Различия между женщинами

Как отмечалось выше, де Бовуар не единожды говорит о классовых, расовых и национальных различиях между женщинами и о том, как такие различия связаны с различным экономическим, социальным и политическим положением женщин, которые поэтому оказываются в разных условиях.

Во всех таких примерах она подчеркивает, что главным препятствием для совместных действий всех женщин против господства мужчин является нежелание женщин отказаться от своих расовых или классовых привилегий. Иными словами, белую женщину среднего класса останавливает от борьбы с сексизмом понимание того, что если она разрушит сек- сизм, то тем самым пошатнет свои расовые и классовые привилегии. Это связано с мыслью де Бовуар о значении классовой принадлежности для преимущества, даваемого полом. Она доказывает, что чем меньшими классовыми привилегиями обладают мужчины и женщины, тем меньшим сексуальным преимуществом располагают мужчины этого класса; чем сильнее классовое подавление, тем слабее подавление по признаку пола. Поэтому, согласно де Бовуар, подавление по признаку пола и классовое подавление глубоко взаимосвязаны. Важный способ установления классовых границ предполагает учет отношений между мужчинами и женщинами: мы не можем охарактеризован» сексизм, которому подвергаются женщины, не уточнив, к какому классу они принадлежат; и мы не можем понять механизм сексизма без учета его связи с классовыми привилегиями. То, что делает женщин среднего класса зависимыми от мужчин того же класса, как раз и отличает их от женщин рабочего класса21.

Но де Бовуар не принимает во внимание собственных глубоких мыслей. Напротив, она почти всегда описывает отношения между мужчинами и женщинами так, словно классовая, расовая или этническая идентичность мужчин и женщин не имеет никакого значения для истинности суждений о «мужчинах и женщинах». Это создает некоторые весьма серьезные затруднения для ее попытки общей характеристики «женщины». Оставаясь в заданных ею рамках, неверно было бы сказать (а она говорит), что мы живем в «мире мужчин»22, будто все различия между принцами и нищими, господами и рабами могут быть стерты тем фактом, что все они мужчины23. Характеризуя психологическое развитие девочек, она показывает, каким образом все в жизни девочки «убеждает ее в идее мужского превосходства»24. Однако впоследствии она разъясняет, что белая девочка, растущая в Соединенных Штатах, вряд ли верит в превосходство чернокожих мужчин: «В годы Гражданской войны в США никто среди южан так страстно не выступал за сохранение рабства, как женщины». Она описывает, каким образом девочки из высшего общества научаются верить в свое превосходство над мужчинами из рабочего класса: «Женщины высших классов являются ярыми сообщницами своих мужей-повелителей, потому что они весьма дорожат привилегиями, которыми пользуются благодаря им. Известно, что представительницы крупной буржуазии и аристократии защищают свои классовые интересы с большим упорством, чем их мужья»25. Независимо от того, насколько точны характеристики горячей приверженности некоторых женщин сохранению привилегий — и действительно ли они отстаивали их более рьяно, чем мужчины их расы и класса26, — важно, что эти характеристики подрывают утверждения де Бовуар (в других местах книги) об общем положении женщин.

Чуткость де Бовуар в том, что касается классового и расового неравенства, заставляет нас удивиться ее характеристике «мужчины» как «гражданина» и «производителя», который обладает «экономической независимостью» и «по закону и по традиции находится в привилегированном положении просто потому, что он — мужчина», в противоположность «женщине» («у женщины же главными, а нередко и единственными обязанностями являются обязанности супруги»), «запертой в четырех стенах», наслаждающейся «безмерным досугом» и принимающей гостей за столом, «уставленным изысканными блюдами, тонкими винами»27.

«Поскольку он [муж] работает, то именно через него осуществляется связь между интересами семьи и общества; будущее семьи также зависит от него, поскольку он участвует в создании коллективного будущего; именно он олицетворяет открытость внешнему миру. Женщина занята продолжением рода и заботами о домашнем очаге, то есть она олицетворяет замкнутость»28.

В данном случае де Бовуар, несмотря на приводимые ею свидетельства обратного, рассуждает так, словно расизм, например, никогда не существовал и никогда не влиял на условия, при которых мужчина может «олицетворять открытость». Здесь и в других местах, где она указывает на роль женщины в воспроизводстве семьи и рода («причина угнетения женщины кроется в желании бесконечно продлевать род и содержать вотчину в неприкосновенности»29), она считает необходимым игнорировать вопросы легитимности, хотя в других случаях касается их. Де Бовуар цитирует Демосфена: «У нас есть гетеры для увеселения духа, наложницы (paUages) для увеселения чувств и супруги, чтобы дарить нам сыновей»30; ее аргументация предполагает, между прочим, что человеческие существа обычно не «продолжают род» случайно или безразлично к тому, какие люди будут населять будущее. И Платон, и Аристотель беспокоились о том, чтобы надлежащие мужчины соединялись с надлежащими женщинами, с тем чтобы произвести философов-правителей и граждан полиса.

