1. Династия Аккаде


Для последующих времен личность основателя царства Аккаде—Шаррум- кёна (в современной историографии обычно называемого Саргоном Древним) — была окутана сказочной дымкой преданий; нам и сейчас нелегко отделить легенду от истории, хотя от Саргана дошли и подлинные надписи, к сожалению довольно скупые по содержанию.
Помимо них о событиях его жизни и царствования рассказывают поэмы на шумерском и аккадском языках, то превозносящие его как любимца богини Иштар, то осуждающие за гордыню и пренебрежение к воле богов; время возникновения некоторых из этих поэм отстоит, видимо, лишь на немногие поколения от периода жизни Саргона, другие сложились столетиями позже. Затем царствование Саргона и его потомков нашло отражение в так называемых Omina [§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§] [43; 50] и в исторической традиции «хроник» и ритмических произведений, составленных в форме якобы подлинных царских надписей (пару). «Хроники» и нару в значительной мере опираются на выписки из Omina.
Omina — это записи, сделанные древними прорицателями о природных явлениях, а в особенности о конфигурациях печени жертвенного ягненка, наблюдавшихся перед каким-либо важным событием в жизни страны, а также о самих событиях. Предполагалось, что будущие поколения прорицателей, встретившись с подобными же явлениями, смогут безошибочно предсказать наступление точно таких событий: считали, что между ними существует причинная магическая связь. События, регистрируемые (без какого бы то ни было хронологического порядка) в сводах Omina, обычно представляют собой нечто, вообще говоря, возможное (например, смерть царя от гангрены, вызванной занозой на ноге, и т. п.)'.

К сожалению, иногда один и тот же Omen оказывается связанным с именем то одного, то другого царя, и в любом случае у нас, как правило, нет действительного критерия подлинности упоминаемых в Omina сообщений. Поэтому, если историк ссылается только на Omina или на составленные по ним «хроники» в подтверждение того или иного факта, это означает, что факт, о котором идет речь, малодостоверен. Конечно, нет никакой гарантии и в истинности событий, упоминаемых в поэтических текстах.
Согласно одной из самых старых традиций (но все же возникшей на 150 лет позже Саргона), традиции «Царского списка», «Шаррумкен» был «садовником, чашеносцем Ур-Забабы», лугаля IV династии Киша, внука Ку-Бабы. Низкое происхождение Саргона стало впоследствии общим местом клинописных исторических сочинений. Поздняя эпическая традиция утверждала, что Саргон был незаконным сыном безбрачной жрицы (?), приемным сыном водоноса и по особой милости к нему богини Иштар (шумерской Инаны) прямо из садовников попал в цари. Ввиду такой настойчивости традиции мы едва ли вправе сомневаться в том, что либо Саргон действительно вышел из народа (собственно, из членов персонала царско-храмового хозяйства), либо в его деятельности или в сопутствовавшей ей исторической обстановке было нечто, позволившее сложиться такому мнению о нем. Столь неожиданное возвышение могло произойти в критической обстановке крушения царств, народного восстания или общей смуты, но едва ли просто вследствие одного из тех дворцовых переворотов, десятки которых история Двуречья знала и до и после Саргона. Поскольку, по «Царскому списку», Саргон был слугой Ур-Забабы, царя Киша, постольку его внезапное возвышение кажется возможным связать с поражением Киша, понесенным от Лугальзагеси. Во всяком случае, в течение некоторого времени Саргон правил одновременно с Лугальзагеси.
Настоящее имя Саргона неизвестно, а имя Шаррумкен, что значит по-восточносемитски «царь истинен», он, по всей вероятности, принял уже по восшествии на престол. Поздняя аккадская поэма, известная в науке под называнием «Легенда о Саргоне» [50], соообщает, что его родиной был Азупирану («Шафрановый городок», или «Городок крокусов») на Евфрате. Местоположение его неизвестно, но полагают, что он находился на среднем течении этой реки, т. е. в пределах нынешней Сирии, где к тому времени выросли тат;ие же города-государства, как и на юге Двуречья. Во всяком случае, Саргон, судя по его имени, был восточным семитом; возвысился же он в области Киша, на севере Нижней Месопотамии.
Многие историки придают непомерное значение восточносемитскому происхождению Саргона и полагают, что тем самым с Саргона начинается некий новый, а именно семитский период в истории Двуречья. Это, однако, не так; в Верхней и в северной части Нижней Месопотамии (в стране Ки-Ури) задолго до этого преобладал, по-видимому, восточносемитский язык; уже династия Акшака и II—IV династии Киша были, как упоминалось выше, в основном семитоязычными; писали клинописью по-восточносемитски раньше времени правления Саргона, например, в Мари, в Дильбате и даже в Уре и по-западносемитски в Эбле и в Мари. Саргон, естественно, приближал к себе своих земляков-северян, среди которых было много семитов, и потому при нем стал шире входить в официальное употребление восточносемитский язык; однако и шумерский продолжал употребляться как в быту, так и в делопроизводстве.
Из большой историко-дидактической поэмы о внуке Саргона — На- рам-Суэне, составленной впоследствии по-шумерски жрецами Ниппура, по-видимому, следует, что, воспользовавшись поражением Киша, Саргон овладел Верхней Месопотамией или ее частью (поэма говорила: «до

Верхнего моря», т. е. до Средиземного) и затем разгромил «дом области (ки) Урука», иначе говоря, династию «нома» Урук.
Но еще до этого Саргон, выбирая столицу, решил не жить ни в одном из традиционных северных центров вроде Киша, Акшака или Мари, а выбрал город без традиций, почти безвестный, возможно, в «номе» Сиппар, там, где на севере Ки-Ури начиналось разветвление каналов между Евфратом и Тигром. Город носил название Аккаде; по нему и область Ки-Ури стала с тех пор называться Аккадом, а восточносемитский язык — аккадским [*********************].
Уже здесь мы видим коренное различие между политикой Саргона и политикой Лугальзагеси: тот не только перебрался из Уммы в традиционную твердыню гегемонов — Урук, но даже позволил местным жрецам и энси избрать себя лугалем (вероятно, традиционным способом) и тем самым отдал себя в руки местных олигархических клик. Саргон, напротив, создает новую столицу, не связанную с древними традициями ни лугалей-гегемонов, ни, вероятно, особо значительных олигархических родов, город, в котором он мог быть полным хозяином. Саргону—«новому человеку», человеку без прошлого — предстояло по- настоящему выполнить стоявшую перед обществом историческую задачу — сломить общинную олигархию с ее узкоместными традициями и создать единство ирригационных общин Шумера. Именно это обстоятельство сделало Саргона первым объединителем страны, а то, что он был восточным семитом, — простая случайность; семитское происхождение Саргона нисколько не подчеркивалось ни им самим, ни его идеологическими противниками, создателями уже упоминавшейся историко-дидактической поэмы.
Только политическое единство страны могло, во-первых, обеспечить согласованное действие местных ирригационных систем и прекращение вечных ссор между общинами, сопровождавшихся бесконечными трудоемкими переделками каналов и произвольным перераспределением жизненно необходимой воды (что так ярко рисует историческая надпись на «Конусе Энметены»); а во-вторых, обеспечить ликвидацию зависимости как храмовых хозяйств, так и рядовых общинников от аристократических родов.
Чрезвычайно показательным для понимания политики Саргона и ил. 76 его династии является характер его войска. Здесь, как и во всем, Саргон резко порвал с традицией поры РД III: при Аккадской династии мы более не встретим изображений тяжеловооруженной фаланги дружинников энси и лугалей прежнего времени. Основу войска теперь составляет и л. 77 легкая пехота, действующая рассыпным строем и делящаяся на лучников, копейщиков и воинов, вооруженных боевыми секирами. Каждый воинский отряд имел только один вид наступательного оружия; одеты воины были, как во времена ПП II, в одно лишь легкое препоясание, иногда из достаточно длинной полосы ткани, чтобы перебросить один ее конец через плечо. Из оборонительного оружия применялся только остроконечный медный шлем. Сам царь в сражении отличался от своих воинов лишь перевязью да сандалиями или бахромчатой одеждой вместо гладкой.
  1. Парадные и боевые облачения царей династии Аккаде (реконструкция

