Диалектика Гегеля и учение Чернышевского о социализме

«Сущность социализма, — писал Чернышевский, — относится собственно к экономической жизни» [4, IX, 828]. Разумеется, при социализме должны произойти коренные перемены и в других областях, во всей жизни человека: в его отношении к другим людям, в его воспитании, его национальных отношениях и т. д. Все эти перемены будут вести к улучшению жизни человека. Но основным мотивом движения к социализму остается экономическое развитие общества.

Этого, говорил Чернышевский, не понимали сенсимонисты, у которых элемент собственно называющийся социализмом находился «под владычеством стремлений, принадлежащих не экономической жизни, а так называемой жизни сердца». Экономическая задача расплывалась у них в неопределенной экзальтированной жажде пересоздать на основе «любви» вообще всю жизнь человека.

В отличие от сенсимонистов у фурьеристов экономическая часть системы исследовалась на основе их психологической теории, которая служила корнем всего их учения. «Мы не говорим, — писал Чернышевский, — что это неосновательно в безусловном теоретическом смысле — напротив, основанием всему, что мы говорим о какой-нибудь специальной отрасли жизни, действительно должны служить общие понятия о натуре человека, находящихся в ней побуждениях к деятельности и ее потребностях. Мы вовсе не думаем также сомневаться в надобности или достоинстве такой науки, которая была бы сводом или экстрактом всех частных наук. Но нельзя не сказать, что эта энциклопедия не уничтожает собою надобности в отдельной разработке частных наук и что она скорее должна называться философиею, нежели наукою о народном хозяйстве или политическою экономиею или социализмом» [4, IX, 829].

Опираясь на опыт истории общества, Чернышевский пришел к выводу, что экономическая история движется к осуществлению принципа товарищества. Буржуазной политической экономии, утверждавшей вечность покоящегося на частной собственности капиталистического строя, он противопоставлял «политическую экономию трудящихся», согласно которой необходимо коренное революционное изменение основ «экономического быта», полное уничтожение эксплуатации человека человеком.

Однако Чернышевскому, под влиянием опыта революции 1848—1849 гг., рисовалась перспектива тяжелой и длительной борьбы трудящихся за социалистический строй в Европе, хотя он и не сомневался в их окончательной победе. «По всей вероятности, — писал он, — это будет история очень длинная. . . По одному большому сражению в начинающейся вековой борьбе за социализм было уже дано в обеих передовых странах Западной Европы. Во Франции это была июньская битва на улицах Парижа; в Англии колоссальная апрельская процессия хартистов по лондонским улицам. Обе битвы были даны в 1848 г. Обе были проиграны. Но на нашем веку еще будут новые битвы, — с каким успехом, мы увидим» (4, IX, 833).

Тем из своих противников, которые объявили социалистический идеал фантастическим и никогда не осуществимым, Чернышевский отвечал коротко, но весьма выразительно: социализм выражает кровные интересы трудящихся масс и вы «сколько хотите отворачивайтесь от них, а все-таки хода истории не остановите» [4, IX, 833].

Так представлял себе Чернышевский перспективы социализма в Западной Европе. Однако его пытливая мысль еще более была занята поисками путей общественного развития России. Развивая учение утопистов-социалистов применительно к российским условиям середины XIX в., он вслед за Герценом и петрашевцами считал возможным при переходе к социализму использовать сохранившуюся в России крестьянскую общину. Он рассуждал следующим образом: в отличие от стран Западной Европы, где капитализм уже развился и частная собственность глубоко проникла в быт крестьян, в России капитализм еще только начинает развиваться. Конечно, если капитализм продолжит свое развитие, то и Россия должна будет сообразоваться с законами капитализма. Но поскольку Россия находится накануне народной революции, которая, по глубокому убеждению Чернышевского, может привести трудящихся к власти, то такая власть может решить не только демократические, но и социалистические задачи. Эта власть, опираясь на крестьянскую общину, может постепенно, с течением времени перевести российское крестьянство с патриархального пути, минуя капитализм, на путь социализма. Она может ликвидировать не только феодальную, но и буржуазную частную собственность, организовать крупное производство, планируемое в масштабе всей страны, уничтожить не только существующее при феодализме, но и капиталистическое разделение труда и тем самым обеспечить развитие личности и ее способностей. Власть народа может добиться такого уровня развития хозяйства, который позволит обеспечить полное удовлетворение человеческих потребностей.

