4.1. Партия социалистов-революционеров как объект научных исследований

Особенности отечественной историографии Партии социалистов-революционеров второй половины 1950 - х гг. становятся более очевидными, если предварительно рассмотреть условия, в которых развивалась советская историческая наука в этот период.

А.Ф.Керенский и В.М.Чернов235. Последовавшие за подобным предписанием заметки в томах, изданных в 1954-1957 гг., отличались не только краткостью, но и явной тенденциозностью подачи материалов236. С другой стороны, после XX съезда КПСС историки получили разрешение на разработку таких тематических сюжетов, как история «непролетарских, соглашательских» партий, действовавших в первой четверти XX века.

Неудивительно, что процесс накопления научных знаний был далеко не ровным и однозначным. Скорее, он выглядел волнообразно, когда часть историков, напуганная недавним ужасом сталинского террора, с трудом вписалась в новые временные условия. Другие же, особенно после выхода в 1959 г. первого издания «Истории КПСС» под редакцией Б.Н.Пономарева, смогли смягчить оценки, давая эсерам - «врагам советской власти, прикрывавшимися социалистической личиной» - более «мягкие» эпитеты: «ближайшие противники», «соглашатели»237.

В этом плане, хотелось бы отметить характерную деталь, присущую данному этапу формирования исторических знаний. Как только в ЦК КПСС возникала потребность и необходимость создания «обновленной», «более правдивой» истории партии большевиков и истории СССР, исследователи разных направлений окружались поистине отеческой заботой со стороны партийных органов. Так, при создании первой послесталинской «Истории КПСС» историкам выделялась государственная дача, спецобслуживание, а саму работу редактировал секретарь ЦК КПСС, академик Б.Н.Пономарев. Эта тенденция сохранилась и в дальнейшем. Даже на излете советской историографии коллектив историков, среди которых были JI.М.Спирин, В.В.Шелохаев,

С.В.Тютюкин, Ю.А.Поляков и др., по решению Политбюро ЦК КПСС были приглашены на дачу в Серебряном Бору и получили задачу подготовить «Очерки истории КПСС»238.

Большинство историков в конце 1950-х - начале 1960-х гг.

было нацелено на внесение поправок во фрагменты советской истории, в первую очередь истории КПСС, и лишь некоторые из них взяли на себя задачу исследования непосредственно истории организаций, действовавших в прошлом параллельно с большевиками.. В условиях, когда шел процесс развенчания культа личности И.В.Сталина, его имя было исключено из списка авторов - создателей теоретико-методологической классификации политических партий России. Утверждалось, что ее основы заложены исключительно в трудах В.И.Ленина. Основная цель, стоявшая перед историками, изучающими «непролетарские, соглашательские» партии определялась как «выявление идейнополитического банкротства правых эсеров, шедших на соглашательство с буржуазией, а затем левоэсеровского экстремизма в 1918 году». По сути дела это требование сводилось к двум задачам: «показать историческую роль пролетариата как единственного до конца последовательного и революционного класса, могущего построить новое общество под руководством марксистско-ленинской партии», а также «доказать правоту марксистской теории как единственно научной, революционной теории классовой борьбы, обосновывающей реальный курс к реальному социализму в борьбе против правого реформизма и левого ревизионизма и экстремизма»239.

Оживление исследований в области истории политических партий проходило под знаком возвращения к ленинским работам, являвшихся методологической основой для советских историков. Поэтому публикация в 1958-1965 гг. Полного собрания сочинений вождя большевиков стала важным событием в советской историографии. В.И.Ленин в своих выступлениях, статьях, письмах, как уже отмечалось, многократно обращался к деятельности Партии социалистов-революционеров. В Полном собрании сочинений В.И.Ленина впервые были опубликованы важные документы, касающиеся истории ПСР, такие, как секретное письмо В.И.Ленина наркому юстиции Д.И.Курскому в феврале 1922 г. «О задачах Наркомюста в условиях новой экономической политики»240.

Изучение ленинского теоретического наследия становится одной из важнейших задач советской историографии вплоть до прекращения ее существования в конце 1980-х годов. К числу основных сюжетов относились анализ критики В.И.Лениным эсеровских концепций российской революции и советской власти, «разоблачение» в его трудах эсеровских идей «народовластия» и «третьей силы», взглядов социалистов-революционеров на социально-экономическое развитие страны241. Несмотря на значительное количество подобной литературы, она довольно схожа - всюду господствует некритический подход к ленинским идеям, из работы в работу перекочевывает один и тот же набор цитат. Задача историков сводилась к апологетике взглядов вождя, иллюстрации ленинских положений фактическим материалом, который соответствующим образом подбирался. В наиболее полном и законченном виде эта тенденция выражена в t коллективной монографии «В.И.Ленин и история классов и

политических партий в России» (М., 1970), где наряду с анализом взглядов В.И.Ленина на историю классов и партий рассматривалась степень усвоения ленинских идей советскими историками. Ленинские труды провозглашались вершиной научного анализа, а развитие советской историографии изучалось с точки зрения соответствия выводов историков суждениям

В.И.Ленина. Если взгляды автора расходились с ленинскими

о

оценками, то они автоматически объявлялись ошибочными .

Формирование источниковой базы исследований на данном этапе было связано с передачей архивов из ведения КГБ и МВД в распоряжение Совета Министров СССР, а также юбилейными мероприятиями по случаю 40-летия большевистской революции. ^ Так, 17 декабря 1963 г. сотрудники Центрального архива КГБ

передали на постоянное хранение в Центральный партийный архив 28 папок документов, представляющих значительную часть партийного архива ПЛСР242. В ЦПА ИМЛ были сформированы два фонда: 274 - ЦК ПСР и 564 - ПЛСР. Несколько позднее 564 фонд пополнился документами Союза социалистов-революционеров- максималистов. В итоге отечественные исследователи получили возможность представить, во-первых, официальную позицию эсеров по идеологическим, политическим, тактическим и организационным вопросам; во-вторых, спектр мнений и точек зрения, существовавших в ПСР, ПЛСР, ССРМ по этим вопросам; в-третьих, их эволюцию под воздействием изменявшейся в стране

обстановки.

С середины 1960-х гг., после прихода к руководству страной JI.И.Брежнева, и утверждения в качестве главного «идеолога» ЦК КПСС М.А.Суслова, начинается процесс ресталинизации, затронувший в том числе историческую науку. Наиболее рельефно он проявился в статье «Высокая ответственность историков», опубликованной 30 января 1966 г. в газете «Правда». Начавшиеся после XX съезда КПСС издания источников вскоре прекратились, стали преобладать выборочные публикации. К тому же в их тексты нередко вторгалась рука составителя или редактора. Определенное количество архивных материалов передается на спецхранение и становится недоступным для большинства исследователей. В 1963 г. был закрыт крупный журнал «Исторический архив» АН СССР, такая же участь постигла журнал «Исторические науки» истфака МГУ. Тогда же началась известная «редакционная правка» материалов Всесоюзного совещания историков 1963 года.

В то же время на базе Института истории Академии наук СССР и ИМЛ при ЦК КПСС формируется круг историков, занимающихся изучением «непролетарских, соглашательских» партий. Более того, в составе АН СССР создается Научный совет по комплексной проблеме «История Великой Октябрьской социалистической революции», в работе которого обозначилось направление по изучению «мелкобуржуазных» партий. Затем в Калинине был сформирован проблемный совет по изучению «непролетарских» и «мелкобуржуазных» партий (председатель

В.В.Комин), а в Ленинграде - проблемный совет по изучению «опыта борьбы КПСС против оппортунизма» (председатель

В.М.Иванов, затем А.Н.Шмелев).

В дальнейшем в ряде трудов, таких, как «Непролетарские партии России. Урок истории» (М., 1984) были фактически

заложены заявки на изменение подхода к рассмотрению

политической жизни России в первой четверти XX в.: не как

производное от деятельности партии большевиков, а как результат сложного противостояния и взаимодействия всех политических сил и партий страны. Историки К.В.Гусев, JI.М.Спирин и

В.В.Шелохаев стали не только авторами глав этого труда, но генераторами идей, своеобразным мозговым центром его

подготовки и издания. Их творчество - показательное

свидетельство того, как можно и нужно было, работая на далеко не «актуальном» исследовательском поле политической истории страны, целеустремленно идти от этапа к этапу по пути решения сложных исследовательских задач.

Важным аспектом историографического сочинения является оценка творчества историка, при этом одним из результатов работы историографа должен быть ответ на вопрос: каков

реальный вклад того или иного специалиста в изучение проблемы? Одной из составляющих этого процесса становится освещение этапов научной биографии исследователя, выявления причин обращения его к определенной тематике, изучение условий труда историка, анализ внешних и внутренних фактов, повлиявших на формирование концепций, суждений и выводов, озвученных ученым. Биографический сюжет помогает прояснить авторский замысел и заглянуть в исследовательскую «лабораторию» историка.

Обезличенность многих историографических сочинений не способствует пониманию того факта, что историческая наука развивается исключительно благодаря конкретному человеку; снижает ценность работы, порой сводя ее до уровня библиографии и описательности. В этой связи диссертант считает принципиально важным показать портрет исследователя истории ПСР, начало научного изучения которой пришлось на середину 1950-х гг., хотя многочисленные публицистические очерки, предшествующие этому, неоднократно издавались с момента возникновения эсеровского движения.

