«СОВРЕМЕННОЕ ЕВРАЗИЙСТВО»

Идеи евразийства, малоизвестные и малодоступные в недавнем прошлом, стали востребованными в современной России. Свое оригинальное развитие они получили прежде всего в творчестве Л.Н.Гумилева.

Евразийская доктрина Гумилева, представляющая собой синтез истории, географии и естествознания, многими продолжает восприниматься неоднозначно. В одной из своих значительных работ «От Руси к России» сам ученый отмечает: «Неподготовленному читателю изложение концепции этнической истории наверняка кажется экстравагантным до неприличия, и для такого мнения действительно есть некоторые основания» [2]. Но именно благодаря своей сложности и необычности его концепция истории, развития культуры евразийских народов определяет новые парадигмы знания. Прежде всего потому, что они были связаны, как и у евразийцев, с геополитическим аспектом, с исторической географией. П.Н.Савицкий подчеркивал, что выяснение "начал месторазвития есть большая и плодотворная научная задача, ее можно ставить применительно к различным вопросам и различным отраслям"[3]. Л.Н.Гумилев, развивая идею "месторазвития", не только на огромном фактическом материале решал эту задачу, но по-новому и по-своему взглянул на многие факты исторической географии. Из опубликованной переписки с П.Н.Савицким известно, что тот, оценивая открытия Гумилева, признавал: «Вам принадлежит безусловный приоритет».

Согласно Гумилеву, этносы возникают на границах ландшафтных зон, все этносы при миграциях выбирают экологическую нишу, похожую на их родину. Так, рассматривая движение первых русских землепроходцев «встречь солнца», Гумилев в работе «От Руси к России» подчеркивает, что предки не вышли за пределы привычного им кормящего ландшафта - речных долин. Точно так же, как русские люди жили по берегам Днепра, Оки, Волги, они стали жить по берегам Оби, Енисея, Ангары и множества других сибирских рек. По Гумилеву, разнообразие ландшафтов Евразии влияло на этногенез ее народов и для народов Евразии объединение всегда оказывалось гораздо выгоднее разъединения.

Для многих, раньше и до сих пор, кажется преувеличенным утверждение евразийцев и "последнего евразийца" Л.Н.Гумилева об обусловленности исторических процессов природным, географическим фактором. В свое время критиковался "географический детерминизм" историософской концепции евразийства. Л.Н.Гумилев продолжил и развил традиции П.Н.Савицкого, Н.С.Трубецкого, Г.В.Вернадского и других известных представителей движения, которые излагали русскую историю и как борьбу "леса" и "степи", стремившихся сыграть главную роль в формировании единой государственности и культуры. Введенный ими термин "месторазвитие" он также использовал для обозначения географических границ каждой культуры и определения среды ее развертывания, "почвы", влияющей на особенности культурного развития. Гумилев на большом материале развил идею Г.В.Вернадского о том, что своеобразие уклада жизни, культуры и государственности определяет "евразийская почва", само пространство "срединной Евразии", главными географическими зонами которой являются лес и степь.

Развивая идею самобытности истории евразийских народов, Гумилев основывался на своей теории этногенеза. Как и евразийцев и многих других философов, его волновал вечный вопрос: «Запад или Восток?». Евразийцы считали, что Россию нельзя относить ни к «отсталой части Европы», ни к «развивающейся части Азии», Россия - Евразия - это особое «месторазвитие». Они верили в возможность появления евразийской империи, которая должна стать Государством Духа и нового человека. Гумилев в одном из последних исследований «От Руси к России», по- новому осмысливая историю евразийских народов и подчеркивая их самобытность, пишет: «Исторический опыт показал, что пока за каждым народом сохранялось право быть самим собой, объединенная Евразия успешно сдерживала натиск и Западной Европы, и Китая, и мусульман. К сожалению, в XX в. мы отказались от этой здравой и традиционной для нашей страны политики и начали руководствоваться европейскими принципами - пытались всех сделать одинаковыми» [4]. Вспомним евразийское кредо: "будь самим собой".

Как и евразийцев, Гумилева привлекала история кочевых обществ и народов. На титульных листах своих книг «Древние тюрки» и «Поиски вымышленного царства» стоят такие слова: «Посвящаю эту книгу нашим братьям - тюркским народам Советского Союза» и «Братскому монгольскому народу посвящаю». Его изучение взаимоотношений Руси и Золотой Орды дополнило интерпретацию евразийцев и позволило в «От Руси к России» сделать вывод о том, что русские княжества, принявшие союз с Ордой, полностью сохранили идеологическую независимость и политическую самостоятельность. Это было новое осмысление русской истории в советской науке. Как известно, свою концепцию о татаро- монгольском нге Гумилев создал независимо от концепции евразийцев, но результаты глубокого изучения этнической истории «От Руси к России» совпали. Преяеде всего они касались евразийского утверждения о том, что государственность России-Евразии создавалась и другими народами, что большую роль сыграло и наследие империи Чингисхана.

Результатом позднего знакомства Гумилева с "Наследием Чингисхана" и другими трудами Трубецкого стали «Заметки последнего евразийца», опубликованные в «Ритмах Евразии». Соглашаясь с основными взглядами Трубецкого на наследие империи Чингисхана, на этот период истории России, Гумилев по-своему интерпретирует некоторые вопросы татаро-монгольского ига. В частности, в «Заметках» он пишет: «Сомнения в действительном существовании «ига» вызывает следующий факт. В 1312 году хан Узбек насильственно ввел ислам как государственную религию Орды. Принятие ислама ... не распространялось на русские княжества! Более того, противники ислама находили на Руси надежное убежище. Это показывает, что зависимость Руси от Золотой Орды ограничивалась политической сферой, но не распространялась в области идеологии и быта[5]. Говоря о том, что Н.С.Трубецкой придерживается традиционной точки зрения о существовании татарского ига на Руси и что она не вполне увязывается с представлениями автора о евразийском единстве, Гумилев делает важную оговорку: «Н.С.Трубецкой работал на том уровне европейской науки, который ныне, безусловно, устарел. Мы внесем поправки и проверим концепцию кн. Н.С.Трубецкого на прочность, используя материал, неизвестный автору. Если концепция верна, то выводы должны сойтись» [6]. Знакомство с изданными трудами Гумилева показывает, что выводы эти сошлись. Известно, что взгляды Гумилева на историю взаимоотношений Руси и Золотой Орды вызывали разное отношение. Для одних он русофоб и монголофил, для других - высокий авторитет в области этнической истории Евразии. Так, Айдер Куркчи безусловно прав, когда, оценивая наследие ученого, в предисловии к «Поискам вымышленного царства», признанном самым фундаментальным исследованием истории Центральной Азии IX-XIII вв., пишет: «Великий Гумилев был лучшим русским монголоведом, завершившим на сегодня русское классическое монголоведение».