М. В. Горелика);
а)              с рельефа Нарам- Суэна в Пир- Хусейне, булава из археологических находок, с именем Нарам-Су эна;
б)              с изображения на стеле Нарам- Су эна (см. ил. 81), рога обозначают обожествление царя; топор, из археологических находок;
  1. Воины династии Аккаде (реконструкция М. В. Горелика):

а) лучник, с аккадской печати; топор [†††††††††††††††††††††] из Тепе-Гавра;
б—в) знаменосец и копейщик, с изображения на стеле Нарам-Су эна (см. ил. 81);
г)              секироносец, с изображения на стеле Римуша (см. ил. 78), секирп, из Ура

в)              с изображения на стеле Римуша (см. ил. 78)
Чтобы побеждать в боях тяжеловооруженную дружинную пехоту, такое войско должно было быть прежде всего очень многочисленным. Поэтому мы вряд ли ошибемся, предположив, что это было массовое ополчение свободных. Создать такое войско Саргон, начавший буквально на пустом месте, мог только благодаря широкой народной поддержке. Новое войско требовало и новой тактики и стратегии. Важную роль в победах Саргона и Саргонидов, несомненно, сыграло и введение подвижных стрелковых частей.
По имеющимся источникам можно в общих чертах восстановить ход событий в правление Саргона Древнего. Наиболее достоверные сведения дает сопоставление изменений в титулатуре Саргона в его различных надписях с упоминаемыми в них же событиями. (Правда, сами эти надписи, как правило, до нас не дошли, но существуют очень точные копии с них, сделанные писцами Ниппура * еще в древности [47].)
Так, именуя себя «царем Аккаде» и «царем Киша», Саргон упоминает о поражении Лугальзагеси, а также о втором своем походе против его сторонников (в том числе о завоевании Лагаша); под титулом «царь (лугаль) Страны» он, кроме того, сообщает о своей деятельности в Ниппуре и своей гегемонии «от Верхнего до Нижнего моря», о восстановлении разрушенного Киша, а затем о покорении Мари и Элама. Наконец, опять титулуя себя «царем (лугалем) Киша», он говорит об организации заморской торговли и завоевании областей вплоть до Сирии и Малой Азии. При этом несомненно, что титул «царь Аккаде» он не мог носить до занятия этого города и превращения его в столицу, титул «царь Страны» — до признания в Ниппуре. В Omina упоминается не менее двух походов Саргона на «Запад», т. е. в Сирию, в 3-м и 11-м годах его правления. Очевидно, поход в Сирию, упоминаемый в надписях Саргона, — это поход 11-го года (перед этим говорится о прибытии заморских судов к пристани Аккаде, что могло произойти лишь после установления власти Саргона до «Нижнего моря», в частности как результат второго из походов против сторонников Лугальзагеси и завоевания Ура и Лагаша у «Нижнего моря»; между тем еще до первого из походов в Сирию Саргон уже должен был укрепиться в Кише, и, таким образом, скорее всего первый поход к «Верхнему морю» состоялся еще



до войны с Лугальзагеси). Завоевание Лагаша, по всей видимости, надает на 7-й год Уруинимгины-лугаля — последний год, отраженный в его архиве, в то время как бедственное положение Лагаша в два предыдущих года, надо полагать, являлось результатом предшествовавшего похода Лугальзагеси. Это дает уже абсолютные хронологические рамки для событий правления Саргона-Шаррумкена, которых мы и будем придерживаться.
Согласно нашей реконструкции, Саргон начал править не позже 2-го года Уруинимгины-лугаля и 20-го года Лугальзагеси, т. е. 2316 г. до н. э. В течение трех-четырех лет он обеспечил себе гегемонию на Евфрате, вероятно признанную в Сирии эном Эблы, открывшим Саргону дорогу к Средиземному морю, и затем отстроил свою новую столицу,, после чего начал войну против Лугальзагеси; по легенде, поводом к ней был отказ урукского лугаля породниться с Саргоном. Лугальзагеси выставил против него мощную коалицию в традиционном роде военных союзов общин и правителей. По словам надписей Саргона, в бою с Лугальзагеси он захватил в плен или убил 50 энси. Едва ли в Шумере было больше «номовых» общин. Был захвачен и сам Лугальзагеси и в «медных оковах» проведен в «ворота Энлиля» в знак посвящения его нип.пурскому гегемону богов; одна из надписей прибавляет, что Саіргон отдал Лугальзагеси «Энлилю, судье его»; без сомнения, суд оракула приговорил Лугальзагеси к смерти.
Как и его погибший предшественник, Саргон хорошо понимал необходимость религиозного обоснования своей власти; поэтому естественно[‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡] что он опирался не только на культ Абы, бога Аккаде (может быть* своего родового бога?), и Забабы, бога Киша, но и на общешумерский культ Энлиля в Ниппуре; в его храме он соорудил несколько статуй и* вероятно, богато одарил храм; позднейшие утверждения нравоучительных вавилонских жреческих хроник, будто Саргон относился к богам с пренебрежением, несомненно, тенденциозны, так же как и утверждение, будто Саргон разрушил Вавилон, чтобы из его кирпичей строить пригород своей столицы; город Вавилон тогда не имел ровно никакого значения.
Несмотря на сокрушительное поражение, нанесенное Саргоном Уруку и его союзникам, и разрушение стен Урука, по-видимому, уже на следующий год победителю опять пришлось иметь дело с энси ж лу- галями юга, продолжавшими дело Лугальзагеси без Лугальзагеси. Во главе коалиции на этот раз встал «человек (=правитель) Ура». Разбив его, Саргон направился по Итурунгалю против Уммы, а затем и против Лагаша. Двигаясь от собственно города Лагаша до моря, Саргон занял временную лагашскую столицу Э-Нинмар и всю лагашскую территорию* после чего его воины, достигнув после «Верхнего моря» теперь уже и «Нижнего моря» (лагуны Персидского залива), совершили обряд омовения оружия. Мес-э(?), энси Уммы, был взят в плен; судьба Уруиним- гины, лугаля Лагаша, а также судьба правителя Ура неизвестны. Стены всех трех городов были разрушены. Подводя итог, Саргон говорит, что* если считать этот поход, он сражался в 34 битвах.
Власть Саргона простиралась теперь от Сирии до Персидского залива; это было самое большое из когда-либо существовавших до тех пор государств! Следующие годы Саргон, по-видимому, посвятил задаче организации того совершенно нового образования, каким явилось его царство.
Лишь на 11-м году своего правления (судя по Omina) он предпринимает большой поход вверх по Евфрату через Туттуль* (ныне Хит)*