Большинство отечественных историков ПСР родилось уже после революции 1917 года. По своему социальному происхождению почти все они были выходцами из семей рабочих, крестьян и служащих. Учителями будущих историков партии эсеров были И.И.Минц, И.М.Разгон, С.Н.Валк, А.В.Шестаков, заложившие еще в 1920-1930 - е гг. основы изучения истории революции и Гражданской войны в России. Часть исследователей начинала свою научную карьеру в средних учебных заведениях в качестве учителей истории. Затем, пройдя все ступени (младший научный сотрудник, старший преподаватель, доцент, профессор), они занимали выборные должности - заведующих кафедрами в различных вузах, а в некоторых случаях - ректоров (И.С.Капцугович, В.В.Комин). Ряд достаточно известных исследователей ПСР являлся участниками Великой Отечественной войны, в частности, К.В.Гусев, А.И.Зевелев, М.И.Стишов. Некоторые из историков подвергались необоснованным репрессиям. Так, в 1949 - 1953 гг. по обвинению в

«антисоветской» деятельности отбывал наказание В.В.Гармиза.

Часть исследователей совмещала научную работу с общественной деятельностью, в том числе на профессиональной основе. Например, К.В.Гусев работал секретарем районного и областных комитетов ВЛКСМ, секретарем партийной организации АОН при ЦК КПСС. Участие в партийных, государственных и комсомольских структурах молодых «остепененных» специалистов было характерной особенностью советской действительности 1950-х - 1980-х годов. В то время негласно считалось, что для профессионального партийного работника историческое образование, а тем более кандидатская степень - в самый раз.

Следует сказать и о различиях, существовавших между историками ПСР, живущими в Москве, и их коллегами в регионах. Как правило, материальное и моральное вознаграждение труда столичного исследователя было несколько выше, чем в провинции. Это же замечание касается возможностей для профессиональной самореализации специалистов. В 1980-е гг. заработная плата доцента, кандидата наук составляла 250-350 руб., профессора, доктора исторических наук - 450-500 руб., что было несколько ниже материального вознаграждения в 1930-е - начале 1950-х годов. Добавлю также, что профессорско-преподавательский состав московских вузов в 1920-е - 1950-е гг. обеспечивался престижными квартирами на улице Горького. Показательным в этом отношении примером может служить решение Совета Министров СССР, выделившего в 1946 г. группе ведущих историков нескольких десятков «финских» домиков для организации дачно-садового товарищества в Московской области243.

В 1960-е гг. квартирный вопрос московских историков решался путем вступления в жилищные кооперативы. Материально-бытовое обеспечение региональных специалистов было на порядок ниже, хотя при существовавшей тогда системе планирования перевод историка - специалиста высшей школы предусматривал обеспечение его квартирой. Важным аспектом рассматриваемой проблемы было и остается удобство пользователя, достаточности финансовых возможностей для длительной работы региональных исследователей с документами центральных архивохранилищ, крупных столичных библиотек. Безусловно, ограниченность материальных средств - плохой помощник в научных изысканиях.

Среди отечественных исследователей истории ПСР в 1950- 1990-е гг. наблюдается абсолютное преобладание мужчин. Из тридцати наиболее известных специалистов по проблеме лишь пятеро - женщины. Видимо, женщины-историки выбирают более «спокойные» и политически «нейтральные» темы. Не отрицая всего комплекса воздействия моноидеологии и политики советских времен на развитие отечественного обществоведения, в итоге важно видеть и другое: реальный вклад ученых и

высокопрофессиональных творческих коллективов в процессы приращения знаний о Партии социалистов-революционеров.

Значительные изменения в процессе изучения причин возникновения неонароднических организаций, и в первую очередь Партии социалистов-революционеров произошли лишь в конце 1960-х гг., хотя отдельные вопросы темы получили новое прочтение фактически сразу же после XX съезда КПСС. Так, уже через два месяца после проведения коммунистического форума,

В.С.Орлов опубликовал статью244, в которой поднял проблему отказа от исключительно негативных оценок народовольческого террора. Он отмечал, что важно учитывать, в каких условиях применялся террор, против кого был направлен, какова его результативность. Автор считал, что в период борьбы народовольцев с самодержавием, когда не было условий и возможности для революционной массовой работы среди крестьянства и тем более пролетариата, террор сыграл безусловно положительную роль, будучи по сути дела единственным средством борьбы этих революционеров. Эсеровский же террор историк оценил исключительно негативно, полагая, что социалисты-революционеры, имея возможность организации массового протестного движения, сознательно ограничивали себя индивидуальной террористической деятельностью, уводя широкие народные массы от борьбы с самодержавием.

Основоположниками изучения истории возникновения партии эсеров на новом этапе советской историографии стали М.И.Леонов, В.Н.Гинев и Б.В.Леванов, специально обратившиеся к этой проблеме, а также К.В.Гусев, Х.А.Ерицян, В.В.Комин и Д.А.Колесниченко, в работах которых нашли отражение отдельные

1 'У

аспекты темы . Появление специального интереса к этой проблеме в конце 1960-х гг., на наш взгляд, можно связать с тремя обстоятельствами, характерными для историографии. Во-первых, выбор темы - дело случайное. Вряд ли кто из профессиональных историков, будучи первокурсником, принял для себя «единственно правильное» решение заниматься именно этой проблематикой. Во- вторых, избрав определенную тематику, историк посвящал ей свою жизнь и передавал по наследству ученикам, комплектуя таким образом «научную школу». В-третьих, к началу 1970-х гг. наиболее разработанными проблемами в советской историографии ПСР считались история партии левых эсеров и партии эсеров в 1917 г., получившая освещение в трудах К.В.Гусева и

Х.А.Ерицяна. Изучение истории более ранних этапов эсеровского движения в отечественной историографии по сути дела оставалось вакантным.

В 1972 г. была опубликована первая в советское время

специальная работа об образовании партии эсеров, написанная в

і •j

основном на не востребованных ранее архивных источниках . В 1987 г. была издана монография М.И.Леонова о начальном этапе истории партии эсеров, в которой взгляды историка были изложены наиболее детально245. К причинам возникновения Партии социалистов-революционеров советские историки относили глубокий кризис и упадок народничества, конкретно

проявившегося в расколе групп радикальной интеллигенции на сторонников и противников «хождения» в народ, использования в качестве тактики террора246, а также приверженцев все более набиравшего силу марксизма. Последнее обстоятельство, считал М.И.Леонов, оказало огромное воздействие на народников, как и на все русское образованное общество247. По мнению В.Н.Гинева, несмотря на преобладание в освободительном движении

либерального народничества, революционная линия в этом движении не прерывалась: «С оживлением радикальных

настроений, вызванных голодом 1891-1892 гг. и эпидемией холеры, освободительное движение привело к возникновению эсеровских групп и кружков»248. Как полагал Н.А.Троицкий, из народовольцев 1880-х гг. к социал - демократам перешла лишь малая часть. Большинство погибло в тюрьмах и на каторге или отошло от революционной борьбы с самодержавием, а сохранившие свои убеждения вошли в партию эсеров249.

Социальная доктрина эсеровских организаций, по мнению М.И.Леонова, представляла неорганичное сочетание ортодоксального марксизма с основополагающими принципами классического народничества, при этом по основным проблемам, в том числе о судьбе капитализма в России, эти программные заявления составлялись путем заимствования (в разной мере) из образцового проекта программы партий II Интернационала и проектов программ «Группы освобождения труда»250. Как полагали советские историки, самодержавная Россия, вступая в XX в. страдала от неразрешимого противоречия: в стране сложились значительные группы населения, ориентированные на европейские культурные ценности, в том числе марксизм, либерализм, конституционализм, а правительство относилось к ним как к исключительно царским подданым, не имеющим никаких прав и свобод.

В целом процесс формирования партии эсеров из левонароднических революционных групп отечественные историки характеризовали как поиск новых форм с колебаниями в выборе путей борьбы и тенденцией к пересмотру народнического учения применительно к новым условиям. Как отмечалось в сборнике статей «Большевики в борьбе с непролетарскими партиями, группами и течениями», изданного по результатам проведения крупной научной конференции: «Активизировавшиеся с середины 1890-х гг. революционные народнические группы, пройдя ряд этапов в организационном и идейном развитии, образовали Партию социалистов-революционеров»251.

Среди важных аспектов истории возникновения ПСР особый акцент делался на выяснение ее численности и социального состава. Н.Д.Ерофееву удалось определить численность

О1

эсеровских организаций накануне 1905 г. - 2651 человек . При этом историк использовал отчеты жандармских управлений, отнюдь не безупречные. Иные сведения привел М.И.Леонов. По его данным, накануне 1905 г. эсеры насчитывали от 1500 до 2000 человек. Существенную разницу в подсчетах историк объяснил низкой квалификацией большинства провинциальных служителей жандармско сыска, с трудом отличавших либералов от социалистов, сочувствующих от профессионалов, эсеров от социал-демократов252.

М.И.Леонов смог изменить появившееся еще со времен

А.И.Спиридовича представление об эсерах в 1905-1907 гг. как исключительно группе интеллигентов-террористов . По его мнению, Боевая организация ПСР совершила всего 5% из общего числа терактов в стране. Он отмечал, что в руководящем составе партии преобладал тип интеллигента - пропагандиста и ощущался острый недостаток организаторов. Не было среди эсеров и яркого харизматического вождя. М.И.Леонов высказался об основных чертах, присущих террористическому движению: склонность к либерализму и отчужденность от масс. Свой вывод автор сделал на основе признаний Е.Ф.Азефа, который заявлял, что принимает участие в боевой деятельности ПСР лишь до свержения самодержавия, а затем уйдет к кадетам, а также анализа позиции Г.А.Гершуни, выступившего в 1907 г. за блок с кадетами.