Многолетнее изучение древней и средневековой истории и культуры народов Евразии позволяло Гумилеву вслед за Н.С.Трубецким и другими евразийцами утверждать, что культура одинаковая для всех - невозможна. В «Поисках вымышленного царства» он с позиций созданной им науки - этнологии показал, что каждый этнос и суперэтнос обладает своим стереотипом поведения, собственной системой ценностей, своей этнической доминантой. Общечеловеческие ценности возможны при слиянии всех этносов в гиперэтнос, а это, по мнению Гумилева, с позиций этнологии маловероятно. В очерках этнической истории «От Руси к России» Гумилев объясняет эту мало вероятность: «Ведь российский суперэтнос возник на 500 лет позже. И мы, и западноевропейцы всегда это различие ощущали, осознавали и за «своих» друг друга не считали. Поскольку мы на 500 лет моложе, то, как бы мы не изучали европейский опыт, мы не сможем сейчас добиться благосостояния и нравов, характерных для Европы. Наш возраст, наш уровень пассионарности предполагает совсем иные императивы поведения» [7].

Как и евразийцев, Гумилева тревожило, что в России усиливается влияние западного прагматизма. Он предупреждал, что ценой интеграции России с Западной Европой в любом случае будет полный отказ от отечественных традиций и последующая ассимиляция. Для него было ясно, что наложение западной психологии и культуры может убить страну так же, как это случилось с арабами в XI веке. В очерках этнической истории «От Руси к России» он убедительно показал, что евразийское единство всегда было предпочтительнее союза с Западом. Причем, как пишет Гумилев, те русские княжества, которые отказались от союза с татарами, были захвачены частично Литвой, частично Польшей, и судьба их была очень печальной. В рамках западноевропейского суперэтноса русичей ждала участь людей второго сорта.

В одном из интервью, говоря о том, что он разделяет взгляды евразийцев на проблему «Восток-Запад», Гумилев выделяет: «Евразийский тезис: надо искать не столько врагов... а надо искать друзей... и союзников нам надо искать искренних. Так вот, тюрки и монголы могут быть искренними друзьями, а англичане, французы и немцы, я убежден, могут быть только хитроумными эксплуататорами». По глубокому убеждению Гумилева, «если Россия будет спасена, то только как евразийская держава и только «через евразийство»[8]. Возрождение, развитие Л.Н.Гумилевым в новых исторических условиях и на огромном уникальном материале идей классического евразийства во многом определило постевразийство, неоевразийство не просто как моду, но как веление времени.

Пути культурно-исторического развития России после распада СССР и формирования новой экономики, политической культуры в контексте идей евразийства, неоевразийства стали активно обсуждаться в начале 90-х годов на страницах ведущих журналов и газет. Многие представители лагеря демократов исходили из того, что Россия является одновременно и европейской, и азиатской страной и она может быть естественным посредником, мостом ме5вду Востоком и Западом. Представители разных политических партий, видные общественные деятели, известные ученые, писатели и др. в начале 90-х годов, пытаясь выработать концепцию «новой России», нашли ее в понятии «евразийство», в его идеях. Как уже отмечалось, в последние годы идеи евразийства стали обсуждаться среди широкого круга общественности. Возродился интерес к ним у политиков в связи с тем, что в настоящее время в России предпринимаются попытки определить национальные интересы страны, национальную идею. Ведутся споры об очередном историческом выборе России, ее роли в мире, отношениях с Западом и Востоком. Признается, что эти споры будут злободневными до тех пор, пока не обретется тот путь, который объединит россиян. Все больше голосов начало раздаваться в защиту тезиса о том, что Россию следует рассматривать как евразийскую страну, основные интересы которой сосредоточены в Азии, что Россия не просто занимает особое географическое положение, Россия уникальна именно тем, что соединяет в себе восточное и западное начало.

Разные общественно-политические круги постсоветской России отдают приоритет или признают ту или иную евразийскую идею, не разделяя другие взгляды классических евразийцев. Рассматривают Россию как уникальную страну, совершенно отличную от Запада, современные русские национал-патриоты. С точки зрения национал-патриотов, «уникальные» особенности России означают, что она не может использовать опыт Запада ни в сфере экономических, ни в сфере политических реформ. Так, на страницах их основного печатного органа газеты «День»(в состав редакции которой входили Валентин Распутин, Станислав Куняев, Игорь Шафаревич, Александр Невзоров, редактор - А.Проханов) активно пропагандировалась антизападная идеология. Весной 1992 г. эта газета опубликовала серию статей о «последней схватке» евразийского и атлантического континентов, отражающих антиамериканские настроения. Авторы писали о «наших людях»: «В данный момент в Российской империи понятие «наши» стало эквивалентом концепции евразийства, которая объединяет не только русских и славян, но и татар, турок, финно-угорские народы и всех тех, кто осознает свои генетические связи с империей и имперским идеалом» [9]. «Евразийство» национал-патриотов ограничивалось антизападничеством. В те годы Леонид Васильев подчеркивал, что демократы должны противопоставить национал- патриотам свою собственную «русскую идею», вернуть себе национальное, культурное и историческое наследие, которое они попытались присвоить только себе, и создать таким образом новый национально-культурный идеал.

В 90-е годы интерес к евразийству уже оформился как идеологическая концепция. Об этом говорят материалы журнала «Свободная мысль», в котором весной 1992г. были опубликованы статьи о евразийстве как идеологическом и политическом движении русского зарубежья, и серия статей, посвященных «русской идее», так, например, В.Хорее в «Русской идее на историческом пространстве» писал, что России предстоит найти новую культурно-историческую парадигму. Эти поиски определили общие идейные предпосылки неоевразийства.