Мари (ныне Телль-Харири, на границе современного государства Сирии), Яримуту (местоположение неясно) и Эблу (городище Телль-Мар- дих в Северной Сирии за Евфратом) к Кедровому лесу (горы Аманус в Северной Сирии) и Серебряным горам (Малоазийский Тавр). Позднейшая традиция считала, что в этом походе Саргон «переправился через Море захода солнца» [§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§], покорил и объединил «Страну захода солнца», поставил там свои изображения и «добычу ее переправил на сушу». Что из этого является подлинным историческим фактом и где следует искать «Страну захода солнца», неясно. Впоследствии сплелась легенда (сохраненная в эпосе II тысячелетия до н. э. «Царь битвы») о призвании странствующими восточносемитскими купцами Саргона и его воинов в Малую Азию (в город Пурушханду) против (?) некоего царя и героя Нурдаггаля, или Нур-Дагана, однако археологические данные не подтверждают столь давнего проникновения аккадских торговцев в глубь Малоазийского полуострова; как полагает Н. Б. Янковская, в легенде смешаны Саргон Древний, царь Аккада, и его внук Нарам- Суэн с Саргоном I, царем города Ашшура на реке Тигре, и его внуком (?) Нарам-Сином, жившими лет на четыреста позже. Однако сюжетная основа эпоса — сам поход Саргона Аккадского в горы Малой Азии, — безусловно, древняя; сюда же, возможно, относится и такая деталь эпоса, как обсуждение важных вопросов сходкой воинов Саргона; вероятно, и это подлинная историческая черта [7].
Дальнейшие военные события долгого царствования Саргона Древнего (55 лет, 2316—2261 гг. до н. э.) значительно менее ясны. Вероятно, предпринимались новые походы на Запад.
Еще в ранний период царствования Саргон совершил поход на Элам, где в то время существовало два крупнейших центра: собственно Элам, или Адамдун, и Варахсе. Поход увенчался успехом: были заняты города Аван, Сузы и другие, менее известные и взяты в плен в числе прочих правитель и судья города Варахсе, энси города Хухнури, а также энси и царь (или сын царя) Элама и др. Однако Элам не был, видимо, превращен просто в область Аккадской державы, и там продолжали править местные правители. Из добычи упоминается строительный лес. Кроме того, нам известно и о походе Саргона на Симуррум — город- государство на реке Нижний (ньтне Малый) Заб, между нынешними городами Эрбиль и Киркук.
Об остальном мы знаем только по Omina или «хроникам», составленным на их основании [50]. Из упоминаемых ими событий к концу правления Саргона относится, видимо, поход против Каштам-бйлы, мятежного энси города Казаллу на канале Ме-Энлила. Город был полностью разрушен. Во время этого похода Саргон успешно отразил натиск на Аккаде из Субарту — по-видимому, области по среднему и верхнему течению реки Тигр и его притокам, где тогда еще, возможно, жили племена, говорившие на упоминавшемся выше «банановом» языке. Впрочем, около этого же времени за Тигром и по Тигру с Армянского нагорья появились уже в большом числе и новые племена хурритов, которых аккадцы по крайней мере с начала III тысячелетия до н. э., а может быть, и раньше также называли «субареями».
Во второй половине царствования Саргона произошло одно событие, которое традиция относит к времени до похода на Субарту. В Omina оно изложено так: «Все старейшины страны возмутились против него и осадили его в Аккаде. (Если в хронике написано иначе: „В старости его все страны возмутились против него и осадили его в Аккаде“, то