Обоснованию возможности некапиталистического развития России Чернышевский посвятил свою статью «Критика философских предубеждений против общинного владения» (1858). Этот труд представляет большой интерес как философское исследование исторического процесса в целом. Однако непосредственной его целью является философское обоснование возможности построения общинного социализма в России. Центральное место в нем принадлежит обоснованию идеи перехода России от феодализма через крестьянскую общину к социализму, минуя капитализм.

На основе большого фактического материала Чернышевский утверждал, что все народы в процессе своего исторического развития прошли этап общинно-родового строя. Общинное владение землей было низшей, первобытной формой поземельной собственности. В сравнении с первобытной общинной собственностью частная собственность является шагом вперед в развитии земледелия, но одновременно она является и противоположной формой, отрицающей общинную. Остановится ли развитие на этой форме? Нет, не остановится.

В ответе на этот вопрос Чернышевский прямо опирается на положения гегелевской диалектики. Если повсюду, как учит философия Гегеля, «высшая степень развития представляется по форме возвращением к первобытной форме, которая заменялась противоположною на средней степени развития. . .» [4, V, 376], то и в процессе развития поземельных отношений частная собственность, как средняя степень развития, неизбежно заменяется высшей формой — общественной собственностью на землю и другие средства производства, которая повторит по форме некоторые черты низшей первобытной формы поземельных отношений.

Сама средняя степень развития (в данном случае частная поземельная собственность) может при этом не получить сколько- нибудь широкого реального развития, ибо, как говорит Гегель, «средние логические моменты чаще всего не достигают объективного бытия, оставаясь только логическими моментами. Довольно того, что известный средний момент достиг бытия где-нибудь и когда-нибудь, этим избавляется процесс развития во всех других временах и местах от необходимости доводить его до действительного осуществления» [4, V, 387].

Разумеется, перед диалектиком Чернышевским вставал вопрос: а действительно ли достигнута в настоящее время нашей цивилизацией та высокая ступень, принадлежностью которой должно быть общинное владение, социализм? Ответ мыслителя был краток, но логичен и определенен в том смысле, что, по его мнению, для решения этого вопроса недостаточно одних «логических наведений и выводов из общих мировых законов», а необходим «анализ фактов» [4, V, 379], относящихся к состоянию и развитию земледелия в Западной Европе и у нас. Он добавил к этому, что анализ фактов отчасти им рассматривался в предыдущих статьях об общинном владении и с большей полнотою будет исследован в следующих статьях.

Мысли Чернышевского о возможности использования общины в России для перехода к социализму, минуя среднюю ступень развития (капитализм), привлекли внимание Маркса и Энгельса. Основоположники научного коммунизма с большим уважением относились к революционному русскому мыслителю и его научным заслугам. В «Послесловии ко второму изданию» (1873) первого тома «Капитала», отметив резкое понижение научного уровня буржуазной политической экономии, пытавшейся согласовать политическую экономию капитала с притязаниями пролетариата, что нашло свое выражение ив «плоскомсинкретизме» Дж. С. Милля, Маркс заявил: «Это — банкротство буржуазной политической экономии, что мастерски показал уже в своих „Очерках из политической экономии (по Миллю)" великий русский ученый и критик Н. Чернышевский» [1, 23, 17—18].

О большом внимании Маркса к концепции Чернышевского и его последователей в вопросе о роли русской общины свидетельствуют четыре наброска его ответа на письмо В. И. Засулич, а также его «Письмо в редакцию «Отечественных записок», написанное в 1877 г., опубликованное в Женеве в 1886 г., в России — в 1888 г.

Отвечая в первых трех набросках письма к Засулич на аргумент, который приводился в доказательство неизбежного разложения общины русских крестьян на том основании, что она была на Западе, но вместе с прогрессом общества исчезла там и потому не избегнет этой участи и Россия, Маркс обратил внимание на следующие моменты.