Повышенный интерес к евразийству как когда-то забытому течению социально-философской мысли в целом определяется многими причинами. Среди них не только возрождение роли русского зарубежья в современной жизни России, распад «Советского Союза» и связанная с ним сегодняшняя ситуация политической жизни, но и необходимость новых отношений с бывшими союзными республиками, геополитические и экономические интересы России и т.д. Одним из явлений культуры и общественной жизни постсоветской России становилось неозападничество и неославянофильство. В связи с этим поворот части современной российской интеллигенции и общественности к евразийству закономерен. Неоевразийство начала 90-х годов не стало идеологией конкретных политических организаций, а было характерно для определенной части интеллигенции, преяеде всего научной общественности. Проблематика неоевразийства отразилась в исследованиях Б.С.Ерасова, А.С.Панарина, А.Г.Югая и других известных ученых.

Неоевразийство стало ответом на неозападничество, которое объективно во многом связано с тем, что Россия является социально- политическим сообществом, уровень жизни которого остается ниже среднеевропейского. Один из императивов развития общественной мысли тогда и сейчас связан со стремлением догнать Запад. Пророческими в нынешней ситуации являются слова Трубецкого: «Не имея возможности идти нога в ногу с романо-германцами и постепенно отставая от них, европеизированный народ время от времени пытается нагнать их, делая более или менее далекие прыжки. Эти прыжки нарушают весь ход исторического развития. В короткое время народу нужно пройти тот путь, который романо-германцы прошли постепенно и в течение более долгого промежутка времени... Последствия такой скачущей эволюции поистине ужасны»[10]. На это указывал и Л.Н.Гумилев. Такое мнение разделяют современные антизападники и евразийцы.

В постсоветское время в связи с опасностью распада нового российского государства широко обсуждался вопрос «Как обустроить многонациональную Россию?». Как известно, Ельциным было дано специальное задание ученым разработать «национальную идею», национально-государственную доктрину. Тогда снова стали актуальными и обсуждаемыми идеи евразийства, неоевразийства, высказывания известных российских философов, историков о России как о целостном экономическом и культурно-духовном пространстве. В связи с этим следует вспомнить, что И.А.Ильин, как и евразийцы(хотя был их идейным противником), считал: «Россия есть единый живой организм: географический, стратегический, культурный, правовой, государственный, хозяйственный и антропологический. Этому организму несомненно предстоит разработать новую государственную организацию. Но расчленение его поведет к длительному хаосу, ко всеобщему распаду и разорению, а затем - к новому собиранию русских территорий и российских народов в новое единство» [11]. Не только евразийцы, но и другие крупные русские философы подчеркивали, что со времени образования государственности россиянам были свойственны национальная и религиозная терпимость, а народы и народности не подвергались дискриминации, как в некоторых других империях. На это обращал особое внимание И.А.Ильин, отмечая, что «сколько Россия малых племен получила в истории, столько и соблюла». Другой крупный русский мыслитель И.Л.Солоневич писал: «Русский «империализм» наделал достаточное количество ошибок. Но общий стиль, средняя линия, как правило, заключались в том, что человек, включенный в общую государственность, получал все права этой государственности, министры-поляки (Чарторыйский), министры-армяне (Лорис-Медиков), министры-немцы (Бунге) - в Англии невозможны никак. О министре-индусе в Англии и говорить нечего. В Англии было много свобод, но только для англичан. В России их было меньше - но они были для всех» [12].

Евразийцы писали о том, что исторически так сложилось, что русское национальное сознание, как правило, не делает различий между исконно русскими территориями и территориями позднего заселения русскими. После распада Советского Союза Россия делается все больше русской страной. В союзных республиках русской диаспоре государством была отведена роль определенных трудовых ресурсов (работа на промышленных предприятиях, служба в армии, милиции и т.п.). В новых условиях такая роль значительно снизилась. Эти и другие известные причины вызвали миграцию русских из бывших союзных республик. Опубликованные в печати данные показывают, что приток русских мигрантов в национальные регионы Российской Федерации незначителен, в основном он связан с традиционно «русскими» областями. Другой особенностью современной этнодемографической ситуации является увеличение численности населения титульной национальности в ряде республик. Это, а также формирование своей интеллектуальной элиты, ослабление политической роли центра привели к быстрому росту национального самосознания, к движению за возрождение нерусских народов, которое, иногда принимая формы национализма (требование особых привилегий, особого статуса титульной нации), формирует также идеологию политических и культурных претензий[13].

В связи с тем, что идея «советского народа» как новой исторической общности прекратила свое существование, российское руководство поставило задачу новой идеологической работы в сфере межнациональных отношений. При этом национальные отношения связывались с вопросами национальной безопасности России. В Послании Б.Н.Ельцина Федеральному собранию в 1996 году была сформулирована задача «постепенного формирования тесного сообщества всех проживающих на территории России народов, их национального самосознания, при котором чувство принадлежности к единой стране играет важнейшую роль в ее сохранении и демократическом развитии». В концепции национальной безопасности Российской Федерации провозглашалось, что «укрепление единства, солидарности народов многонациональной России» является «важнейшим принципом развития общественных отношений и современной отечественной культуры». Это по сути возрождение идеи "общеевразийского национализма" Трубецкого.

В новой российской действительности проблемы этничности и национализма стали как никогда широко обсуждаемы. То, что Россия, с одной стороны, становится все более русской, а с другой стороны, растет национальное самосознание и развивается культура российских этносов, привело к возрождению «русского вопроса», о котором предупреждали лидеры евразийства. Одно из его решений связывалось с необходимостью начать национальную пропаганду, даже с призывом «до предела нагнести националистические тенденции, спровоцировав драматическое и быстрое пробуждение великого и мощного этноса», которым является русский народ, при этом в рамках русского этноса русский национализм должен быть единственной и тотальной идеологией [14]. Сторонники евразийского подхода к национальному вопросу призывают не забывать о том, что евразийцы предупреждали: русский национализм просто великорусский сепаратизм, чисто русская Россия, которую хотят возродить, реально возможна в границах этнографической России. Согласно евразийской традиции национализм - это феномен, развитие которого обусловлено взаимодействием центризма и сепаратизма.