это, несомненно, позднейшее искажение текста. — И. Д.) Но Саргон вышел (из города), нанес им поражение, учинил им разгром...»
Что заставило всех этих старейшин и энси столь упорно сопротивляться власти Аккаде и в то же время столь единодушно держать сторону Лугальзагеси, защищая его дело даже после его гибели?
Причина заключается, вероятно, в том, что власть Лугальзагеси была для них менее опасной, чем власть Саргона. В пределах своих «номов» многие энси, несомненно, боролись со своей зпатью и жречеством, стремясь завладеть всей полнотой власти; некоторые были ставленниками знати и жречества. Но, как и в случае с Уруинимгиной, ни те ни другие не представляли собой чего-то совершенно чуждого традиционной знати общин, и, во всяком случае, их честолюбие было ограничено рамками традиционных политических условий. Те же из пих, кто претендовал на гегемонию, видели в Саргоне более страшного соперника, чем в Лугальзагеси и в собственной олигархии, которая, бывало, раньше ограничивала их власть. В борьбе со знатью никто из них не пытался, как это, по-видимому, сделал Саргон, опереться на широкие массы населения и создать народное ополчение. Поэтому в дальнейшем, когда претензии на соперничество с Аккаде в борьбе за гегемонию стали явно невозможными, энси отдельных городов начинают непосредственно отстаивать интересы местных олигархов в борьбе с центральной властью.
Победа таких энси означала бы возврат к сепаратизму, распад страны на отдельные «номовые» общины, на ирригационные системы местного значения и борьбу за водоснабжение, восстановление господства жречества местных богов в политическом и экономическом отношении, сохранение значения пережиточных органов самоуправления конца первобытной эпохи и политической роли олигархии.
Победа Аккаде означала централизм, укрепление политического и экономического единства страны, согласованно и рационально используемые ирригационные сети, подчинение храмовых хозяйств царскому хозяйству, ослабление пережиточных органов самоуправления, уничтожение традиционной олигархии и выдвижение на первый план повой знати из предводителей царского войска и царской бюрократии.
Иной характер и значение имело объединение Саргоном Верхней Месопотамии и Сирии. Ко второй половине III тысячелетия до и. э. вдоль Евфрата и Тигра, вплоть до гор, в верховьях Хабура в Северной Месопотамии и в оазисах Северной Сирии, между Евфратом и Средиземным морем, — повсюду уже существовали города-государства. Однако лишь часть из них образовалась в зоне поливных земель, другая часть расположилась на богарных землях, но и там, где пользовались искусственным орошением, по характеру географических условий не было ни пужды, ни возможности создавать единую ирригационную систему. Соответственно и роль жречества как коллективного организатора земледелия здесь была меньше, чем в Шумере, храмовые хозяйства занимали меньшие земельные массивы и требовали меньшего объема труда, власть местных правителей еще долго, вероятно, ограничивалась городским или «номовым» самоуправлением. Поэтому и вхождение этих областей в державу Саргона было не объединением, вызванным насущными историческими нуждами страны, а насильственным подчинением для уплаты дани победителю. Тем не менее насаждавшаяся аккадскими царями политическая система имела глубочайшее влияние и в этих северных районах.
В Нижней же Месопотамии создание централизованной монархии, а, скажем, не олигархической или другой какой-либо республики, причем монархии деспотической, в которой власть царя не исходила ни
от какого другого законного органа и где рядом с этой властью не существовало никакой другой независимой и ограничивающей ее законной власти, было обусловлено всей историей страны. Ход исторических событий показал, что благодаря имевшимся у царя не только собственно государственным, но и культовым функциям он мог контролировать ирригацию страны, а стало быть, и всю ее экономику. В течение XXV— XXIV вв. до н. э. царской власти, таким образом, удалось захватить в свои руки также и обширнейшие храмовые хозяйства, т. е. 40—50% земельной территории. Это на века вперед определило политические формы, слагавшиеся не только в Месопотамии, но и (под его большим или меньшим влиянием) на всем Ближнем Востоке. В то же время поразительные успехи Саргона объясняются, вероятно, и народным характером его войска, что указывает на широкую поддержку его (во всяком случае, на первых порах) рядовым населением страны. Для народных масс первым, ясным и известным врагом была своя, местная городская или «номовая» знать; опасность деспотизма выяснилась лишь позднее.
Как было показано выше, общество древней Нижней Месопотамии
  1. тысячелетия до н. э. состояло из независимой знати, занимавшей ведущие места в «номовой» общине и включавшей высшее жречество; из членов большесемейных общин — свободных, полноправных глав патриархальных семей и отчасти временно неполноправных членов этих семей, составлявших основное население общин территориальных и их совокупности, — той же «номовой» общины; из служащих храмового персонала; из подневольных работников как храмового хозяйства, т?к и хозяйства знати (клиенты, младшие родичи и др.) и, наконец, из рабынь, их детей и мужчин-рабов. Как отразилось новое положение в стране на каждой из этих социальных групп?

Саргон очень рано осознал необходимость обеспечить себе поддержку той прослойки населения, в руках которой был культ; и вообще он все же не полностью порывал с политической традицией прошлого. Отбрасывая из нее то, что ему было не нужно, он приспосабливал ее к своим целям. Заняв, например, Ниппур в 6—7-м году своего правления, он заботится о культе Энлиля, и по восстановлении разрушенного Киша помимо нетрадиционного титула «царь Аккаде» и титула южных гегемонов «царь Страны» он принимает и титул северного гегвхмона «царь множеств» (шар кишшатим — так теперь стали переводить по- аккадски шумерский титул «лугаль Кйши» — «лугаль Киша»). Таким образом, политика Саргона и его потомков по отношению к знати и жречеству была двойственной: хотя Саргон подавлял вооруженной рукой сопротивление местных энси и, по свидетельству его собственной надписи, назначал на должности энси «сынов (т. е. граждан) Аккаде», т. е. своих сторонников, вероятно, незнатного происхождения, однако часть семейств прежних энси продолжала господствовать на местах и при Саргоне, и при его сыновьях. Так, при втором преемнике Саргона правителем-энси Лагаша был Энгйльса, видимо родич Уруинимгины, так как дал имя Уруинимгины своему сыну; последний же оказывается «гражданином Аккаде», поскольку находился при царском дворе — возможно, первоначально как заложник.
Двойственным было, в свою очередь, и отношение знати и жречества к Саргону. Несмотря на начальное ожесточенное сопротивление, остатки старой знати постепенно дали втянуть себя в окружение Сар- гонидов, и не какая-либо «народная», а именно храмовая писцовая традиция поведала будущим поколениям о том изумленном почитании личности Саргона, которое создалось в народе, несомненно, уже при еге жмзни. Однако та же храмовая традиция осуждала Саргона якобы за
его гордыню в отношении Энлиля и других богов; правда, этот мотив более подчеркивался в связи с его внуком Нарам-Суэном.
Между Саргонидами, пришедшими к власти, по-видимому, на волне какого-то движения масс, и самими этими широкими массами свободных общинников и клиентов теперь уже царско-храмового хозяйства со временем произошло отчуждение. Ог переворота Саргона выгадали верхушка военной и гражданской администрации, по-видимому, как и сам Саргон, вышедшая из низов, но быстро превратившаяся в новую знать (от старой она отличалась тем, что в большей степени зависела лично от правителя), и, вероятно, круги, связанные с посреднической торговлей; ее развитию на первых порах благоприятствовали и значительно расширившиеся границы нового государства, и введение единого календаря и единой системы мер и весов по всей стране, и, может быть, создание сети дорог (по крайней мере так считала поздняя традиция, сохранившая приписывавшийся времени Саргона Древнего «псевдоити- нерарий» — список областей и городов якобы его царства с указанием расстояний между ними). Бесспорно, благоприятствовали международной торговле и наладившиеся при Саргоне связи с заморскими странами. Аккаде торговал не только с Сирией и Малой Азией, но и с Дильмуном, или Тельмуном (Бахрейном), Маганом (аравийским побережьем Персидского залива и Оманом) и Мелахой (северным побережьем Персидского залива и долиной Инда). Об этом нам сообщает подлинная надпись Саргона, скопированная древгаим писцом и в его копии дошедшая до нас: корабли из Индии подходили к самой пристани Аккаде, для чего, вероятно, пришлось провести некоторые работы на Евфрате и каналах. В шумерской историко-дидактической поэме о Саргоне и Нарам-Суэне об этих годах правления Саргона говорится как о времени наступившего в городе Аккаде изобилия еды и питья и заморских товаров, в числе которых упомянуты «огромные слоны, обезьяны и зверье дальних стран», какие-то особые собаки, «кони и тонкорунные бараны», и все они бродили, если верить поэме, прямо по улицам Аккаде.
По словам поэмы, в Аккаде для торговли приходили и «не знавшие хлеба» западносемитские пастухи, и «люди черной страны» — Мелахи, и эламиты, и субареи.
Несомненно, приход к власти Саргона и его династии позволил разбогатеть людям из его окружения и вообще выдвинуться отдельным личностям из незнатных слоев общества; не случайно в литературе и искусстве периода династии Аккаде замечается известный разрыв с условностями старых жреческих традиций, интерес к индивидуальной героической личности.
Однако большая часть как свободного, так и подневольного населения в конечном счете ничего не выиграла от создания государства Саргона. Купчие на землю времен царства Аккаде свидетельствуют о постепенном размельчении больших семей и значительном росте частнособственнических тенденций и денежных отношений. Об обеднении земледельцев говорит появление наемного труда, несколько учащаются случаи продажи или заклада детей. Все храмовые хозяйства были, видимо, подчинены царскому контролю, причем положение работников этих хозяйств нисколько не улучшилось, скорее, напротив.
Несмотря на размах походов' при Саргонидах и многочисленность взятых пленных, количество рабов, по-видимому, возросло не слишком сильно, так как значительное число пленных по-прежнему умерщвлялось.
Монархия Саргонидов явилась государством не широких масс свободных общинников и царско-храмовых клиентов, а верхушки общества, эксплуатировавшей труд подневольных лиц, лишенных собственности на средства производства, верхушки, лишь изменившей свой персональный