Процесс формирования Боевой организации показан в неразрывной связи с формированием эсеровской партии в целом. В следующей работе М.И.Леонова излагался материал о региональных организациях эсеров, прилагалась статистика террористических актов по России с учетом всех губерний253. Историк полагал, что хотя в верхах партии культивировались террористические настроения, основная часть партийцев стояла в стороне от террора.

Свою оценку террористической деятельности ПСР дал К.В.Гусев. Он считал, что, несмотря на большое количество политических убийств, итоги их оказались равными политическому нулю254. С ним согласились и другие историки, в частности, Б.В.Леванов . Книга Б.В.Леванова по сути посвящена не эсерам, а борьбе В.И.Ленина и большевиков с ними. Несмотря на небольшой объем (164 страницы) она оказала существенное влияние на последующее изучение деятельности социалистов- революционеров в период до 1917 г. и была высоко оценена советской научной общественностью как эталон среди работ данного жанра. Автор ставил перед собой две задачи: показать, как В.И.Ленин критиковал мелкобуржуазную сущность программных установок партии эсеров в революции 1905-1907 гг., и как большевики разоблачали «авантюристическую» тактику

27

эсеров .

На наш взгляд, монография Б.В.Леванова крайне тенденциозна и апологетична. Она насыщена огромным количеством ленинских

цитат, убийственных формулировок, типа «народнический

28

социализм превратился в гнилую и смердящую мертвечину», и гневных резюме. Что касается неудачи эсеров в период первой революции, то автор видел ее причину прежде всего в «мелкобуржуазной» классовой природе социалистов- революционеров. Б.В.Леванов утверждал, что «эсеры не смогли до конца определить свою собственную четкую политическую линию, избавиться от шатаний, соглашательства и неустойчивости, 29

т г

завоевать доверие народных масс и стать во главе их» . Кроме «мелкобуржуазности», объектом критики историка стало «соглашательство» эсеров.

Б.В.Леванов писал, что, попав в депутаты II Государственной Думы, эсеры «имели смелость» вести переговоры не только с большевиками, но и с кадетами. Они «не смогли избавиться от идейной и политической гегемонии либеральной буржуазии», их тактика помогала либералам обманывать народные массы и отвлекать их от революционной борьбы. К аналогичному выводу пришел и В.Н.Гинев. Он отметил, что у эсеров «сверхрадикальная» программа социализации земли мирно уживалась с отказом от диктатуры пролетариата и крестьянства, с возможностью прихода к власти либеральной буржуазии: «Эсеры выдвинули лозунг ликвидации помещичьего землевладения и передачи земли крестьянам, а затем отказались от призывов к захватной борьбе за землю и блокировались с кадетами»255.

Новым элементом в книге Б.В.Леванова, пожалуй, единственным, что отличало ее от публикаций предшественников, стал показ «левоблокистской» тактики большевиков, включавшей политические соглашения и компромиссы, в том числе с эсерами. Примером этого стали совместные действия большевиков и эсеров во время Всероссийской октябрьской политической стачки и декабрьского вооруженного восстания 1905 года. Призыв же партии эсеров к вооруженному восстанию в условиях спада революционного массового движения в стране рассматривался как пример «эклектической смеси авантюризма и догматизма». Вопрос о «левом блоке» привлек также внимание В.Н.Гинева. Изучая тактику большевиков по отношению к эсерам, историк пришел к выводу о «страхе последних» за свое влияние среди крестьян, так как эсеры видели в большевиках своих единственных конкурентов по влиянию на крестьянство. Из этого историк сделал, на наш взгляд, не совсем логичный вывод: «Понимание политической борьбы только с позиций конкуренции весьма характерно для партии эсеров»256.

Среди советских историков, изучавших борьбу ПСР с самодержавием, не было единства по ряду принципиальных и важных вопросов, таких как отношение к аграрному террору, роли «либеральных» народников в становлении партии эсеров. Например, В.Н.Гинев подверг критике позицию историков 1930-х - начала 1950-х гг., полагавших, что социалисты-революционеры являлись прямыми наследниками «либеральных» народников, и в целом народническое направление год от года поступательно эволюционировало в сторону утраты революционности»257. По его мнению, предшественниками социалистов-революционеров были «революционные» народники258. Д.Б.Павлов критиковал метод аграрного терроризма эсеров и одновременно признавал справедливой необходимость революционных захватов помещичьей земли и расправу над крупными землевладельцами»259.

В эти же годы в работах историков наметилась дифференциация в изучении неонароднических партий. Н.Д.Ерофеев осветил историю народно-социалистической партии, ее взаимоотношения с эсерами и трудовиками260. Хотя автор несколько принизил роль эсеров в революционном движении, а позиции энесов чрезмерно сблизил с кадетскими, его работа стала приметой нового, более взвешенного подхода к изучению неонародников.

Н.Д.Ерофееву удалось показать предысторию энесов, процесс организационного оформления партии, ее численность и социальный состав. Он считал, что из всех неонароднических партий энесы наиболее близко подошли к либералам. При этом Н.Д.Ерофеев подверг критике бытовавший тезис об образовании энесовской партии из правого крыла партии эсеров. Он пришел к выводу, что энесы изначально формировались как самостоятельная политическая структура261. Это давало возможность анализировать программные установки народных социалистов сквозь призму идеологических воззрений их предшественников - либеральных народников, лишить эту партию «эсеровской окраски», котрая неизбежно проявлялась в предшествующих исследованиях.

В 1980-е гг. число исследований, посвященных начальному периоду истории Партии социалистов-революционеров, возросло. На материалах ССРМ историю эсеровского движения исследовал

'ХП

А.Ф.Жуков . Он считал, что предшественниками максималистов были «аграрные террористы», которые боготворили таких субъектов русской истории, как С.Т.Разин и Е.И.Пугачев. Цель

ССРМ определялась исследователем как борьба за социализацию не только земли, но и фабрик, заводов. Свое мнение историк аргументировал анализом провозглашенных максималистами лозунгов: «Долой программу - максимум! Долой теорию товарного производства!». Вместе с тем, оценивая тактику максималистов, пропагандировавшиеся ими индивидуальный террор и экспроприации, А.Ф.Жуков отметил ошибочность характеристики членов ССРМ как банальных уголовников, встречавшуюся например, в некоторых работах С.М.Саушкина262. Аргументируя свою позицию, А.Ф.Жуков ссылается на работы В.И.Ленина, в которых такие оценки отсутствовали263.

Подводя некоторые итоги, отметим, что советскими историками была проделана определенная работа по изучению деятельности ПСР в период борьбы с самодержавием, однако в целом степень исследования темы не соответствовала тому значению, какое эта партия занимала в истории революционного движения России. Нельзя сказать, что сами историки не осознавали такой потребности. Так, по мнению В.М.Катушкина, нуждалась в углубленном изучении деятельность эсеров среди промышленных рабочих, интеллигенции, в армии, их тактика по отношению к меньшевикам и кадетам264.

Причем, как представляется сегодня, перечень этих проблем можно было бы существенно расширить. К тому же для специалистов по истории дооктябрьского периода ПСР было характерно неполное использование источников народнического происхождения, дублирование многих штампов предшествующих этапов историографии, в том числе отказ эсерам в какой-либо прогрессивности, утверждение о стремлении социалистов- революционеров увековечить мелкое крестьянское хозяйство.

Как и на первых этапах изучения проблемы, основное внимание отечественных историков середины 1950-х - конца 1980- х гг. привлек период революции 1917 г. в России. Значительный вклад в изучение истории ПСР в эти годы внесли К.В.Гусев, Х.А.Ерицян, В.В.Комин, В.В.Гармиза, JI.М.Спирин265. Безусловно, господство марксистско-ленинской методологии не позволяло отечественным исследователям свободно выражать свое мнение, выступать против официальных установок. Возможно, что они этого делать не хотели, искренне веря в то, что пишут. Однако и в такой ситуации часть историков сумела обобщить немаловажный фактический материал, сделать интересные наблюдения и выводы.

Например, JI.Г.Протасов попытался разобраться и объяснить причины того, почему весной-летом 1917 г. социалисты- революционеры были ведущей политической силой в действующей армии и в тыловых гарнизонах. Историк отмечал, что «две трети численности солдат составляли крестьяне и в классовом отношении примыкающие к ним городские и сельские ремесленники, мелкие торговцы, низшие служащие, интеллигенты, мобилизованные в армию. Более чем вдвое сократился процент дворян и вырос удельный вес мелкобуржуазных элементов, особенно на низших этажах офицерского корпуса... . Другим каналом эсеровского проникновения в армию были полувоенные

42

союзы земств, городов, военно-промышленных комитетов» .