Как известно, в современной сложной этнополитической ситуации идеология национального экстремизма коснулась населения считавшихся спокойными регионов, в том числе, например, Бурятии. В республике, среди некоторой части бурятской интеллигенции, были выступления отдельных группировок с требованием особого статуса для титульной нации, с лозунгами «Бурятия для бурят», «За панмонгольское единство» и т.п. В ответ группы казаков на основании численного преимущества русских выдвинули требование изменить название республики. В частности, предлагалось название «Забайкальская республика».

Неизбежность «этнического ренессанса» в свое время была предсказана Н.С.Трубецким, считавшим, что общечеловеческая культура, одинаковая для всех народов, невозможна. Сторонники евразийской концепции национального вопроса правы, когда обращаются к понятию «братство народов», о котором писал Н.С.Трубецкой в статье «Общеевразийский национализм», когда разделяют его утверждения о том, что для российских народов важнее осознание принадлежности к евразийскому братству при сохранении самоидентификации. Это казалось и продолжает для некоторых казаться евразийской утопией. Для евразийцев было ясно, что судьбы народов бывшей Российской империи «прочно связались, - как пишет Н.С.Трубецкой, - в один громадный клубок, который уже нельзя распутать». Актуальным становится его указание на то, что воспитание «общеевразийского национализма» - это «непочатый край работы для философов, публицистов, поэтов, писателей, художников, музыкантов и для ученых самых различных специальностей", что "надо пересмотреть целый ряд наук и построить новые научные системы в замену старых, обветшавших» [15].

Сегодня главным вопросом, который тревожит интеллектуальную элиту России, является вопрос «Как жить дальше?» Поисками путей занимается социальная философия, учитывающая опыт и традиции европейской и американской социальной философии. Сейчас вспоминают - идею «открытого общества». Сторонники этой идеи в России считают, что учет особенностей каждого этноса в многонациональной стране слишком сложен, поэтому предлагается организация государства на рациональной основе, связанной с правами человека, свободой критики и т.п. В связи с этим следует отметить, что Дж. Сорос, всегда считавший себя сторонником этой идеи, в одной из своих работ пишет о том, что в России создано не «открытое общество», а «воцарилась система грабительского капитализма» [16].

В 60-70-е гг. XX в. на Западе наблюдался своеобразный этнический ренессанс, заставивший ученых отказаться от теории и идеологии ассимиляционного оптимизма и возвратиться к разработке этнических проблем. Так, по мнению президента американского фонда Сахарова Эдварда Клайна, Соединенные Штаты также имеют свой комплекс этнической политики, движутся от модели «плавильного котла» к культурному многообразию, т.е. от их фундаментальной веры в ассимиляцию к принятию личной этнической автономии. По словам одного из теоретиков неоевразийства А.С.Панарина, сегодня «у России меньше шансов рассчитывать на эффект «плавильного котла»: процесс этносуверенизации активизировал национальное самосознание и культурную память народа».

На Западе приобрели большое значение исследования этнических процессов. Теория и практика этих исследований оказали влияние и на углубленное изучение этно-социальных явлений в различных регионах России. В настоящее время изменения касаются социально-экономических, социально-политических и этно-культурных компонентов наций. В современных условиях приобретает важное значение проблема менталитета, ментальности, которой в свое время уделяли особое внимание евразийцы, определяя ее как «психологический тип» (Н.С.Трубецкой), и которая в отечественной философской литературе начала разрабатываться недавно. Вместе с тем этой проблеме посвящаются круглые столы, симпозиумы и т.п., поскольку ментальность определяет идеалы, цели, традиции, социальные установки, стереотипы - все, что связывает и в известной степени унифицирует данную общность. Но ментальность это и то, что обособляет и даже противопоставляет данную общность по отношению к другим. Так, А.Я.Гуревич определяет ментальность как "уровень индивидуального и общественного сознания", как живую, изменчивую и при всем том обнаруживающую поразительно устойчивые контакты магму "жизненных установок и моделей поведения, эмоций и настроения, которая опирается на глубинные зоны, присущие данному обществу, и культурные традиции". Он утверждает, что понятие ментальносте в известной степени заменимо понятием «картина мира» [17]. Современной литературой вводятся и такие понятия, как «культурная картина мира», «социальная картина мира» и даже «художественная картина мира». Вряд ли можно с этим согласиться. Картина мира - это обобщенное представление о мире, выработанное всей совокупностью наук и философией, интегрирующей данные конкретных наук.

Категорией, релевантной ментальносте, являлась евразийская категория «психологического типа». Большое внимание ей уделял, в частности, Н.С.Трубецкой. Важной она стала и в неоевразийской литературе. По общему мнению исследователей, менталитет жителей России существенно отличается многими чертами евразийства от европейцев, американцев и даже многих славян. В частности, в работах А.С.Панарина, Н.И.Цимбаева и других подчеркивается, что пренебрегать менталитетом россиян нельзя, так как это чревато тяжелыми последствиями для судеб реформ в России, что необходимы дальнейшие научные исследования о влиянии евразийства на менталитет народов России. Современные евразийцы подчеркивают особый интерес к проблемам национальной ментальносте. Она приобретает большое значение именно в переходные периоды жизни общества, когда происходят интенсивные процессы переоценки и осмысления существующих ценностей, определения государственных ориентиров, в том числе и в национальной политике. По мнению К.С.Гаджиева, «при определенных условиях происходящие ныне процессы могут стать отправным рубежом в государственном и духовном возрождении России, восстановлении единого государственного сознания и в то же время дальнейшем развитии национального самосознания многочисленных населяющих ее народов.