состав, но не свое существо. Чтобы стать прочным, государство династии Аккаде должно было опираться либо на безоговорочную поддержку свободного населения, либо на устойчивую социальную базу в экономически господствовавших слоях общества. Аккадская же монархия боролась с традиционной частью господствовавших слоев, пытаясь опираться на войско из того самого народа, которому она дала очень мало и положение которого она все больше ухудшала. Поэтому рассматриваемый период — это период острейшей классовой борьбы и неустойчивого равновесия сил; в таких условиях аккадская монархия не смогла создать устойчивых форм нового деспотического государственного строя и обеспечить длительность своего существования.
Уже в Omina имеются сведения о народном восстании против Саргона и о том, что ему пришлось прятаться от восставших во рву. Правда, мы склонны считать это сообщение легендарным и связанным с позднейшей жреческой традицией о наказании Саргона Древнего богами за гордыню; в самом деле, судя по сохранившимся изображениям, войско даже внука Саргона было все еще тем же народным ополчением легковооруженных, и, стало быть, Саргониды продолжали пользоваться поддержкой достаточно широких кругов населения (или считали, что пользуются,— вербовка в ополчение была, вероятно, принудительной). Однако несомненно, что эта поддержка уже к старости Саргона была далеко не такой безоговорочной, как в дни поражения Лугальзагеси.
Когда на престол вступил сын Саргона, Рймуш (2260 г. до н. э.), Ил. 78 весь Шумер вновь охватило восстание. Сначала Римушу пришлось столкнуться с неким Каку, которого надпись Римуша называет «лугалем Ура», но который в действительности, видимо, принял также и звание «лугаль Страны», — Римуш в дальнейшем отказался от последнего титула, хотя его в числе прочих носил отец его Саргон. Некоторые исследователи (полагают, что Каку был отпрыском еще II династии Ура. Каку подчинились «города Шумера» и ряд энси; по-видимому, государство его по типу было сходно с государством Лугальзагеси, но социальная база была шире. Размах военных действий Римуша показывает, правда, что в его распоряжении все еще было многочисленное ополчение, однако характер войн говорит о том, что Римуш не ограничивался карательными мерами против знати, но стремился стереть с лица земли все население мятежных городов. Вероятно, часть самодеятельного населения, в храмах и вне их, теперь поддерживала Каку и подобных ему претендентов.
Каку и его союзники были захвачены в первом же походе Римуша. Сохранился поэтический плач о гибели Ура, приписывавшийся жрице Ура, дочери Саргона. Стены Уммы ж некоторых других городов были срыты, и войска Аккаде вышли к Персидскому заливу. По данным древней копии с надписей Римуша, было убито свыше 8 тыс. и взято в плен свыше 5400 воинов, не считая «5700 мужей из городов Шумера» (главным образом из Лагаша), которых победитель «вывел и предал на истребление» [**********************]. На обратном пути с юга был разрушен город Казаллу, расположенный в области давнего господства семитского языка, захвален его энси, убито свыше 42 тыс. воинов Казаллу и пленено почти
б              тыс.; вероятно, таким образом было уничтожено почти все мужское население «нома». Надпись Римуша сообщает о взятии в плен и умерщвлении в общей сложности 54 тыс. человек.
Во время второго похода Римуш, совершив набег на государство Хишепратепа, или Хишепрашера II, одного из царей Элама, разрушил несколько городов. Затем он предпринял более серьезный поход на юго-
  1. Стела Римуша с изображением избиения пленных, из Нгирсу ( Телло) , се[††††††††††††††††††††††] - дина XXIII в. до п. э.

восток Двуречья: в Дер, Умму, Адаб, Халлаб и Лагаш; энси и супкали этих городов были убиты или захвачены в плен; число убитых только в Дере и Умме достигало 9 тыс., не считая 3600 казненных; в плен, по- видимому, было уведено тысяч до двадцати.
Ил. 79 Замирив таким образом Нижнюю Месопотамию, Римуш совершил третий поход — против Элама, точнее, против царя Варахсе Апалка- маша и шаганы (военачальника?) города Варахсе Ситкау(?), а также их союзника — шаганы города Захары Ункапи [‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡]. Войско Варахсе потерпело поражение в битве на реке между Аваном и Сузами. Число убитых и пленных также и в этом походе было очень велико.
Жертвами зверских расправ Римуша, в которых, вероятно, погибла большая часть старой шумерской общинной знати, были, однако, далеко не одни знатные. Основной целью расправ было устрашение населения и пресечение мятежей против династии Аккаде. Достигнутое таким образом временное замирение страны свидетельствует лишь о шаткости власти Римуша. Существенно при этом, что, несмотря на захват большого числа пленных, говорить о возникновении прямого рабства в большом масштабе в пределах царско-храмовых хозяйств, видимо, не при-
Ил. 80 ходится. Римуш, например, увековечил специальной надписью на статуе дарение храму Энлиля в Ниппуре 15 кг золота и 1,8 т меди из эламской добычи, но всего шести рабов и рабынь**.
О дальнейших действиях Римуша мы не знаем, но, по-видимому, он ходил походом также на север, чтобы и здесь поддержать аккадскую власть в прежних границах, вплоть до гор и Средиземного моря. По сообщению Omina (относимому, впрочем, иногда не к Римушу, а к более


  1. Привод пленных, аккадский рельеф из Насирийе
  2. Одеяние жриц богини Иштар, с изе- бражений на печатях эпохи династии Аккаде (реконструкция М. В. Горелика):

