указанных смыслов. Она выступала как сплоченная группа, члены которой разделяли основные положения «социологизма» Дюркгейма61. Концепция «социологизма» исходила из признания особого места социологии в ряду наук о человеке, а также из специфичности ее объекта—социальной реальности.
Причем последняя не сводима к биопсихическим признакам индивидов. Общество, по мысли Дюркгейма, представляет собой особую духовную реальность, основанную на общезначимых коллективных представлениях (право, мораль, религия и т. д.). Предметом социологии являются социальные факты, существующие независимо от индивидов и обусловливающие их поведение. Взгляд на общество как на внеиндивидуальную реальность («социальный реализм») сочетался в «социологизме» с критикой биологического и психологического редукционизма в социологии и требованием применения объективных методов по образцу естественных наук. В целом Дюркгейм был продолжателем позитивистской традиции О. Конта. «Социологизм» явился тем теоретическим стержнем, вокруг которого образовалась Французская социологическая школа. Необходимо, однако, учитывать, что общие постулаты «социологизма» присутствовали далеко не во всех исследованиях дюркгей- мианцев. В отличие от Дюркгейма его сотрудники и последователи меньше занимались вопросами разработки общей социологической теории, сосредоточив свое внимание на различных более или менее частных областях, соответствовавших их научным интересам. Разделение труда и специализация в школе достигли высокой степени. Особенности трактовки тех или иных проблем, естественно, определялись не только основными методологическими посылками, но и спецификой выбранной проблематики, и «внесо- циологистскими» влияниями внутри данной проблематики. Не обходимо учитывать также различную степень ортодоксальности приверженцев дюркгеймовского «социологизма» и ту трансформацию, которой он впоследствии подвергался. Несмотря на указанные моменты, на относительную автономию частных исследований от основных постулатов «социологизма» и иногда встречающиеся расхождения с ними, дюркгеймианцы упорно подчеркивали свою приверженность доктрине мэтра. Основной институциональной формой, объединявшей школу, был журнал «L’Annee sociologique» («Социологический ежегодник»). 1898 год, когда вышел первый номер журнала, можно считать датой основания школы. «Французская социологическая школа», «Группа журнала „Социологический ежегодник"», «Генетические социологи», «Этнографические социологи» — под такими названиями дюркгеймианцы фигурировали в истории социологии. Журнал «Социологический ежегодник» выполнял две функции: публикацию работ по социологии, главным образом дюркгейми- анцев, обзор и рецензирование литературы по социальным наукам. Материал располагался в следующих шести рубриках: общая социология, социология религии, юридическая социология, социология морали, социальная морфология и «разное». Доминирующее место занимала рубрика «Социология религии». При жизни Дюркгейма, с 1898 по 1913 г., вышло в свет двенадцать томов журнала. Первые десять томов выходили ежегодно (с 1898 по 1907 г.); одиннадцатый и двенадцатый тома появились уже с разрывом в 3 года (в 1910 и 1913 гг.) и состояли только из рецензий. Однако отсутствие самостоятельных исследований в журнале было возмещено основанием в 1908 г. книжной серии «Труды Социологического ежегодника», в которой публиковались работы сотрудников журнала. Наряду с журналом «Социологический ежегодник» Дюркгейм и его последователи сотрудничали в издававшемся Ф. Симианом в начале 1900-х годов журнале «Notes critiques: sciences sociales» («Критические заметки: социальные науки»). В нем публиковались рецензии на работы в области социальных наук. В годы первой мировой войны Французская социологическая школа потеряла многих своих сотрудников. В 1917 г. скончался ее глава. На фронтах войны погибли многие молодые дюркгеймианцы, в частности Р. Герц, М. Давид, А. Бьянкони, Ж. Ренье, Л. Желли, А. Дюркгейм (сын основателя школы). Несмотря на эти потери, последователи Дюркгейма во главе с М. Моссом в 20-е годы прилагают усилия для восстановления традиции и новой консолидации. Они публикуют ряд рукописей Э. Дюркгейма. В 1924 г. дюркгеймианыы основывают Французский институт со- Циологми, а в 1925 г. вновь начинает