В концепции государственной национальной политики Российской Федерации основная цель государства в этой области была определена как обеспечение условий для полноправного социального и национально- культурного развития всех народов России, упрочение общероссийской гражданской и духовно-нравственной общности на основе соблюдения прав и свобод человека и гражданина и признания его высшей ценностью. Евразийцы двадцатых годов были убеждены в том, что истинный народ должен быть лишен национального тщеславия, должен быть принципиально миролюбив и терпим по отношению ко всякой чужой самобытности. Тогда он будет улавливать во всяком другом народе черты, похожие на его собственные. "Последний евразиец" Л.Н.Гумилев первым стал много об этом писать. В современной России стало актуальным обоснование Н.С.Трубецким идеи евразийского национализма, которую он противопоставлял «ложному» национализму, проявлявшемуся, например, в великодержавном шовинизме так называемых исторических народов, не попавших в «обойму великих».

Преобразования последних лет создали благоприятные условия для национального возрождения, важное значение которому придавали первые евразийцы. Раскрытие содержания этносоциальных основ возрождения, общих и специфических тенденций развития этнополитической жизни в регионах является актуальным для многих гуманитарных наук. Российскими учеными национальное возрождение как этносоциальное явление стало исследоваться с середины 80-х годов XX века. Наибольший интерес вызвали работы Р.Г.Абдулатипова, М.Н.Губогло, Г.И.Королевой- Конопляной, Г.Т.Тавадова, В.А.Тишкова, Ю.А.Ургалкина. К рассмотрению этнических процессов эти авторы, как правило, подходят с позиций междисциплинарного сотрудничества историков, социологов, этнографов, политологов, культурологов. Комплексный подход к изучению этносоциальных явлений можно считать продолжением евразийской методологии в современной науке.

Эти исследования и постсоветская практика показали, что в связи с тем, что культуры народов современной России неоднородны, их влияние на общественные процессы различно; что механическое перенесение западноевропейских, американских и других стандартов жизни на российскую почву далеко не всегда эффективно. Это объясняется спецификой российской культуры, своеобразием менталитета его населения, вытекающим из них «культурным сопротивлением» новациям. В условиях современного российского кризиса люди склонны искать утраченные ценности в «светлом прошлом», в том числе и в традиционном обществе. Это нашло свое отражение в том, что практически во всех национальных регионах продекларирована необходимость возрождения традиционной и этнической культур, утверждения и развития привычных в прошлом форм национального сознания.

Возникают вопросы о будущности традиционной культуры - надо ли ее «сохранять» или «разрушать»? В литературе подчеркивается, что эти проблемы не имеют простого решения. С одной стороны, потребности развития требуют повышения степени рациональности, т.е. «преодоления» традиционности. Но, с другой стороны, разрушение привычных для данного общества традиционных форм приводит к серьезным кризисам. Различные типы культур неоднозначно трактуются современной наукой. С одной стороны, преобладает точка зрения на Запад как на универсальную и образцовую модель общества и потому рассматривающая вестернизацию всего человечества как естественный процесс. С другой стороны, акцентируется внимание на типе культуры, отличающемся от западного, утверждается, что он развивается по своей внутренней логике. Слабо проработаны проблемы менталитета и ментальных отличий, их связи с традиционной культурой, тенденции эволюции традиционной культуры в современных условиях, особенностей идентификации в различных типах культур и др. Особенно слабо эти вопросы изучены на региональном уровне, не стали самостоятельным предметом философского и культурологического анализа, были сужены до уровня этнографических описаний. Остаются слабо проработанными вопросы культурной преемственности в новых исторических условиях, корреляции традиционной культуры, традиционных ценностей с инновационными вариантами культуры и ценностей, вопрос об особенностях традиционной культуры в условиях сильного инокультурного влияния.

К анализу культур и культурных процессов обращались многие авторы. В отечественной науке примерно с 60-х годов XX в. исследования традиционной культуры, традиционности начинают оформляться в самостоятельное научное направление. Многие известные советские ученые в той или иной мере касаются проблем традиции. Особо хотелось бы отметить труды Ю.М.Лотмана, С.А.Арутюнова, С.И.Семенова, Э.С.Маркоряна, К.В.Чистова, И.В.Суханова и др., которые разрабатывали проблемы сущности традиций и традиционности, показали отдельные аспекты социально-культурного наследования, различия между «первичными» и «вторичными» традициями (Чистов К.В.) и т.п. Важное значение имеют работы по философии культуры (А.И.Арнольдов, Э.В.Ильенков, В.М.Межуев, А.К.Уледов и др.), в которых поставлены проблемы взаимосвязи культурного наследия и социального прогресса, духовной эволюции общества, культуры как системы духовного производства и др. Официальная идеология, в рамках которой работали эти и другие авторы, предполагала, что социалистический экономический «базис» автоматически приведет к преобразованию «надстройки», а традиционная культура отомрет как досадный «пережиток».

Особенно важно, что в постсоветское время происходит переосмысление основ культуры и перспектив ее эволюции и в контексте евразийской мысли. Неоевразийцами в научный оборот вводятся новые актуальные проблемы: конфликт «новых» и «старых» ценностей, вопросы «целевых» ценностей Востока-Запада, цивилизационных отличий, перспектив духовности, менталитета, идентификации и роли в этом различных форм культуры. В этом направлении работают Б.С.Ерасов, Г.А.Югай, Г.Д.Гачев, С.А.Арутюнов, М.В.Иордан, А.С.Панарин, Н.А.Морозов и др. В частности, А.С.Панарин указывает на опасность игнорирования традиций: «Великая традиция - это способ интеграции этносов в цивилизационную общность, создающую большое пространство(общность ареала) и большое время(общность исторической судьбы). Цивилизационная теория ориентирует на «золотую середину» культуры, преодолевающую и крайность узкого национализма, и противоположную крайность обезличивающего вселенского униформизма»[19]. Он призывает вспомнить работы евразийцев, их заветы, например, то, о чем писал Н.С.Трубецкой: «между чересчур конкретным народом и чересчур отвлеченным человечеством лежит понятие «особый мир». Совокупность народов, населяющих хозяйственно самодовлеющее(автарктическое) месторазвитие и связанных друг с другом не расой, а общностью исторической судьбы, совместной работой над созданием одной и той же культуры или одного и того же государства» [20].