а)              жрица в роли богини;
б)              жрица
позднему царю — Шаркалишарри), царь был в конце концов убит своими «великими», закидавшими его каменными печатями. Из текста «Обелиска» его брата и преемника Манйштушу мы знаем, что среди вельмож, находившихся при особе царя, были и представители старой «номовой» знати, возможно содержавшиеся как почетные заложники. Этим, может быть, объясняются и само убийство, и странный выбор его орудия: вероятно, царь хотя и старался держать старую знать поближе к себе, однако вельможи не допускались к его особе вооруженными.
По-видимому, первый поход Манйштушу был направлен против восточноэламских областей Аншана, или Анчана, и Шерихума (из них удаленный Анчан, ныне Тепе-Мальян на севере современного Фарса, впоследствии играл важную историческую роль; западные и центральные области Элама, очевидно, были покорены царями Аккаде еще ранее). В другом своем походе, по словам его надписи, Манйштушу «спустил на Нижнее море ладьи, а 42 правителя поселений по ту сторону моря собрались на битву; он их победил и из гор по ту сторону Нижнего моря наломал камня, погрузил его на ладьи и к пристани Аккаде причалил, статую свою изготовил». В другом варианте этой надписи говорится, что царь добрался «до самых серебряных рудников», но, к сожалению, местоположение их неизвестно. Можно лишь предполагать* что морской поход имел целью укрепление аккадской власти над Эламом и прочими странами на восток от Месопотамии (нам йзвестна статуя Манйштушу, посвященная эламскому божеству Наруте местным энси города Суз). Манйштушу приписывалось также строительства в храме богини Иштар в Ниневии. После сравнительно кратковременного правления Манйштушу, подобно своему брату Римушу, умер насильственной смертью (2237 г. до н. э.), и на престол вступил внук Саргона — Нарам-Суэн, при котором государство династии Аккаде достигло наивысшего расцвета (2236—2200 гг. до н. э.).
Подобно Саргону, Нарам-Суэн—фигура очень популярная в позднейшей традиции, причем далеко за пределами Двуречья. Помимо дошедших от него скупых надписей о его правлении рассказывают Omina и историко-дидактические поэмы на шумерском, аккадском и хеттском языках, весьма неравноценные по своей исторической достоверности [27; 43].
Начало правления Нарам-Суэна было вновь ознаменовано восстанием в городах Нижней Месопотамии; на этот раз, если верить одному


  1. Стела Нарам-Су эна, посвященная его походу на луллубеев, из Суз, вторая половина XXIII в. до н. э.

аккадскому поэтическому тексту, сохранившему некоторые, безусловно достоверные сведения, восстание возглавил город Киш.
Когда Саргон покорил всю Нижнюю Месопотамию, он из тех или иных соображений оставил Кишу известную автономию; об этом свидетельствует и «Царский список»: он относит к IV династии Киша пять царей с аккадскими именами уже после Ур-Забабы, которому в юности служил Саргон. Им приписывается общая продолжительность правлений в 66 лет, т. е. они должны были жить и править с 2316 по 2251 г. до н. э. (если считать, что Ур-Забаба погиб около 2316 г. в войне против Лугальзагеси). Таким образом, последний из царей IV династии Киша сошел со сцены, вероятно, при Римуше или Маништушу. Аккадская поэма о Нарам-Суэне сообщает: «В округе Энлиля, между, (храмом) Э-сабад и храмом (богини) Гулы (город) Киш собрался, и Ипхур- Кйша, мужа кишского, сына [...], они подняли на царство». Далее перечисляются девять городов, восставших вместе с Кишем; о части из них известно, что Нарам-Суэн действительно воевал с ними. Из городов Двуречья упомянуты Ниппур, Умма, Урук, а также Мари. Все они, конечно, были, согласно поэме, побеждены Нарам-Суэном.
Отношения Нарам-Суэна с местными правителями Двуречья были действительно пе из лучших; это видпо из того, что оп стремился заменить представителей старой зиати на должностях энси своими родичами или ставленниками. Так, в Туттуле, на среднем Евфрате, спдел одни его сын, в Мараде, на канале Ме-Энлила, — другой, еще два сыпа имели, во всяком случае, собственный штат чиновников и, вероятно, тоже были местными правителями, одна дочь была главной жрицей в Уре, две дочери — жрицами в Мари, внучка — ядрицей-плакальщицей в Уре, а в Лагаше сидел чиновник Лугальушумгаль, человек незнатного рода. Это было важным шагом в сторону укрепления деспотии п бюрократического режима. Все энси и паместники (шаганы) еще со времен Саргона должны были, согласно шумерской историко-дидактической поэме, «ежемесячно и в Новый год поставлять жертвенные дары», т. е. род налога.
Подлинные надписи Нарам-Суэна рассказывают о его победе «в девяти походах за один год», что соответствует девяти союзникам Ипхур- Киша в аккадской поэме, и о пленении трех царей; особенно подчеркивается победа над правителем Магана с семитским именем Маниум, упоминаемая также и в Omina. В других его надписях отмечаются завоева-

Первые деспотии в Двуречье 81

  1. Договор Нарам-Суэна с Эламом, первый в истории письменный международный договор:

а)              основное положение договора: «враг Нарам-Суэна — мой враг, друг Нарам- Су эна — мой друг»;
б)              лицевая сторона
ние и разрушение Арманума и Эблы [§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§] — городов-государств в Северной Сирии (где Нарам-Суэн доходил до гор Аманус и до Уллизума, или Ул- лазы, на Средиземном море), победа над западносемитским скотоводче- Ил. 81 ским племенем Диданум, поход против луллубеев — горцев Загроса к северо-востоку от Двуречья, а также походы в Верхнюю Месопотамию, на город-государство Тальхагум (причем правители страны субареев доставляли его войску провиант). К сожалению, о его войне или войнах с северо-восточными и северными городами-государствами (Варахсе, Навар, Симуррум, Мардаман, Аписаль и даже будто бы Пурушханда в глубине Малой Азии) имеются только легендарные известия. Однако на городище. Телль-Брак, в верховьях реки Хабур в Северной Месопотамии (предположительно на месте древнейшей колонии Южного Двуречья), наряду с остатками построек, возведенных Римушем, найден и дворец Нарам- Суэна, а его наскальная надпись обнаружена недалеко от истоков реки Тигр (район современного Диярбакыра). Нарам-Суэн разрушил важный торговый центр Северной Сирии — город-государство Эблу (Телль-Мардих), имевший широкие политические и торговые связи, в том числе с Гублой (Библом) в Финикии и даже с Египтом времени VI династии. В результате этих завоеваний вся Месопотамия и Северная Сирия стали органической частью Аккадского государства, но зато ряд нитей, связывавших путем торгового обмена Аккад с внешним миром, был оборван.
Союз царя со жречеством, по-видимому, еще более укрепился к середине царствования Нарам-Суэна. И он, и его сыновья — местные правители — строили много храмов, в том числе в Ниппуре; верховный жрец Энлиля называл себя «рабом» Нарам-Суэна, как любой другой чиновник. Вероятно, жрецам предоставлялись различные льготы и материальные блага. В лагашском храме бога Нин-Нгирсу местный верховный жрец распоряжался царской землей, сдавая ее большими участками (до 25 га) из доли урожая (уру-ла[лъ])\ отмеряли эту землю общинный землеустроитель (санг-сук) совместно с царским писцом. Во всяком случае, когда Нарам-Суэн предпринял новый важнейший шаг, направленный на укрепление деспотии, он предполагал, что поддержка жрецов ему обеспечена. Более ранние цари династии Аккаде иной раз, правда неофициально, уже пользовались божескими почестями, подобно героям древности. Как из-

