Никто не спорит против того, что в раннем возрасте воспитание зависит преимущественно, даже почти исключительно, от привития детям хороших привычек, нравов и показа им достойного подражания примера. Маленький ребенок не может руководствоваться размышлениями, он должен направляться и воспитываться непосредственной силой личного влияния.
Дом и семья воспитывают непосредственно, бесшумно и тихо и меньше всего поучениями, убеждениями и словами. Да слова, если все остальное хорошо поставлено, почти совершенно бесполезны, во многих случаях даже вредны и ничему не помогают, если не хватает главного. Подлинный воспитатель скуп на слова. Ни один из известных педагогов не отрицал силы непосредственного воспитания путем привития навыков в первые годы жизни ребенка* да никто не отрицает этой силы и в последующей стадии развития, оказывающей влияние на всю жизнь. И поэтому, когда в начале второго периода жизни ребенок передается школе, то и здесь главное значение будет иметь влияние, которое она оказывает на его внешний и внутренний облик своим порядком и организацией и вообще всем господствующим в ней духом и силой примера. Нужно пойти дальше и прямо заявить, что без этого примера, который показывают учитель и ученики, все другое имеет очень мало значения и эффекта. Но спрашивается: если характер и личность учителя рассматриваются всеми как источник подлинного духа школы, то каково же главное средство, которое он применяет для достижения общих целей школы, выражающихся одним словом образование, а именно: есть ли это сумма дисциплинарных средств или само обучение? В этом суть вопроса и здесь кроется причина разногласий во взглядах и мнениях. Из всей истории человеческой культуры и из любой истории воспитания известно, что в прежние времена придерживались первого взгляда. И школьное воспитание было, можно сказать, исключительно делом упражнения и привычки. Рядом с ним шло ученье, т. е. заучивание определенных знаний, запоминаемых дословно, и упражнения во внешних навыках. О воспитывающем обучении, т. е. о такой постановке обучения, когда бы оно естественно развивало силы ребенка, упражняло их и укрепляло и стремилось к тому, чтобы последний мог руководствоваться в своем поведении ясными представлениями и мыслями, об этом мало думали или даже вовсе не думали. Об этом и не могли думать до тех пор (мы говорим о народной школе), пока не узнали рационально-формальной силы обучения, под которой я понимаю не только методическое преподнесение учебных предметов, но и влияние осознанного и превратившегося в убеждение содержания образования, что, как известно, имело место только в XVIII веке, и то не всюду. Если пожелать дать наименование этой точке зрения, то ее можно назвать «католической» (я надеюсь, читатели не подумают, что я здесь или еще где-либо хочу сказать что-нибудь оскорбительное). Другая точка зрения является протестантской — конкретным последствием протестантизма. Согласно первой точке зрения, все благо в жизни, а следовательно и в воспитании, основывается на подчинении своего «я» власти авторитета, Вера в правду и могущество других, церкви и т. д., является главной линией поведения. Протестант, наоборот, стремится действовать согласно собственным убеждениям, он признает права личности, он хочет повиноваться лишь тому, в чем сам убедился на разумных основаниях. Это, только намеченное здесь, различие взглядов должно оказывать решающее влияние как на метод преподавания, так и на дисциплину и весь дисциплинарный устав школы. Оно дает основание как для различного понимания, так и для различного образа действия. Рассматривать ребенка как существо, которое следует развивать, с которым надо „обращаться сообразно его природе, искать в нем самом закон развития, которому надлежит следовать; всесторонне развивать заложенные^ нем задатки и силы; преследовать формальные цели обучения, ничего не преподносить догматическим методом, т. е. ничему не учить, не добиваясь его понимания и осознания ребенком; желать убедить последнего в истине путем уяснения им причин явлений и побуждать его следовать ясно осознанным убеждениям и т. д. — все это протестантские принципы, протестантский способ обучения. Не нужно доказывать, что не все, называющие себя протестантами, им следуют, что мы их находим, по крайней мере частично, и в католических школах. Даже, более того, каждый знает, что главные партии так называемой протестантской церкви весьма презирают эти основные положения и сознательно их отвергают. Но все дело в принципах. Только протестантский принцип мог породить новый характер обучения. Кто его хулит или борется против него, борется тем самым и против протестантского принципа. Не вдаваясь в дальнейшие рассуждения, которым здесь не место, мы только укажем, что мыслящий читатель получает благодаря этому возможность окинуть свободным взором