Исследования неоевразийцев, посвященные указанной

проблематике, достаточно полно отражены в трех выпусках специального научного альманаха «Цивилизации и культуры»(М., 1994-1996), объединенного главной темой «Россия и Восток". Важным является указание одного из авторов, Б.С.Ерасова, на необходимость преодоления устойчивых парадигм исторического и общесоциологического мышления, основанных на универсализации западного цивилизационного опыта, определение задачи выяснения «цивилизационного статуса России, столь часто подвергаемого сомнению или вообще отрицаемого рядом современных российских мыслителей». Как подчеркивает Б.С.Ерасов, изучение темы «Россия и Восток» потребовало не только оценки евразийства 20-х годов, но и евразийства как «влиятельного направления современной идейной и научной жизни России и сопредельных стран». По его мнению, существует значительное различие между старым и новым евразийством. Оно «заключается прежде всего в том, что в условиях распада российской державы возникают и иные, альтернативные варианты цивилизационного устроения Евразии, - от российско-дальневосточного до чисто тюркского или китайского» [21]. Другим автором альманаха, Г.А.Югаем, так определяются основные принципы изучения цивилизационного устройства России, продолжающие идеи влиятельных русских мыслителей и задачи неоевразийства: «Основываясь на традициях тех культур, которые сложились в евразийском регионе, необходимо разрабатывать новоевразийскую концепцию, где самым приоритетным является обеспечение гармонии во взаимодействии трех основных начал - духовности, государственности и народности (национальности). В области идеологии нужны разработки общероссийской интегрирующей идеологии на основе развития идеи соборности, ненасилия и приоритета духовности. В отличие от прежнего понимания интернационализма, в котором недооценивался национальный момент, разработка новоевразийской идеологии соборности продолжает те традиции российских культур - и не только собственно русской, - в которых признавалось равноправие культур малых и больших народов России, единство в многообразии. В этом состоит принципиальное отличие русской идеи соборности от нынешнего национал- патриотизма, признающего исключительность избранных наций, и от западнического либерализма, отрицающего своеобразие национальных культур, настаивающем на их полной вестернизации"[22]. Таким образом, классическое и современное евразийство объединяет концептуальное единство и, прежде всего, подчеркивание приоритетности духовности.

В поисках путей выхода из кризиса современной культуры в общественном сознании укрепляется идея, что основополагающим средством преодоления этого кризиса является совершенствование духовного мира человека, системы ценностей. На этом фоне взоры государственных деятелей, политиков, деятелей культуры, философов и ученых все чаще обращаются в сторону традиционных, существовавших на протяжении долгого исторического периода институтов и, прежде всего, институтов религии и церкви. Как известно, в советский период много писалось о классово-идеологическом содержании религии, ее иррациональности и т.д. В настоящее время оценка социальной роли и функции религии радикально изменились. По данным исследований Российского независимого института социальных и национальных проблем, 39% опрошенного взрослого населения назвали себя верующими, колеблющимися ме5вду верой и неверием 27% (Наука и религия, 1993, № 5). Религия осмысливается как вечный, непреходящий, исторически закономерный институт, который играет значительную роль в жизни человека, утверждая приоритет духовности над экономическими, социальными, эстетическими и иными ценностями.

Это осмысление также соотносится с утверждениями евразийцев о том, что институтом влияния на духовный мир человека является институт церкви, что для реализации этой своей функции за многовековую историю церковь накопила огромный потенциал. Как ранее отмечалось, евразийцы, признавая большое влияние «силы Религии», считали ее базисом культуры и государства. Современная социальная философия признает важность этой евразийской традиции. В работах неоевразийцев вопросам религиозного возрождения уделяется большое внимание и отмечается его неоднозначность. Можно согласиться с тем, что пишет Б.С.Ерасов: «В условиях распада государственных институтов и социальных структур религия естественно принимает на себя прежде всего функции стабилизации и интеграции «своего» общества. В этом ее «фундаментальная» задача, с которой она так или иначе справлялась на протяжении веков. Поэтому реформирование религии, ее приспосабливание к процессам модернизации отступает на второй план: это та роскошь, которую общество сможет позволить себе после обретения стабильности. Но религиозный механизм стабилизации слишком обременителен для общества в современном мире, так как он неизбежно становится фактором межконфессиональных противоречий и застоя» [23].

Последнее время евразийство все больше оценивается и привлекает как важное геополитическое движение. Одна из первых таких оценок принадлежит А.Дугину, работу которого "Основы геополитики. Геополитическое будущее России" можно назвать одним из самых заметных явлений в литературе последних лет. Он указывает, что никто из исследователей евразийства не обратил внимания на то обстоятельство, что именно евразийцы были первыми русскими авторами, которые начали употреблять термин «геополитика». По его мнению, Петра Савицкого следует назвать первым русским геополитиком в полном смысле этого слова.

Опубликованные только недавно статьи П.Н.Савицкого «Географический обзор России - Евразии», «Географические и геополитические основы евразийства», «Геополитические заметки по русской истории», «Миграция культуры», «Очерки международных отношений», «Континент - океан» и др. стали предметом обсуждения среди современных российских геополитиков. Неоевразийцами принимаются и развиваются рассуждения Г.В.Вернадского о том, что мистическая тяга к обладанию своим жизненным пространством побуждает народы к переселениям, миграциям, мирным колонизациям новых территорий, к справедливым, оборонительным войнам. По Вернадскому, наблюдаемое на протяжении всей отечественной истории непрерывное стремление русского народа как на запад, так и «против солнца» обусловливалось внутренней логикой «месторазвития».

Современные сторонники «третьего пути», предложенного евразийцами, считают, что ландшафт Евразии в большей степени, нежели ландшафт Западной Европы, сохранивший возможность для построения своеобразной цивилизации (отличной от американско-европейской), служит основой для движения по, так называемому, «третьему пути», который выбрали некоторые азиатские страны и который позволяет соединить совершенные сверхвысокие технологии с опорой на национальные традиции каждой страны. Идея "третьего пути" все больше обосновывается тем, что геополитические интересы России простираются на Запад и Восток, причем последний имеет даже большее значение

А.С.Панарин, полемизируя с «неозападниками» по этому поводу, обращает внимание: «Россия в конце XX века произвела над собой новый колоссальный эксперимент: она попыталась мигрировать из «евразийского» пространства в западноевропейское - в поисках благополучия и процветания. Со времени провозглашенного «возвращения в европейский дом» прошло не более десяти лет, а подводить итоги уже приходится: возвращение не состоялось». Указывая внешние и внутренние причины того, что очередная западническая фаза политико-исторического развития

России невиданно быстро подошла к своему концу, он констатирует: «Сегодня Россия стоит на перепутье: упорствовать ли ей и дальше в своих попытках достучаться в европейский дом или круто повернуть в противоположную сторону, на Восток. Соответствующий раскол среди элиты сегодня уже явно наметился. Сегодня Восток соблазняет не только экзотикой и духовной таинственностью. Есть еще и динамичный Дальний, тихоокеанский Восток, обгоняющий Запад по его же, Запада, критериям: темпам экономического и научно-технического роста, уровню жизни, рациональной организации» [24].