JI.Г.Протасов сделал вывод о том, что мелкобуржуазная партия эсеров исповедовала на этапе весны 1917 г. социалистические идеалы. «Массам казалось, - писал исследователь, - что партийные разногласия не в понимании целей борьбы, а в средствах их достижения (ведь все за социализм). ПСР не исчерпала еще своего демократического потенциала. Она активно участвовала в демократизации армии, возглавляла большинство Советов и комитетов, использовала выборы делегатов от солдат-крестьян на Всероссийский съезд крестьянских депутатов в апреле-мае. Эсеры приняли участие в создании и доминировали в военно-крестьянских Советах Рязани, Тулы, Орла, Курска, Ярославля и других тыловых гарнизонах266. J1.Г.Протасов также обратил внимание на существенное расхождение при подсчете численности эсеровских организаций. Он склонялся к тому, что наиболее реальную методику подсчета предложил В.И.Миллер, соотнося количество голосов, поданных за ПСР на выборах в Учредительное собрание, с численностью отдельных фронтовых и армейских организаций. По мнению историка, число членов ПСР в действующей армии « не намного превышало 250 тысяч и 10 тысяч на флоте»267.

Г.Д.Алексеева отмечала, что «рост популярности эсеровской партии после Февральской революции отражал объективный процесс пробуждения мелкобуржуазных слоев города и деревни, что имело значение для развития революции...»268. В объемной монографии В.В.Комина269 наряду с историей других политических партий были представлены материалы о деятельности эсеров в 1917 г., проанализировано их отношение к вопросам о власти, войне, земле, национальному вопросу. Большое место автор уделил характеристике различных течений внутри партии эсеров.

Важным элементом изучения истории Партии социалистов- революционеров стал вопрос о степени влияния этой партии в 1917 г. в массовых организациях трудящихся, в том числе профсоюзах и фабзавкомах. А.Г.Егорова утверждала, что эсеры разжигали между отдельными фабзавкомами и профсоюзами конкурентную борьбу за выживание, и это наносило ущерб общегосударственным интересам270. В данном случае, по ее мнению, фабрики и заводы превращались с подачи «соглашателей» в «автономные федерации полуанархического типа, в целом дискредитируя государственную власть»271.

Шагом вперед в изучении данного вопроса стал выход в свет монографии М.В.Спиридонова и очерка В.И.Носача. Благодаря им в научный оборот были введены материалы, позволяющие показать хронологию «мелкобуржуазного» влияния в профессиональных союзах272. Так, В.И.Носач выявил дату отхода питерских печатников от эсеровского влияния, назвав не осень 1917 г., а июль 1918 г., а московские печатники смогли

«преодолеть» эсеровское влияние, по мнению автора, лишь летом 1920

года273. Другой сферой эсеровского влияния в 1917 г. оставались кооперативы. Л.Ф.Морозов, И.А.Фарутин и В.П.Дмитренко274 в ряде очерков показали «упорное сопротивление эсеров, засевших в правлениях кооперативов»275.

Борьба между большевиками и социалистами- революционерами за молодое поколение в 1917 г. стала предметом

53

исследований А.Я.Лейкина . Историк отметил, что эта проблема была значительной частью общей борьбы партий за массы и решалась в остром соперничестве. По мнению исследователя, основным большевистским методом вытеснения эсеров из молодежных организаций была инфильтрация молодых коммунистов в союзы молодежи и захват там руководства в свои руки.

В ряде исследований, к сожалению, прослеживаются исключительно негативные суждения. Так, М.В.Спирина сделала вывод, что после Февральской революции концепция аграрного социализма потерпела крушение с точки зрения пути, т.е. возможного осуществления программы социализации земли в условиях буржуазной власти, что привело к идейно-политическому поражению партию эсеров, а после Октября- с точки зрения конкретных мер программы социализации земли и ее теоретического обоснования276.

Особое значение для изучения истории ПСР в годы Гражданской войны имело исследование JI.М.Спирина277. Историк впервые в советской науке дал подробный анализ истории всех политических партий России в 1918-1920 годы. Был создан портрет ПСР: программа, социальная база, персональный состав руководящих органов, численность, фракции и течения на всех этапах Гражданской войны. Впервые приводились наиболее полные на тот момент данные об итогах выборов в Учредительное собрание. JI.М.Спирин учел 44 млн. 433 тыс. 309 избирателей по 65 округам278. Из них за русских эсеров голосовали 17 млн. 942 тыс. 947 человек, что составляло 40,4% всех избирателей . JI.М.Спирин попытался определить численность партии эсеров в 1917 г., что являлось непростым делом при отсутствии в ПСР налаженного партийного учета. По данным исследователя, летом 1917

года численность ПСР составляла 400 тыс. человек279. Однако

уже через год Партии социалистов-революционеров как массовой организации уже не существовало, в ней, указывал JI.М.Спирин, остались главным образом руководители и активисты. Свой вывод историк аргументировал тем, что осенью 1917г. проходил процесс «полевения» не только «низов», но и «верхов» ПСР. Как нередко было принято в то время, историк ссылался на мнение В.И.Ленина, который писал, что 40% руководителей ПСР перешли в лагерь левых и «внизу, в пролетариате и крестьянстве, особенно беднейшем, большинство «левые»280. В концептуальном плане оценки и выводы историка о деятельности ПСР в годы Гражданской войны не выходили за рамки утвердившихся в советской историографии положений. В то же время книга Л.М.Спирина поставила целый ряд вопросов по истории ПСР, требующих углубленного изучения: правые эсеры и

Учредительное собрание, деятельность отколовшихся эсеровских группировок, история местных организаций ПСР и особенно - судьба партии на заключительном этапе ее существования в Советской России.

Следующая книга Л.М.Спирина «Россия 1917 г. Из истории борьбы политических партий» отражала новые веяния, которые появились тогда в исторической науке (более широкое, чем прежде, использование зарубежных публикаций по теме и работ эсеровских авторов, извлеченных из спецхрана, строго дозированное введение в научный оборот новых эсеровских документов из советских архивов)281.

Работа К.В.Гусева и Х.А.Ерицяна282, наряду с более поздней книгой К.В.Гусева283, стала классическим образцом советской историографии ПСР. В ней с ленинских позиций анализируется процесс эволюции эсеров, рассматривается социальная база этой партии, ее программные положения. Ключевой идеей этого исследования, как и всей советской историографии ПСР, являлось противопоставление эсеровского социализма, крах которого, по мнению исследователей, был вполне закономерен, пролетарскому научному социализму. Как утверждала Г.Д.Алексеева, после Октября народники окончательно оторвались от масс, их деятельность стала отражать уже интересы не крестьянства, а интеллигентских групп разного толка , хотя в целом ряде работ советских авторов, например П.А.Подболотова,

Г.Ф.Барихновского было установлено, что ПСР имела определенную социальную базу и отражала интересы части крестьянства284. Социалисты-революционеры, писали советские историки, прошли путь от «мелкобуржуазной революционности» до контрреволюции. Тактика большевиков лишь ускорила процесс исчезновения ПСР с политической сцены, но ни в коей мере не являлась причиной этого. Исследование К.В.Гусева и Х.А.Ерицяна опиралось на солидный круг источников. Особо следует отметить привлечение документов партийного, эсеровского происхождения -

материалов эсеровских партийных съездов и Советов партии; периодической печати ПСР, из 274 фонда Центрального партийного архива ИМЛ при ЦК КПСС, созданных на основе дел, переданных в начале 1960-х гг. из ЦА КГБ СССР. Это имело большое положительное значение, хотя зачастую данные источники трактовались весьма тенденциозно. Явно недостаточно использовалась мемуарная литература социалистов-

революционеров, которая, напротив, очень активно цитировалась в зарубежной историографии. Скупо и неясно изложена теоретическая платформа ПСР после свержения царизма.

Вообще создание крупных монографических исследований было характерной чертой советской историографии политических партий второй половины 1960 - начала 1970-х годов285. Этот процесс затронул и историографию ПСР. Традиционным направлением советской историографии ПСР было изучение «контрреволюционной» и террористической деятельности эсеров после октября 1917 года. Однако советская историография середины 1950-х - конца 1980-х гг., по сути, лишь дополнила издания 1920-х г. некоторым количеством фактического материала, весьма тщательно подобранного и не противоречащего официальной концепции. Широко цитировавшимся источником по истории «контрреволюционной деятельности» ПСР являлось «Обвинительное заключение» процесса 1922 г. и брошюра бывшего эсеровского боевика Г.И.Семенова (Васильева). Использование данных источников в советской историографии носило некритический характер: правомерность обвинений,

предъявленных в 1922 г.

Основное внимание в работах советских авторов уделялось двум сторонам «контрреволюционной работы» правых эсеров. Во- первых, это осуществление террористических актов летом 1918 г. - убийство комиссара по делам печати Петроградского Совета В.В.Володарского, председателя Петроградской ЧК М.С.Урицкого и покушение на жизнь В.И.Ленина.

Д.Л.Голинков, наиболее полно осветивший этот вопрос, указывал, что «правые эсеры после Октябрьской революции не останавливались перед применением любых средств в политической борьбе с большевиками» . Все описание террористической деятельности ПСР Д.Л.Голинков давал «по Семенову», привлекая вместе с тем выдержки из неопубликованной стенограммы процесса 1922 года. Этим его книга выгодно отличалась от других работ советских авторов по данной теме, носивших зачастую популярный характер и /ГО

содержавших фактические ошибки .