Де Бовуар пренебрегает собственными глубокими мыслями о политических последствиях положения женщин, рассеянных по всем слоям и группам населения, еще в одном отношении: она часто сравнивает женщин с другими группами — евреями, неграми, магометанами, пролетариями, рабами, слугами, народом в целом. Например, она призывает нас подумать о различиях между положением женщин, с одной стороны, и «еврейской диаспорой, введением рабства в Америке, колониальными захватами». Де Бовуар с большим сочувствием отзывается о суждении Бебеля о «близости позиций женщин и пролетариата». Она замечает, что в некоторых аспектах гегелевская концепция «хозяина и раба» вполне применима к «мужчине и женщине». Размышляя о рабстве в Соединенных Штатах, она утверждает, что между положением женщин и положением американских негров существуют «различия»: «Негры восстают против своей судьбы, тем более что никакие преимущества не компенсируют ее жестокости. Женщину же приучают к тому, чтобы она примирилась со своей участью». Она говорит о роли религии, которая дает «женщинам» и «народу в целом» надежду на преодоление имманентности: «Когда какой-либо пол или класс обрекают на имманентность, взамен следует предложить мираж трансцендентности». Разговоры жен о мужьях она сравнивает с «пересудами слуг, злословящих в адрес своих "макак” — хозяев»32.

Я упоминаю эти сравнения не для того, чтобы оценить их историческую точность, а для того, чтобы показать, что в них де Бовуар оставляет неясным тот факт, что группы людей, с которыми она сравнивает женщин, наполовину состоят из женщин. Это особенно поразительно в свете осознания ею того, как женщины распределяются в рамках расы, класса, религии и нации. Иногда она противопоставляет «женщин» «рабам», иногда характеризует женщин как «рабов»33, но никогда не говорит прямо о тех женщинах, которые, по ее же классификации, принадлежали к рабскому слою населения — каковы, например, чернокожие рабыни в Соединенных Штатах. В одном месте она уточняет, что «среди рабов были женщины, но были всегда и свободные женщины»34, и далее разъясняет, что будет исследовать именно положение свободных женщин. Она также говорит, что «классы, в которых женщины пользовались некоторой экономической автономией и участвовали в производстве, были угнетаемыми классами, и как работницы женщины были порабощены еще в большей степени, чем работники мужского пола»35. Но, противопоставляя «женщин» другим группам и не считая необходимым уделить внимание женщинам в этих других группах, де Бовуар выражает решимость использовать категорию «женщина» только применительно к тем женщинам, которые не страдают от агрессии расистов и антисемитов, не подвергаются классовому или империалистическому угнетению.

Пожалуй, в каком-то смысле она понимает, что такова плата за последовательность: ведь там, где она вкратце описывает положение существ женского пола, принадлежащих к тем группам, которые она противопоставляет «женщинам», то, что она говорит, не следует из ее определения «женщин». Например, она утверждает, что в средние века крестьяне и крестьянки жили «на равных» и что «в трудящихся классах экономическое угнетение стирает неравенство полов»36. Придерживаясь такой точки зрения, она, конечно, должна ограничить значение термина «женщина» только теми существами женского пола, которые не подвергаются другим упоминаемым ею формам угнетения; иначе ее общие заявления о подчинении женщин мужчинам были бы опровергнуты ею же самой. И все же вместе с тем она ставит их под вопрос, и мы убедимся в этом, поскольку переходим к третьему отношению, в котором де Бовуар опять-таки не принимает во внимание собственных важных мыслей.

Ближе к концу книги «Второй пол» де Бовуар признает, что обсуждаемые ею различия в обладании привилегиями и властью между мужчинами и женщинами имеют место только в том случае, если мужчины и женщины принадлежат к одному классу и расе37. Это является логическим заключением, если утверждать (что, как мы видели, она и делает), что жены белых рабовладельцев в Соединенных Штатах яростнее своих мужей боролись за сохранение расовых привилегий; поскольку под «рабами» она подразумевала лиц мужского пола, вряд ли она могла утверждать, что мужчины, которые были рабами, господствовали над свободными женщинами. Но проблема заключается даже в том, каким образом она сообщает здесь об осмысленности утверждений о привилегиях, основанных на поле, только в рамках одного и того же класса или расы. Ведь это предполагает, что сексизм в рамках одного класса или расы ничем не отличается от сексизма в любом другом классе или расе. Если так, то ее утверждения в конечном счете действительно обладают некой общностью — например, то, что характерно для отношений между белыми мужчинами и белыми женщинами, характерно и для отношений между черными мужчинами и черными женщинами. Но мы видели, что де Бовуар также полагает, что угнетение по признаку пола в сущности сводится к нулю, когда мужчины и женщины подвергаются другим формам угнетения. В таком случае на самом деле она говорит не о том, что обсуждаемый ею сексизм имеет место только внутри определенного класса и расы, но, скорее, о том, что он имеет место только тогда, когда участвующие в сексист- ских отношениях мужчины и женщины не подвергаются классовому или расовому угнетению. Она сама подводит нас к выводу, что сексизм, интересующий ее в книге «Второй пол», распространяется на белых женщин среднего класса из западных стран.