истинную сущность борьбы в области обучения и воспитания, происходящей между партиями внутри протестантской или евангелической церкви. Последовательный протестантский учитель главное значение придает обучению, силе влияния через обучение, а не чему-либо другому, находящемуся около или вне его, не дисциплинарному уставу, если под этим понимаются независимые от преподавания или обучения правила и мероприятия. Это понимание вещей в духе нового времени или в новом духе времени очень удачно отражает само слово учитель. Современный школьный работник или шульмейстер — учитель, в полном смысле этого слова учитель. Кто может подумать, что мы придаем значение поучению, преподнесению материала догматическим методом, зазубриванию, подчинению непонятным правилам, механическим упражнениям и силе авторитета, тот нас совершенно не понимает. И тот ничего не понимает в деле, о котором идет речь, кто сделает нам упрек, что мы нашими утверждениями отрицаем или принижаем силу примера, значение характера воспитателя, влияние привычек. Нас понимает тот, кто рассматривает познание истины как высший фактор, как первый педагогический принцип в юности, а также всего истинного, т. е. разумного .образования человека; кто сам согласует свой образ мысли, свое сознание и образ действия только с познанной истиной; у кого мысль не расходится с делом; кто мыслит и желает быть тем, что он есть на самом деле; кто сознает, что его влияние не только на интеллект других, но и на их нравственность и культурность зависит от силы убеж-> дения и является ее следствием, — и согласно этому действует в школе. В этом убеждении заключается доктрина № 1 и, собственно говоря, все. Дисциплина является лишь следствием, значит по отношению к воспитанию занимает не первое, а второе место, потому что зависит от него. Поэтому, кто думает, что для нас важно только знание, а не воля, не стремление к истине; важно образование как таковое, а не воспитание, — тот нас совершенно не понимает. Мы хотим сформировать человека, цельного человека, образовать его действительно всесторонним, в высшей степени действенным. Но мы хотим достигнуть этого принципиальными путями и средствами убеждающего познания. Только таким образом мы считаем возможным воспитать человека посредством самодеятельности, как самоопределяющееся (автономное) существо. В истинном обучении — таково убеждение современных учителей — заключается не только интеллектуальная, но и нравственная сила.
И притом во всяком истинном обучении, в каждом правильно поставленном учебном предмете. Было время, когда полагали, что эту похвалу можно высказать только по отношению к преподаванию религии, только от него можно ожидать нравственного влияния на учеников. Ничто нё может быть одностороннее, неправильнее и вреднее этого мнения. Тогда законоучитель ставил себя сам, и другие его ставили, не только выше всех, но он считал, что только исключительно он один призван заботиться о детских душах. Все же прочие учителя должны лишь сообщать ученику нужные ему в практической жизни знания и полезные умения; они часто и сами смотрели на свою профессию только с этой низменной точки зрения. В теории мы преодолели это неправильное понимание человеческой жизни, содержания обучения и самого обучения, но, к сожалению, на практике только отчасти. Поэтому правильное, высшее, истинное понимание назначения человека и правильная оценка средств, которыми оно достигается, является делом величайшей важности. Всякое подлинное обучение вносит свой вклад в правильное образование человека, всякое обучение имеет это призвание и это назначение. В основе подлинного обучения лежит нравственная, формирующая характер сила. — Приведите доказательство! Да, доказательство. А что же доказываете Вы, требующие доказательства? Везде и всюду учите Вы без всяких доказательств, везде и всюду требуете Вы веры в Вашу мудрость. Какое же право имеете Вы требовать доказательств? Очевидно, никакого, и поэтому никто из Вас не может жаловаться, если мы не подчинимся вашему требованию. Да и вообще никто не может жаловаться, так как доказательство кроется в самом порядке вещей. Истинное обучение должно иметь образовательную силу, обратное было бы внутренним противоречием, противоречило бы понятию об истинном обучении. Избитая фраза, что «знать и хотеть — это две разные вещи» ничего не опровергает, так как то, что здесь называется знанием, имеет разные значения. Людей, имеющих понятие только о внешнем знании, — легион, таких, которые в юности не приобрели иного знания — тоже легион. Эти люди, которые то, что они знают (т. е. думают, что знают), восприняли на веру или усвоили ради внешних эгоистических целей, эти вообще столь глубоко верующие люди разыгрывают из себя в этом вопросе маловеров. И не удивительно: потому Что они сами не пережили того, что необходимо пережить для того, чтобы