В своей работе автор, во-первых, обвинял партию эсеров в 4 развязывании террора и Гражданской войны. Во-вторых,

«разоблачал коварные замыслы» Партии левых социалистов- революционеров в период проведения V Всероссийского съезда Советов. Новаторским для своего времени был авторский подход в описании процесса 1922 г. (впервые в отечественной историографии), изложении позиций обвиняемой стороны, пусть в весьма сжатом виде. Вплоть до появления в 1982 г. книги нидерландского историка М.Янсена, специально посвященной суду над эсерами, книга Д.Л.Голинкова содержала наиболее подробный рассказ о событиях 1922 года.

Среди важнейших направлений изучения истории ПСР в советской историографии 1960-1980-х гг. выделяется аспект деятельности Партии социалистов-революционеров в последние годы ее существования в Советской России. Эта тема специально практически не рассматривалась, за исключением статьи И.Я.Трифонова, опубликованной еще в 1950-е годы69. В работах П.А.Подболотова, Ю.В.Мухачева, Г.Ф.Барихновского и других авторов была проанализирована деятельность ПСР в первые годы

70

нэпа .

/о

См: Костин Н.Д. Выстрел в сердце революции // Дон. 1968. №4. С.141- 158. 69

Трифонов И.Я. Конец мелкобуржуазных партий меньшевиков и эсеров // Уч. зап. ЛГУ. 1959. №258. Вып.30. С.143-172. 70

Подболотов П.А. Крах эсеро-меньшевистской контрреволюции. Л., 1975; Мухачев Ю.В. Тактика правых эсеров после перехода к нэпу и ее провал (1921-1922) // Банкротство мелкобуржуазных партий России. 1917-1922 гг. Сб. трудов. Ч.II.1977. С.137-149; Барихновский Г.Ф. Идейно-политический крах белоэмиграции и разгром внутренней контрреволюции (1921-1924 гг.). Л., 1978.

Так, П.А.Подболотов отмечал, что в стране в этот период существовали социальные слои, на поддержку которых могли рассчитывать меньшевики и эсеры, хотя сами эти партии уже перестали существовать как массовые организации. Советские историки отмечали изменение тактики социалистов- революционеров, пытавшихся использовать легальные формы борьбы и усилить свое влияние в профсоюзных и кооперативных организациях. В ответ большевистское руководство предприняло целый комплекс мер по ликвидации социалистической оппозиции. К числу несомненных достоинств монографии П.А.Подболотова, наиболее подробно осветившего этот процесс, следует отнести широкое использование материалов периодической печати тех лет, а также документов РКП (б) по организации массовой антиэсеровской кампании в связи с судом над ЦК ПСР в 1922 году. П.А.Подболотов впервые проанализировал реакцию российской эмиграции на процесс 1922 г., ее попытки организовать

международную защиту подсудимых эсеров. В целом, несмотря на привычный набор идеологических штампов, книга П.А.Подболотова обобщила накопленный в советской историографии материал, дополнив его рядом новых изысканий287.

Важной частью истории ПСР, активно изучавшейся советскими историками, являлась проблема отношения партии к крестьянским восстаниям накануне нэпа и в первые его годы, стандартно именовавшихся «кулацко-эсеровскими мятежами»288.

Восстания на Тамбовщине и в Западной Сибири, наряду с более локальными выступлениями крестьян в Советской России, в отечественной историографии прямо связывались с деятельностью ПСР. «Мелкобуржуазные контрреволюционные партии, особенно эсеры, - писал И.Я.Трифонов, - несут полную идейнополитическую ответственность за организацию кулацкого бандитизма накануне перехода к нэпу и в первые годы нэпа»289. Доказательством тому служило участие отдельных эсеров в восстаниях, а также то, что «платформы кулацких банд отражают влияние эсеров»290.

Наиболее подробно в этом плане в советской историографии было изучено Тамбовское восстание 1920-1921 годов291. Советские авторы утверждали, что «ЦК партии эсеров непосредственно руководил восстанием кулаков, бандитов и дезертиров в Тамбовской и Воронежской губерниях»292. Активно использовались опубликованные чекистские документы, в частности, доклад ВЧК о раскрытых и ликвидированных на территории РСФСР заговорах против советской власти за май - июнь 1921 г., впервые

появившийся 24 июля 1921 г. в «Известиях ВЦИК». В докладе отмечалось, что при аресте уполномоченного ЦК ПСР по Тамбовскому району Ю.Подбельского были изъяты материалы, доказывающие руководство ЦК ПСР Тамбовским восстанием293. Однако конкретных данных, подтверждающих это, ни в 1920-е годы, ни позднее не приводилось. Все свидетельства о причастности ПСР к событиям на Тамбовщине носили косвенный характер. В связи с этим некоторые историки, например Д.Л.Голинков, не решались категорически утверждать о прямой ответственности ПСР за Тамбовское восстание, ограничиваясь указанием на роль эсеров в его подготовке (организация «Союзов трудового крестьянства») и использование эсеровских лозунгов восставшими294.

Вопрос об участии ПСР в Тамбовском восстании довольно сложен. Нельзя отрицать определенного влияния эсеров на крестьянские восстания 1920-1922 гг., однако меру этого влияния оценить непросто. В связи с очевидной необходимостью глубокой разработки этого вопроса он вновь привлек внимание отечественных историков в 1990-е годы.

Восстание крестьян в Западной Сибири в 1921 г. также считалось подготовленным правоэсеровским «Сибирским крестьянским союзом» 295, несмотря на то, что союз находился лишь

ол

в стадии становления . В подтверждение эсеровского характера восстания утверждалось, что эсеры умело маскировали свою сущность, так как «союз с Деникиным и Колчаком основательно подорвал их влияние в народе, и они решили выступить от имени

81

беспартийных» . В современной историографии тезис об участии

эсеров в восстаниях опровергается. Крестьянское сопротивление

82

носило, вне всяких сомнении, антисоциалистический характер . В его руководстве встречались самые разные люди. Для избрания в руководящие повстанческие органы не являлась препятствием служба при прежних властях - царской, Временного правительства, Колчака или коммунистов. Несмотря на это, некоторые современные историки полагают, что роль «Сибирского крестьянского союза» в Западносибирском восстании была ключевой296.

Новым сюжетом отечественной литературы 1960-1980-х гг. стало обращение к эмигрантскому периоду ПСР. Наиболее значимым исследованием, посвященным этому вопросу, стала

ЯЛ.

работа Л.К.Шкаренкова . Автору удалось восстановить картину существования эсеровских групп и течений за рубежом. По его мнению, раскол эсеровских групп в эмиграции был следствием внутрипартийного конфликта 1917 года. Историк указал, что лидеры правого крыла ПСР Н.Д.Авксентьев, М.В.Вишняк,

В.М.Зензинов, стоявшие за широкую коалицию с несоциалистическими партиями, группировались вокруг редакции общественно-политического журнала «Современные записки» (1920-1940). Представляющий левый центр В.М.Чернов организовал издание журнала «Революционная Россия», свой Заграничный комитет образовали энесы. Разбитые на мелкие группировки эсеры, писал Л.К.Шкаренков, осенью 1931 г.

предприняли попытку объединиться, собрав в Париже

представителей так называемого областного комитета, нью- йоркской, пражской и харбинской групп, но практически

ос

объединения не получилось . Историк объяснил причину неудач эсеров структурными пороками их партии, различным видением перспектив общественного развития, и, как следствие,

перманентных расколов в их среде. Одновременно Л.К.Шкаренков подробно осветил «контрреволюционную» роль эсеров среди «кронштадтских мятежников», подчеркнув их «скрытую и ожесточенную борьбу против советской власти в новых формах» .

Следует сказать, что попытки доказать участие эсеров в

подготовке и организации Кронштадтского мятежа предпринимались неоднократно. Так, Ю.А.Щетинов даже

утверждал, что «Кронштадтский мятеж был бы немыслим без целенаправленной, организующей мелкобуржуазную стихию деятельности эсеров, меньшевиков и других представителей

87

антисоциалистических сил» . Еще категоричнее были оценки, данные эсерам С.Н.Семановым, объектом специального исследования которого стал Кронштадтский мятеж. В работе «18 марта 1921 года» (М., 1977), в главе «Что есть Советы без коммунистов» исследователь напрямую связал эсеровскую эмиграцию с руководителями восстания. «В основном главари мятежа были людьми мелкобуржуазных настроений и находились под влиянием эсеров и особенно анархистов», «Эсероменьшевистские и анархистские элементы, а также скрытые белогвардейцы, окопавшиеся в частях и на кораблях Кронштадтской военно-морской базы исподволь готовили мятеж»297. В то же время С.Н.Семанов признал, что руководитель мятежа С.М.Петриченко состоял в 1919 году в РКП (б), хотя в период перерегистрации и вышел из партии. Зато достоверных сведений о членстве его в партии эсеров обнаружить не удалось298.

Таким образом, сколько-нибудь значительных данных об участии ПСР в кронштадтских событиях обнаружено не было. На сегодняшний день не подтвердилось распространенное в 1920-е гг. утверждение о членстве в ПСР руководителя кронштадтского ревкома С.М.Петриченко299. С другой стороны, как советские, так и зарубежные историки признавали, что руководителями «мятежа» были отдельные эсеры, например, редактор «Известий ВРК Кронштадта» эсер-максималист А.Ламанов300. В настоящее время общепризнанным является тот факт, что ПСР никакого участия в

92

Кронштадтском восстании не принимала .