82а

826


вестпо, на древнем Востоке имена собственные (кроме уменьшительных) обыкновенно представляли собой целые предложения с подлежащим, сказуемым и иногда с второстепенными членами[***********************]; начиная со времен Саргона мы встречаем такие имена, как «Саргон — мой бог» (Шаррумкен- или), «Мой бог — Римуш» и т.д. Но только Нарам-Суэн начинает присоединять к своей титулатуре титул «бог Аккада» и начинает ставить знак божества перед своим именем в надписях. Это означало введение официального культа Нарам-Суэна при его жизни. Вместо обычной формулы надписей на печатях чиновников, например:              «Нарам-Суэн,              царь              Ак
када— Шуилйшу, судья, твой раб», теперь пишут, скажем, так: «Бог Аккада— Урда, писец, твой раб» или: «Бог Нарам-Суэн могучий, бог Аккада, царь четырех стран света — Лугальушумгаль, писец, энси Лагаша».
Таким образом, Нарам-Суэн отбросил не только титул южных гегемонов — «царь Страны» (это сделал еще Римуш после восстания Каку), ной титул северных гегемонов—«царьмножеств» (или «Киша»), очевидно, после восстания Ипхур-Киша. Он вообще отказался от традиционных титулов, приняв новый, но зато действительно всеобъемлющий титул «царь четырех стран света». В полную титулатуру, кроме того, включались титулы «царь (или ,,боги) Аккаде, энси бога Абы» и жреческие звания, связанные с культом верховных божеств Анума, Эллиля и Хайа (т. е. шумерских Апа, Энлиля и Энки) и аккадских богинь 'Астар (позже Иштар) и Анунйт. Действительно, царство Нарам-Суэна было по тем временам огромно, превосходя по размерам даже державу царей Старого царства Египта. Своему внуку и наследнику Нарам-Суэн дал имя Шаркалишарри («Царь всех царей»), а своему второму сыну — Бии- калишарри («Потомок всех царей»).
Но, создавая собственный культ, Нарам-Суэн, по-видимому, сильно переоценил степень прочности своего союза с жрецами и в конце концов вызвал озлобление жречества центрального святилища Энлиля в Нип- пуре. Ниппурская шумерская историко-дидактическая поэма обвиняет его даже в разрушении и осквернении храма Энлиля; за это царь и его город Аккаде были якобы прокляты богами. Несомненно, в стране и помимо жреческих кругов должно было накопиться немало недовольства, вызванного суровым правлением Аккадской династии.
Не все было благополучно и на окраинах державы Нарам-Суэна. По-видимому, не случаен был его поход на перевалы Загроса против луллубеев (это было тогда довольно общим обозначением для горных «варваров»): возможно, были попытки горцев вторгнуться на богатые Ил. 82 низменности; Элам, полностью подчинившийся было Римушу и Маниш- тушу (хотя и сохранявший для внутреннего управления союз собственных династов), при Нарам-Суэне приобрел фактическую самостоятельность, и аккадскому царю пришлось довольствоваться заключением договора, в котором правитель (или правители) Элама (предположительно Хита, предпоследний царь JI династии Авана) заявлял: «Враг Нарам- Суэна — мой враг, друг Нарам-Суэна — мой друг» [45]. Этот документ, составленный аккадской клинописью, но на староэламском языке, — древ- пейший дошедший до пас в подлиннике письменный международный договор.
Однако царь эламской области Варахсе был уведен Нарам-Суэном в плен в оковах, да и в Сузах наряду с эламским царем некоторое время сидел наместник Аккаде.