В своей монографии «Россия в цивилизационном процессе» А.С.Панарин многие важные моменты современной реформационной рефлексии, вопросы государственно-геополитической и национально- культурной идентичности России рассматривает в контексте евразийских традиций. Важно его уточнение о том, что евразийская геополитика упирается в проблемы социальной антропологии. Если прежний российско- евразийский социальный тип сохранился и воспроизводится в новых поколениях, то сохранится, в конечном счете, (в обновленных, разумеется, формах) и большая российско-евразийская государственность. У А.С.Панарина можно найти прямые параллели с идеями Н.Н.Алексеева. Так, он считает, что перед лицом западного вызова России необходима идея евразийского федерализма: не государств - государство должно быть единым, а гражданских обществ - регионов, сочетающих демократические принципы автономии с цивилизационным принципом единого пространства. Единое пространство конституционно-правовое, экономическое, информационно-образовательное, научно-техническое и т.д. Вместо федерации наций (этносов) должна строиться федерация штатов-регионов, объединяющих местное население безотносительно к этнической принадлежности. А.С.Панарин предлагает свое решение узла проблем нового «русского вопроса», «русской идеи» исходя из того, что Россия остается симбиозом народов, синтезом различных культур, родившем во многом общее мировосприятие и общий образ жизни. Показательна критика той части нынешней политической элиты, которая привержена западничеству: «Демократы» - западники разрывают единое евразийское пространство, намереваясь выделить из него привилегированную часть, предназначенную для вхождения в «европейский дом», и отсечь остальное, обремененное грузом азиатской наследственности. Ясно, что все это - ревизия большой русской идеи в Евразии и цивилизационной идеи вообще. Русская идея в Евразии была связана с мессионизмом - готовностью взять на себя груз ответственности за состояние этой части ойкумены.

Неоевразийцы продолжают рассматривать в традициях евразийской социально-культурной концепции Россию-Евразию как особый цивилизационный тип, особый этнографический мир, который должен вступить на новый путь развития, не подражая Западу. Этот путь, определенный как «евразийский сценарий», противопоставлен «атлантическому сценарию», который предлагает современное неозападничество. «Неозападничество», как известно, имеет достаточно широкую базу. Основное положение этого направления ярко выражено во мнении о том, что: «Не Европа, вернее, не совсем Европа - Россия не является и не может быть азиатской страной, несмотря на все попытки наших «евразийцев» доказать обратное... Но главная причина того, почему попытка толкнуть Россию в Азию обречена, заключена в геополитике. В Азии у нас нет естественных союзников.. ,»[25].

В категоричной форме современное антизападничество нашло отражение в статье Ю.Бородая «Третий путь»: «Ирония истории заключается в том, что в незатронутых всеразрушающей «цивилизирующей функцией «дальневосточных «резервациях», отстоявших свою самобытность, творческий потенциал полупервобытного кустаря, сохранившего общинно-семейные навыки социальной жизни, оказывается сейчас гораздо лучше приспособленным к новейшим технологиям. Будущее не за Западом, а за Востоком. Закат Европы уже на наших глазах становится реальностью. Так почему мы и теперь должны ориентироваться только на трафаретные западные пути? Они ведут в пропасть» [26].

Видение будущего России, ее третьего пути, в контексте евразийского и неоевразийского обрамления «русской идеи», завоевывает популярность не только на уровне теоретического сознания. Показательна статья Н.Михалкова «Мост между Европой и Азией», в которой выражена тревога по поводу того, что иллюзия европейской модели существования России становится государственной доктриной, очередным заблуждением «увлекающейся интеллигенции». «У нас был, есть и, думаю, будет свой путь - евразийский» - пишет один из самых известных людей России. Говоря о том, что «материализация» теории евразийства не состоялась, и подчеркивая, что благотворные идеи евразийства способны воплотиться в реальность, Н.Михалков считает, что в первую очередь это касается культуры: «Ведь Россия, представляющая собой не национальное, а государственное образование, сложилась и стала «Востоком-Западом» (Евразией), впитав в себя ценности национальных и этнических культур населяющих ее народов. Из этого не следует, что нужно отворотиться от Европы и броситься в Азию. Вообще не нужно вертеться. Следует просто и ясно вспомнить, кем мы были, понять, кто мы есть, и занять свое место». Он подчеркивает, что «мы, россияне, в глубинной своей сути не славянофилы и народники (как принято еще думать) и не западники (как бы того многим не хотелось). Мы евразийцы, люди, для которых священно творческое значение самодержавной человеческой личности, люди, которые помнят свою историю, любят свою землю» [27].

Интересна точка зрения академика Д.С.Лихачева, представленная в статье "О русской интеллигенции". «Евразийство за последние годы приобретает у нас мракобесный, черный характер, - пишет академик. - На самом же деле Россия - это некая Евразия. Если смотреть на Россию с Запада, то она конечно, лежит между Западом и Востоком. Но это чисто географическая точка зрения, я бы даже сказал - картографическая». По мнению Лихачева, Запад от Востока отделяет разность культур, а не условная граница, проведенная по карте, и Россия по своей культуре отличается от стран Запада не больше, чем все они различаются между собой. Он считает, что кочевники Востока и южных степей Руси очень мало внесли в создание Руси, даже когда оседали в пределах русских княжеств в качестве наемной силы: «Речь идет вовсе не о военных союзах, а об истоках русской национальной культуры. Истоки эти у России и Востока разные, это так, но это вовсе не отрицает, а скорее обуславливает сегодняшнюю необходимость взаимопонимания и взаимопомощи. Именно в этом, а не в другом каком-то смысле должна пониматься ныне идея Евразийства» [28].

