Модель научной познавательной деятельности

Вслед за Кестлером М. К. Петров в период написания диссертации «Философские проблемы "науки о науке"» считает, что в каждом результате социализированного (принятого определенным сообществом) индивидуального творческого акта (а таковым является и акт научного творчества) можно вычленить матрицу. Матрица — отработанный в повторах навык поведения, мысли, деятельности и т. п. Ее составляют обязательная программа («код», «правила игры») и факультативная надбавка («стратегия»), которая строится на принципе отрицательной обратной связи и позволяет реализовать матрицу в достаточно широком диапазоне изменений среды. Бисоциа- ция же — разовый акт создания новой матрицы из материала двух или более наличных матриц. Бисоциация включает два движения: анализирующее, которое вскрывает и разрушает код наличной матрицы («декодирует» ее), и движение синтезирующее, сводящее обломки наличных матриц в код новой. В акте бисоциации участвуют две автономные единицы или большее их число, поэтому смысл бисоциации — гетерономный синтез: одновременное использование двух или нескольких правил формализации для создания нового формального элемента. В процессах накопления нового продукты бисоциации ведут себя тем же способом, что и биологические мутации в процессе естественного отбора: синтез нового на всех этапах идет по нормам неформальной операции выбора.

Утверждение, что научное творчество осуществляется по модели бисоциации, подтверждается, считает М. К. Петров, наукометрическим исследованием сетей цитирования. Каждая новая статья — основная форма социализации индивидуальных вкладов в современной науке — содержит ссылки-цитаты на ранее публиковавшиеся статьи и может рассматриваться как продукт синтеза, получившего фактическое подтверждение содержащихся в них идей.

Намеченная И. Кантом в учении о механизме продуктивного воображения идея неформальной операции выбора получает в теории научного познания, развиваемой М. К Петровым, системное оформление, дает идею позиционного шагового перехода, близкого по смыслу к упорядоченной членораздельности речи, или к «цепям Маркова». Каждый «шаг» такого перехода (индивидуальное творчество, логика, эксперимент, технология, экономика, политика) занимает по отношению к другим шагам определенное положение: «левое» (предшествующее) и «правое» (последующее). «Правый шаг» осуществляет селекцию: выступает по отношению к продуктам «левого шага» (эксперимент по отношению к гипотезам, например) своего рода условием среды, рассматривает эти продукты в качестве «мутаций», выбирает некоторые для переработки в собственные продукты по нормам бисоциации. На выходе же любой «шаг» в своих продуктах сам становится объектом активной селекции со стороны «правого шага», т. е. испытывает в процессе собственного функционирования априорное определение «правого шага».

Идея позиционного перехода находится в процессе самообновления и трансформации, позволяет преодолеть некоторую статичность (метафизичность) учения И. Канта: кантовская замкнутость возможного опыта и абсолют «первой природы» сливаются теперь, полагает М. К. Петров, в универсальную объективную матричность — в «мир открытий», т. е. принципиально неформализуемая «вещь в себе» переходит в бесконечную возможность новых «вещей для нас», становится неисчерпаемым «метаформальным» основанием человеческого познания.

М. К. Петров считает, что немецкая классическая философия в движении от И. Канта пыталась логически освоить «вещь в себе» и «продуктивное воображение», связать в единый формализм эти два в системе И. Канта принципиально неформа- лизуемых начала. Тем самым индивидуальное творчество, на котором стоит наука, отсекалось в пользу самодвижения коллективного или родового формализма. Диалектика Г. Гегеля и есть, собственно, попытка логически представить гетерономный синтез. Как с точки зрения И. Канта, так и с точки зрения современной теории творчества это — запрещенный ход: логика превращена из канона, из исходного и обладающего рядом свойств сырья для творчества в самодовлеющую схему и образец — в содержательный органон познания.

В процессах накопления научного знания нет формальной преемственности гегелевского логико-исторического типа. Весь наличный формализм любой ритуализированной области не дает правил вывода новых формальных элементов, и новое всегда возникает как случай. Поэтому наличный формализм не может быть органоном, и в качестве канона он используется только в «чистой» форме всеобщего, т.