В конце правления Нарам-Суэна начинается вторжение в Месопотамию с северо-востока горного племени кутиев (в легенде называемого также «умман-манда»), в битве с которыми Нарам-Суэн, видимо, и пал. Вождь кутиев Энридавизир достиг Сиппара (по соседству с Аккаде) и приказал там местным писцам высечь ему надпись. Однако преемнику Нарам-Суэна, Шаркалишарри, удалось восстановить власть династии в пределах собственно Нижней Месопотамии; он ведет какое-то строительство в храме Энлиля в Ниппуре и, по-видимому, в Сиппаре, сооружает храмы аккадских божеств Апунит и Абы в Вавилоне (который впервые упоминается в этой связи), по-прежнему получает дань от Лу- гальушумгаля из Лагаша, а также, вероятно, из Уммы, но походы его носят более или менее оборонительный характер. Так, он отражает набег эламитов на Акшак, берет в плен Сарлага (Сарлагаба), вождя кутиев, совершает поход против скотоводческих западносемитских племен амореев в степи между Месопотамией и Сирией (в области Басар, ныне Дже- бель-Бишри). Все это, одпако, известно лишь из «датировочных формул» на хозяйственных документах из Лагаша; победных надписей от Шаркалишарри не дошло; в строительных надписях он довольствуется титулом «царь Аккаде».
После смерти Шаркалишарри (2176 г. до н. э.) в стране начинается междоусобица, в результате которой берут верх недавно вторгшиеся горцы — кутии. Они же около этого времени подчинили, видимо, и Элам.
Подводя итоги общественным отношениям, сложившимся в Двуречье в результате возникновения первой деспотической монархии — царства Аккаде, мы должны констатировать, что сведений о государственном (царско-храмовом) секторе экономики для этого периода у нас меньше, чем от предшествующей поры РД III. Наиболее содержательные данные происходят из Уммы, но в документах оттуда отсутствуют аккадские «датировочные формулы» и употребляется местная, а не общеаккадская система мер, и, таким образом, они могут относиться и к следующему после династии Аккаде периоду владычества кутиев. В целом материалы храмовых архивов Лагаша, Уммы, Тутуба, Эшнуны и Гасура (последний находился около нынешнего Киркука и был населен, если не считать администрации, людьми «бананового» языка) дают картину организации хозяйств, во многом очень сходпую со временем РД III. Отличие состоит в том, что известный нам еще из Шуруппака периода РД II неопределенный термин для работников «молодцы» (гуруш), в принципе применимый не только к храмовому персоналу, но и к любым мужчинам, употребляется теперь как обозначение трудового персонала в государственном секторе — признак подчинения храмовых хозяйств центральному царскому контролю; что появляются документы о выдачах в отдельных храмах довольствия царским представителям и воинам; что имеется больше данных о рабах в прямом смысле слова (эре[д]), занятых в царско-храмовых хозяйствах, однако это либо личные рабы местного прави- теля-энси, хотя и привлекаемые к общим работам в этих хозяйствах, либо частные рабы отдельных, более зажиточных членов администрации или ремесленпиков; наконец, меньше становится данных о вознаграждении членов царско-храмового персонала за их труд земельными наделами вместо натурального довольствия. Это свидетельствует скорее всего об ухудшении положения государственного хозяйственного персонала: система только натурального довольствия работников оставляла простор для продления рабочего времени и увеличения нормы эксплуатации.
Из Уммы дошли интересные данные о привлечении «молодцов, хо- дящих в отряды» (гуруш эрён-а ду), к строительной или ирригационной
повинности. Речь идет об использовании нескольких тысяч работников на сроки от двух до десяти месяцев; среди них были, видимо, как работники храмов, так и внехрамовое население, а также рабы энси; они получали регулярно (иногда ежедневно) довольствие хлебом (лепешками) и пивом через своего представителя (эрен-мах). В отдельные моменты на эти работы бывало привлечено по четыре-пять больших отрядов общей численностью до 5 тыс. мужчин (между тем как во всех государственных хозяйствах Уммы, по-видимому, было не более 3 тыс. работников).
Довольно полные сведения имеются у нас об «общинно-частном» секторе экономики, т. е. о хозяйствах, относившихся к сфере действия частного права в пределах общинных структур вне царско-храмового хозяйства.
Эти данные, как и прежде происходят преимущественно из документов купли-продажи земли. Они дошли из Сиппара, из городов долины реки Диялы и других мест; это частью отдельные сделки, частью большие сводки множества покупок, совершенных казной у больших семей вне государственного сектора, записанные на каменных памятниках. Наиболее значительный из них—«Обелиск Манйштушу», на котором зафиксированы сделки купли земли царем — по-видимому, принудительной — в «номах» Дур-Суэн (ряд участков, всего около 465 га), Марад (ряд участков, всего свыше 2 тыс. га), Киш и еще одном, название которого точно не прочитано (может быть, Актап?). Продавцы каждого отдельного участка — сородичи, главы отдельных семей, происходящих от общих предков, иногда прослеживаемых чуть ли не до седьмого колена или даже до мифических родоначальников; но кроме них известные доплаты получают и другие члены тех же родов («братья хозяев»), играющие двоякую роль: во-первых, они участвуют в сделке потому, что входят в тот же «дом», что и главы тех семей, которые, собственно, и продают свои земельные доли в семейно-общинном или родовом имуществе (в данном случае «дом» — шумер, э, аккад. битум — это группа родственных больших семей или род, восходящий к общему реальному или мифическому предку); родства «братьев хозяев» с продавцами в принципе давало им преимущественные перед прочими лицами права на отчуждаемую землю; от этих прав они отступаются в силу своего участия в сделке; а во-вторых, «братья хозяев» участвуют в этой сделке как свидетели со стороны продавцов. На «Обелиске» указаны границы отчуждаемых участков; оказывается, земли большесемейных общин и земли храмовые и царские располагались чересполосно.
Чем больше был отчуждаемый участок, тем больший коллектив лиц вовлекался в сделку: иногда это большесемейная община, иногда целая группа, объединяющая до десятка родственных большесемейных общин; в исключительных случаях (например, в Мараде) в число свидетелей со стороны продавца вовлекаются представители местных территориальных общин и даже старейшины всей «номовой» общины — главы самых знатных родов, жрецы, а также наиболее видные члены местного храмового персонала. Помимо этого сделки должны были утверждаться еще «номовой» народной сходкой; так, граждане Марада в числе 600 человек обсуждали сделку дважды: один раз — в соседнем городе Казаллу, другой — на урочище одного из царских чиновников; граждане одной из составных территориальных общин «нома» Киша также явились для обсуждения дела в Казаллу, где в это время, очевидно, находился сам Манйштушу, и т. п. Со стороны царя все сделки засвидетельствовали 49 его приближенных: племянник царя, начальники стрелков и копейщиков, писец и скульптор, изготовлявшие «Обелиск», представители шумерской «номовой» знати, находившиеся при царском дворе. Угощение народной сходке выставлял царь.

Несмотря на гораздо более грандиозные размеры сделок, «Обелиск Маништушу» рисует точно ту же картину внехрамового, домашне-общинного землевладения граждан территориальных общин и их объединений— «номов», что и более ранние документы времени РД III, дошедшие из Дильбата, Адаба, Лагаша и Уммы, а также еще более ранние аналогичные документы времени РД II, РД I и ПГІ II.
Сам факт покупки земли царем показывает, что царь по-прежнему не был верховным собственником всей земли в государстве. Но в то же время крайне низкая цена, уплаченная им за землю (около 1000 л — примерно 600 кг — ячменя за гектар поля, не считая подарков хозяевам и свидетелям!), вероятно, отражает принудительный характер покупки (производившейся к тому же в районе, разгромленном карательными операциями Саргона и Римуша), а запись сделок на большом обелиске из твердого камня, возможно, подчеркивает необратимость сделки (в отличие от аналогичных сделок между частными лицами, записывавшихся на обыкновенных глиняных плитках—«табличках» и датировавшихся). Целью скупки земли было скорее всего увеличение царского фонда земель и средств на содержание персонала и войска. Уже в надписях Саргона говорится, что «5400 мужей (ежедневно) ели перед ним хлеб»; возможно, это было связано и с желанием царя создать свое постоянное и привилегированное войско, несмотря на первоначальную опору Саргони- дов на широкое народное ополчение. Последнее со временем должно было становиться все мепее надежным; после Римуша и Нарам-Суэна ни работникам государственных хозяйств, ни общинникам вне их не было особых оснований стремиться к поддержанию династии; но и жречество, как мы видели, в конце концов было ею недовольно.
<< | >>
Источник: М. А. КОРОСТОВЦЁВ и др.. ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО ВОСТОКА. Зарождение древнейших классовых обществ и первые очаги рабовладельческой цивилизации. 1983

Еще по теме 1. Династия Аккаде:

  1. Политическая история Царства Шумера и Аккада при III династии Ура
  2. Глава10.ОБРАЗОВАНИЕ ЦЕНТРАЛИЗОВАННОГО ГОСУДАРСТВАВ МЕСОПОТАМИИ. ДЕРЖАВЫ АККАДА И III ДИНАСТИИ УР
  3. Аморейское вторжение, падение III династии Ура и возвышение династии Иссина
  4. ОТ ЭПОХИ «ПЯТИ ДИНАСТИЙ» К УСТАНОВЛЕНИЮ ДИНАСТИИ СУН
  5. Месопотамия под властью Аккада в XXIV—XXII вв. до н. э.
  6. Идеология царства Шумера и Аккада
  7. Династии родственников пророка
  8. Ярлунская династия
  9. ДИНАСТИЯ ЮАНЬ И ЕЕ УПАДОК
  10. ДИНАСТИИ ЦИНЬ И ХАНЬ
  11. Вопрос о происхождении Македонской династии
  12. УСТАНОВЛЕНИЕ ДИНАСТИИ МИН