«Если бы русские поклонники капиталистической системы стали отрицать теоретическую возможность подобной эволюции, — писал Маркс, — я спросил бы их: разве для того, чтобы ввести у себя машины, пароходы, железные дороги и т. п., Россия должна была подобно Западу пройти через долгий инкубационный период развития машинного производства? Пусть заодно они объяснят мне, как это им удалось сразу ввести у себя весь механизм обмена (банки, кредитные общества и т. п.), выработка которого потребовала на Западе целых веков?

Если бы в момент освобождения крестьян, продолжал Маркс, сельская община была сразу поставлена в нормальные условия развития, если бы затем громадный государственный долг, выплачиваемый главным образом за счет крестьян, вместе с другими огромными суммами, предоставленными через посредство государства (опять-таки за счет крестьян) «новым столпам общества», превращенным в капиталистов, — если бы все эти затраты были употреблены на дальнейшее развитие сельской общины, то никто не стал бы теперь раздумывать насчет «исторической неизбежности» уничтожения общины: все признавали бы в ней элемент возрождения русского общества. . .» [1, 19, 401].

Далее Маркс указал и на другое обстоятельство, благоприятствующее возможности некапиталистического развития России к социализму путем сохранения и развития русской общины. Оно состоит в том, что русская община пережила тот период, когда капиталистический общественный строй развивался по восходящей линии. Теперь как в Западной Европе, так и в Соединенных Штатах капитализм вступил в полосу кризиса, находится в борьбе и с наукой, и с народными массами, и с самими производительными силами, которые он порождает; кризис этот может окончиться «только уничтожением капитализма, возвращением современных обществ к „архаическому" типу общей собственности. . .» [1, 19, 401-402].

Сформулировав эти общие положения и указав на то, что о последовательных изменениях в развитии «архаического» типа общей собственности мы ничего не знаем, Маркс посвятил ряд страниц истории первобытных общин, анализу причин их жизнеспособности и последовавшего распада, выяснению некоторых характерных черт, отличающих «земледельческую общину» от более древних типов. Обнажив свойственный земледельческой общине дуализм (с одной стороны, общая собственность и обусловливаемые его общественные отношения, с другой — частный дом, парцеллярная обработка пахотной земли и частное присвоение ее плодов), Маркс пришел к следующему выводу в исследовании данного вопроса, допустив следующую альтернативу: «. . . либо заключающийся в ней (общине. — Ред.) элемент частной собственности одержит верх над элементом коллективным,'либо последний одержит верх над первым. Все зависит от исторической среды, в которой она находится. . . a priori возможен и тот, и другой исход, но для каждого из них, очевидно, необходима совершенно различная историческая среда» [1, 19, 404—405].

Проанализировав влияние на общину предпринятого царем «освобождения» крестьян от крепостной зависимости и указав на то, что «жизни русской общины угрожает не историческая неизбежность, не теория, а угнетение государством и эксплуатация проникшими в нее капиталистами, взращенными за счет крестьян тем же государством» [1, 19, 415], Маркс пришел к окончательному, хотя и сформулированному естественно под определенным условием, выводу в «Письме в редакцию „Отечественных записок14»: «Если Россия будет продолжать идти по тому пути, по которому она следовала с 1861 г., то она упустит наилучший случай, который история когда-либо предоставляла какому-либо народу, и испытает все роковые злоключения капиталистического строя» [1, 19, 119].

Маркс решительно отвергает попытки автора статьи «Карл Маркс перед судом г. Жуковского», т. е. Н. К. Михайловского, превратить содержащийся в «Капитале» очерк возникновения капитализма в Западной Европе «в историко-философскую теорию о всеобщем пути, по которому роковым образом обречены идти все народы, каковы бы ни были исторические условия, в которых они оказываются, — для того, чтобы прийти в конечном счете к той экономической формации, которая обеспечивает вместе с величайшим расцветом производительных сил общественного труда и наиболее полное развитие человека». Наивысшая добродетель такой историко-философской теории состоит «в ее нады- сторичности» [1, 19, 120].