Основными требованиями восставших моряков 28 февраля 1921

г. были: перевыборы Советов тайным голосованием, свобода слова для анархистов и социалистических партий, упразднение «коммунистических боевых отрядов». Это требование восставших

93

позволило С.Н.Семанову связать кронштадтцев с эсерами , впрочем, как и Л.К.Шкаренкову, утверждавшему, что «эсеры и меньшевики поддерживали кронштадтских мятежников» . Неудавшаяся, по мнению обоих авторов, попытка возглавить «мятеж» сделала еще более замкнутой существование эсеровских групп за границей.

После 1921 г. наибольшая активность эсеров наблюдалась чекистами в Праге, где В.М.Чернов издавал «Революционную Россию». Но в 1931 г., по мнению Л.К.Шкаренкова, нельзя уже было говорить о наличии даже остатков партии эсеров, только отдельные частные лица - бывшие эсеры проявляли активность. Историк утверждал, что «переплетение двух процессов: с одной стороны, дробление, разъединение, вырождение старых и новых эмигрантских группировок, с другой - признание новых политических реальностей, краха антисоветской идеологии, изживание непримиримости первых лет эмиграции многими ее представителями - своеобразный эпилог эсерам за рубежом»301.

Стремление советской историографии представить стихийные по своей сути антибольшевистские выступления 1920-1922 гг. как систему заговоров и мятежей, организованных социалистической оппозицией, вполне объяснимо. Советские историки вынуждены были следовать указаниям В.И.Ленина, прямо указывавшего на эсеров и меньшевиков как на вдохновителей и организаторов этих событий. Между тем фактический материал, в большинстве случаев добросовестно излагавшийся отечественными историками, вступал в резкое противоречие с идеологически «выдержанными» выводами302.

Вообще следует отметить, что период 1960-х - 1980-х гг. был исключительно продуктивным по количеству опубликованного материала и рассматриваемых вопросов. Состоялись научные конференции и симпозиумы в Орле (1985 г.), Тамбове (1987 г.), Риге (1986 г.), Калинине (1986 г.). По подсчетам О.В.Волобуева, В.И.Миллера и В.В.Шелохаева в 1963-1975 гг. было опубликовано 16 монографий (К.В.Гусева, В.Н.Гинева, Х.А.Ерицяна, A.

Ф.Жукова, И.С.Капцуговича, Б.В.Леванова, М.В.Спириной,

Р.И.Ветрова, А.М.Черненко, Х.М.Астрахана, В.В.Комина,

Л.М.Спирина, О.Н.Знаменского, Е.А.Скринилева, В.В.Гармизы,

Т.А.Сивохиной, П.И.Соболевой, В.А.Соловьева) и один сборник

~97

статей .

В дальнейшем темпы изучения «соглашательских» партий не только не снизились, но и возросли. По подсчетам автора настоящей диссертации, с 1976 по 1989 г. было опубликовано 15 монографий (Г.Д.Алексеевой, М.В.Спириной, М.И.Леонова, B.

Н.Гинева, Л.М.Спирина, П.А.Подболотова, А.П.Толочко,

ОЙ C.

А.Федюкина, Ю.А.Щетинова) и 48 статей . В этот список включена также работа Ю.Г.Фелынтинского «Большевики и левые эсеры. На пути к однопартийной диктатуре», так как она написана на русском языке и с 1986 г. исследователи могли ознакомиться с ней в спецхранах крупных московских библиотек. В 1993 г. автору, являющемуся гражданином США была присуждена ученая степень доктора исторических наук в России.

Вершиной советской историографии российских политических партий стала коллективная монография «Непролетарские партии России: Урок истории»303. В ее создании приняли участие лучшие силы отечественной исторической науки - К.В.Гусев, JI.М.Спирин,

В.В.Комин, С.В.Тютюкин, Н.Г.Думова. Монография охватывала период от зарождения многопартийности до окончательного исчезновения российских политических партий в эмиграции. Авторы разделов о ПСР - К.В.Гусев, A.JI.Литвин, В.И.Миллер и Л.К.Шкаренков - в довольно сжатых, но содержательных очерках раскрыли процесс эволюции партии эсеров, дали характеристику важнейшим этапам ее истории. Эта работа фактически подвела итоги изучению ПСР в советской историографии. Однако ее нельзя считать простым обобщением уже накопленного материала. Отдельные аспекты истории партии эсеров получили в ней более глубокое освещение, чем в предыдущих исследованиях. Авторы привлекли эсеровскую печать, материалы партийных съездов и заседаний Советов, а также (к сожалению, без ссылок) мемуары

В.Чернова, М.Вишняка, Б.Соколова. Это позволило представить позицию самих социалистов-революционеров, их точку зрения на ключевые моменты в истории ПСР. Раньше воспоминания эсеровских деятелей использовались в советской историографии явно недостаточно, хотя содержали немало ценного материала304. Если сравнить их использование в зарубежной исторической науке, то она, напротив, проявляла к мемуарам эсеров значительный интерес. В какой-то мере для зарубежных авторов это было связано с доступностью данного рода источников; что касается советских историков, то резко антибольшевистская направленность воспоминаний социалистов-революционеров исключала их широкое использование в советской историографии. Ее развитие сдерживала узость источниковой базы, особенно по заключительному периоду существования ПСР в 1920-1923 гг., изучение которого было неизбежно связано с анализом

практически недоступных в то время документов ВЧК - ГПУ. Поэтому подавляющее большинство историков ограничивалось временем гражданской войны, где доступных источников (мемуаров, эсеровских газет) было несравненно больше.

К числу несомненных достижений этого периода советской историографии ПСР следует отнести развитие региональных исследований, рассматривающих историю эсеров на Урале, в Сибири, в Поволжье и на Северном Кавказе.

Достаточно известные историки Сибири, в частности,

И.Г.Чижов, В.М.Самосудов, М.И.Казанцев, Н.А.Майдурова, A. JI. Афанасьев, Э.Ш.Хазиахметов, JI.М.Горюшкин,

М.В.Шиловский в большинстве случаев свое понимание той или иной проблемы излагали в контексте «борьбы КПСС с непролетарскими партиями»305. Например, А.Л.Афанасьев, изучив динамику роста организаций ПСР в период 1905-1907 гг. и сравнив ее с численностью организаций РСДРП, пришел к выводу, что эсеры были обречены на политическое фиаско по сути дела с момента появления на арене политической жизни306. А.П.Толочко, рассмотрев тактику эсеров и причины сокращения численности их организаций после поражения первой российской революции, «обосновал» их политическое банкротство307. Новым элементом в этих работах стал показ «левоблокистской» тактики большевиков, включавшей политические соглашения и компромиссы, в том числе с эсерами. Позднее А.П.Толочко утверждал, что даже в 1970-е - первой половине 1980-х годов, когда на общероссийском уровне наметились определенные сдвиги в исследовании указанной темы, связанные с возросшим интересом к рассмотрению «левоблокистской» тактики, в концептуальных подходах историков сибирского региона, за немногим исключением, определяющими являлись прежние взгляды и

104

суждения .

На материалах Сибири научное исследование деятельности социалистов-революционеров в период большевистской революции и Гражданской войны во многом связано с публикациями И.М.Разгона. Историк полагал, что значительное влияние эсеров на сибирское крестьянство было нередко внешним, формальным и являлось следствием недостаточной работы большевиков. «Большевик в то время был редким гостем в деревне, - писал И.М.Разгон, - а эсеры там дневали и ночевали, пытаясь вовлечь крестьян в ряды своей партии»308. Хотя И.М.Разгон не ставил перед собой задачу специального исследования истории сибирских эсеров во всех ее аспектах, его выводы о степени влияния их на крестьянство, эволюции политических настроений в деревне, разногласиях в партии и организационном выделении ее левого крыла представляют

безусловный интерес.

Заметный вклад в изучение истории сибирских эсеров внес Э.И.Черняк, исследовавший процесс возникновения эсеровских организаций в 1917 г., их количественный и качественный состав, политические позиции и агитационно-пропагандистскую работу309. Как полагает А.В.Добровольский, «и сегодня можно согласиться с выводами томского ученого, кроме одного: 1917 год был

«звездным часом» социалистов-революционеров в Сибири, а не

1 Л7

периодом их политического банкротства»

Различные аспекты общественно-политической деятельности эсеров, их роль в становлении новых органов власти в Сибири, влияние на различные общественные и политические формирования стали предметом исследований Е.Н.Бабиковой310. Она впервые рассмотрела партийный и социальный состав Комитетов общественной безопасности, взаимоотношения Советов Сибири с буржуазными органами в период двоевластия. Особо следует отметить исследования М.Е.Плотниковой. В ее работах рассматривается история «демократической контрреволюции» в Сибири, проанализированы основные этапы становления и эволюции «мелкобуржуазной» власти в регионе. В 1960-е гг. М.Е.Плотникова стала одним из первых исследователей, показавших отличия позиций правых эсеров от позиций левых в

годы Гражданской войны311. По ее мнению, в рядах ПСР отчетливо

наметилось три течения. Первое из них представляли ярко

выраженные правые группировки, которые вместе с

меныпевиками-оборонцами и народными социалистами образовали

так называемый «социалистический блок», который безоговорочно

поддержал власть А.В.Колчака. Второе течение возглавлялось

Сибирским краевым комитетом партии эсеров, который твердо

стоял на позициях ЦК ПСР. «Тактика борьбы на два фронта, -

отмечала М.Е.Плотникова, - против большевиков и против

диктатуры Колчака привела в конце концов к новому расколу и

образованию весной 1919 г. третьего течения в лице «Сибирского

союза социалистов-революционеров»312.