выходить «Социологический ежегодник». Однако, новая серия журнала просуществовала недолго: вышло лишь два тома62. Некоторое время школа не имеет собственного печатного органа, и только в 1934 г. дюркгеймиан- цы начинают выпускать непериодическое издание «Annales so- ciologiques» («Социологические анналы»), которое выходило до начала второй мировой войны. Целью создания «Социологического ежегодника», как это явствует из предисловия к первому тому журнала, Дюркгейм и его сотрудники считали информирование социологов о состоянии различных социальных наук и объединение их под эгидой «социологизма». Условием развития социологического знания провозглашалась коллективность научной работы 63. Лозунгом дюркгеймиан- цев была объективность социального знания, средством ее достижения объявлялось освобождение от умозрительных спекуляций. «Создавая UAnnee,— писал Дюркгейм,— мы хотели противостоять склонности к легким обобщениям и рассуждениям, мы хотели привить общественности и молодым исследователям, которых привлекает социология, ощущение того, что в действительности представляет собой социальная реальность, понимание ее богатства и сложности, с тем, чтобы отвлечь их от господствующей идеологии»в. Поскольку социология мыслилась «социологистами» как интегральная социальная наука, как «система, корпус социальных наук»64, постольку к сотрудничеству в дюркгеймовском журнале были привлечены специалисты из самых различных областей социального знания, которые разделяли принципы «социологизма». Естественно, что разделение труда в школе осуществлялось с учетом «несоциологической» специальности сотрудника. Но в школе сотрудничали и те, кто считал себя только социологом. Ее ядро среди социологов составляли Марсель Мосс, Жорж Дави, Поль Фоконне, Селестен Бугле, Морис Хальбвакс. М. Мосс (1872—1950), ученик и ближайший сотрудник Э. Дюркгейма, возглавил школу после его смерти. Влияние концепций Мосса во Франции весьма значительно и конкурирует с влиянием Дюркгейма. Но в отличие от последнего Мосс не создал целостной теоретической системы; его концепции отличаются чрезвычайной фрагментарностью, многозначностью и «открытостью». Зачастую это, собственно, не концепции, а тезисы, выдвинутые для объяснения той или иной совокупности фактов. Оставаясь в целом приверженцем дюркгеймовского «социологизма», Мосс в неявной форме подвергает пересмотру некоторые его положения. Сохранив идею автономии социальной реальности по отношению к индивидуальной, он отказывается от «социального реализма» Дюркгейма. В связи с этим требование Дюркгейма отделения социологии от психологии сменяется у Мосса призывом к сотрудничеству между обеими науками. Он в большей степени, чем учитель, делает акцент на системно-струк- турном рассмотрении социальных объектов, что наиболее полно проявилось в постановке им проблемы «целостных социальных фактов». Исследования Мосса, касающиеся различных сторон жизни архаических обществ, интересны и оригинальны, опираются на большой фактический материал и имеют ценные выводы частного порядка. Именно его исследования в области архаических обществ приобрели большое значение для науки8. Жорж Дави всегда был одним из самых решительных и ортодоксальных сторонников дюркгеймовской доктрины, и «социологизм» в его формулировках нередко выглядит еще более радикальным, чем.у его учителя. «Социальная группа,— писал он,— в сопоставлении со своими индивидуальными элементами представляет собой особое существо, которое чувствует, думает и действует особым образом»9. Поскольку общество, с его точки зрения, «является принципом объяснения индивида», социология выступает как «принцип объяснения психологии». Например, в своей докторской диссертации «Вера в клятву» Дави стремился обнаружить в некоторых обычаях северо-американских индейцев происхождение договорного права. Так, потлач10, согласно Дави, «содержит самое форму договорного отношения, поскольку он порождает между группами и индивидами взаимность прав и обязанностей»65. Вывод, к которому приходит автор, состоит в том, что «договор не есть... изобретение юридического индивидуализма, это объективный институт» 12. • Подробнее о творчестве Мосса см.: Гофман А. Б. Социологические концепции Марселя Мосса.—В кн.: Концепции зарубежной этнологии. М.: Наука, 1976. 