слова можно понимать понятие класса объектов, который включает другие классы, а под видовым соответственно понятие класса объектов, включенного в более широкий класс: человек есть живое существо — некоторые живые существа являются людьми. Родо-видовые отношения в значительной мере условны, так что одна и та же видовая категория может включаться в различные родовые категории: человек — позвоночное, человек — нравственное существо. Риторика имеет дело в основном со словами языка, имеющими общее, частное или индивидуальное значение: домашнее животное — рысистая лошадь — жеребец Квадрат. Поэтому родо-видовые отношения в риторической аргументации строятся не только на основе научной картины мира или философской доктрины, но в большей мере на основе картины мира, характерной для данного языка. Можно сказать, что они имеют номинальный характер, т. е. связаны с отношениями вещей через отношения слов.
[3.23.] «Права и обязанности в обществе определяются и охраняются законом. Закон (lex) вообще есть правило, по которому что-нибудь необходимо происходит. Правило, по которому должна происходить деятельность существ нравственных, если они не хотят отказаться от своего нравственного достоинства, хотя физически и могут не поступать по оному, называется, в частности, законом нравственным. Правило, по которому должны поступать нравственные существа в обществе, если они не хотят отказаться от самой жизни общественной, может быть названо точнее законом общественным.
Закон общественный, как и вообще закон нравственный, состоит из двух частей, из которых одна может быть названа частью определительной, другая — частью охранительной.
Закон общественный прежде всего определяет права и обязанности как членов общества по отношению друг к другу и целому обществу, так и целого общества к его членам и другим нравственным сообществам. В этом отношении он или запрещает и называется запретительным, или позволяет и называется позволительным. Впрочем, какого бы рода
закон ни был, он по существу своему есть изображение вечных начал 1
правды» .
Схема аргумента:
А (В V С); С -*¦ (D V F) Л (G Л Я).
В схеме нет явного вывода. В примере [3.23] родовое понятие закона разделяется на видовые понятия, которым даются соответствующие определения, различающие нравственный и общественный законы, причем нравственный закон оказывается видовым понятием по отношению к закону вообще, но родовым по отношению к общественному, а закон общественный в свою очередь является родовым по отношению к законам запретительным и разрешительным. Это пример разделения предмета, в котором члены всех уровней разделения сохраняют содержание делимого понятия, что подчеркивается последней фразой примера.

Аргументация разделений представляет собой указание признаков, различающих и объединяющих понятия, которые включаются в родо-видовые отношения. Но определения являются номинальными, поэтому признаки подразумеваются в самих значениях слов, которые истолковываются автором: норма субъективная/объективная, объективная норма определяет/охраняет, охранительная норма позволяет/запрещает.
В риторической аргументации главное значение имеет то, как названы компоненты нормы — всегда общего суждения, а не то, как обосновано родо-видовое отношение как таковое.
Рассмотрим пример.
[3.24.] «Да, скрывались злоупотребления банка, именно те, которые указываются в статье, т. е. скрывались убытки, и обеспечивалась благодаря этому сокрытию выдача дивиденда. В этом отношении, действительно, как заявляется в статье газеты „Новостей”, статья возвратных расходов представляла не подлог, — это не было сказано в статье, — а то, что в общежитии называется фальшивыми дутыми цифрами. По делу о продаже дома Котомину мы имеем журнал правления, который, несомненно, подходит под 362 ст. Улож. Дом продан по долгосрочной ссуде на 18 лет, а переведен без согласия владельца его, на краткосрочную ссуду на 3 года, с обязательством ее возобновления после каждых 3 лет (первая неверность); в случае требования нотариусами сведения, журнал правления постановляет сообщить им, что ссуда выдана из 15 серий на срок 26 лет (вторая неверность или, вернее сказать, ложь) и поручить бухгалтерии банка провести эту операцию по книгам, согласно журналу (прямое поручение совершить подлог). Что бы [354]