Более того, гегелевская попытка поставить бисоциацию (кан- товское продуктивное воображение) на непрерывное логико- историческое основание неприемлема для науковедения и в том плане, что подобная постановка вопроса закрывает путь к изучению механизмов приложения науки и делает беспредметным этическое самосознание науки, считает М. К. Петров. Личная ответственность (кантовская «вменяемость») тех, кто принимает решение о приложениях науки, в том числе и катастрофических, оказывается списанной на историческую необходимость. Постулат гетерономного синтеза позволяет четко выделить сферы «вменения», разложить ответственность в иерархическую последовательность выборов. Такое разложение ответственности имеет тот смысл, что в поисках конечных определителей правильного и неправильного использования науки ученые оказываются перед необходимостью исследовать критерии выбора не только в науке, но и на экономическом, политическом, идеологическом и иных уровнях ответственности.

Теория позиционного перехода рассматривает индивидуальное творчество в качестве неустранимого условия и первого шага научного познания, что делает творческую индивидуальность, талант не просто допустимым или желательным элементом социальности, но жизненно важным и необходимым условием существования общества, использующего науку. Необходимость поддерживать «левую избыточность», без которой невозможен был бы выбор, ставит успехи науки и техники в зависимость от избыточности давления в «первом шаге», т. е. в зависимость от воспитания, сохранения, развития и свободного выявления таланта — способности человека критически относиться к формализму, ломать его и строить из обломков формализм новый.

•к *к Jc

Суть творчества М. К. Петрова, специфика его работ далеко не исчерпывается указанной нами тематикой: историей философии, культурологией, науковедением и социологией науки, философской антропологией, философией истории и культуры, лингвистикой. Дело вовсе не в том, что помимо философии и науки он занимался еще и публицистикой, художественным творчеством, был блестящим переводчиком. Что бы ни писал Петров: о настроениях философской элиты в 1957 г., роли науки в обновлении общества, предмете философии, необходимости реформы образования и о многом другом, какую бы форму ни использовал (статья, монография, повесть, лекция или дискуссия), — это всегда затрагивало суть тех жизненных процессов, к которым он обращался. О нем не скажешь, что погряз в никчемных, надуманных абстракциях, доказывает давно известное. Любой его текст всегда обретал актуально-общественное звучание, ибо создавался человеком, который видел, знал и понимал больше и глубже многих мыслящих современников, а не только коллег по философскому цеху.

Пафос всего творчества М. К. Петрова — освобождение сознания живущего поколения людей от социального фетишизма, когда социальные институты и знаковые системы наделяются самостоятельностью и возникает убеждение, будто человек обязан этим институтам всем, а сами институты и системы могут обойтись без человека, обладают способностью к саморазвитию. Такое убеждение рождает социальную пассивность, упование на «колесо истории», притупляет чувство личной ответственности за все, что делается здесь и теперь.

Главный итог исследовательской деятельности М. К. Петрова аккумулирован в его культурологической концепции, которая обладает большой эвристической силой, в том числе при объяснении индивидуального и социального творчества, становления науки и ее обновленческих функций. В рамках этой концепции гипотеза М. К. Петрова о становлении европейской культуры как продукта случайного слома социальности традиционного типа выглядит вполне убедительно. Однако эта точка зрения больно ранит многих, особенно тех, кто только на словах принимает результаты современной науки, а на деле не готов согласиться с тем, что мы живем в вероятностном мире. Последний тезис означает, что наш биологический вид — продукт случайной биологической мутации, наша европейская культура — продукт случайной социальной мутации, каждый из нас — продукт стечения случайных обстоятельств, не имеющий какого-либо высшего предназначения.

М. К. Петров не был антисоветчиком, диссидентом, не мечтал оказаться на Западе. Его противостояние власти и миру было более значительным. Это была позиция человека куль- туры, фундаментально-нравственная по своей сути, ибо ему не нужно было примеряться к нормам и правилам, выбирать между ними.

Чудовищному режиму, олицетворением которого является Сталин, не удалось сломить человека и его душу. М. К. Петров принадлежит к людям, усилиями которых культура не только живет, залечивает былые раны, но и обретает новые формы.