9 Davy G. La sociologie.— In: Traite de psychologie/ Ed. par G. Dumas. Paris, 1924, t. 2, p. 768. 10 Обычай северо-американских индейцев устраивать пиры, угощение, раздачу имущества, доходящее порой до его истребления; широкие масштабы устраиваемого индейцем потлача является необходимым условием поддержания его статуса в племени. 11 Davy G. La foi шгёе. Paris, 1922, p. 33. 12 Ibid., p. 374. Тот же институт потлача (в различных формах) находится, по Ж. Дави, у истоков индивидуальных форм политической власти. Этот тезис обосновывается им в написанной совместно с египтологом А. Море работе «От кланов к империям» [1923]13. Дави продолжал активную деятельность и после того, как школа прекратила свое существование, но эта деятельность носила уже преимущественно административный характер. Он был избран во французскую Академию наук, в 50-х годах стал ректором Сор- &>нны, а в 1965 г. в возрасте 81 года занял пост президента Академии моральных и политических наук. Оценивая в целом исследования Дави, необходимо отметить, что они не были оригинальными в научном отношении. Неомотря на весьма активную роль в пропаганде доктрины «социологизма», он вряд ли может рассматриваться как первостепенная фигура во Французской социологической школе; мнение Жана Стетзеля, считающего Дави наиболее выдающимся сотрудником школы 14, представляется неубедительным. Поль Фоконне, как и Ж. Дави, усердно отстаивал «социологист- ские» постулаты мэтра. В школе он играл весьма активную роль, однако его научная продукция была весьма незначительной по объему. Единственное крупное произведение Фоконне («Ответственность») написано им в 1914 г. и опубликовано ^ 1920 г. Оно представляет собой прямое продолжение тезисов Дюркгейма, сформулированных им в работе «О разделении общественного труда». Фоконне трактует преступление как посягательство на «коллективное сознание», а наказание — как реакцию группы на это посягательство15. Фоконне участвовал во всех изданиях школы, начиная с первого тома «социологического ежегодника» и кончая «Социологическими анналами». С 1921 г. он заведовал в Сорбонне кафедрой «Науки о воспитании и социологии», которой ранее (с 1913 г.) руководил Дюркгейм1в. Селестен Бугле (1870—1940), профессор Парижского и Тулузского университетов, сотрудничал в школе в течение всего периода ее существования. Несмотря на то что Бугле разделял в целом концепцию «социологизма», он не был ортодоксальным дюркгеймнанцем. Во-первых, он никогда не придерживался радикального антипсихологизма Дюркгейма и подвергал критике своего учителя за отрицание роли психологического объяснения в социологии. Бугле считал, что «трудность применения психологического толкования не отрицает необходимости последнего» 66. В отличие от Дюркгейма, полемизировавшего и с психологизмом, и с биологизмом в социологии, Бугле целиком сосредоточился на критике «биологической» социологии в ее дарвинистском, орга- ницистском и расово-антропологическом вариантах, подвергнув их критическому анализу в ряде статей и специальной книге «Демократия перед лицом науки. Критические исследования о наследственности, конкуренции и дифференциации» [1904]. Во-вто- рых, в своем творчестве Бугле находился под сильным влиянием Г. Зиммеля. Подобно Зиммелю, он считает предметом социологии изучение «социальных форм, их причин и следствий»1в. Вслед за Зиммелем Бугле отделяет содержание социальных явлений от их форм; последние в его интерпретации выступают в качестве объясняющего принципа и конституирующего начала в социальной жизни. В качестве социальных форм он рассматривает величину общества, длительность его существования, степень его организованности, иерархию, эгалитаризм и т. д. Тем не менее Бугле нигде не определяет социальные формы в общем виде. Как и у Зиммеля, понятие формы остается у Бугле крайне неясным. Он не стремится дать формализованную интерпретацию содержаний социальных процессов, но самим формам приписывает онтологический статус, рассматривая их как особый вид социальной реальности67. Однако, не являются ли в таком случае причины и следствия социальных форм сами социальными формами и имеет ли тогда смысл данное различение? Критерии отделения формы от содержания в социальной жизни у Бугле отсутствуют и вряд ли могут быть найдены при такой