Глава XXIII (Что) он не должен был знать, что будет наказан, если согрешит
Учитель. Как он, без сомнения, не мог не знать, что должен быть наказан, если согрешит, — так он не должен был знать, что будет наказан, если согрешит. Ученик. Как же он не знал этого, если он был настолько разумен, что его разумности не мешала познавать истину тяжесть бренного тела, как часто мешает нашей? Учитель.
Поскольку был он разумен, он мог понять, что, если согрешит, по справедливости будет наказан. Но так как «праведность Бога обильна безднами» и «неисследимы пути Его», нельзя было понять, сделает ли Бог то, что по справедливости он мог бы сделать7. Ну а если скажут, что нисколько нельзя поверить в то, что Бог проклянет за вину ее тварь свою, которую от столь великой благости своей создал, — особенно когда не было никакого предшествующего примера справедливости, карающей несправедливость? И что, вне всякого сомнения, число, в котором сотворены были те, которые должны были наслаждаться Богом, такой премудростью предустановлено, что как оно не имело в себе лишнего, так, если бы уменьшилось, стало бы несовершенным, а столь преславное творение Бога не может остаться в каком-либо отношении несовершенным? И что если уже создан был человек, — никаким умом нельзя было знать, что Бог подставит человеческую природу вместо ангельской, буде падет, а ангельскую вместо человеческой, но скорее можно было подумать, что Бог опять восстановит каждую из природ в том, для чего она была создана, на ее собственное место, а не вместо другой? Или если человек тогда еще не был создан, то в гораздо меньшей степени можно было считать, что это (человеческое) существо должно быть создано для подстановки вместо другой природы? Если, говорю, кто-нибудь так скажет — какая в этом несвязность? Ученик. И мне кажется, что здесь больше связности, чем несвязности. Учитель. Вернемся же к тому, что я сказал, что он, таким образом, не должен был иметь такого знания. Ибо если бы он знал, то не мог бы, имея блаженство и желая его, по своей воле хотеть того, от чего стал бы несчастлив; а потому не был бы праведен, не желая должного, так как и не мог бы желать его (и не желал бы не свободно, а по необходимости). Но рассмотри еще и вот что о том, должен ли он был знать то, о чем ты спрашиваешь: если знал бы, то согрешил бы он или нет? Ученик. Одно из двух. Учитель. Если бы, зная заранее о таком наказании, без всякой необходимости и ничем не принуждаемый, согрешил, — тем больше заслуживал бы он наказания.
Ученик. Да. Учитель. Значит, он не обладал таким предвидением. Ученик. Действительно, тому, кто согрешил, не дано знать о наказании. Учитель. И если бы он не согрешил, то либо только по доброй воле, либо из страха перед наказанием. Ученик. Ничего другого нельзя сказать. Учитель. Но то, что одной лишь любовью к праведности ему было не избежать греха, — это он доказал самим действием. Ученик. Несомненно. Учитель. Но если бы он избежал греха за счет страха, он не был бы праведен. Ученик. Ясно, что никоим образом он не должен был знать о назначенном наказании, которое должно было последовать за его грехом. Глава XXIV (Что) даже добрый ангел не должен был этого знать Но мы верим, что стойкому ангелу и тому, который не устоял в истине, в первоначальном состоянии дано было одинаковое знание, хотя я не понимаю, почему бы отказать в этом знании тому, в ком воля столь крепка, что ее хватило для избежания греха? Учитель. Но ему ведь невозможно и не должно было бы презреть наказание, если бы он о нем заранее знал. Ученик. Так кажется. Учитель. Следовательно, как одна любовь к праведности, так и одна ненависть к наказанию достаточны для того, чтобы не грешить. Ученик. Нет ничего яснее. Учитель. Итак, у него было две причины не грешить: одна честная и полезная, другая бесчестная и бесполезная, именно: любовь к праведности и ненависть к наказанию. Ведь «нечестно» не грешить из одного отвращения перед наказанием; и для несовершения греха «бесполезен» (не требуется) страх наказания, потому что для этого достаточно одной любви к праведности. Ученик. Ничего не могу возразить. Учитель. Что же? Не гораздо разве приятнее радует стойкость того, в ком видна только честная и полезная причина этой стойкости, поскольку она произвольна (spontanea), чем если одновременно выявлялась бы и та, в которая не полезна и не честна, ибо о ней понятно, что она — необходимая. Ученик. Так ясно то, что ты говоришь, что то, что я малое время назад хотел, чтобы добрый ангел знал, — теперь радуюсь, что он не знал. Если бы не это, то мы не смогли бы отрицать, что он имел это знание из примера согрешившего ангела, которого он не мог не знать.