Страстная защита Чернышевским общинного владения землей, необходимости его сохранения прямо связана с надеждами на победу крестьянской революции и безвозмездную передачу всей земли крестьянам. Только при этом условии он допускал возможность соединения общинного владения землей с общинным производством, что, по его глубокому убеждению, могло положить начало развитию стран ы по социалистическому пути. Между общинным владением без общинного производства и общинным владением с общинным производством, писал Чернышевский, разница неизмеримая. Первое только предотвращает пролетариат, второе — не только избавляет страну от «пролетарства», но и содействует возвышению производства, делает последнее неизмеримо более успешным, нежели при частной собственности.

Чернышевский переоценивал плоды возможной победы крестьянской революции в России, могущей, по его мнению, одновременно стать революцией и демократической и социалистической.

Социалистическое учение Чернышевского является одной из форм критического утопического социализма. Он не понял сущности капиталистического способа производства, на что обратил внимание Маркс, но ему принадлежит заслуга глубокого экономического обоснования социализма не только в русской, но и в мировой домарксистской общественной мысли. В его произведениях «Капитал и труд», «Июльская монархия» (1860), «Очерках из политической экономии (по Миллю)» (1861) и других дана, как отмечает В. И. Ленин, замечательно глубокая критика капитализма, вскрыты многие противоречия буржуазного общества.

Социалистическое учение Чернышевского содержит в себе ряд гениальных идей и предвосхищений. В его статье «Экономическая деятельность и законодательство» (1859) обрисовываются контуры того, что может дать социализм трудящимся. «. . . Мы принимаем за арифметическую истину, — заявляет он, — что со временем человек вполне подчинит себе внешнюю природу, насколько будет [это] ему нужно, переделает все на земле сообразно с своими потребностями, отвратит или обуздает все невыгодные для себя проявления сил внешней природы, воспользуется до чрезвычайной степени всеми теми силами ее, которые могут служить ему в пользу. Этот один путь уже мог бы привести со временем к уничтожению несоразмерности между человеческими потребностями и средствами их удовлетворения» [4, V, 609].

Одним из главных условий существования и развития социализма Чернышевский считал планомерное развитие народного хозяйства, основанное на «точном счете общественных сил и потребностей». Он представлял себе социалистическое хозяйство в виде крупного производства, состоящего из промышленных и сельскохозяйственных товариществ, взаимно обеспечивающих друг друга необходимыми продуктами труда и способных удовлетворить как индивидуальные, так и общественные потребности тружеников социалистического общества.

Утопический социализм Чернышевского, если рассматривать его во всемирно-историческом смысле, был несомненным симптомом и предвестником появления российского рабочего класса, который впоследствии вырос в могучую силу, превратившую Россию в центр мирового революционного движения.

При оценке утопического социализма в России, а также в целом ряде азиатских государств необходимо, как напоминал Ленин, иметь в виду замечательное изречение Ф. Энгельса: «Чтб неверно в формально-экономическом смысле, может быть верно во всемирно-историческом смысле» [1, 21, 184]. Утопический социализм был «ложен» в формально-экономическом смысле, поскольку он объявлял прибавочную стоимость несправедливостью с точки зрения законов обмена. Против этого социализма были правы в формально-логическом смысле буржуазные экономисты, ибо из законов обмена прибавочная стоимость вытекает вполне «естественно» и «справедливо».

Но утопический социализм, по словам Ленина, был прав во всемирно-историческом смысле, ибо он «был симптомом, выразителем, предвестником того класса, который, порождаемый капп- тализмом, вырос теперь, к началу XX века, в массовую силу, способную положить конец капитализму и неудержимо идущую к этому» [3, 22, 120].

Народническая утопия (утопия Чернышевского в том числе) являлась выражением стремления трудящегося крестьянства и мелкой буржуазии «совсем покончить с старыми, феодальными эксплуататорами и ложная надежда „заодно" устранить эксплуататоров новых, капиталистических». Разве не естественно, пояснял эту мысль Ленин, что «идущие на борьбу миллионы, веками жившие в неслыханной темноте, нужде, нищете, грязи, оброшенности, забитости, преувеличивают вдесятеро плоды возможной победы?» [3, 22, 120—121].