постановке вопроса. Впрочем, как и у Зиммеля, это подтверждается его собственными исследованиями, которые не выдерживаются в терминах формализма и нередко выходят за его рамки. Методологические принципы социологического формализма Бугле попытался реализовать в работах «Уравнительные идеи» [1899] и «Этюды о кастовом режиме» [1908]. Эти темы были избраны им не случайно и обе, по сути дела, составляли части единого замысла: сопоставить эгалитарные тенденции в современном западном обществе с иерархической структурой индийского кастового общества. Таким образом, Бугле одним из первых попытался реализовать тот тип исследований, который впоследствии стал характерным для социальной антропологии, т. е. сравнительного изучения различных социальных структур. В первой из указанных работ в соответствии с принципами формализма распространение идей равенства объяснялось такими факторами, как увеличение объема и плотности западного общества, усиление в нем физической мобильности, сочетание социальной однородности и разнородности, усложнение и централизация социальных систем68. Хотя перечисленные факторы действительно отчасти способствовали распространению эгалитаризма в общественном сознании, объясняющая сила использованных автором понятий (однородность, разнородность, усложнение и т. д.) была незначительной в силу их чрезвычайной абстрактности и неопределенности, что явно свидетельствовало о методологических пороках социологического формализма. Работа Бугле «Этюды о кастовом режиме» получила широкую известность и оказала существенное влияние на развитие теории касты в социологии и социальной антропологии на Западе. «Более, чем любое другое исследование,— пишет Мартиндейл,— эта работа создает основу для современной теории касты»69. Согласно Бугле, кастовая система обладает тремя характерными признаками: иерархией, оппозицией и наследственной специализацией в составляющих ее группах70. Это определение используется и в современной литературе о кастах71. Бугле прослеживает факторы возникновения кастовой структуры и тф влияние, которое она оказывает на различные стороны жизни индийского общества: экономику, право, художественное творчество и т. д. В свете современной теории каст особенно важен акцент Бугле на системе каст как целом, на тех кардинальных принципах, которые регулируют кастовые отношения. Попытки найти «реальную» кастовую группу независимо от системы несостоятельны. «В действительности каста не существует сама по себе,— отмечает английский этнограф Э. Лич.— Каста может быть выделена только по контрасту с другими кастами, с которыми ее члены тесно связаны в сети экономических, политических и ритуаль ных отношений»72. Поскольку для Бугле главным предметом анализа является не группа, а институт, определяющий функционирование групп, не «каста», а «кастовый режим», постольку его подход оказывается весьма плодотворным и позволяет ему сделать ряд интересных выводов. Но в этой же работе сказались и принципиальные пороки его общетеоретической концепции. Во- первых, оа недооценивает роль экономического фактора в становлении и консервации кастовой системы, в частности, ту роль, которую сыграла в этом отношении экономическая застойность индийского общества. Во-вторых, иерархическая структура кастового общества выступает у него как особая сущность, находящаяся не в самой исторической реальности, а вне ее. В политическом плане Бугле был весьма активен. Как и другие представители школы, он выступал против уничтожения института частной собственности революционным путем, являясь приверженцем умеренного этатизма и социальных реформ, основанных на научных рекомендациях. В то же время Бугле, считавший себя сторонником и продолжателем дела революции 1789 г., критиковал пороки капитализма, считая его источником «экономической анархии»,кризисов и классовых антагонизмов73. Вовремя дела Дрейфуса Бугле, подобно Дюркгейму и другим его последователям, решительно стал на сторону дрейфусаров. Он ратовал за демократизацию культуры, расширение доступа народных масс к образованию, за предоставление избирательных прав женщинам. В начале своей карьеры Бугле издавал газету радикального направления. Бугле несомненно принадлежал к левому крылу буржуазной интеллигенции, но, будучи сторонником «мирных революций», он не выходил в своих взглядах за рамки либерализма.