ни говорили правители Тульского банка о невинности этой операции, журнал представляет, несомненно, уголовный материал для 362 ст. Уложения» х.
Редукция аргумента в примере [3.24] строится на противопоставлении двух выражений со сходным видовым значением — «подлог» и «фальшивые дутые цифры». Первое выражение является наименованием статьи закона, карающего деяния с определенными признаками; вторая, что подчеркивает оратор, — лишь общеязыковую характеристику. Характеристики действий банка — злоупотребления, сокрытие убытков, неверность, ложь, прямое поручение совершить подлог — приводятся к общему выражению «уголовный материал», которое включает общие компоненты значения с обоими противопоставляемыми конечными членами цепочки редукции, «подлогом» и «фальшивыми дутыми цифрами», но не является ни тем ни другим. Таким образом, отношения факта к видовой категории сохраняется, но сама видовая категория не называется, что имеет свои основания, поскольку предметом аргументации являются не действия банка сами по себе, а публичные высказывания о них, в неправомерности которых обвиняется подзащитный, но вместе с тем утверждается, что эти высказывания подзащитного истинны по существу
Целое и часть. Целым называется отдельный предмет, характеризующийся качественной определенностью и самостоятельным существованием.
Частью называется обладающая набором специфических признаков составляющая целого, назначение (функция) которой дополняет функции других частей и различна с ними.
Отношение целого и части достаточно сложно. Реально существует только целое, которое несводимо на сумму своих частей, часть подчинена целому и существует только в его пределах. Целым может быть отдельное, но не общее — индивид и группа индивидов, например, кошка, стая кошек, но не вид «кошка»[355] [356].
Так, общество как сложное целое может существовать и мыслиться без конкретного гражданина, но быть гражданином без конкретного общества невозможно. Вместе с тем отдельный человек является частью, членом общества в той мере, в какой он включен в деятельность общества как системы. Быть членом общества — непременное, но не единственное свойство человека. Главное свойство человека — быть образом и подобием Божиим. Это важнейшее свойство человека определяет духовно-нравственные цели и содержание всей его деятельности. Поэтому полнота человеческого бытия предполагает включение человека в систему общественных отношений. При этом первое содержательно подчинено второму, как низшие функции подчиняются высшим.
[3.25.] «Современный кризис — это кризис расколотого человека. И чем раньше мы это поймем, тем лучше для нас. Чем мужественней сформулируем мы этот тезис, чем ближе примем к сердцу и чем скорее сделаем выводы, тем скорее кризис будет преодолен. Человек должен обрести в себе свою цельность. Он должен собрать disjecta membra, разлетевшиеся органы своего духа, оживить их и воссоединить заново. Человеческий разум должен снова и снова пробиваться к вере, поборов в себе ложный стыд пред собственным сердцем. Мысль должна примириться с творческим и снова стать созерцательной, интуитивной, провидческой. Аутентичная фантазия должна пройти школу предметной интенции и духовной ответственности. Формальная, безудержная воля должна подчиниться совести и сердцу... Тогда рассудок обретет способность к созерцанию и станет разумом, а созревающий разум станет повиноваться сердцу, так что все пути будут вести к сердцу и исходить из сердца. Сердечное созерцание, совестливая воля и верующая мысль — вот три великие силы грядущего, которым по плечу будут все проблемы бытия; они-то и создадут человека, обладающего творческой цельностью.
Заглянувший с надеждой в даль непременно прочтет над тесными вратами будущего простые слова: „Обрети в себе цельность!”» [357].
Схема аргумента:
L -*¦ (R Л F Л V) Л (R -*¦ С) A (F -*¦ С) Л (V -*¦ С) Л (V -*¦ С) =gt;
=> Ь^С.
Если личность едина, то она включает разум, фантазию и волю; и если разум одухотворен верой, и фантазия одухотворена верой, и воля одухотворена верой, то личность одухотворена верой.
В примере [3.25] видно условное, «номинальное» разделение столь же условного целого: слово «человек» имеет общее значение, но в контексте не означает ни вид homo, ни любого, ни конкретного человека, т. е. представляется неопределенным понятием. Такая многозначность позволяет оперировать термином в значении «любой человек» и использовать топ «часть/целое». «Разум», «фантазия» и «воля» как способности души становятся частями целого, когда объединяются единым принципом цельности — «сердцем» — и тем самым приобретают смысл в единстве, не сводимом к сумме.
Целое может быть простым и сложным. Сложное целое разлагается на части и может мыслиться в составе частей, как животный организм, человеческая индивидуальность, общество. Но осколки разбитой вазы или капли воды, пролитой из стакана, не будут в строгом смысле частями вазы или воды, хотя такие фрагменты целого иногда могут называться его частями или гомеомериями, если они сохраняют все свойства целого (как капли воды). Простое целое мыслится в составе свойств или признаков: свойства души — воля, разум, память, не будут ее частями.
Имя и вещь. Посредством топа имени устанавливается отношение способа обозначения к содержанию обозначаемого предмета.
Отношение имени к обозначаемому предмету может рассматриваться трояким образом — с точки зрения создателя имени; с точки зрения критика имени; с точки зрения пользующегося именем имени. Создание или назначение имени основано на следующих принципах. Без имени вещь не существует как предмет мысли, действия с вещами возможны только при условии их именования. Имя выделяет свойства и значимые признаки обозначаемой вещи и является ее смысловой моделью. Имя может быть назначено различным образом, и способ именования выражает замысел об именуемой вещи. Поэтому создание или наречение имени представляет собой суждение об именуемом предмете. Имя, понимаемое в широком смысле не только как личное имя, но и как именующее слово или словосочетание, например термин, не выражает сущности именуемой вещи, а «есть некое орудие обучения и распределения сущностей» [358]. Качество имени зависит как от проницательности, изобретательности, вкуса дающего имя, так и от частных обстоятельств. Поскольку же смысловых моделей одного и того же предмета и обстоятельств именования бывает множество, «то ложь говорит тот, кто умствует, будто из различия имен должно заключить

