Даже при самом поверхностном обзоре становится совершенно очевидно, что сфера сакрального, зона там, точно соответствует тому, что мы имеем в виду под мифосом, коллективным бессознательным и имажинэром.
Но важно также, что эти же структуры воображения мы встречаем при исследовании того, как структурирован сам социум, который в данном случае при определении религии и ее сферы попадает в зону «здесь», зону профанного. «Здесь» и «там» в равной степени являются развертыванием мифа, поэтому религия не есть добавление к обществу, но сопричастна самой его сути. Как этнос и есть миф, так общество и есть религия. При том что специфической зоной внимания «религии» является «там», эта зона полностью гомологична зоне «здесь». В обоих случаях мы имеем дело с развертываемыми структурами мифа, поэтому основы всякого общества всегда и непременно сакральны. Но эта сакральность присутствует в обществе, разделяемом на «здесь» и «там», неодинаковым образом. «Там» сакральное сохраняет свою живость, свою энергию, свою внутреннюю динамику, свой накал. «Там» сакральное, миф присутствуют в свежей и всякий раз новой форме. А «здесь», в мезозоне социума, сакральное существует в «охлажденном» виде, как банализированное, затертое, привычное и поэтому не вызывающее сильного всплеска экзистенциального опыта. Но тем не менее «здесь» не есть нечто фундаментально иное, нежели «там»: генетически они тождественны и всегда гомологичны. Профанное — это просто застывшее сакральное, то есть сакральное, потерявшее впечатляющую животворящую, ужасающую и восхищающую силу. Поэтому-то мы и говорим, определяя религию, об имманентной границе, которая, разделяя топологию на зоны, не придает им фундаментально инаковых свойств, несводимых друг к другу. «Там» есть в конечном счете идеовариация «здесь», и наоборот — «здесь» есть идеовариация «там». Общество космично, космос социален. Все это прекрасно видно в русскоязычном употреблении слова «мир» — это одновременно община и Вселенная, причем и то и другое отмечено признаком баланса, то есть «миром» в смысле гармонии, равновесия.
Но мир внутри самого себя имеет границу, отделяющую «мир сей» от «мира иного», посюстороннее от потустороннего, одну родовую фратрию этноса от другой. Они гомологичны и различны одновременно, представляют собой развертывание имажинэра по одной и той же модели, но в разном энергетическом регистре. Религия концентрирует свое внимание на мире как Вселенной, на потустороннем, на мире ином. Но этот жест переноса внимания не выносит ее за сферу социального. Напротив, религия выполняет функцию социального интегратора, она- то и конституирует социум в самом полном и общем смысле, охватывая все возможные зоны человеческого внимания — от самых далеких до самых близких и интимных. Через свою сосредоточенность на сакральном религия обнаруживает ключ к профанному, фундаментализирует его структуру и замыкает его на полноценную и всеобъемлющую стихию коллективного бессознательного. Профанное разрешается в сакральном, как социальное достраивается в религиозном до максимально возможной полноты. Поэтому религия является, с одной стороны, социальным институтом, а с другой — чем-то большим, так как несет в своей матрице все общество в целом, со всеми его институтами, ролями и статусами, включая представления о том, что обществом, в узком смысле, не является, — то есть о природе. Религия социализирует мир, делает его доступным для человеческого восприятия, но в то же время придает социуму макрокосмический характер — общественное устройство всегда воспроизводит устройство Вселенной как ее микрокопия. Фундаментальная роль, отводимая Дюркгеймом в структуре социума религии, и, соответственно, придание религиозному фактору центрального значения в социологии являются, таким образом, выражением самой социальной природы религии и, более того, религиозной природы социальности.