«...Делают то, что возможно. Мы не короли»28,— так формулировал он свое кредо. Другой видный представитель Французской социологической школы—Морис Хальбвакс (1877—1945), профессор в Сорбонне, а также университета в Страсбурге и в Коллеж де Франс, также занимался политической деятельностью. Как и многим другим представителям школы, Хальбваксу был близок реформистский социализм жоресовского толка. В годы второй мировой войны Хальбвакс, как и его сын, участвовал в подпольной деятельности в рядах Сопротивления, за что был отправлен фашистами в Бу- хенвальд. Там он и умер в феврале 1945 г. В начале своей научной деятельности Хальбвакс занимается историей философии и пишет в 1907 г. книжку о Лейбнице. Параллельно он интересуется социологией и социальной психологией, которые постепенно захватывают его целиком. С 1904 г. он сотрудничает в журнале Дюркгейма. Круг научных интересов Хальбвакса чрезвычайно широк и простирается от проблем демографии, экономики и статистики до вопросов психологии и истории. Его творчество, оказавшее существенное влияние на развитие социологии во Франции и за ее пределами, несомненно заслуживает специального рассмотрения. Но наша задача — дать лишь общую характеристику его научного наследия в связи с концепциями Французской социологической школы. Фундаментальные принципы «социологизма» так или иначе присутствуют в его произведениях. Однако, на общем фоне школы творчество Хальбвакса выделяется тремя характерными чертами. Во-первых, в отличие от многих других представителей французского «социологизма» он исследует современное ему капиталистическое общество. Во-вторых, Хальбвакс один из немногих во французской социологии периода Третьей республики применяет количественные методы исследования социальных процессов. И, в-третьих, в отличие от Дюркгейма и других его последователей он обращается к специальному исследованию положения социальных классов, главным образом рабочего класса. Проблема классов интересует Хальбвакса главным образом в связи с проблемами потребностей, потребления и образа жизни. Он считает, что существование классов предполагает наличие двух условий: классового самосознания и иерархии в обществе27. Общество иерархизируется на основе определенной системы ценностей, принятой в нем: «Классы следует определять по отношению к благам, рассматриваемым как наиболее важные в каждом типе общества» 28. Наиболее общим принципом, в соответствии с которым, по Хальбваксу, происходит классообра- зование, является степень интенсивности участия в социальной жизни: чем более интенсивное участие в социальной жизни принимает данный класс, тем более высокое место в иерархии он занимает. Рабочий класс Хальбвакс определяет как «совокупность жителей городов, которые четко отличаются от остальных тем, что наименее привязаны и адаптированы к обществу» ”. Хальбвакс подчеркивает тесную связь между производством и потреблением, но его анализ направлен преимущественно на последнее. Потребности, степень и способы их удовлетворения являются индикаторами определенного места личности в социальной иерархии. Хальбвакс доказывает, что с точки зрения индивидуалистических теорий объяснить потребности и потребление различных классов невозможно; необходимо рассмотрение целостной социальной структуры. Потребление, по его мнению, не статическое состояние, а процесс; потому Хальбвакс склонен скорее говорить о «потребительских тенденциях». Большинство выводов частного порядка относительно потребления сформулированы Хальбваксом на основе методического и скрупулезного анализа огромного фактического материала. Общая концепция-социальных классов Хальбвакса не выдерживает критики. Выводя классовое положение из «классового представления», он психологизирует проблему, недооценивая ту роль, которую играет в определении класса его место в системе общественного производства. В то же время работы Хальбвакса являются, благодаря его прекрасному владению методическим аппаратом социологии и статистики, вниманию к фактическому материалу, серьезным вкладом в изучение потребления и образа жизни рабочего класса. Его данные и тго сей день имеют научное значение, способствуя пониманию современных тенденций в образе жизни рабочего класса