и о различии сущности. Ибо не за именами следует природа вещей, а наоборот, имена изобретены уже после вещей» [359]. Действительно, слово подснежник может обозначать любой предмет, который находится под снегом. Судить об именовании можно, только зная значение имени: слово подснежник обозначает ранний цветок как находящийся под снегом, а не каким-то иным образом. Утверждение имен основано на следующих принципах. Имя является произвольным знаком, значение имени не обусловлено его звуковым строем, но звуковой строй имени может быть обусловлен его значением; поэтому имя должно включаться в систему существующих имен, сопоставляясь по значению и звучанию с другими словами языка и точно называя определенное содержание. Имя является условным знаком, поэтому по форме и значению оно должно быть уместным и приемлемым и включаться в традицию именования, т. е. быть правильным. Имя несет информацию об именуемом предмете и сосуществует с другими именами, поэтому оно должно быть отличным как от имен других предметов, так и от других имен данного предмета.
Первое требование означает, что не рекомендуется утверждать имена, состав которых является экзотическим для данного языка, например несклоняемые имена в языке с падежной системой, или слишком длинные имена. Второе требование означает, что не рекомендуется утверждать имена, которые могут вызвать ассоциации с запрещенными словами или со словами с уничижительным значением, также не рекомендуется утверждать имена, не связанные с традицией данного общества. Третье правило означает, что имя должно выделять именуемый объект и различаться с другими его именами: так, не следует называть двух братьев одинаковыми именами. Использование имен основано на следующих принципах. Имя должно быть членораздельным, различимым и благозвучным, поскольку оно используется наряду с другими словами, с которыми оно частично сопоставимо и противопоставлено по значению и звучанию (поэтому значение имени отчасти определено его звуковым строем), и требует удобства произношения и восприятия. Имя должно быть истинным, поскольку оно выражает интенцию 1 мысли на именуемый предмет и в этом смысле тождественно самому предмету. Имя должно быть продуктивным; поскольку имя включено в систему языка, его использование предполагает максимальную свободу сочетаемости и возможность создания на его основе новых слов.
Топ «имя/вещь» широко используется в современной практике публичной аргументации, которая почти целиком основана на именованиях и переименованиях. Самая распространенная операция с топом имени, когда по значению составляющих слова определяют содержание или характер предмета, им обозначаемого, называется фигурой этимологии.
[3.26.] «Итак, ученейшие мужи признали нужным исходить из понятия закона и они, пожалуй, правы — при условии, что закон, как они же определяют его, есть заложенный в природе высший разум, велящий нам совершать то, что совершать следует, и запрещающий противоположное. Этот же разум, когда он укрепился в мыслях человека и усовершенствовался, и есть закон.
Поэтому принято считать, что мудрость есть закон, смысл которого в том, что он велит поступать правильно, а совершать преступления запрещает. Полагают, что отсюда и греческое понятие „номос” , так как
и 3