Некоторые итоги изучения деятельности социалистов-

революционеров в Сибири в период 1920-1980-х гг. были

подведены в историографических обзорах Э.И.Черняка и

Л.Н.Юсуповой313.

В публикациях уральских авторов также затрагивались

вопросы совместных действий революционных партий против

112

самодержавия . В частности, Н.Н.Попов дал оценку

взаимодействия социал-демократов и социалистов- революционеров по привлечению на свою сторону армии314. Следует подчеркнуть, что в то время существовала негласная тенденция, если не на замалчивание, то на преуменьшение масштабов деятельности ПСР. Так, в сборнике научных статей «Революция 1905-1907 годов на Урале и в Сибири» (Тюмень, 1983), который был подготовлен по материалам крупной научной конференции, посвященной 75-летию первой российской революции, встречаются лишь три упоминания об эсерах315, но чуть ли не бесконечное множество о большевиках. Эта историографическая тенденция наиболее широко отразилась в школьных учебниках того времени316. Как правило, учащиеся получали информацию о трех социалистах-революционерах:

А.В.Ухтомском - машинисте паровоза, погибшем при спасении боевиков на Красной Пресне, Е.Ф.Азефе - провокаторе, и Б.В.Савинкове - террористе, руководителе убийств наиболее жестоких царских сатрапов. В то же время такие проблемные вопросы, как причины образования ПСР, ее структура, численность, социальный состав, анализ партийной программы, практические действия оказывались нераскрытыми. Отмечалось лишь, что эта партия претендовала на то, чтобы быть единственной выразительницей интересов крестьянства. Партийная программа была мелкобуржуазной и утопической, а ультрареволюционная фразеология и террористическая тактика эсеров были весьма опасны, так как отвлекали рабочий класс и крестьянство от массовой борьбы за социалистическую революцию317.

Перечисляя обстоятельства способствующие «засилью» эсеров в Советах весной 1917 г. авторы учебника имели смелость даже утверждать, что партия большевиков за годы войны была ослаблена бесконечными репрессиями, арестами и высылками, а

117

эсеры не подвергались таким репрессиям со стороны царизма .

На материалах Урала отдельные аспекты истории эсеров привлекли внимание Ф.С.Горового, 3.А.Аминева, Ф.С.Юферева, П.И.Рощевского, О.А.Васьковского, И.К.Лисовского,

И.Ф.Плотникова, В.М.Кружинова318. Характеризуя их труды, отметим, что эти публикации не были прямо направлены на изучение истории эсеров, в них приводились лишь фрагментарные сведения об их политических организациях. Освещая аграрную историю Урала, исследователи указывали на роль эсеров в организации и деятельности Крестьянских союзов, Советов крестьянских депутатов, раскрыли соотношение сил в уральской деревне, участие умеренных социалистов в Гражданской войне, в том числе на стороне советской власти.

Историки, следуя политическому курсу, выстраивали социалистов по «ранжиру», обращая особое внимание на заслуги большевиков. В отношении других социалистов, в том числе эсеров, действовал иной подход: использовать лишь те факты, которые свидетельствуют об их утопичности, соглашательстве и обреченности. В большей степени этот процесс отразился на региональной составляющей истории партии эсеров. Особенностью исследовательской работы являлось нарочитое выпячивание ошибок и просчетов тактического характера, недальновидности лидеров эсеров. Как исторические труды, так и историографические начинались со слов «крах» и «банкротство».

В 1970-1980-х гг. на Урале появились специальные исследования И.С.Капцуговича, Г.А.Дробышева, А.Н.Васильева,

В.В.Каплюкова, JI.А.Обухова119. Из факта поражения эсеров исследователи устанавливали предопределенность их политической гибели. Реальное содержание исторического процесса, его противоречивое развитие не становилось предметом анализа. Сложившаяся схема, с классовых позиций объяснявшая 119

Капцугович И.С. История политической гибели эсеров на Урале. Пермь, 1975; Дробышев Г.А. Большевизация Советов на Урале в июне-октябре 1917 г. // Победа Октябрьской революции и Гражданская война на Урале. Свердловск, 1983; Васильев А.Н. Левый блок на Урале: Дисс. ...канд. ист. наук. Свердловск, 1985; Каплюков В.В. Борьба большевиков Урала с мелкобуржуазными партиями за влияние на массы в период подготовки и проведения Великой Октябрьской социалистической революции (март 1917- февраль 1918 гг.): Дисс. ...канд. ист. наук. Свердловск, 1985; Обухов Л.А. Борьба партий в Советах Урала в период подготовки и проведения социалистической революции: Дисс. ...канд. ист. наук. Свердловск, 1986 и др.

происхождение, природу и гибель эсеров, базировалась на ограниченном количестве источников и хорошо вписывалась в контекст советской историографии революции и Гражданской войны.

Определенные результаты были достигнуты в исследованиях

Д.С.Точенного, М.И.Надеевой, A. JI. Литвина об эсерах

120

Поволжья . Казанский историк А.Л.Литвин,

специализировавшийся на изучении проблем аграрной истории

Поволжья, рассмотрел деятельность Партии социалистов-

революционеров в деревне. Он отмечал, что «затягивание, а по

существу отказ от решения аграрного вопроса, явилось одной из

главных причин потери партией эсеров своих лучших, наиболее

революционных членов, резкого падения влияния на 121

крестьянство» . Историк полагал, что одним из центров своих «контрреволюционных» действий правые эсеры выбрали Поволжье неслучайно: «это был аграрный район со среднеразвитой

промышленностью, с большой прослойкой кулачества и зажиточного крестьянства, интересы которого выражали социалисты-революционеры. Подготовка ими восстания на Волге совпала с колебаниями среднего крестьянства, открытыми

122

кулацкими выступлениями против советской власти» . Он же изложил версию о связях казанских левых эсеров с главкомом Восточного фронта М.А.Муравьевым, проанализировал ситуацию в Казани после событий 6-7 июля 1918г. в Москве319. По мнению A.

JI.Литвина, «колебания среднего крестьянства дали возможность левым эсерам Поволжья получить при выборах делегатов на V Всероссийский съезд Советов больше мандатов, чем большевикам»320.

Оценивая аграрную политику Комуча, исследователь пришел к выводу, что она являлась одной из главных причин «вторичного и

125

окончательного поражения правых эсеров и меньшевиков» . Историк утверждал, что Комуч проводил «буржуазно-помещичью политику, хотя и завуалированную демократическими лозунгами, а трудовое крестьянство уже в 1918 г. начало убеждаться в несовершенстве уравнительного землепользования, которое не

ликвидировало ни малоземелья, ни дальноземелья, ни

126

чересполосицы» . Гибель «мелкобуржуазных» партий в России, по мнению А.Л.Литвина - закономерное явление, так как «в период острейшей классовой борьбы попытка мелкобуржуазных партий найти свой «третий путь» неизбежно обречена на

127

провал» .

Определенные результаты изучения «банкротства» неонароднических партий на Волге нашли отражение в

историографических исследованиях М.И.Надеевой и

128 A.

JLЛитвина . По их мнению, советские историки «убедительно доказали, что большевики были единственной силой, в которую верили массы трудящихся и за которыми они следовали. Все другие политические партии потерпели идеологическое крушение

129

и вполне закономерно исчезли с политической арены» .

В 1970-х гг. начинается комплексное изучение истории эсеровских организаций на Северном Кавказе, особенно их участие в широком фронте антикалединских сил. Достаточно типична для того времени книга В.Н.Сергеева «Банкротство мелкобуржуазных партий на Дону» (Ростов-на-Дону, 1979). Обращает на себя внимание не только строго дозированное использование в работе В.Н.Сергеева архивных документов, но и подчеркнуто скупое обращение к эсеровским источникам вообще. «При использовании мелкобуржуазной печати автор исходил из учения В.И.Ленина о том, что при чтении сочинений буржуазных авторов необходимо отсекать их реакционную тенденцию и извлекать все полезное для марксистской науки»321. Считалось невозможным предоставлять трибуну идеологическим противникам большевиков и тем самым как бы популяризировать их взгляды. Наполовину посвященная не истории эсеров и меньшевиков, а истории большевиков, написанная в основном по опубликованным источникам, книга В.Н.Сергеева, изобилует цитатами из произведений В.И.Ленина и документов КПСС и представляет эсеров соглашателями. При этом автор иронизировал по поводу того бесспорного факта, что эсеры были ликвидированы в период Гражданской войны органами ВЧК. «Буржуазные ученые, -

утверждалось в монографии, - необоснованно стремятся взвалить на большевиков ответственность за гибель мелкобуржуазных партий в нашей стране, скрывая тот факт, что они обанкротились вследствие их контрреволюционной, антинародной политики»322.

Изображая, видимо, крайнюю степень удивления подобной фальсификацией, В.Н.Сергеев сделал вывод, что «мелкобуржуазные партийные организации на Дону никто не уничтожал силой. Рассмотренные в работе материалы показывают, что большевики вели с ними исключительно идейную борьбу»323. Верхом курьезности выглядит авторская ссылка на мнение Л.Мартова, якобы заявившего, «что не большевики, а соглашатели (так в тексте. - А.К.) на Дону являлись главной антикалединской

~ 133

силои» .