капиталистических стран. Как отмечает французский марксист М. Ривьер в рецензии на новое издание докторской диссертации Хальбвакса «Рабочий класс и уровни жизни», «вклад Мориса Хальбвакса в конкретное познание потребностей рабочего класса и различных способов их удовлетворения очень существен и долгое время будет привлекать внимание историка труда, экономиста или социолога, так как точное сравнение со старым образом жизни позволяет лучше понять черты современного образа жизни»74. Критика Хальбваксом индивидуалистических концепций потребления и подход к потребностям и потреблению как к социальным явлениям, изменяющимся в зависимости от типа социальной структуры и места в ней потребителя, также чрезвычайно важны для современной социологии. Уместно вспомнить здесь слова К. Маркса о том, что «наши потребности и наслаждения порождаются обществом; поэтому мы прилагаем к ним общественную мерку, а не измеряем их предметами, служащими для их удовлетворения. Так как наши потребности и наслаждения носят общественный характер, они относительны» Широкую известность получили труды Хальбвакса, посвященные проблемам памяти. Среди них такие, как «Социальные рамки памяти» [1925], «Евангелическая легендарная топография святых земель. Исследование о коллективной памяти» [1942], «Коллективная память» [1950]. В этих работах доказывалось, что память, которую обычно трактовали лишь как психофизиологическую функцию, в действительности является также и социальной функцией. Индивидуальная память может существовать лишь благодаря тому, что существует «коллективная память», т. е. социальные институты, традиции, верования и т. д. Социальное взаимодействие является, по Хальбваксу, существенным фактором запоминания. Общественная среда дает возможность упорядочения воспоминаний в пространстве и во времени, она является источником как самих воспоминаний, так и понятий, в которых эти воспоминания воплощаются. В концепциях Хальбвакса нетрудно заметить прямое влияние Дюркгейма. Однако в некоторых отношениях Хальбвакс, несомненно, превосходил основателя школы. Обращение к классовой проблематике свидетельствует о том, что он был более реалистически мыслящим ученым, чем Дюркгейм. В отличие от Дюркгейма он пытался соединить социологический подход с психологическим. Это проявилось, в частности, в его работе «Причины самоубийства»75, в которой он, с одной стороны, подтверждает ряд тезисов Дюркгейма новыми данными и аргументами, с другой — опровергает некоторые положения мэтра. В отличие от Дюркгейма Хальбвакс вводит психологическую мотивацию в число факторов, обусловливающих самоубийство, и показывает тесную связь неврозов и аномии. Хальбвакс использует гораздо более совершенные методы исследования, чем Дюркгейм, что, впрочем, отчасти объясняется повышением общего уровня социологического знания и увеличением доступного для анализа фактического материала. Так он показывает, что большее число самоубийств среди протестантов в сравнении с католиками объясняется не только особенностями исповедуемых религий (католицизм гораздо сильнее интегрирует индивида в общине, чем протестантизм), как это отмечал Дюркгейм, но и тем, что католики преимущественно живут в деревнях, а протестанты — в городах. Следовательно, религиозная принадлежность составляет лишь часть ансамбля факторов, которые определяют ту или иную степень интеграции, вызывающую, в свою очередь, тот или иной процент самоубийств. В целом, однако, Хальбвакс разделял принципы «социологиз ма», а вместе с ним и его пороки: идеализм в трактовке общественной жизни, преувеличение в ней роли согласия, недооценку роли производственных отношений и социальных конфликтов. Поэтому он скорее был не «бунтарем», а верным учеником и продолжателем дюркгеймовской традиции. Был ли членом Французской социологической школы Люсьен Леви-Брюль, автор известной теории «примитивного» мышления? Многие считали, что это именно так. На наш взгляд, можно говорить лишь о тесной связи Леви-Брюля со школой. Он сотрудничал в некоторых номерах дюркгеймовского журнала, а его первая работа о «примитивном» мышлении — «Умственные функции в низших обществах» [1910] —вышла в серии «Труды „Социологического ежегодника**». В теоретическом плане близость его взглядов концепциям дюркгеймовского «социологизма» прослеживается по крайней мере в двух пунктах. Во-первых, он разделяет дюркгеймовскую теорию «коллективных представлений», существующих автономно по отношению к индивидуальным представлениям. Во-вторых, постулируя гетерогенность «примитивного» и «цивилизованного» мышления, Леви-Брюль исходит из близкой Дюркгейму идеи о связи «коллективных представлений» с определенным типом социальной структуры. В то же время Леви-Брюль был достаточно самостоятельной фигурой по отношению к школе. Участие его в журнале Дюркгейма было спорадическим. Сам он, по-видимому, не считал себя членом школы. Это явствует из его высказываний о роли исследований сотрудников школы в выработке его собственной концепции, поскольку он говорит о дюркгеймианцах в третьем лице 76. Впрочем, наиболее существенно то, что, доказывая гетерогенность «цивилизованного» (логического) мышления и «примитивного» («дологического»), Леви-Брюль становится в оппозицию к Дюркгейму, полагавшему, что генетически современная научная мысль вырастает из «примитивной» религиозной мысли 77. Поэтому критика в адрес Леви-Брюля исходила не только от противников Дюркгейма, но и от него самого, и от его последователей. Как уже отмечалось, во Французской социологической школе сотрудничали представители различных социальных наук. Они служили своего рода «проводниками» идей «социологизма» в смежные с социологией области знания, через них осуществлял ся дюркгеймовский идеал социологии как «царицы» социальных наук. В связи с этим характерной чертой исследований, проводившихся сторонниками школы, стала «размытость» границ между собственно социологией и другими социальными науками. Дюркгейму удалось привлечь к сотрудничеству в школе видных специалистов в области экономики, права, истории, лингвистики, этнологии, стремившихся применять социологический подход в своих дисциплинах. В области экономики наиболее крупной фигурой в школе Дюркгейма был Франсуа Симиан (1873—1935). Несмотря на то, что Симиан выступал скорее в качестве экономиста, чем социолога, он является одним из активнейших участников дюркгеймовской школы. Исследования Симиана посвящены проблемам заработной платы, ценообразования и денег, а также общеметодологическим вопросам экономики и исторической науки. Подобно тому, как Дюркгейм призывал изучать социальные факты извне, Симиан настаивал на том, что исследователь экономических проблем должен стоять вне изучаемых явлений. Экономические институты, по его мнению, необходимо рассматривать в комплексе со всеми социальными институтами, используя объективные экспериментальные методы: «Надо рассматривать феномен в самой его реальности, и поскольку в этой реальности имеется социальное бытие, необходимо изучать и объяснять его как таковое: в этом процессе интроспективная психология и идеологический анализ не могут быть успешными; напротив, удачным здесь может оказаться только объективный экспериментальный метод»78. Симиан считается одним из первых представителей эконометрики — раздела экономической науки, в котором используются математические и статистические методы. Симиан занимался также методологическими вопросами истории, посвятив им две важные работы: статью «Исторический метод и социальная наука» [1903] и доклад во Французском философском обществе «Причинность в истории» [1906]. Обе работы были направлены против «историзирующих историков», преувеличивающих роль случайного и единичного в истории. Подлинно научный подход в истории состоит в том, чтобы элиминировать из исследования «индивида как причину», а также «отбросить объяснение человеческих феноменов идеями, целями людей». При этом индивида он понимает лишь как условие того или иного факта зв. Необходимо отметить, что характерное для немецкой философии науки противопоставление объяснения и понимания, генерализации и индивидуализации, постулированное В. Дильтеем и неокантианцами Фрейбургской школы, во Франции не получило сколько-нибудь значительного распространения, несмотря на то, что данные проблемы дискутировались. Причины этого, несомненно), кроются в господстве позитивизма во французской социальной науке конца XIX — начала XX в. Влияние «социологизма» на историческую науку шло по двум линиям: во-первых, через историков, участвовавших в дюркгей* мовском