закон „уделяет каждому то, что каждому положено , а наше название „1ех”[360] [361] [362] [363], по моему мнению, происходит от слова „legere” [выбирать]. Ибо, если греки вкладывают в понятие закона понятие справедливости, то мы вкладываем понятие выбора; но закону все же свойственно и то и другое. Если эти рассуждения правильны (а лично я склонен думать, что в общем это верно), то возникновение права следует выводить из понятия закона. Ибо закон есть сила природы, он — ум и сознание мудрого человека, он — мерило права и бесправия. Но так как наш язык основан на представлениях народа, то нам время от времени придется говорить так, как говорит народ, и называть законом (как это делает чернь) те положения, которые в писаном виде определяют то, что находят нужным, — либо приказывая, либо запрещая.
Будем же при обосновании права исходить из того высшего закона, который, будучи общим для всех веков, возник раньше, чем какой бы то ни было писаный закон, вернее, раньше, чем какое-либо государство было вообще основано» [364].
В примере замечательно противопоставление Цицероном создателя языка, диалектика, черни (plebs). Если мудрый создатель языка выражает в слове существо предмета мысли — права, который и должен выражаться в использовании слова, если диалектик различает значения слова и определяет его использование, то плебей понимает под законом письменные распоряжения власти, «возведенную в закон волю господствующего класса».
Цицерон аккуратно строит фигуру этимологии с топом имени, подчеркивая использование имени как иллюстрации мысли и выделяя в нем два нужных для последующего рассуждения значения, которые, однако, выбираются им из множества значений греческого и латинского глаголов, эти глаголы он связывает с именами, обозначающими закон.
В целом можно назвать следующие правила корректного использования топа имени. При понимании имени как раскрывающего содержание именуемого предмета должны приниматься во внимание характер и замысел создателя. Внутренняя форма слова тесно связана с его употреблением: так, иноязычное происхождение составляющих большинства терминов (семафор, интенция и т. д.), с одной стороны, задает основной образ значения («носитель знака», «замысел, намерение»), а с другой — выводит термин из контекста слов русского языка, что позволяет придавать им специальные условные значения. Поэтому «этимологическое» толкование термина возможно, но ограничено его дефинитивным значением. Если имя понимается в тесной связи с предметом мысли, неправильно использование в том же смысле производных слов, поскольку слово имеет так называемые коннотативные, т. е. дополнительные и связанные с другими словами, значения, а каждое производное слово потому и является словом, а не формой того же слова и имеет иное значение. Поэтому Цицерон в цитированном примере и говорит «по моему мнению». Так, имеется слово «желать» и производные «желание», «желательный», «желанный», которые будут иметь каждое особое значение: выражения «желательный гость» и «желанное значение доверительного интервала» приобретают явно ироническую окраску. Поскольку фигура этимологии часто используется при переименовании различных предметов, следует учитывать языковые и социальные последствия такого переименования. Так, эвфемистические переименования слов, обозначающих неприятные вещи или ассоциации, как правило, приводят к умножению слов с таким сниженным или неприятным значением: в последовательном ряду эвфемизмов «нужник», «уборная», «сортир», «туалет», «ватерклозет», по-видимому, не приобрело специфических коннотаций только слово «туалет», которое в повседневном употреблении заменяет другие слова этого ряда.

<< | >>

↑

Источник: Волков А.А.. Теория риторической аргументации. 2009

Еще по теме Топы определения:

- История русского языка - Лингвистика - Перевод и переводоведение (Английский язык) - Прикладная лингвистика - Риторика - Русский язык - Социолингвистика -