в нем не сомневаться. Пережить же это возможно или учась са* мому, бескорыстно любя истину и науку, или же уча молодежь, которая — чуждая тщеславию, с чистым сердцем отдается влиянию учителя и воздействию самого предмета обучения. Такое стремление, такое обучение несомненно облагораживает человека, содействует истинному образованию. Оно обостряет чувства, упражняет члены, тренирует тело и приучает его к хорошим манерам, вызывает внимание и жажду знания, развивает мыслительные способности, упражняет в навыках речи, питает ум, внушает любовь к предмету и к истине вообще, вызывает большой интерес к предмету и саморастворение в нем, в зародыше подавляет эгоизм, — короче говоря, воспитывает и образует из неотесанного от природы человека истинного человека и выпускает его из школы проникнутого внутренним стремлением продолжать свое самовоспитание и самообразование на службе познанной истине и соответствующим его индивидуальности человеческим целям. Само собой разумеется, что таких целей можно достигнуть не при помощи ложного или мнимого обучения, которое только и известно тысячам людей, берущимся судить о педагогических вопросах, а единственно путем истинного подлинного обучения. Невозможно, чтобы пища, соответствующая физической природе человека, была невкусной и не питала бы тело. Также невозможно, чтобы обучение, соответствующее природе ума, было бы им отброшено, отвергнуто и не содействовало бы его росту и развитию. Оба предположения в равной мере содержат внутреннее противоречие. Этому же учит всюду и опыт, конечно, только там, где обучение правильно поставлено. Нигде нет более радостных, веселых, бодрых и лучших детей, чем при таком обучении. Да почему бы и нет? В самом обучении, т. е. в сообщаемой им истине, к живому пониманию которой оно побуждает и самостоятельному развитию которой оно способствует, — ив форме этого обучения, соответствующей природе развивающегося ума, лежит сила, воспитывающая человека природосообразно, т. е. сообразно его внутренней сущности. Достигаемое таким путем облагораживание человека становится всесторонним. Человек принимает благородную осанку, лицо его становится более одухотворенным. В человеке раз вивается чувство истины,80 добра и красоты, на нем сказываются плоды гуманного образования. Так во все времена думали подлинные, истинные учителя; как бы малочисленны они ни были в прежние мрачные века, во все времена добивались они таких результатов. Но никогда не могли эту всеобъемлющую истину так глубоко понять, потому что не могли проверить ее на практике, как со времен Песталоцци. Не может быть и никогда еще не было столь своевременно напомнить об этом и призвать тех, которые этого еще не знали, так вникнуть в сущность и дух истинного обучения, как в наши дни. Наша точка зрения была и остается: всякое истинное обучение имеет образовательную нравственную силу. Г р у б е доказал это по отношению к обучению арифметике; это же можно утверждать по отношению к преподаванию естествознания, рисования чистописания. Кто это отрицает, за тем мы решительно не можем признать не только понимания сущности истинного обучения, но даже и простого знания дела. А тот, кто после всего, что уже было сказано, и того, что к нему легко сможет добавить мыслящий читатель, еще станет выступать с сомнениями и вопросами; кто будет механически повторять с чужого голоса утверждение, что нужно -различать образование для жизни, для мира, для земли от образования для неба, для вечности, для иного мира; что вышеописанное обучение помогает достижению первой цели и служит преходящему, кажущемуся, является образованием для мирян; иным же является воспитание для священных, божественных, непреходящих целей и т. д. — короче говоря, кто еще после того, как мы часами взывали к его разуму, все снова выдвигает свои возражения, подобно старым бабам, бесконечно твердящим одно и то же, — тот или вовсе нас не понял, или же он ничего не знает ни о природе человека, ни о свойствах объективного мира. Он не знает ни истории, ни психологии, ни возрастных особенностей, а уж об обучении и воспитании он не знает ровно ничего. С таким человеком больше не спорят, его оставляют в покое. Противник наших рассуждений должен (если мы захотим в кратких словах сформулировать его задачу) опровергнуть следующие положения: во всяком истинном обучении соединены три фактора: знание дела (объекта), любовь к делу и к учащемуся (субъекту), педагогические способности (субъективно-объективный метод). Эти три стороны обучения объединяются в одно гармоническое целое в личности учителя, которая оказывает на учащихся троякое влияние, отчего они приобретают знание предмета (объективную истину), любовь к нему, волю и силу к.достижению истины и служению ей. Таким образом, обучение, воздействуя на ум, чувства и волю, гармонически воспитывает целостного человека.