журнале; во-вторых, через сотрудничество со школой «исторического синтеза», основанной Анри Берром. Из историков — сторонников дюркгеймовской школы — необходимо прежде всего назвать известного синолога Марселя Гране, который стремился осуществлять социологический подход в своих многочисленных исследованиях по истории Китая. Следуя, в частности, идеям, высказанным Дюркгеймом и Моссом в работе «О некоторых примитивных формах классификации» [1903], он доказывал зависимость категорий китайской мысли от форм социальной организации. Необходимо отметить также тот факт, что многие исследования собственно социологов в дюркгеймовской школе целиком базировались на историческом материале. Что касается взаимоотношений школы Дюркгейма и школы Берра, то они были следующими. Обе школы выступали против чисто описательного подхода в исторической науке. Дюркгеймианцы, как и школа «исторического синтеза», были сторонниками единства истории и социологии79. Они даже прогнозировали слияние их в будущем в одну общую дисциплину80. Разумеется, этот синтез мыслился Дюркгеймом и его последователями под эгидой социологии, и здесь-то и начинались расхождения, ибо историки никак не могли допустить, чтобы их наука рассматривалась лишь как материал, «сырье» для социологии. А. Берр, который испытал некоторое воздействие идей Г. Тарда, критиковал также Дюркгейма за «социальный реализм» и недооценку роли индивида в истории. Эти расхождения не мешали, однако, обеим школам сотрудничать: дюркгеймианцы участвовали в издававшемся Берром с 1900 г. «Журнале исторического синтеза», в основанной им же многотомной книжной серии «Эволюция человечества» и в так называемых «Неделях синтеза». Из наиболее видных теоретиков права, активно сотрудничавших во Французской социологической школе, необходимо назвать Э. Леви, П. Ювелена, Ж. Рея и Анри Леви-Брюля (пришедшего в школу уже после смерти Дюркгейма). «Социологизм» оказал существенное влияние и на «позитивную» теорию права Л. Дюги, который исходил из взгляда на право как на социальную функцию и следовал дюркгеймовской концепции «органической солидарности». Лингвисты были представлены в школе выдающимся ученым Антуаном Мейе, который участвовал в издании «Социологического ежегодника» с самого его основания. В известной статье «Как изменяется смысл слов» Мейе доказывал, что «язык является главным образом социальным фактом» 81, так как его существование автономно по отношению к пользующимся им индивидам. В основе языковых трансформаций, утверждал Мейе, лежат социальные изменения, а языковое многообразие проистекает из различий между обществами и социальными группами. Правда, он оговаривался, что нельзя все лингвистические феномены объяснять подобным образом. Влияние Дюркгейма сказалось и на работах двух других крупных лингвистов — Ф. Брюно и Ж. Вандриеса. Важно отметить в этой связи, что если крупнейшие лингвисты в начале XX в. (в том числе Ф. де Соссюр) рассматривали в качестве источника прогресса своей науки социологию, то в 20-х годах в творчестве М. Мосса появляется противоположная тенденция, достигшая впоследствии апогея в структурализме, а именно, лингвистика все в большей степени служит образцом для социологии 82. Этнология во Французской социологической школе занимала привилегированное место в связи с разделявшимся Дюркгеймом и многими его последователями эволюционизмом спенсеровского толка. Такие разделы социологической науки, как социология религии, социология права, социология морали, социология познания, почти исключительно базировались на этнографическом материале. Многие видные представители школы — М. Мосс, А. Юбер, Р. Герц и сам Э. Дюркгейм были социологами и этнологами одновременно и фактически не разделяли эти две специальности в своих исследованиях. Сами дюркгеймианцы не проводили полевых этнографических исследований: в этой области Франция примерно до 30-х годов вообще сильно отставала от Англии, Германии и США. Необходимо подчеркнуть, что в процессе своего проникновения в смежные с социологией области знания «социологизм» как общетеоретическая концепция зачастую терял свои специфические черты. Реально его влияние в этих случаях выражалось лишь в установке исследователя на рассмотрение предмета своей науки в связи со всем комплексом социальных отношений. 2.