Скрупулезный анализ документов и материалов в исследовании зачастую подменялся риторикой, хотя в более поздней своей работе В.Н.Сергеев отмечал, что «некоторые требования мелкобуржуазных партий носили прогрессивный характер, будучи направленными на борьбу с пережитками феодализма в казачьих областях»324.

Что касается причин поражения эсеров, то В.Н.Сергеев видел их прежде всего в том, что «донские большевики, как и по стране в целом, всегда были на высоте и последовательно и успешно боролись со своими идейными противниками». Собственно говоря, цель своей работы автор видел только в том, чтобы «проанализировать борьбу большевиков против «соглашателей» в период подготовки и проведения Великой Октябрьской социалистической революции и гражданской войны». Единственное отличие выводов этой монографии от аналогичных, появившихся в центре и регионах, в том, что «если по всей стране сразу после вооруженного восстания в Петрограде контрреволюция была «демократической» и возглавлялась

1 -5 С

соглашателями, то на Дону она сразу стала генеральской»

Итак, региональные исследования истории эсеров в основном были сосредоточены на Урале, в Сибири, Поволжье и на Северном Кавказе. Историки других регионов, в частности, Дальнего Востока, Белоруссии, Туркмении, Украины, Закавказья также обращались к отдельным аспектам истории ПСР, но делали это в русле не специальных, а обобщающих работ. Исключение, пожалуй, составляет исследование П.П.Никишова «Из истории краха левых эсеров Туркестана» (Фрунзе, 1965). В итоге были сделаны первые шаги в воссоздании картины возникновения провинциальных организаций ПСР, заданы общие направления развития исторических знаний по проблеме, частично задействованы архивные материалы. Исследования в этих регионах представляют ценность лишь в плане анализа отдельных моментов деятельности эсеров, в известном смысле дополняя национальной и региональной составляющей советскую концепцию истории Партии социалистов-революционеров.

Отдельным направлением советской историографии являлась критика буржуазных фальсификаторов истории. Работ такого рода применительно к историографии истории ПСР периода до 1917г. гораздо больше, чем посвященных анализу отечественной литературы. Авторами исследований буржуазной, а затем «немарксистской» историографии партии эсеров стали

В.В.Гармиза, Л.С.Жумаева, Г.И.Ильящук, К.В.Гусев, М.И.Леонов, Д.Б.Павлов325 и др.

Анализируя взгляды О.Радки, В.В.Гармиза и Л.С.Жумаева писали: «Буржуазное мировоззрение не позволило О.Радки верно определить классовую базу и корни идейного бесплодия эсеров. И это дает возможность делать вывод относительно всей литературы об эсеровской партии, выходящей на Западе»326. Советские историки сконцентрировали свою критику на ряде выводов зарубежных авторов. В первую очередь негативное восприятие вызвали положения, в которых эсеры, в отличие от большевиков, объявлялись приверженцами «демократического» социализма. Во- вторых, эсеры, по мнению советских историков, якобы представляли собой надклассовую силу и выражали интересы всего трудового народа. В-третьих, эсеры «руководили» крестьянскими массами и имели значительное представительство среди рабочих. Наибольшее негодование вызывал тезис об эсерах как социалистах, стремящихся к объединению всех демократических сил, в отличие от большевиков, являвшихся

138

сектантами .

Важной проблемой советской историографии на данном этапе стало обсуждение причин и времени формирования однопартийной системы в СССР. Если по проблеме причин формирования однопартийной системы мнение историков оказалось единодушным и оценивалось как неспособность «непролетарских партий» осознать историческую необходимость диктатуры пролетариата, попытки противостоять научному пролетарскому социализму327, то по вопросу о времени ее формирования высказывались различные точки зрения. Е.Г.Гимпельсон, автор постановочной статьи на эту тему, относил рубеж складывания однопартийной системы к 1920-1921 гг., когда «мелкобуржуазные партии потерпели полное политическое банкротство»328 С возражениями Е.Г.Гимпельсону выступил JI.М.Спирин. По его мнению, заключительной датой оформления однопартийной системы следует считать 1923 г., так как именно до этого времени эсеры и меньшевики входили в состав Советов329.

Ряд авторов обозначили 1918 г. в качестве рубежа складывания однопартийной системы. М.И.Стишов писал: «Однопартийная система в СССР окончательно сложилась, по нашему мнению, во второй половине 1918 г., то есть сразу после разрыва блока с левыми эсерами, предпринятого по инициативе последних»330. К такому же выводу пришли А.М.Малашко, П.Н.Соболев, Ф.Д.Леонов331. В отличие от Е.Г.Гимпельсона и Л.М.Спирина, эти историки не связывали оформление однопартийной системы с «распадом» партий эсеров и меньшевиков, произошедшим позднее. Их утверждения базировались на том факте, что с лета 1918 г. большевики уже ни с кем не делили власть, а представителей «мелкобуржуазных партий» не было ни в составе Президиума ВЦИК, ни в составе Совнаркома. Поэтому можно считать, что данные партии существовали вне структур диктатуры пролетариата, и в Советской России утвердилась однопартийная система332.

Интересной в этой связи представляется дискуссия 1970-х гг. между М.И.Стишовым и П.А.Подболотовым по вопросу о периодизации деятельности ПСР. М.И.Стишов утверждал, что период ухода с политической арены эсеров ограничен 1930-1931 гг., когда прошли показательные процессы над якобы принадлежавшими к эсерам Н.Чаяновым и «Промпартией».

П.А.Подболотов, возражая оппоненту, доказывал, что Н.Чаянов и отдельные подсудимые из «Промпартии» покинули ПСР еще в период Гражданской войны, и процесс по делу «Промпартии» не может служить адекватным доказательством существования в СССР Партии социалистов-революционеров333.

Другим аргументом М.И.Стишова был основанный на авторских представлениях мотив о наличии в 1929-31 гг. мелкобуржуазного уклада в экономике периода нэпа. Если существует мелкобуржуазный уклад в экономике, значит, есть соответствующая ему мелкобуржуазная идеология,

сконцентрированная в политической организации, конкретно в Партии социалистов-революционеров.

П.А.Подболотов считал, что «Союзное бюро» меньшевиков и «Крестьянскую трудовую партию» нельзя относить к политическим партиям. Кроме того, писал он, надо учитывать факт самороспуска партий эсеров и меньшевиков в 1923-1924 гг. и их организационное состояние334. К точке зрения П.С.Подболотова присоединился К.В.Гусев, который полагал, что социалистические партии исчезли в СССР в первой половине 1920-х годов335. К такому же мнению пришли и другие советские историки, эта позиция близка современной историографии ПСР. Дискуссии о времени распада Партии социалистов-революционеров и формировании в СССР однопартийной системы являлись, пожалуй, одним из немногих примеров какой-то борьбы мнений в советской историографии ПСР середины 1950-х - конца 1980-х гг., не затрагивавшей, однако, принципиальных положений. В целом советская историческая наука была едина в оценке важнейших этапов истории ПСР.

Итак, со второй половины 1950-х гг. в отечественной исторической науке наметился поворот к изучению собственно Партии социалистов-революционеров, ее внутренней истории. К тому времени был накоплен определенный фактический материал, правда, в подавляющем большинстве лишь в ракурсе борьбы большевиков с ПСР, сформировалась группа исследователей темы.

Во-первых, особенностью исследовательской работы являлось нарочитое выпячивание ошибок и просчетов тактического характера, недальновидности лидеров эсеров. Как исторические труды, так и историографические начинались со слов «крах» и «банкротство», что вело к поверхностному изучению внутренней жизни партии эсеров.

Во-вторых, идеологизация исторической науки особенно проявлялась при мотивации актуальности исследований, ставшей обязательным атрибутом любой книги и диссертации. По существу, за этим скрывалось стремление направить историческую науку и историографию на поддержание идеи о неминуемости распада всех партий, кроме коммунистической, и закономерность существования в СССР однопартийной системы.

В-третьих, следует признать, что отечественные историки по сути так и не смогли создать достоверную картину истории Партии социалистов-революционеров. Несмотря на значительные успехи в изучении ряда аспектов истории ПСР, увенчавшихся созданием монографических исследований, появлением обобщающих трудов, введением в научных оборот новых источников, отечественная историческая наука продолжала оставаться в жестких рамках ленинской концепции истории ПСР.

В-четвертых, остались невыясненными причины «звездного часа» эсеров в 1917 году. За счет каких внутренних и внешних тенденций и резервов «непролетарским» партиям удалось в первые месяцы революции оказаться во главе Советов и оттеснить партию большевиков. Комплекс исследований, опубликованных в 1960- 1980 -е гг. не отвечал на эти вопросы. Например, по утверждению Г.Д.Алексеевой, «фактически крах теории и политики начался с

14R

Февраля» . Однако «крах теории и политики» эсеров после Февральской революции плохо согласуется с тем фактом, что очень быстро после революции ПСР становится крупнейшей в стране партией, а на всеобщих выборах завоевывает большинство мест во Всероссийском Учредительном собрании.

В-пятых, очевидно, что советские историки к концу 1980-х гг. уже исчерпали возможности «экстенсивного» развития темы за счет привлечения доступных новых источников. Изучение истории ПСР сдерживалось господством устаревших и крайне идеологизированных схем, закрытостью многих документов, отсутствием необходимого взаимодействия с зарубежной наукой. Выход из кризиса был возможен только вследствие серьезных перемен в самом обществе, изменения политической ситуации в стране.