Современные критики евразийства и неоевразийства считают, что одним из главных недостатков этого движения было антиисторическое понимание и толкование истории. По их мнению, говоря о губительности для России заимствований с Запада, евразийцы перечеркнули практически всю культуру в ее высших послепушкинских проявлениях. В литературе последних лет, посвященных азиатскому акценту евразийцев, неоевразийцев, много критических замечаний. Один из критиков неоевразийства Б.Парамонов считает, что нынешнее евразийство возникло, «как некая невротическая реакция; невроз - это всегда регресс, в данном случае - то, что в психоанализе называется «побег в материнскую утробу».

Отсюда - антиисторизм, противостояние Западу, в сущности - внешнему миру как таковому, подмена истории географией, понимаемой как некое «родное место», та же «утроба»; это - биологическая растительная фантазия, желание быть не человеком, а деревом, а если человеком - до грехопадения, жителем райского сада. Еще раз повторяю: нынешнее евразийство - это понятная реакция, но реакция, она лишена перспективы, она принципиально отвергает само понятие перспективы, то есть жизни»[29]. Согласиться с этим трудно. Развитие евразийских идей в новых исторических условиях говорит об обратном. П о дт вс ржд с н и с \ і этому являются международные научные конференции "Евразийство. Историко- культурное наследие и перспективы развития", «Межкультурный диалог на евразийском пространстве», состоявшиеся в г.Уфе в сентябре 2000г. и в сентябре 2002г. На них подчеркивалось, что особенностью современного евразийства является стремление глубже узнать и понять сходства и различия в культуре, быте, менталитете народов, населяющих Евразию, попытка объяснить значение и смысл связи прошлого и настоящего в социально-политической и культурной жизни народов субконтинента. Современное неоевразийство не только противостояние Западу, западной модели развития и западной культуре. Самой сильной ее стороной является создание российской геополитической доктрины, геополитики как мировоззрения. В основе этого мировоззрения лежит евразийский тезис о том, что Россия - ни Восток, ни Запад, ни Европа, ни Азия, но Евразия. Этой формулой продолжает определяться культурно-историческая сущность России, ее идентичность, пути и перспективы ее развития. Современное евразийство как мышление, мировоззрение, научную концепцию следует признать не только гарантом важной стабильности в Евразии, более того, по словам Н.Моисеева, - фундаментом планетарной безопасности. ПРИМЕЧАНИЯ 1.

См.: Гумилев Л.Н. Ритмы Евразии. - М., 1993. - С. 28. 2.

См.: Гумилев Л.Н. От Руси к России. - М., 1992. - С. 296. 3.

См.: Савицкий П.Н. Континент Евразия. -М., 1997. - С. 291. 4.

П.Н.Савицкий, отвечая на обвинения в "географическом детерминизме", писал, что "утверждение понятия "месторазвитие" не равнозначаще проповеданию "географического материализма". Это последнее имя подходило бы к системе "географического монизма", которая все явления человеческой истории и жизни возводила бы к географическим началам. Концепция "месторазвития" сочетаема с признанием множественности форм человеческой истории и жизни, с выделением, наряду с географическим, самобытного и ни к чему не сводимого духовного начала жизни". См. в кн. "КонтинентЕвразия", с.292.. 5.

См. Гумилев Л.Н. От Руси к России, с. 134. 6.

См.: Гумилев Л.Н Ритмы Евразии. - М., 1993. - С. 48. 7.

Там же, с. 55. 8.

См.: Гумилев Л.Н. Ритмы Евразии, с.31. 9.

См.: День, 1992, № 15, с.2. 10.

См.: Трубецкой Н.С. Европа и человечество. - София, 1920. 11.

См.: Ильин ИА. Собр. соч. в десяти томах. -М.Д983.-Т.2. Кн.1.-С.304. 12.

См.: Солоневич ИЛ. Народная монархия. -М., 1991. -С. 126. 13.

См.: Гелнер Э. Нация и национализм. - М., 1991. 14.

См.: Дугин А.Г. Основы геополитики. Геополитическое будущее России. - М.: Арктогея, 1997. - С. 248. 15.

См.: Трубецкой Н.С. Общеевразийский национализм//Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. Антология.-М.:Наука,1993.-С.98 16.

См.: Сорос Дж. Новый взгляд на открытое общество. - М.: Магистр, 1997. -С. 4. 17.

См.: Гуревич А.Я. 50/50: опыт словаря нового мышления. - М., 1989. - С. 454. 18.

См.: Гаджиев К.С. Базовые принципы и пути преобразования российской политической культуры // Цивилизации и культуры, вып. 3, 1996, с. 130. 19.

См.: Панарин А.С. Похищение России//Москва. - 1997. -№ 1.-С. 150. 20.

См.: Трубецкой Н.С. История. Культура. Язык. - М., 1995. - С. 441. 21.

См.: Ерасов Б.С. Цивилизационная теория и евразийские исследования // Цивилизации и культуры, 1996, вып.З, с.З. 22.

См.: Югай Г.А. Евразийский путь российской цивилизации// Цивилизации и культуры, 1996, вып.З, с.151. 23.

См.: Ерасов Б.С. Этническое-национальное-цивилизационное в пространстве Евразии//Цивилизации и культуры, 1995,вып.2, с.97. 24.

См.: Панарин А.С. Похищение России//Москва. - 1997. -№ 1. -С. 147. 25.

См.: Владиславлев А., Караганов С. Тяжкий крест России // Независимая газета. - 1992. - 17 ноября. 26.

См.: Бородай Ю. Третий путь // Наш современник. - 1992. - № 9. - С. 147. 27.

См.: Михалков Н.С. Мост между Европой и Азией // Правда. - 1991. - 7ноября. 28.

См.: Лихачев Д.С. О русской интеллигенции // Новый мир. - 1993. - №2. - С.8-9. 29.

См.: Парамонов Б. Советское евразийство // Звезда.-1992.-№4.-С.195-199.